Горячее гильзы

Такое бывает, когда спустя какое-то время отношений чувства притупляются — вы начинаете чувствовать себя больше друзьями, чем любовниками. И это, наверное, не плохо. Такой период надо просто пережить, чтобы стать с партнёром ещё ближе во всех планах. У Антона по жизни всё идёт не так, как в книжке написано. А он их прочитал, к счастью или к сожалению, достаточно. И в каждой автор распинается, как важно чувствовать вибрации вселенной, прокачивать в себе женскую энергию и дышать маткой. Жаль только, у Антона ни матки, ни сколько-нибудь женского в организме, кроме относительно небольшого количества эстрогена. Вообще книг по отношениям двух мужчин сравнительно мало. На русском — ни одной. У Антона английский из бед и огорчений, так что читать зарубежных авторов можно, только вбивая каждое слово в гугл-переводчик. Это крайне непродуктивно, учитывая, что идиомы это чудо научного прогресса переводит дословно: а вы знали, что «lost cherry» — это потеря девственности, а не пропавшая вишенка? Этот период застоя называют кризисом трёх лет, но Антона с Эдом он накрыл на десятый месяц отношений. Выграновский же секс-машина на ножках, как он может не возбуждаться при виде Антона? Как он в двадцать три года может отменять их просмотры кино и ложиться спать? Как у него может не вставать даже при том, что его же член находится у Антона во рту? Но в книжках про гетеро-отношения были достаточно умные вещи — например про то, что возбуждение всегда только в голове. Эд от наводящих вопросов лишь отнекивается, коротко целует в щёку и говорит, чтобы Антон не парился по хуйне. И вообще у мужиков такое бывает. Это со слов Выграновского, разумеется. Везде говорят, что надо предложить партнёру новые фишки в сексе. Антон уже готов нацепить кошачьи ушки, лишь бы его трахнули. В какой-то момент и ему уже становится плевать на этот секс — ну нет его и нет. Это первый тревожный звоночек. В один день Антону в голову бьёт предположение: их двоих, в принципе, держит — ну, держал — только секс. Он от него изо всех сил отмахивается, потому что ну разве такое возможно? Антон чувствует, что ему максимально комфортно (читать: удобно) в этих отношениях. Они не ссорятся, не трахают друг другу мозги, не ревнуют, не возмущаются, если кто-то остаётся с ночёвкой у друзей без предупреждения. Идиллия. Не то чтобы Антон считал секс чем-то основополагающим в отношениях. Не хотеть — абсолютно нормально, как и хотеть, в принципе. Главное, чтобы всё было в гармонии. А у них нет этой ебаной гармонии! Шастун затрахивает себя вибратором чуть ли не до смерти, натирает мозоли и на руках, и на члене, но какого-то морального удовлетворения не получает — только физическое. Хочется просто человеческого тёплого тела, прижимающегося сзади, сбоку или как угодно, лишь бы ощущать чужое дыхание кожей и плавиться свечой под касаниями. У Эда есть крайне плохая привычка — он забывает закрывать двери. Даже в туалет. Антон без задней мысли дёргает дверь в совмещённый санузел и диву даётся, когда видит, как Выграновский дрочит под порно. И нет, никто не говорит, что в отношениях нельзя мастурбировать или ещё что-то такое, ни в коем случае! Просто, видимо, это становится для Шастуна последней каплей. — Блять, действительно, лучше же трахать кулак, чем меня! — Антон хлопает дверью так, что, кажется, точно выбивает державшийся на честном слове шпингалет. Эд не заставляет себя долго ждать и выбегает из уборной, даже не натянув домашние спортивки до конца — виднеются курчавые паховые волосы. — Ты меня не так понял! Ну Антон, ей-богу! — Да ничего нового, Эд! Ты всегда так говоришь! — Пожалуйста, давай сядем и поговорим нормально, Антон. Мы же два взрослых человека. — Хорошо, давай говорить. Я даже начну первым, разрешишь? — Антон продолжает, увидев кивок. — Какого хуя, Эд? Что со мной не так, что ты не хочешь со мной секса? — Антон, я… — Выграновский закрывает лицо ладонями, — у меня специфичные вкусы, оказывается. Я сам их понял относительно недавно. Блять, просто… Мне трудно их тебе объяснить. — Ты такой же больной ублюдок, как Кристиан Грей из злоебучих «Оттенков»? Хочешь меня отшлёпать? Мне уже придумывать стоп-слово? — Ты даже не дослушал! Нет, я не Кристиан Грей, — Эд вздыхает, — меня просто возбуждает мысль, что тебя-трахает-кто-то-другой-а-я-смотрю! До Антона последнее предложение, которое, кажется, слилось в одно слово, доходит чертовски медленно. Это типа его кто-то будет трахать, а Эд где-нибудь в сторонке будет на это наяривать? Звучит это максимально стрёмно, и Шастун даже не представляет, как это вообще провернуть. — Ну, хорошо. Я тебя понял, — говорит Антон совершенно спокойно. — Хочешь сказать, что ты согласен? — у Эда в этот момент лицо максимально тупое: брови сведены к переносице, рот приоткрыт в удивлении, и глаза бегают словно в поисках скрытой камеры. — Ага. Я не против попробовать что-то новое, если тебе этого хочется. Ты же мне не обоссать тебя предлагаешь! — Антон по привычке переводит всё в шутку. Хотя в мыслях ничего смешного вообще нет. Наверное, он не настолько продвинутый в теме интима, чтобы считать секс с посторонним человеком, находясь при этом в отношениях, нормой. Это как-то… странно, что ли? Антон приверженец моногамии, в конце концов. Самое пугающее в этом даже не факт измены (а для Антона секс не с партнёром приравнивается именно к ней!), а грядущая неизвестность в лице нового временного любовника. Или любовницы. Страпон же приравнивается к «тебя-кто-то-трахает»? Такой энтузиазм в глазах Эда Антона пугает. Тот с азартом показывает Шастуну тысячу и один чат в телеграмме, где люди с такими же интересами открыто предлагают своих партнёров. Предложение на мини-фотосессию для анкеты Антон отвергает сразу же. Да и вообще какая, ебанный в рот, анкета? Ещё пусть припишет снизу цену за час и за ночь — тогда будет полный набор. — А это можно провернуть как киндер-сюрприз? — с надеждой спрашивает Антон. — В смысле? — Ну, ты выберешь чисто кого-нибудь на рандом, и мы с ним встретимся. Чтоб без этих смотрин и сватаний. — Это тогда нам в другой чат! — Эд снова утыкается в мессенджер. Раздражает. Всё происходящее просто так и норовит довести Антона до психоза, но он сдерживается из последних сил, чтобы не послать и эту хотелку Эда, и его самого нахуй. Просто у них сейчас тот самый период, когда былая романтика ушла и бла-бла-бла, надо просто его пережить, чтобы они снова лапали друг друга посреди ночи в первом открытом подъезде. — Короче, Антон! Есть такая темка типа секс-вечеринок. Ну, это как клуб, только там… своя атмосфера, скажем так! И там всё безопасно, всё только с согласия всех сторон. Ну, как тебе? — у Эда глаза как у кота из «Шрека». — Ладно. Только если мне не понравится, то мы сразу же оттуда уходим, договорились? Выграновскому достаточно услышать первое слово, чтобы накинуться на Антона с поцелуями во все доступные участки его тела. У Шастуна на душе кошки скребут, жабы квакают и ещё какие-нибудь животные творят непонятные вещи. Ему хотелось и хочется секса, но не с незнакомым человеком из клуба, а с тем, кто, вроде как, имеет право называться его партнёром уже без двух месяцев год. Антону не нравится эта идея, и он жалеет, что вообще согласился. Все твердят из каждой щели, что нужно сначала думать, а потом говорить, но эта аксиома Антона каждый раз не то что обходит стороной, а убегает от него, сверкая пятками. Дни перед вечеринкой Эд проводит за поиском в интернете парных классных костюмов. Впервые отсутствие внимания к собственной личности неимоверно радует Антона. Сейчас даже не хочется ощущать на себе чужие касания — видимо, сам Шастун переживает апогей кризиса, когда партнёр становится даже противен. Антон предпочитает засыпать на диване с джойстиком от приставки в руках, а не перебираться в спальню; его прельщает залипнуть в ноутбук, погружаясь в работу даже на выходных, нежели ответить согласием на предложение Эда выбраться куда-нибудь. А где он с этими вариантами совместного досуга был раньше? Эд пытается нацепить на Антона ошейник, аргументируя это тем, что так образ будет выглядеть намного выигрышнее и презентабельнее. Терпение на исходе, и Выграновского хочется задушить этим же лоскутом кожи. В итоге Шастун соглашается на портупею под белой тонкой рубашкой, лишь бы Эд от него отъебался. Поездка в такси проходит в неловком молчании. Антон даже радуется, когда машина останавливается где-то во дворах. Энтузиазм, который и так до этого был на нуле, стремится в отрицательные числа, потому что выглядит вся обстановка крайне понуро. Клуб находится на цокольном этаже обычной панельки. На двери ничего не написано, и открывает её секьюрити только после названного Эдом кода. Внутри приглушённый свет, стойка администратора и приветливая девушка за ней. Ощущение, что Антона мама хочет сдать в детскую комнату на время шоппинга — администратор общается с ним предельно вежливо, объясняя, что за дверью, ведущей непосредственно в клуб, нет ничего страшного: и ребятки там дружные, и аттракционы классные. Антон подписывает информационное соглашение, и ему на левую руку надевают бумажный зелёный браслет. — Ваш партнёр сказал, что вы не против общения. Правильно? — уточняет девушка. Антон на это лишь неловко кивает — Эд в местных терминах разбирается много лучше него. У самого Выграновского на правом запястье появляется красный браслет. В самом клубе куча танцующих — точнее, близко прижимающихся друг к другу — тел. Протиснуться к барной стойке сложно, но можно. Антону точно для смелости надо ёбнуть, желательно что-то крепче местных сладких коктейлей. Эд за несколько глотков опрокидывает в себя голубое творение бармена и уходит вглубь танцпола, напоследок попросив Антона никуда не уходить. А он вроде и не собирается. За соседние стулья пару раз подсаживаются представители местного контингента, предлагая поразвлекаться, но сразу уже уходят и желают классного вечера, услышав отказ. Это Антону определённо нравится. Да и в принципе в этом клубе не так и плохо: музыка классная, люди в очень креативных костюмах — пусть и откровенные, но Шастуна они привлекают только эстетически, вкусные коктейли (и зря на них Антон бубнил). А вот неожиданный шёпот Эда на ухо не нравится. — Пойдём, Тош, — короткий поцелуй куда-то в щёку, — я нам всё устроил. Антона с этого «Тоши» передёргивает. Всегда раздражало. И как Эд это всё ещё не запомнил? Они еле протискиваются через танцующих и сворачивают в какой-то коридор. Антон не запоминает количество поворотов и промелькнувших дверей — незачем. В нужном помещении дышится легче, чем в общем зале. Здесь вообще достаточно симпатично: постель точно больше двуспальной, безупречное белое бельё, которое кажется новым, на прикроватной тумбочке ваза с презервативами и различными банками всяких приблуд. Освещение устроено так, что видно только центр комнаты, где и находится будущее ложе любви. Антон мысленно называет так эту кровать и сразу хочет засунуть себе два пальца в рот — с каждой минутой находиться здесь становится всё противнее и противнее. Эд мягко толкает Шастуна в спину, направляя к кровати, сам же остаётся в тени. Ну и хуй с ним, думает Антон. У них так или иначе есть договорённость: если Шастуну не нравится, то они сразу уходят. — Не стесняйся, — раздаётся с другого конца комнаты, — присаживайся. Ладно, голос точно не женский. Но от этого не легче — значит, всё-таки нашёлся человек, который его сегодня трахнет. Матрас Антону не по вкусу — слишком мягкий. Такое ощущение, что если с разбегу в него плюхнуться, то утонешь. Проверять не хочется. Шастун нервно теребит край одеяла, не зная, куда себя деть. Он глазами ищет Эда, но темень по углам комнаты не позволяет увидеть даже его силуэт. И вообще непонятно, есть ли он там. — Ты согласен? — снова незнакомый голос. — Отдать тебе руку и сердце? Нет, — Антон шуткой пытается перекрыть бушующую внутри панику. — Будь ты моим нижним, то отхватил бы за свой отвратительный не к месту юмор по полной. Но, — раздаётся вздох, — увы и ах. — Ты же знаешь, что мы здесь не одни? — если честно, то Шастуну абсолютно не по себе от слов его нового партнёра. — А, ты про своего кавалера? Он тут никто и звать его никак. Только ты и я, — у этого человека прекрасно поставлен голос: то, как он понижает интонацию, достойно похвалы, — понял? — Понял. — Отлично. Ты прямо радуешь меня каждым своим словом. Тогда у меня к тебе ответный вопрос: ты знаешь, что здесь будет происходить? — Ну, да, — но знания Антона основывались только на словах Эда «тебе понравится» и «я обо всём позаботился» около двери в эту комнату. — И ты согласен? — Да. Из темноты выходит мужчина. Он похож на типичного дамского (и не только) угодника: точно старше тридцати, с уверенным взглядом и красивой ухмылкой. И это Антон его оценивает ещё объективно. — Арс, — мужчина, остановившись напротив Антона, протягивает ему руку. — Антон, — ладонь у Шастуна немного дрожит. — Я знаю. Что ж, — Арс разрывает рукопожатие, — раздевайся. Антон такое не любит. Он без ума от касаний к собственному телу, самый преданный фанат долгих прелюдий, когда чужие губы скользят сантиметр за сантиметром от шеи до тазовых косточек, иногда прикусывая в самых чувствительных местах. — И чего медлишь? — спрашивает Арс. Шастун всё-таки расстёгивает рубашку, откидывает её в сторону и спускается к джинсам. Стянуть скинни сексуально не выходит, получается только пародия на мумию, которая ожила и решила избавиться от многолетних бинтов на своём теле. Он сидит перед абсолютно незнакомым мужчиной в одних трусах и с ремнями на груди, когда его партнёр спрятался где-то в темноте и смотрит на это, наяривая. Антона всё происходящее не возбуждает совершенно. До него доходит, что ему банально стыдно находиться наедине (если третьего не видно, значит, его нет) со своим новым знакомым; Шастуна сковывает только от одной мысли, что он вскоре отдастся этому Арсу. А тот всё-таки красивый. От него так и веет силой, уверенностью и строгостью. Он обходит кровать и запускает руку в аквариум для презервативов, доставая оттуда несколько фольгированных квадратиков и бросая их на кровать. Антон наблюдает за тем, как Арс с интересом рассматривает каждый бутылёк на тумбочке и позже кладёт несколько штук на матрас. — У тебя в трусах есть дырка? — хмыкает Арс, когда снова переводит взгляд на Антона. — Нет. Ты чего, они ж новые! — Шастун краснеет и начинает в спешке проверять бельё. — А какого хуя они всё ещё на тебе? — Ну, мы же ещё не приступили… Антон себя в принципе не узнаёт. Он всегда отличался способностью отвечать на агрессию агрессией и колкостью на колкость, но сейчас, кажется, язык не поворачивается на такое. И вообще у него с трусами отдельная история — он даже Эду не позволяет залезать в них рукой или ещё что похуже. Антону крайне некомфортно, если его кто-то видит без нижнего белья, если кто-то к нему прикасается там. Он всегда сам занимается подготовкой к анальному сексу и всегда исключительно сам доводит себя до оргазма. Максимум Антона — встать раком и немного приспустить бельё, чтобы у Эда получилось нормально вставить и нормально трахнуть. Но не более. Парадокс: Шастун хоть и любит секс до одури, но предпочитает заниматься им только в своей излюбленной коленно-локтевой позиции, когда никто не видит его лицо, и достаточно быстро, потому что при долгом, медленном сексе его одолевает какое-то непонятное стеснение и сразу появляется желание закончить всё это к чёртовой матери. — Сдвинься выше. Можешь лечь на подушки, если тебе так удобно. Антон подчиняется, пусть и нехотя. С каждой секундой, проведённой в этой комнате, былая смелость (или её подобие) растворяется как сахар в кипятке. Сбегать отсюда пока что не хочется, но энтузиазма тоже не хватает, чтобы расслабиться и готовиться получать удовольствие. Арс забирается на кровать и усаживается прямо напротив ног Антона. Шастуну хочется свести их, но на угловатую коленку ложится тёплая ладонь, препятствующая этому. — Ты не должен меня бояться. Если здесь что-то происходит не по твоему желанию, — теперь уже Арс перешёл на шёпот, — ты можешь мне об этом сказать, и я выведу тебя через другой выход. Ну так что? — Всё хорошо, — Антон мотает головой, — всё правда хорошо. Просто волнуюсь. — Тебе не нравится эта поза? — Я да, я предпочитаю другую. — Тогда вставай, как тебе удобно. Я тебя в этом не ограничиваю. Антон переворачивается в свою любимую, отставляет зад, сексуально прогибаясь, и понимает, что пытается этим заигрывать. Не то чтобы это было чем-то противоестественным, когда речь заходит о сексе с красивым человеком, но не при условии наличия партнёра, который стоит где-то рядом. Наверное, это первый раз, когда Антон серьёзно вспомнил об Эде и задумался, чем тот вообще сейчас занимается. Чужие ладони оглаживают ягодицы, и Шастун на автомате подаётся вперёд — считает это каким-то недопустимым касанием. Одной рукой Арс обхватывает чужой бок, фиксируя, а другой сминает упругую половинку ещё сильнее. Антон обречённо стонет, потому что мерило стыда в этой ситуации зашкаливает. Его хуемразит с того, что он чувствует касания там, куда сам стесняется дотрагиваться лишний раз. А ещё смущает то, что ему не сильно и хочется, чтобы эти прикосновения заканчивались. Где-то после перепрыгнутой планки «стыдно пиздец» появляется новая — «неправильно от такого кайфовать». Антон упускает момент, когда поглаживания прекращаются и та же тёплая ладонь спускает с него трусы. Второй рукой его всё ещё надёжно фиксируют, поэтому дёрнуться от стыда собственной наготы не получается. — Ты… можешь сразу, — Антон старается говорить уверенно, но голос всё равно дрожит, — я готовился. — Для молодых и неопытных поясняю: мне, как активу, будет достаточно невежливо просто взять и трахнуть тебя. Подготовка — дело двоих, а не только твоё. Понял? Антон смущённо кивает и старается не фокусироваться на происходящем в районе собственной задницы. Его больше не держат за бок, и от этого уже непривычно. Слышатся шелест фольги и щёлканье от открывания бутылька со смазкой — знакомые звуки. Арс не церемонится и приставляет флакон вплотную к анусу, выдавливая лубрикант сразу внутрь. Ощущения от этого странные. Антона кроет, когда в него входят двумя пальцами. Пусть он и понимал, что это неизбежно и про себя твердил, что ничего страшного в этом нет, но его всё равно натурально мажет от того, что его там, прямо там, внутри, кто-то касается, бережно массажируя переднюю стенку. Совладать с собственными эмоциями не получается, и Шастун всё-таки подаётся вперед, стараясь соскочить с чужих пальцев и уйти от контакта. — Больно? — пальцы Арса выскальзывают практически полностью. В его голосе, кажется, лёгкое волнение. — Нет, — бурчит себе под нос Антон. — А что тогда? Если ты мне скажешь, — Шастун чувствует, как пальцы, обтянутые латексом, снова полностью входят в него, — нам будет легче с этим справиться. — Всё… нормально. — Если хочешь закончить, то просто скажи. Это нормально, если что. — Нет! — Мне немного неловко, когда тебе не больно, но ты всё равно то и дело пытаешься убежать от меня. Мы так не сможем установить контакт, и никто из нас не получит удовольствие от происходящего, понимаешь? Антон упрямо молчит, потому что не привык. Не привык говорить о своих зажимах и стеснениях, не привык обсуждать их с кем-либо — даже с Эдом, а уж с первым встречным-поперечным тем более. — Если хочешь, — Арс склоняется прямо к уху так, что Антон чувствует его дыхание на своей шее, и говорит тихо-тихо, — можешь сказать мне об этом шёпотом. — Я, — Шастун прерывается на стон, спасибо непрекращающимся умелым движениям в заднице, — стесняюсь. — Стесняешься? И чего же? — Ты… меня… там внизу, — мямлит Антон. — Ах, ты про это? — и Арс будто специально начинает давить сильнее. — А твой кавалер говорил мне совсем другое. — Нет, он не мог, — говорить членораздельно становится труднее с каждым движением чужих пальцев внутри. — Знаешь, он мне сразу не понравился. Напыщенный индюк. Разные, конечно, фетиши у людей, но я не представляю, как можно добровольно разрешить кому-то отыметь тебя такого. Антон обречённо стонет, потому что его стыд достиг апогея, максимума, запредельного уровня или ещё чего-то, лишь бы это было неебически большим. Каждое смущающее слово заводит, а касания добавляют к возбуждению больше силы, что ноги невольно начинают разъезжаться. — Так интересно на тебя смотреть, когда ты краснеешь. А знаешь, на что ещё интересно смотреть? Как твоя дырка растягивается под моими пальцами, как она становится податливой и мягкой. Будь у меня с собой телефон, я бы тебе сфоткал этот вид. — Это лишнее, — выдыхает Антон. — Верно. Я могу и словами описать, как она сейчас выглядит. Такая розовая, блестящая, вся покрытая смазкой и жадно принимающая мои пальцы. А ещё я уверен, что у тебя стоит — слишком уплотнено у тебя всё внутри. Я же прав, да? До Антона осознание самого крепкого стояка в его жизни доходит только сейчас. Такое впервые, что он ощущает возбуждение не членом, а головой. И для него это кажется более правильным, что ли. — Не прав, — Антон надеется, что Арс поймёт его неразборчивый стон. — Строишь из себя стесняшку, — Шастун чувствует, как его кусают за ухо, — но мы же оба знаем, что ты хочешь. Хочешь, чтобы тебя трахали ночи напролёт до боли в заднице и вытекающей спермы, да? И так упрямо это скрываешь. — Всё… не так. Всё намного хуже: у Антона в голове черти пляшут только от одной мысли, что Эд видит, как его выгибает от незнакомого мужика. У них секс даже и близко не такой — всё время какой-то механический, просто дающий физическое расслабление. Здесь же Шастуна натурально ведёт от этих пошляцких словечек и пальцев в заднице, которые он увидел впервые минут тридцать назад. — Может, мне уже можно стащить с тебя трусы полностью? Или не позволишь? — Не сейчас, — Антону же действительно не до этого: он сам начинает подмахивать ритмичным толчкам внутри, когда чувствует, как мышцы пресса напрягаются, а бёдра сводит лёгкой судорогой от удовольствия. Шастун слышит усмешку Арса, и он уверен, что этот дьявол-искуситель в человеческом обличии сейчас чертовски доволен тем, до какой степени пиздеца он довёл Антона. Хвала какому-то дядьке на небесах, что Арс не останавливается, когда у Шастуна из глаз чуть ли не искры вылетают от переизбытка ощущений. У него ноги разъезжаются ещё шире, и он утыкается лицом в простыни, лишь бы не перейти на вскрики — стонов для полноценного выплеска эмоций уже не хватает. Из послеоргазменной неги вырывает хлопок двери, но на это плевать. Пора уже окончательно и бесповоротно признать, что весь вечер, начиная с момента, как Антон переступил порог этой комнаты, ему плевать на то, что он здесь не наедине с Арсом. Шастуну стыдно в этом признаваться, но в какой-то момент он и вовсе забыл о третьем человеке в помещении. Арс отстраняется и без проблем переворачивает расслабленное тело на спину. Антон позволяет ему стянуть с себя уже никому не нужные трусы, которые теперь ещё и с белёсыми пятнами. Сам Арс не раздевается — лишь расстёгивает ремень и приспускает джинсы вместе с бельём. Благо, что Антон не видит, как мужчина тянется к ближайшему квадратику, вскрывает его и раскатывает кондом по члену. Внутри всё слишком чувствительное. Удовольствие настолько сильное, что появляются болезненные ощущения — Антон от этого шипит. До него доходит, что Арс прямо напротив и видит его, слишком поздно — тот уже успевает перехватить его за запястья, не давая Шастуну прикрыть лицо руками. — Хочу смотреть, как тебя мажет от члена в заднице, — Арс помнит, как Антона ведёт от такого, поэтому активно этим пользуется, — ну же, стесняешься? — Да, — уже не стон, а вскрик, — да-да-да! Антону кажется, что он сейчас заплачет — всё слишком ярко, слишком стыдно, слишком горячо и сотня других слишком. Он такое испытывает впервые, и ему это определённо нравится. Арс отпускает запястья Шастуна и одно из них кладёт ему на член, намекая. Встаёт нормально далеко не сразу, но и без эрекции ощущения просто запредельные. У Арса получается во время фрикций смотреть Антону прямо в глаза, и того от этого ведёт ещё пуще — хотя, кажется, он и так держится из последних сил. Второй оргазм не такой крышесносный, но он более продолжительный, что секунды, когда тело Антона выгибается и подаётся навстречу толчкам, стараясь получить больше, грубее, жестче, кажутся бесконечными. Антон чувствует, как член Арса пульсирует внутри, и принимает это как комплимент на свой счёт. Арс наваливается на него сверху, отходя от оргазма. Антон не понимает, кто начинает поцелуй, но разорвать его сам точно уже не сможет. Арс целуется так, будто Шастун целиком и полностью принадлежит только ему, и Антону это нравится. Он разрешает чужому языку проникать в рот, довольно стонет, когда его нижнюю губу цепляют зубами и оттягивают. — Кончал так со своим кавалером? — спрашивает Арс, оторвавшись от губ напротив. — А это важно? — Антон еле находит в себе силы связать слова в предложение. — Думаю, если он ушёл, хлопнув дверью, то да. Но вы же придёте ещё, да? Я здесь только по выходным, если что, — усмешка. — Не думаю. — А жаль. У тебя максимально нереализованный потенциал бляди. — Комплимент? — Скорее констатация факта. Они лежат так ещё несколько секунд, а потом Арс наконец-то стягивает с члена презерватив, завязывает его и откидывает невесть куда. Прощается с Антоном, напоследок назвав его ненасытной блядью ещё раз. Шастун старается привести мысли в порядок, лёжа на мягкой кровати ещё несколько минут. Почему-то весь абсурд ситуации доходит только сейчас: Эд специально сказал Арсу те вещи, которые Антон в сексе терпеть не может. Ну, как выяснилось, может, да и заводят они его просто неебически, но смысл далеко не в этом. Антону от этого осознания становится мерзко, противно и в целом не по себе. Не по себе ещё и потому, что реально никогда так не кончал со своим кавалером. И над этим тоже надо подумать. Антон понимает, что, занимаясь сексом с Арсом, чувствовал себя уверенно даже тогда, когда его называли блядью и говорили, что его нужно трахать до боли в заднице. С Эдом такого Шастун представить не может. Антон всё-таки собирается, выходит из приватной комнаты и пробирается через танцпол к выходу. Он уточняет у девушки с ресепшена точный адрес и вызывает такси до их с Выграновским съёмной квартиры. Она встречает его тусклым светом с кухни и недовольным лицом партнера. — Понравилось? — спрашивает Эд с нескрываемой язвительностью. — У тебя всё нормально? Агрессируешь сейчас, хотя сам мне это предложил! — Антон терпеть не может этот тон у Эда — обвиняющий беспричинно, доводящий до желания послать Выграновского нахуй прямо здесь и сейчас. — Я хотел помочь тебе открыться, а не смотреть, как ты кричишь от первого встречного мужика! — Ах, помочь открыться? Так теперь называется, когда ты этого первого встречного уверяешь, что я без ума от того, что мне пиздец как не нравится! — Да я банально устал трахать бревно, особенно когда я приходил на эти вечеринки и видел, как пары могут отрываться чуть ли не на самом танцполе. Как думаешь, это приятно? — А ты сам не задумывался, почему так? — До сегодняшней ночи я думал, что ты просто ленивый. И неудивительно, что на нашу монотонную еблю у меня не вставало, да? А ты, оказывается, и кричать умеешь, и задницей подмахивать. Может, надо было тебе сразу трёх мужиков туда позвать? — Блять, а как я должен себя вести, если ты меня так сильно, как Арс, ни разу не возбуждал? — Антону плевать, что мысль, которая вертелась в голове с самого начала их диалога, внезапно сорвалась с языка. — А как возбудить бревно, Антон? Если ты только и умеешь, что стоять раком и ждать, когда тебе в жопе поводят хуем. — Ну у Арса же получилось! И до Антона доходит, что это не кризис. Они просто слишком не подходят друг для друга. Им же всегда было плевать, кто куда уходит, кто где ночует и чем занимается. Антон теперь точно уверен, что им просто удобно вместе — делят аренду пополам, покупают продукты вместе, вдвоём играют в мортал комбат на плойке и иногда снимают напряжение. — Знаешь, это скорее исключение из правил. Другие не жалуются, что я их не возбуждаю, — ухмыляется Эд. — Другие? — А ты думал, я первый раз в том клубе? Я же, блять, ходил, разговаривал с людьми, открывал новые горизонты, чтобы потом тебе показать все преимущества активной сексуальной жизни! Я о нас, а ты только о себе, нихуя нового! — Открывал новые горизонты, трахаясь с другими? Классно придумал, просто десять из десяти тебе. Иди нахуй, Выграновский, — Антон показывает ему два средних пальца и уходит с кухни. Вот и попробовали что-то новое, блять. Антону сейчас до жути противно, что он повёлся на эту хуйню, решил реально попробовать что-то новое с Эдом. Как по традиции, когда хочешь как лучше, а выходит как всегда.

***

Неделю они живут как соседи. И не сказать, что для Антона что-то сильно изменилось. Единственное, что он теперь перманентно спит в гостиной на диване, но ему там даже комфортнее. Эд съедет к концу месяца — всё равно сентябрь они оплачивали пополам, поэтому он имеет полное право. Антона в принципе квартира устраивает, и, если для оплаты придётся взять несколько дополнительных смен, он не имеет возражений. Календарь упрямо показывает субботу, и Шастун вспоминает слова Арса о том, что он в клубе каждые выходные. В приложении службы вызова такси всё ещё есть адрес нужного подвала, но нажать на «поездка в обратную сторону» Антон в себе смелости не находит. Хотя не сказать, что ему не хочется. Наоборот. Он каждую ночь вспоминает, как его драли на том белом постельном белье, всё время шепча на ухо конченые пошлости, от которых его вело круче, чем от экстази. Даже сейчас, когда Эд куда-то свалил, Антон пользуется моментом и выстанывает протяжное «Арс», когда трахает себя вибратором. Шастун после оргазма прокручивает в голове каждое запомнившееся слово. Пальцы сами тыкают на нужные кнопки на экране телефона, и «Яндекс» обещает предоставить машину через семь минут. Антон надевает первое попавшееся, быстро причесывается, брызгает новыми духами на шею и запястья и, последний раз посмотревшись в зеркало, выбегает из квартиры. Людей в клубе больше, чем неделю назад. Прямо намного больше. Антон понятия не имеет, где искать Арса и что он вообще ему скажет, но всё равно упрямо пробирается через танцпол, высматривая знакомый силуэт. Оказывается, за танцполом есть ряд столиков. Антон замечает за одним из них Арса и направляется к нему. Он сидит ближе к центру полукруглого дивана и увлечённо обсуждает что-то с другими посетителями. Антон похож на пингвина, который стоит, переминаясь с ноги на ногу, и не решается издать и звука. Так проходит минута или немногим больше. После же Арс совершенно случайно поворачивает голову, и Антона пробирает только с его взгляда — смотрит так, будто ставил на то, что он вернётся. — Катя, — Арс снова переключается на девушку, сидящую рядом, — с тебя пятёрик. Я выиграл. А нет, всё-таки ставил. Антона одолевает стеснение, и он закусывает губу, начинает теребить бесконечные кольца на пальцах, выдавая себя с потрохами. — Прости, диван весь занят, Антон, — знакомая усмешка, — но ты можешь сесть мне на колени, хочешь? Двое мужчин, сидящих ближе к краю, поднимаются, приглашая Шастуна пройти. Он медлит, ещё сильнее закусывает губу и пытается задушить тараканов в голове, подталкивающих вперёд. Насекомые — страшные существа, потому что могут взрослого парня заставить сесть мужчине, которого он видит второй раз за жизнь, на колени. — Это тот стесняшка, да? — спрашивает та самая Катя. — А он миленький. — Он самый, — Арс нарочито показательно сжимает ягодицы Антона, — и не смотри на него так. Я в твои лапищи больше никого не пущу. — Я со своими мальчиками всегда крайне нежна и аккуратна. В отличие от некоторых. Антон чувствует себя максимально неловко. Компания, сидящая за столом, начинает обсуждать групповой секс, и Шастуну хочется залезть под стол от таких разговоров. Он вообще не понимает, что тут забыл, но сидеть на чужих коленях очень удобно. Арс задирает футболку, пробирается ладонью под джинсы Антона и поглаживает ягодицы, абсолютно этого не скрывая. В какой-то момент Антон действительно думает, что стыдливые заскоки прошли, но нет, совсем нет — его ведёт, когда он видит взгляд какого-то мужчины с нелепым хвостиком. Стыд накрывает с головой вместе с возбуждением от того, что он такой доступный, что его лапают прямо у всех на глазах. — А я не фанат группового, — вклинивается в разговор Арс, — уж лучше уделить одному партнёру как можно больше внимания. Антон, а ты что думаешь? — Я… я не пробовал, но не думаю, что мне это понравится, — мямлит Шастун, — я за моногамию. — О, Арсений у нас тоже за моногамию! — снова Катин возглас. — Иногда тебе лучше молчать, Варнава, — голос у Арса становится твёрже. Разговор теперь идёт о любимых смазках, и Антон впервые узнаёт, что есть съедобные. Интересно было бы попробовать. На них смотрят всё меньше и меньше, и Антон не понимает, нравится ему это или нет. — Отсосёшь? — шепчет Арс на ухо и прикусывает мочку. — Что? — переспрашивает Шастун. У него в голове шестерёнки крутятся слишком медленно, чтобы понять, серьёзная просьба или шуточная. — Отсосёшь мне? Прямо здесь. — Тут же люди везде, я не могу так… — Ты за этим сюда и пришёл, нет? — Арс не даёт договорить. — У тебя стояк чуть штаны не порвал, когда на нас все смотрели. Думаешь, этого никто не заметил? — Есть же комнаты, мы можем сделать это там. — А так разве интересно? Хочу, чтобы ты сделал это здесь и сейчас. Согласен? Да-нет. Антон представляет, что отсасывает посреди клуба, и его мажет, натурально мажет. Он кивает и медленно сползает вниз. Но сделать всё аккуратно не получается: Антон сначала ударяется головой о стол, а потом уже задевает ногой кого-то из присутствующих. — Бля, что там за копошения под столом? — раздаётся незнакомый голос. — Тебя реально волнует? — это уже говорит Арс. — Нет. — Ну и не обращай внимания! — Антон готов поспорить, что Арс в этот момент подмигнул. Кажется, Цезарь обзавидовался бы умениям Арса: тот умудряется совершенно непринуждённо вести беседу и одновременно с этим прижимать чужое лицо к собственной ширинке. Антон поднимает взгляд с выпуклости на брюках Арса, чтобы оценить обстановку, и встречается взглядом с мужчиной, который сидит рядом. Тот лишь хмыкает и отворачивается. Вот момент, когда Антона накрывает с головой. Его вжимают в ткань ещё сильнее, и Шастун чувствует, как собственный стояк неприятно трётся о бельё. Арс сам расстёгивает брюки и придвигается ближе к столу. Пусть под столом света достаточно мало, но и его хватает, чтобы кое-как рассмотреть член Арса. Он красивый, с лёгким изгибом влево и пропорциональной, блестящей от смазки головкой. Антон скользит по всей длине и всасывает головку, языком слизывает дразнившую ранее каплю смазки. Двигается размеренно, без лишних звуков. Арс дёргается, когда Антон случайно цепляет зубами нежную кожу на головке. — Арс, чего сморщился, будто тебе член прикусили? — спрашивает, кажется, Катя. — Не будто, дорогая моя, — шипит Арс, — не будто. — Боже, избавь от подробностей. Они знают. Они все знают, что прямо сейчас Антон пропускает член Арса глубже и нарочито сглатывает, создавая приятную узость в глотке. Антон чувствует, как горят его щёки от подступившего румянца. Перед глазами пятна от микса ощущений: стыдно-стыдно-стыдно, но в то же время именно это и заводит больше всего. Антон вспоминает взгляд того мужчины, сжимает свой стояк сквозь джинсы и подаётся бёдрами вперед, стараясь урвать хоть какие-то движения. Кажется, что сильнее возбудиться уже нельзя, но и это, оказывается, не предел: Арс вплетает пальцы в кудри Шастуна и задаёт свой темп так, что теперь точно всем слышны пошлые звуки отсоса. Антон кайфует, задыхается и снова кайфует, когда чувствует, что рука Арса перестала дёргать его за волосы и стала медленно поглаживать. Арс на вкус солоноватый, со слабой горечью, но Антон сглатывает без брезгливости, потому что о ней думать в момент собственной разрядки точно не хочется. Под тканью трусов становится противно липко. — Я даже спрашивать не хочу, почему ты сейчас такой расслабленный, — Антон узнаёт голос Кати, — и не смей говорить! — Ты ещё меня будешь за что-то стыдить? — Арс тянет каждое слово. — Тебе напомнить, как ты… — Молчи! — перебивает. — Ну вот и порешали. — Да вообще это несправедливо! Сколько лет я в этом клубе, и такого коннекта, как у тебя с этим стесняшкой, ни разу не было! — Всё впереди, — говорит Арс, параллельно поглаживая Антона по щеке. Да, у них определённо всё ещё впереди.