Ангбанд

Песня закончилась. Смолкло эхо. Валинорский пес ждал, положив огромную голову на окровавленные лапы. Перед ним два волколака с растерзанными глотками лежали темными грудами, их морды застыли в гримасах боли и злобы. Несло тухлятиной и нечистотами, сыростью и болотом веяло с реки Сирион. Поток ее нес вниз мор. Небо цвета свинца над головой пучилось угольными тучами. Из земли белыми ребрами торчал Тол-ин-Гаурхот. В полумраке стены его светились холодным, неживым светом, черные провалы бойниц угрожающе щурились сверху. Каркая над башнями кружило воронье. Не было видно солдат; они наблюдают, прячутся по норам. Ждут приказа. Боятся. Тишину нарушил звук, скрежет металла: ворота открывались. Лутиэн посмотрела на пса. Хуан спокойно встретил ее взгляд. Какое-то время он лежал, шумно дыша, затем неспешно поднялся на лапы и замер в стойке, глядя в сторону крепости. Из ворот появился всадник. Сперва была догадка. Затем она почувствовала. Мелкие волоски на затылке встали дыбом. Сердце забилось быстрее, холодок пробежал по спине. Солдат на стенах не было видно. Мать говорила, он держит в услужении оборотней и злых духов; Лутиэн посмотрела на застывшие туши волков у них под ногами. Но там где враг, там и орки. И скауты отца докладывали, что люди у него на службе тоже были. Она не боялась, что со стен в них полетят стрелы. Слишком высока была цена за дочь Тингола и Мелиан. Нет, Враг постарается взять ее живой. Всадник подъехал ближе. Что-то было не так с конем. Лутиэн пригляделась было, но, не выдержав, отвела взгляд, предпочтя не замечать. Наездник спешился, не доезжая до них, повел коня за поводья. Было не так темно, и на нем не было ни шлема, ни капюшона. Но лицо нельзя было разобрать. Хуан низко зарычал, шагнул, загораживая собой спутницу. Всадник остановился в упреждающе поднял руки. — Я один и без оружия. Атаковав меня, вы нарушите законы любой земли. Что-то было с его голосом; закружилась голова. Лутиэн закрыла на миг глаза, собираясь с силами. — Первыми мы закон не нарушим, — сказала она. — Хотя, слыхала, тебе это не впервой, Гортхаур Жестокий. Саурон, комендант Тол-ин-Гаурхота, сделал пару осторожных шагов вперед и остановился. Лутиэн попыталась разглядеть лицо в темноте над плечами. Виски заломило. Темнота зашевелилась. Лутиэн почувствовала, что Саурон перевел взгляд на убитых волколаков, затем на нее. — Дочь Мелиан. Вдали от защищенного королевства, здесь, у меня, по своей воле. Что привело тебя сюда, Лутиэн? Странный голос. Лишенный враждебности, почти учтивый. Но почему мурашки медленно, как пауки, ползут ко коже от его звука?.. — Наши королевства в войне, — добавил он, не получив ответа. «Ложь — удел Врага; но мы, Лутиэн, должны уметь выбрать, что сказать и как, чтобы в беседе не навредить себе и своему народу. Мудрый правитель знает, о чем стоит умолчать, и как говорить, не раскрывая помыслы свои, если на то есть причина.» Мать молчала, пока отец говорил, Лутиэн же совет пришелся не по душе. За долгую жизнь она так не постигла искусство делать речь обтекаемой, и не время сейчас было начинать. — Я ищу человека. Саурон наклонил голову — темнота шевельнулась — чтобы она продолжала. Лутиэн уловила тень чужого любопытства. — Три недели назад к тебе попал отряд эльфов. Среди них был человек. Саурон ответил не сразу. Пальцы его, сжимавшие поводья, сжались и разжались, скрипнула кожей перчатка. — Да, это правда, — он кивнул. — Действительно, я перехватил отряд скаутов, кравшихся через границу. Может быть, там был человек, — он склонил голову в бок. — Может быть, нет. — Я знаю, что был, — Лутиэн расправила плечи, подняла подбородок. — Я хочу, чтобы ты освободил его. Повисло молчание. Саурон какое-то время смотрел на нее без всякого выражения. Потом резко запрокинул голову и расхохотался. Лутиэн вздрогнула, словно перед лицом щелкнули хлыстом; сердце зашлось в груди. В громком смехе звучало веселье, но был он лишен всякой радости и беззаботности, что привыкла она слышать в залах отца. В нем сквозила жестокость; насмешка, злая и холодная. Хуан угрожающе зарычал. Саурона это не остановило. Отсмеявшись, он так же резко замолк, но по губам еще бродила неприятная улыбка. Он покачал головой. — Какая прелесть, — их взгляды встретились. Его — удушающий, как смыкающиеся на горле пальцы. Лютиэн переместила взгляд на переносицу, чтобы не путались мысли. — Ты слишком много времени провела в огражденном королевстве, моя госпожа. — Я прошу всего одного человека, не камень из короны твоего господина. Призрак улыбки слетел с его лица. Лутиэн окатило такой лютой, обжигающей злобой, что она, забывшись, шагнула назад. — Давай поторгуемся, — вежливая учтивость исчезла из его голоса, ставшего сухим и жестким. — Что за человек? Ей потребовалась секунда, чтобы взять себя в руки. Не было времени размышлять о случившемся. Она выпрямилась. Слуги Моргота признают только силу. — В отряде был всего один человек. — Неужели? Забавно, как много знает эльфийская принцесса. И кто же? — Это не имеет значения. — Тогда эти переговоры не имеют значения, — он дернул коня за поводья. Бестия фыркнула, но изо рта и ноздрей ее не вырывался пар. — Я ухожу, — взгляд Саурона упал на пса, лицо ожесточилось, глаза сузились. — Не вздумайте напасть, — он развернулся. — Стой, — сказано было излишне властно. Но Саурон медленно обернулся и глянул на Лутиэн без гнева; тон ее будто бы позабавил его. Он блефовал. Это было очевидно. Лутиэн колебалась. Потом прикрыла глаза и коротко вдохнула, прогоняя гнев и неуверенность. — Берен. Сын Барахира, — язык был тяжелым: она лично вкладывала в руки врага оружие. Но тягаться, спотыкаясь, в хитросплетениях лжи с одним из ее отцов было опаснее, чем говорить правду. Лицо Саурона ничего не выразило, но пауза затянулась: он не знал. — Сын Барахира причинил много вреда нашим землям, — он выпустил поводья и шагнул обратно к ним. — Ты должна это знать. — Отпусти его, и даю слово, никогда больше ты не услышишь его имени. Саурон хмыкнул. — Допустим, адан у меня. Что предлагаешь за него? Лутиэн была готова к этому вопросу. Молча, она достала из сумы пригоршню самоцветов, диадему и тонкой работы браслеты. «Подарки» Келегорма. Даров от него Лутиэн не желала, но предвидела нужду в них на территории Врага. Слуги его славились алчностью. Не думала она, что ей придется торговаться с черным лейтенантом Моргота. Но в услужении Черного Властелина были и другие. — Вот, взгляни. Их сделали мастера. Саурон разглядывал украшения некоторое время без всякого выражения. — Могу я взглянуть на них поближе? — Хуан по-прежнему стоял между ними. Он чуть обернулся, и Лутиэн встретилась с ним глазами. Пес низко заворчал. Она повернулась к Саурону. — Прими, как жест доброй воли, — она кинула ему один из браслетов. Он поймал левой, посмотрел на свет. — Если сторгуемся, я отдам тебе и другие. Камни и металлы из Валинора. Ты не найдешь ничего подобного им в этих землях. Слуга Моргота не ответил, неторопливо, внимательно изучая драгоценность. Изящная, невесомая, исполненная в виде переплетения лоз, усыпанная мелкими, отражающими и удерживающими свет самоцветами. Прекрасная вещь, но Лутиэн не терпелось с ней расставаться. Наконец, Саурон поднял взгляд. — Хорошая работа. Но я не вижу имени мастера. — Сын Куруфина, сделал его. Есть и другие вещи, более искусные. Саурон замер на секунду. Пальцы его правой руки сжались в кулак; затем медленно разжались. — Келебримбор? Хм. Слыхал о нем, — он склонил голову, по-новому, оценивающе и цепко взглянул на браслет, повертел его. — Чувствуется кровь деда. В работе много страсти, но создателю ее не хватает своего стиля и дисциплины. Я вижу в работе почерк других мастеров. Келебримбор молод, и пойдет далеко. Если суждено ему пережить войну, — последние слова зловеще зависли в воздухе. Ветер застонал. Карканье воронья взорвалось хлопаньем крыльев, когда вся стая, чем-то встревоженная, взмыла в небо. Лутиэн не ответила. Быстро темнело, воздух холодил. Хотелось обнять себя, согреться, но она не могла обнажить слабость перед врагом. Изо рта ее, из разявленой пасти Хуана, вырывались облачка пара. Над рекой поднимался густой белый туман. И тем темнее в сумерках казались силуэт коменданта крепости и коня, что был с ним; мгла окутывала их, очертания расплывались, как в знойный день. Когда же Лутиэн глянула на коня, морда того смотрела в сторону леса. И на белесом фоне стен бывшего Тол Сириона, увидела она, что конь не дышит. Она подавила дрожь и странное омерзение, заставив себя посмотреть на Саурона. — Прекрасное творение, — наконец, сказал тот, подняв взгляд на нее. — Но мы на войне. Мне нужна сталь, а не красивые безделушки. Сердце Лутиэн упало. — Эти украшения имеют огромную цену. Каждый камень… Саурон рассмеялся. — Не говори со мной о цене, дочь Мелиан. Ибо я из народа Ауле; да, не округляй так глаза; и о материи и ремеслах известно мне поболе, нежели тебе или нолдор, что создали твои камни и блестящие побрякушки, — он глянул на браслет в своей руке. — Дар я приму. Но чтобы сторговаться, придется тебе предложить мне что-то подороже. Преодолев мимолетный ступор, Лутиэн вскинула подбородок. — Чего же ты хочешь? — Знаешь, что выигрывает войны, дочь Мелиан? — Я не военный вождь. Саурон передернул плечами. — Позабавь меня. Выскажи свои соображения. У Лутиэн не было желания играть с ним в игры. Саурон тянул время. Она чувствовала исходящие от него чары, но они были ей непонятны. От них кружилась голова, и мир в глазах темнел. — Тактика, — она не выдержала, болезненно поморщилась. Во рту стало сухо. Хотелось пить. — Стратегия. Саурон сдержанно улыбнулся. — Ты говоришь общими понятиями, синда, называешь слова, но знаешь ли их смысл? — он помолчал, но она не ответила. — Войны выигрывает осведомленность, Лутиэн. Она взглянула на него настороженно. — Понимаешь ли, сколько бы у тебя не было солдат, сколько бы не было золота и камней, если я знаю, куда ты пойдешь, что ты предпримешь, я всегда буду на шаг впереди. — К чему ты это говоришь? — неприятное подозрение, холодное, скользкое, шевельнулось в груди. — Насколько тебе дорог Берен сын Барахира? — голос его был вкрадчив. — Дорог, должно быть, если пришла поторговаться с врагом. — Так он у тебя, — чувство мрачного, нависшего над ними рока усилилось. — Не буду отрицать, мы поймали адана. Имени его я не знал, пока ты сама его мне не назвала. — Это мне ясно, — если были сожаления, что имя его оказалось раскрыто, Лутиэн их подавила. Ни за что Саурон не поверил бы, что она пришла к нему за безымянным человеком. Они либо сторгуются, либо будут биться, третьего не дано. — Так насколько ты ценишь его, Лутиэн? Чем тебе он так дорог? Понимает ли он? Или забыл, каково это, видеть ценность в другом существе? Насмехается над ней, или коварством силится выманить больше сведений? — Что ты хочешь за него? Саурон позволил ей уйти от ответа. Он мимолетно улыбнулся, но сразу посерьезнел. — Информация, — сухо, четко, сказал он. — Дориат, скрытое королевство. Твоя мать бережно сторожит его границы. Вспышка гнева ослепила на мгновение. — Ты сошел с ума, коли решил, что я предам свой народ. — Понимаю, — слишком легко согласился Саурон. — Иного я не ждал от дочери Мелиан. Но я вижу с тобой пса из своры Келегорма. Не буду спрашивать, что свело вас вместе. Не это меня интересует. Давай потолкуем о Нарготронде. Хуан зарычал и неожиданно бросился вперед, заставив Саурона предать расслабленную позу и отскочить назад. Пес остановился, прижал уши к черепу и широко расставил лапы. — Спокойно, — Лутиэн положила ладонь на мощную шею пса. — У меня не было в мыслях предавать секреты твоего хозяина. — Мы на переговорах. Пока ты помнишь об этом, об этом помню я, — в голосе Саурона звучала угроза. Лутиэн подняла на него взгляд и вздрогнула. Нечто знакомое, то, что было тяжело разглядеть за его чарами, открылось ей. То, что она бы не заметила, не наблюдай она это день ото дня в своей матери. Саурон колдовал и недавно. Его дух был изможден. Он не мог взять их силой и снизошел до хитрости. Лишь потому они сейчас говорили. — Если ни до чего не договоримся, Гортхаур, то мы будем драться, — ее голос наполнился силой. Саурон долго молчал. — Ты мне угрожаешь, дочь Мелиан? — Отдай мне человека, и мы уйдем. Исчезнем, ты больше никогда не услышишь о нас, даю тебе свое слово… Еще раз. Вдовесок, я отдам тебе все драгоценности и волшебную вещь. Изгнание и позор ждали их. Но задание, что отец ее возложил на плечи смертного, было безумным, и не виделось ей благополучного исхода. — Разве столь большая это цена за одного человека? — тихо спросила она. — О, Лутиэн, но ведь это не просто человек. Многие точат на него зубы и когти. Что он для тебя? — Это касается только меня. — Ошибаешься, моя госпожа. Сын Барахира здесь — предмет торга, и цена его измеряется нашим общим интересом. Ты хочешь его выменять. Так что говори. Что делает его таким ценным, что эльфийская принцесса явилась ко мне на порог? — Тебе он ценен как враг. Что касается моих интересов, они касаются только меня, — повторила Лутиэн. — Так не пойдет, — Саурон покачал головой. Лутиэн посмотрела на Хуана. Им не нужно было говорить, чтобы понимать друг друга. — Со стен на нас смотрят лучники. Мои волколаки следят за нами из леса. Лутиэн повернулась к Саурону, ее губы превратились в тонкую линию. — Ты ослаб, — его глаза расширились, затем опасно сузились. — Я чувствую твою усталость. Мы тоже устали, но усталость наша телесная, и дух наш силен. Саурон снова рассмеялся. На этот раз смех был неживой, горький и жестокий. — Ты говоришь, как военный вождь, Лутиэн, а от дома тебя отделяет всего несколько дней пути. Готова ли ты нарушить священные обычаи и атаковать меня сейчас, во время переговоров? — Если не оставишь мне выбора. — Ты приходишь и требуешь подарить тебе пленника, — Саурон покачал головой. — Ведь и ты не оставляешь мне выбора, синда! Дай мне хоть что-то. — Проси другое. О тайном городе и моем королевстве ты от меня не услышишь. — Тогда не получишь пленника. Лутиэн помолчала. — Тогда прямо здесь я скажу слово, и мой спутник вышибет из тебя дух, и ты утратишь власть над островом, — тихо сказала она. — Что скажет на это твой господин? — Ах вот как? — Саурон коротко и зло рассмеялся. — Ну, это мы еще посмотрим. О, лицемерие первенцев Единого! Многого же стоит слово дочери Мелиан. — Больше, чем слово обманщика и предателя, — гнев постепенно вытеснял остатки страха, кровь стучала в висках, к щекам прилил жар. Приходилось говорить медленно и раздельно. — Ах, синда, — Саурон прошелся взад-вперед перед ними. — Я — враг, а потому на меня можно напасть, нарушив обычаи мирных переговоров? — Обычаи мирных переговоров? Не принял ли ты меня за кого другого, Гортхаур? — гнев и горечь, все-таки, проникли в голос. Бесконечные набеги на поселения вдоль Сириона. Спущенные, сплыващие по реке разбухшие трупы. Отравленная вода. Болезни. Мужья, не вернувшиеся к женам и детям. И те, кто вернулся, но лишь телом, пустой оболочкой без феа и разума. Дикий вой на границах, где сталкивалась магия Мелиан и колдовство Гортхаура. Изможденное лицо матери. Сломанные жизни, сломанные семьи, невинность, уходящая из глаз осиротевших детей. — Ты и хозяин твой умело искажаете Истину в угоду себе, оплетаете мороком слабые умы. Но я не адан, и не юный эльф. Помни, в моих венах течет кровь и твоего народа. И я знаю, что ты такое. Прямо сейчас мы говорим с тобой только потому, что драки я не желаю. Но мирные переговоры завершились давно, если существовали. И тебе это хорошо известно. Саурон снова рассмеялся. Смех был короток. В нем звучали искорки злости, но и веселья тоже. Отсмеявшись, он сказал: — Мать может гордиться тобой. Ты не то, что я ожидал увидеть. Лутиэн не ответила. Гнев не отступал. Мощные чувства, ранее неведомые, кипятили кровь, мешали мыслить. Все свои силы она направила на то, чтобы вернуть власть над собственным взбунтовавшимся телом. — Прости меня, моя госпожа. Ты права, я слукавил, — Саурон улыбнулся, почти дружелюбно, и их взгляды встретились. Лутиэн моргнула, ощутив мимолетное головокружение. Черты лица его, странные, казались почти прекрасными. Но нечто в них ускользало от нее. Будто набрасывали на глаза пелену, и путались мысли; морок. Горе тому, кто уступает ей в силе и окажется лицом к лицу с прислужником Моргота. — Сын Барахира не у меня. Лутиэн резко вскинула голову. — Я отправил его в Ангбанд, вместе с другими узниками, — Саурон не смотрел на нее; он стянул с правой руки перчатку и теперь сшибал ею невидимую пыль с левой. — Это было пять дней назад. Земля ушла из-под ног, ставших слабыми, невесомыми. Лутиэн отрицательно замотала головой. В глазах потемнело. Она схватилась за Хуана, чтобы не упасть. Когда мать поведала ей о Тол-ин-Гаурхот, Лутиэн казалось, всякая надежда оставила ее. Тогда она нашла в себе силы не пасть духом и оставить дом. Но Ангбанд… Неприступная крепость, Сердце Тьмы, сосредоточие всей военной мощи Врага, обитель Властелина на Черном Престоле. — Тебе плохо, Лутиэн? Голос Саурона, далекий, ненастоящий, как в дурном сне, доносился из-за плотной завесы, глушащей звуки. — Лжешь, — не узнав собственный голос, прошептала Лутиэн, едва замечая, как помогает ей выпрямиться Хуан. — Лгу ли?