Яблоко Эдема

      Воспоминания сменяли друг друга со скоростью калейдоскопа. Жакотт не успевала даже подумать, что только что видела:       Вот она, совсем маленькая, лезет на яблоню, но, не удержавшись, падает вниз. Отец ловит дочку в последний момент, не дав той расшибиться. Он угрюмо качает головой, делает замечание, но серьёзно не ругает, и Жакотт кажется, что её неусидчивость поощряют.       Жакотт впервые стоит за штурвалом «Святой Селестины». Он такой огромный, что маленькие руки девочки не могут его удержать, но отец помогает. Его улыбка навсегда запоминается Жакотт. Девочка впервые чувствует себя на своём месте.       Жакотт — уже брачного возраста девушка, не заботящаяся о том, что платье будет испачкано в грязи, носится с мальчишками по мокрой траве. Нянечка, увидев это безобразие, окликает подопечную, а вскоре у Жакотт горят уши от того, как сильно их оттянули. Отец смеётся и называет её обезьянкой. Жакотт не обижается, а улыбается в ответ.       Капли дождя расползаются по стеклу грязными разводами, дерево неприятно трещит в камине, будто демоны нашёптывают что-то недоброе обитателям дома. Шершавые пальцы отца болезненно сжимают худые запястья дочери. Его надрывные всхлипы — самое ужасное, что могла когда-либо слышать Жакотт. Она сама не сдерживает слёз. Её горячие и сухие губы касаются волос отца в жесте молчаливой поддержки, пока тот, сидя на коленях на грязном полу и уткнув нос в острые колени дочери, тихо плачет, не желая даже видеть новорождённого сына. Мама умерла.       Жакотт гладит красные щёки брата. Его глаза сияют в предвкушении подарка. И, когда он получает долгожданную игрушку, играет весь день. Правда, не так, как следовало бы — кораблик нужно пускать по воде, но брат не может его даже в руках удержать. Ноэль подбрасывает несчастный кораблик, и с восторгом наблюдает, как тот с грохотом валится на пол. Конечно, игрушка долго не продержалась, разочарованный вздох не мог не сорваться с губ Жакотт, когда брат принёс игрушку ей, требуя починить. Но чинить уже нечего.       Через мгновение Жакотт наблюдает за тем, как Ноэль, неестественно выгнув ладошку, пытается погладить вредного рыжего кота. Кот недовольно шипит, но терпит.       На залитом солнцем крыльце уютно и тепло, и Жакотт ждёт, когда вернётся отец. Она узнаёт его фигуру ещё издали. В тот день он приносит ей новое красивое платье, а когда Жакотт его надевает, впервые говорит, что дочка уже совсем взрослая.       Вечер, когда собираются знакомые отца, утомляет юную Жакотт. Её формы округлились, жесты стали плавнее, черты приятнее. Правда, сколько гувернантка ни пыталась напудрить воспитанницу, веснушки проглядывают из-под белил, а непослушные локоны постоянно выбиваются из причёски. Туфли на каблуке натирают Жакотт ноги уже второй час, и девушка желает убежать от светских бесед и танцев в сад, но очередной кавалер не даёт ей возможности даже вздохнуть. Отец познакомил дочь с сыном своего компаньона час назад, и велел ей развлечь гостя. Получалось у неё откровенно плохо. Жакотт раздражало, что юноша путал грот-мачту с фок-мачтой, учитывая то, что он уже ходил с отцом в море. Ей приходится молчать.       Мир окрасился в серые тона. Пальцы Жакотт предательски дрожат, когда она берёт письмо с королевской печатью. Отца не было уже больше полугода, и вестей от него тоже. Анри молчаливо стоит рядом с таким лицом, будто давно уже знал содержание письма. Бумага словно жжёт пальцы, и у Жакотт не хватает мужества открыть злополучный конверт, чтобы узнать, что отца больше нет.       Жакотт затошнило. Всё же ей удалось совладать с собой и протянуть руку, чтобы ухватиться за мелькающую ленту. То, что было изображено на прогнившем листе воспоминаний, больно отозвалось где-то в груди. Тот момент, когда Жакотт решила, что больше не может жить честно. Но в первую очередь Жакотт должна была позаботиться о брате. Она спрятала Ноэля в больнице при монастыре, далеко от Франции. На его пребывание там ушли почти все сбережения. Но даже этого хватило только на первое время. Честным трудом она зарабатывать уже не могла — слишком много было за ней — да и не хотела. Вот и подалась в пираты.       Жакотт знала, что, если бы не Анри, она бы погибла, едва вступив на позорный путь пиратки. Преданный помощник отца стал для неё щитом и проводником. Но и Жакотт старалась не отступать, влезая во все подворачивавшиеся авантюры. Наблюдала и примерялась, пока не стала достаточно смелой (а может, достаточно самоуверенной), чтобы ставить условия, заинтересовывать…       Время замерло. Жакотт посмотрела сквозь туманную завесу, пытаясь увидеть нечто важное. Она безошибочно узнала острые скалы Тортуги. Тёмный, Богом забытый остров, населённый всяким отребьем, среди которого Жакотт было самое место. Пришвартованная в порту «Святая Селестина» привлекала внимание несвойственной этому месту белизной. Жакотт вела себя так, будто бы бывала на Тортуге минимум два раза в неделю, хотя на самом деле обходила остров десятой дорогой, предпочитая лишний раз не соваться сюда. Анри, как всегда, сопровождал женщину в этой богадельне. Если Анри не доверял команде, то тем более не доверял здешним обитателям. «Святая Селестина» была малоизвестна, хотя уже успела впечатлить многих. Лишь благодаря шаткому кодексу пираты не зарились на чужой корабль. Жакотт не забывала платить взносы губернатору, и её не трогали. Пока что...       Сегодня Жакотт должна была сплавить награбленное добро. В этот раз ей повезло, ведь удалось накрыть торговое судно, гружёное дорогими тканями и специями. После визита к сбытчику капитан решила отпраздновать свою сомнительную победу и отдохнуть, прежде чем идти в Испанию.       В таверне было полно народу. Отовсюду доносился гогот и пьяные крики. Жакотт пристроилась на шатком стуле и заказала какую-то разбавленную бурду, состав которой даже знать не хотелось. Члены экипажа хлопали её по плечу и поздравляли с очередным хорошим уловом. Она радостно отвечала пиратам, пока Анри пил ром рядом.       Совсем недалеко кто-то рассказывал настолько увлекательную историю, что многие падкие на сказки пираты подходили ближе. Жакотт тоже заинтересовалась, когда услышала о каком-то морском чудище. Пока Анри отвлекся на разговор с тавернщиком, Жакотт улизнула, поднырнув под потной рукой какого-то громилы.       За засаленным столом сидел молодой матрос. На его лице сияла улыбка, а чёрные глаза горели азартом. Редкие проходящие шлюхи бросали на него игривые взгляды из-под полуопущенных ресниц. Его потасканная белая когда-то рубаха была расстёгнута, являя миру безволосую впалую грудь. Из-под серой банданы торчали дреды со множеством бусин, золотых колец и разноцветных ниток. Матрос размахивал рукой, в которой была зажата почти пустая кружка. Он сидел, расслабившись, вытянув и скрестив ноги в тяжёлых сапогах, откинув голову. Он купался во внимании слушателей.       — Мы дрейфовали семь дней и семь ночей. Еда закончилась через пять дней, а вода на шестой — остался лишь ром. И в последнюю ночь из воды выглянул глаз размером с остров. Он посмотрел мне прямо в душу...       — Да брешешь ты, Джек! — высказался тот громила, рядом с которым стояла Жакотт. Она натянула повязку на лоб.       — Да как ты смеешь обвинять меня во лжи?! Своими глазами видел, клянусь! — Джек вскочил с места, но едва не упал обратно — так он был пьян. По сравнению с тем, кто возразил ему, матрос казался карликом. Жакотт удалось рассмотреть его ближе.       — Эдвард Тиг не даст соврать, — Джек приобнял громилу, ловко украл с его пояса мешочек с монетами и спрятал к себе за кушак.       — Чем докажешь? — громила не заметил пропажи, скрестил руки на груди.       — А кто сказал, что я обязан доказывать правдивость своей истории? Я её рассказал, а верить мне или нет — ваше право! Тем более, я её уже закончил, — Джек обратил внимание на Жакотт и сально улыбнулся. — Тем более, у меня закончилась выпивка, да и не помешало бы знакомство с милой дамой. Как тебя зовут, крошка? — Джек собственнически обнял Жакотт и схватил её за задницу.       Пиратка, возмущенная неожиданным поворотом, вывернулась и влепила Джеку смачную пощёчину. Удивлённо хлопнув глазами, он приложил ладонь к горящей щеке.       — Не понял, — Джек оглядел стоящую перед ним женщину с ног до головы.       Громила захохотал.       — А, вы же ещё не знакомы! Будь осторожнее с этой стервой, Джек, а не то отстрелит что-нибудь, как одному такому же наглому, — громила подмигнул Жакотт.       — Видимо, я был слишком занят и пропустил последние новости, — Джек вернул себе беспечный вид и улыбнулся, — С кем имею честь?       — Между прочим, ты говоришь с самим капитаном «Святой Селестины», Жакотт Делайе,— женщина гордо задрала подбородок, демонстративно положила руку на пистолет, а вторую протянула вперёд.       — Джек. Просто Джек. Впервые слышу. Какое-то мелкое судёнышко? — он усмехнулся.       — Ну… — Жакотт пожала плечами.       В толпу ворвался Анри, и скривился, увидев, как капитан деловито пожимает руку какому-то смазливому матросу.       Каково было удивление пирата, когда вместо «мелкого судёнышка» спустя пару дней он увидел «Святую Селестину». Джек разглядывал корабль с таким преувеличенным вниманием, что Жакотт едва не лопалась от гордыни. Она увлечённо рассказывала историю корабля, шагая впереди Джека. Анри наблюдал за парочкой с мостика и дымил трубкой.       Впервые за долгое время Жакотт хвасталась кораблём. Ранее всё выглядело так, словно корабль ей не принадлежал. Анри всегда был тем, кто устанавливал правила на борту, и многие (почти все) слушались его куда охотнее, чем молодую Жакотт. Капитан не обижалась, даже предлагала своё место именно Анри, но тот отказывался, гордо именуя себя квартирмейстером.       — У тебя слабое вооружение. В чём секрет успеха? — Джек погладил лакированные перила.       На палубе было совсем тихо, лишь жалобно скрипели фонари. Джек поймал взгляд хмурого старпома... и улыбнулся.       — Ну, у нас свои секреты, — Жакотт пожала плечами.       Рассказывать о «Десепто» новому знакомому она не собиралась. Ей была приятна компания Джека, он умел увлечь разговором. Даже больше. Целых два дня не отставал, пока всё же не нашёл её корабль среди остальных (это было несложно) и не навязался на экскурсию.       Пират в один шаг преодолел расстояние до женщины и облокотился на перила. Те скрипнули под его весом. Жакотт напряглась, поймав хитрый взгляд собеседника.       — Молодой капитан своего корабля, да ещё и женщина. А ты приметная, — Джек улыбнулся, — Расскажешь о себе?       Подозрительность Жакотт взяла верх, и она отстранилась, угрожающе стрельнув взглядом в собеседника и ненароком положив руку на эфес сабли.       — И что ты хочешь услышать? — брови Жакотт сошлись на переносице. Женщина напряглась.       От Джека это не ускользнуло. Он развёл руки и ловко оттолкнулся от перил, пошёл вдоль борта, вглядываясь в воду. Издалека доносились крики чаек, а мерный шум волн убаюкивал, будто колыбельная. Жакотт стало казаться, что она зря согласилась устроить ему экскурсию. Она начала размышлять об обязанностях, да и осуждающий взгляд Анри её изрядно нервировал. Старпом всё так же наблюдал за ними, дымя вновь набитой трубкой.       — Например, расскажи, где уже успела побывать, — Джек развернулся, посмотрев прямо на Жакотт. — Почему не во Франции? Почему молодая леди вообще является капитаном, да ещё и записалась в пираты? — глаза Джека сверкнули недобрым блеском в темноте.       Анри на мостике заметно напрягся, но влезать в разговор не стал.       — Ты даже не скрываешь своего любопытства. А я не люблю неудобные вопросы. Думаю, на сегодня с тебя экскурсии хватит, — лёгкое настроение улетучилось, и Жакотт снова была вынуждена надеть маску недоверия и отчуждённости.       — Твой старпом тебе верен. Среди пиратов это редкость. Ты знаешь, что квартирмейстеры — первые в очереди на титул капитана? Чаще всего именно они поднимают бунт. Учитывая, что ты так молода, отобрать у тебя корабль было бы просто, но этого ещё не произошло. У тебя не так много опыта, значит, капитаном ты стала недавно, но, учитывая то, что о тебе говорят, успешно ведёшь дела. Значит у тебя есть опыт в мореплавании, — Джек обошёл Жакотт и встал сбоку. — Корабль твой по праву, значит, от кого-то достался, и ты им дорожишь… Только про любимую вещь будут рассказывать с такой гордостью. Ради чего ты стала пираткой? Могла ведь просто выйти замуж... — Джек повернул голову к удивлённой Жакотт.       — Я… — она не находила слов. Обычный матрос смог прочитать её как открытую книгу, зная её лишь пару дней. Немыслимо... — Мой брат… он болен. Замуж меня уже никто не возьмёт. Я кое-что натворила, и замужество не решило бы моих проблем, — глухо отозвалась женщина, сняв повязку. Ветер растрепал её волосы.       — Жакотт! — возглас Анри вырвал пиратку из ступора, и она взглянула на старпома с некоей растерянностью.       — Полагаю, мне пора, — Жакотт даже не услышала, как Джек ушёл.       Анри в тот вечер настаивал на том, чтобы Жакотт прекратила какие-либо дела с Джеком, да и вообще остерегалась его. Но, несмотря на её попытки избегать странного пирата, судьба словно сама сводила их вместе. «Святая Селестина» всё чаще была гостьей порта на Тортуге, к большому недовольству Анри.       Солнце было на Тортуге редким гостем. Оно будто бы проливало свет на все тёмные закоулки и без того прогнившего острова. Под наспех построенными домами проходили сточные канавы. Зловонные реки стекали прямиком в море.       Если бы Жакотт не успела отскочить, какая-то старуха вылила бы ведро помоев прямо ей на голову. Из подворотни выпрыгнул некто, чуть не сбив женщину с ног, однако вместо того, чтобы повалить её на землю, схватил за руку и потащил вперёд.       Джек.       Извернувшись, пират перехватил ладонь неожиданной спутницы. Они петляли по грязным улочкам, уходя всё глубже в порт. Сбивчивое дыхание мешало что-либо произнести, поэтому Жакотт сосредоточилась на беге, сама даже не осознав, почему вообще вступила в эту глупую игру. Только спустя десятки поворотов, парочка умудрилась завернуть за бордель и ловко спрятаться за первой попавшейся дверью. В нос ударил запах дешёвых духов и пудры. На первом этаже борделя никого не было, и те куртизанки, которые не работали, спокойно спали в своих комнатах, ожидая вызова. На втором этаже работа шла вовсю.       Сквозь тяжёлые бордовые портьеры в неровном свете редких лучей солнца Жакотт внимательно разглядывала лицо Джека. Он прижался к двери, вслушиваясь в то, что происходило на улице. Мимо борделя явно кто-то шёл. Джек бросил на Жакотт предупреждающий взгляд, приложил палец к губам. Пиратка не дышала.       — Вот крысёныш! Поймаю — все конечности поотрываю! — раздалось с той стороны двери.       Шум за дверью стих, и компания ушла. Джек сполз по двери и сел на пол, шумно выпустив воздух сквозь сомкнутые губы. По его шее стекал пот, а глаза были закрыты. Звуки этажом выше стали громче. Жакотт выдохнула и заговорила:       — А теперь объяснишь, что произошло?       — Ничего, — Джек медленно открыл глаза и посмотрел на Жакотт.       — Так какого чёрта они за тобой гнались?! — опешила она.       Тяжёлый запах духов, белил, сурьмы и мастики вызвал мигрень, и так навяз в горле, что хотелось сплюнуть.       — А кто сказал, что они гнались за мной? Я просто удачно прошёл мимо, но совсем ни при чём! А тот, кто им нужен, уже на другом конце Тортуги, — сухие губы пирата изогнулись в хитрой улыбке.       Жакотт порозовела. Она злилась на себя, на Джека... и на надрывавшуюся на втором этаже шлюху.       — Tu es insupportable! — всё, что могла выдавить из себя Жакотт, и пнула валявшуюся на полу подушку.       Джек встал, не переставая улыбаться. Он посмотрел на лестницу, ведущую на второй этаж. Наверху закончили, и Жакотт заметно расслабилась.       — Привет, — наконец выдал Джек, приобняв её, — Я скучал.       Жакотт выдавила подобие улыбки.       — Давай уйдём отсюда, я чувствую себя неуютно, — призналась она, оглядываясь.       — Конечно, — выдал Джек, со смехом открывая дверь борделя.