«Мы принимаем решения, мы делаем выбор. Именно так и формируется наша жизнь. В конце концов, формирование собственной судьбы — и есть наша цель»
Джозеф Эпштейн
Брайан Я чувствовал, что голова начинает болеть сильнее. Помассировал переносицу. Пытался отвлечься на наркоту, секс, шопинг. Не помогло. Я стоял на крыльце, пока Мэлани и Линдси загружали в машину последнюю партию вещей. Поднимался по лестнице туда-сюда раз пятнадцать за последние полчаса, перетаскивая кучу за кучей детского дерьма и рождественские подарки, которые зачем-то купил Гасу. Дженни сидела в своем детском кресле в машине. Джастин пытался помочь Мэл запихнуть последний чемодан на заднее сиденье и при этом закрыть дверь. Гас носился кругами по заснеженной лужайке перед домом. Подошла Линдси, я спустился по ступенькам и обнял ее на прощание. Она поцеловала меня в щеку и улыбнулась, я на секунду прижал ее ближе. Она отстранилась и сжала мою руку. — О, чуть не забыла, я хотела отдать тебе вот это. Счет за строительные леса. Я не взял. — Это Джастина, можешь отдать ему. — Отдать мне что? — Джастин шел по дорожке с Гасом. Линдси слегка растерянно повернулась к нему. — Счет за строительные леса. Брайан сказал отдать тебе. Головная боль усилилась снова. Джастин взял. — Я принесу чек, прежде чем вы уедете… — Не надо, просто оплати счет, — казалось, она хотела сказать что-то ещё, но передумала, улыбнулась и обняла Джастина на прощание. Он обнял ее в ответ и спустился к машине, чтобы попрощаться с Мэл и Дженни. Я проводил Гаса, пристегнул его ремнем безопасности и помахал, когда они отъезжали. Джастин стоял по другую сторону и тоже махал. — Я буду скучать по ним, — прозвучало сентиментально. Я подошел к нему и ухмыльнулся. — Мы постоянно будем встречаться. И теперь я снова могу трахать тебя в каждой комнате дома, — я притянул его к себе и поцеловал, запуская пальцы в волосы. Он обнял меня, подразнив мой язык своим, потом немного отстранился. Мы соприкасались лбами, а он зарылся ко мне в пальто. — Брайан? — Мммм? — я поцеловал его в щёки. Холодно. — Брайан, когда это ты перестал трахать меня в каждой комнате дома? Я прервался, размышляя. — Ну да, точно. Зато теперь можно выбросить всю нездоровую хрень. Мы вошли внутрь, и я затащил его в гостиную, толкнул на диван и упал сверху, не прекращая целовать. Он смеялся. — Линдси пыталась всучить тебе мой счет? — Ага, — я снова поцеловал его, надеясь, что он заткнется. Никогда не срабатывало. — Она меня считает твоей содержанкой, — он хихикнул. Я поцеловал его снова, схватил за руку и потянул себе между ног. — Ага, будь ты моей содержанкой, то сейчас уже отсасывал бы мне, а не смеялся над этим. Он обхватил рукой мой член и прошептал: — Да ну? Значит, если я тебе отсосу, это сделает меня твоей содержанкой? Я призадумался. — Нет, только если бы я оплатил счет. Он уткнулся лицом мне в шею и скользнул рукой в джинсы. — Точно сказано. Джастин После отъезда Мэл, Линдс и детей первые пару недель было странно, но хорошо. Странно, потому что четыре человека, один из которых был совершенно непредсказуемым, шумным, властным шестилетним ребенком, внезапно исчезли. По-моему, вместе с нескончаемым запасом хлопьев, попкорна и печенья, которыми совсем недавно были завалены все шкафы на кухне. Интересно, что Брайан сделает, если я все верну. Я поехал в Нью-Йорк на неделю в конце января, а Брайан приехал на выходные, когда открылась выставка в галерее Армана. Четыре мои картины, и все проданы. Многие из нас решили отпраздновать, и Калли тоже, она буквально сияла от успеха первой большой выставки, которую организовала с тех пор, как начала работать на Армана. Брайан угостил нас шампанским за ужином, а потом потащил танцевать. Я накидался и отплясывал вместе с Калли на платформе в гей-клубе. Что-то похожее, когда танцуешь с Эмметтом. Калли двигалась так же, как он, и на своих высоких каблуках была примерно его роста. В итоге появился Брайан и утянул нас за собой, подвёз Калли до ее квартиры, а меня обратно в отель. Я заснул на заднем сиденье лимузина, положив голову ему на плечо. Я рассказал Калли о картине, над которой работал, и она пообещала прийти посмотреть, когда я закончу. Я работал над ней каждый день, но понял, что наносить мелкие детали на большое полотно стало охуенно сложнее, чем обычно. Я уже начал потихоньку сходить с ума. И когда как-то раз трижды подряд уронил кисть, то глубоко вздохнул, слез с лесов и рванул в город увидеться с Майклом. Он уламывал меня прийти посмотреть, что он придумал для следующего выпуска «Гнева», а я все откладывал. Когда я вошел, в магазине было довольно тихо, только трое подростков просматривали стеллажи. Майкл вышел из-за прилавка и обнял меня. Я захватил нам кофе из «Старбакса». У Майкла были хорошие идеи, но я не решался. — Не знаю, Майкл, мне надо подумать. Я работаю над картиной. Когда закончу, хочу выставить ее в галерее весной. Времени очень мало, — я солгал. Проблема не во времени, а в моей руке. Я поймал себя на том, что неосознанно потираю запястье. В последнее время я часто так делал. Майкл знал меня уже довольно давно и обзавелся каким-то своеобразным радаром, поэтому всегда ловил меня на вранье. Он посмотрел на мою руку. Я тут же перестал ее тереть, как только заметил, что делаю. Потом он снова перевел взгляд на меня. Даже бровь поднял, наверно, позаимствовал привычку от Брайана в старшей школе. — Да ну? — просто сказал он. Я вздохнул. — Рука меня достала. Майкл стал как будто недовольным. — Ты что-нибудь делаешь? — Физиотерапевт сказал, что в таких случаях мне просто нужно отдохнуть, больше ничего. Принять адвил, типа того, — что нихуя не помогало. Сначала он ничего не сказал, как будто обдумывал следующие слова. — Тогда как насчет после выставки? Если начнём, нужно сделать этим летом. Я пообещал сообщить ему, он сказал, что вышлет мне идеи по почте, и я уехал. Когда я вернулся домой, Брайан был на кухне, распаковывал китайскую еду. — Привет, дорогой, что на ужин? — я бросил куртку на спинку стула, сел и ухмыльнулся ему. Он прислонился к стойке и посмотрел на меня. — Ну, если ты поднимешь свою задницу со стула, подойдешь сюда и положишь всё на тарелку, то китайская еда. — Ты такой злой. — Любовь жестока. Я встал и занялся едой. — Признаешься мне в любви? — Жестко, по-мужски — конечно. Он вывалил на тарелку целый контейнер цыпленка кунг-пао и вышел из комнаты. Толкнул меня плечом, когда проходил мимо, и поделился цыплёнком на полу перед телевизором. После ужина я вернулся в студию и увидел, что кисть до сих пор валяется на полу с того момента, как я ее уронил. Надо было ее вымыть, все бы надо вымыть. Я вычистил кисти и убрал краску, потом включил компьютер. Перечитывал заметки Майкла о «Гневе», когда вошел Брайан. — Не рисуешь? — он бросил взгляд на холст на стене и, наверно, понял, что сегодня я почти ничего не сделал. Я только плечами пожал. Он подошел ближе и сел на угол моего стола. Казалось, собирался что-то сказать, но промолчал. Я поднял бровь. Он уткнулся языком в щеку. Интересно, долго мы сможем корчить друг другу рожи вместо того, чтобы поговорить. — Ладно, с рукой снова пиздец. В последнее время у меня вечные проблемы с тем дерьмом, что льётся изо рта без моего ведома или согласия. Брайан вздохнул, наклонился и уткнулся лбом мне в макушку. Взял меня за правую руку, и пришлось сильно постараться, чтобы не вырвать ее. Он все равно заметил и отпустил. Я посмотрел на него, он поднял брови. — Что случилось? Я встал, подошел к куче вымазанных в краске тряпок на столе и начал раскладывать их на две совершенно бессмысленные стопки. Начинаю понимать, почему мое молчание заставляло Брайана говорить. Тишина становилась слишком значимой. — Ничего нового. Это просто начинает мешать мне делать то, что я хочу, — я ненавидел это говорить, потому что на самом деле не хотел, чтобы он знал. Подобные вещи порой беспокоили его больше, чем меня. И меня это сильно нервировало. — Я ходил к физиотерапевту, всё та же куча дерьма. «Примите адвил. Приложите лёд. Сделайте перерыв». Та же хрень, что и всегда, — я сел за стол и начал складывать тряпки в одну кучу. По одной. Глянул на Брайана. Он так и сидел на краю стола. Радовало, что он не выглядел слишком расстроенным, не таким, как обычно, когда с рукой действительно было плохо. Казалось, он серьезно задумался. — Может, тебе стоит попробовать что-нибудь еще. Я пожал плечами. — Думаю, я всё перепробовал. Он вздохнул. — Ну, утром ведь будет лучше, да? Я кивнул. Будет. Всегда всё начиналось нормально. Брайан встал со стола, подошел и протянул руку. Я взял ее, и он поднял меня. — Пошли спать. Утром все будет хорошо. Я рассмеялся. — Ну да, что значит, поднимайся наверх и отсоси мне, тогда все будет хорошо. Он ухмыльнулся. — Так и будет. — Обещаешь? Он уткнулся мне в лоб своим. — Обещаю. Он ушёл наверх, а я, наконец, разложил тряпки так, как хотел, в ту же большую кучу, как было, когда я начал. Поставил кисти сушиться, выключил компьютер и свет и поднялся наверх. Брайан уже лежал в постели, я разделся и забрался к нему. Он притянул меня к себе и начал играть с моими волосами, оставляя поцелуи на шею сбоку. Его любимый способ заставить меня говорить о том, в чем я с ним не согласен. — А как насчет акупунктуры, о которой говорила Дафна? Не могу поверить, что он сказал это. — Ты что, спятил? Это не сработает, и это бессмысленно. — Ты этого не знаешь. Она сказала, что ей помогло. — Смеёшься? — Это не больно. Я посмотрел на него. Он выглядел серьезным. — В тебя тычут иголками. — Дафна сказала, что это не больно. Я задумался на минуту. — Слишком похоже на Бена. — Ты не можешь делать серьезный в жизни выбор, основываясь только на том, делал ли его Бен, — он внезапно переместился, заползая на меня сверху, и оседлал, удерживая мои запястья над головой. — Иначе можешь пропустить что-то реально крутое, — поцеловал меня. Я ухмыльнулся. — Типа… жареное тофу? — Типа быть трахнутым с руками, прикованными к спинке кровати. Я подумал об этом. — Или брак с Майклом и усыновление Хантера? Это его заткнуло. Но только на минуту. — Ладно, но все дело в выборе. Привязанный к кровати — да, жареный тофу — нет. Акупунктура — да, усыновление Хантера — нет. Все просто. Я вздохнул, он скатился с меня и потянул на себя, и я положил голову ему на грудь. — Я поговорю с Дафни. Но я все равно уверен, что это совершенно бессмысленно и антинаучно. — Возможно, — он поднял руку, и я соединил наши ладони. Его пальцы длиннее моих. Он поцеловал мои волосы, я поднял голову, и он поцеловал меня в губы. Я опустился обратно. Мы все ещё касались ладоней друг друга, а он смотрел на них. Я согнул пальцы, и он переплелся с ними своими. — Тебе все равно стоит попробовать. Я поцеловал его в грудь. — Не все можно исправить, Брайан. Он по-прежнему держал меня за руку, а другой коснулся основания шеи. Я почувствовал, как он нежно обхватывает ее, и уткнулся лицом ему в грудь. — Но кое-что можно, — голос у него был тихий и немного грубоватый. Я поднял голову и поцеловал его, отпустил его руку и потянул на себя, развёл ноги, сгибая в коленях. Вспомнились моменты, когда я сам пытался поддержать его словами, но не мог прикоснуться. Лучше всего срабатывало наоборот: прикосновения вместо слов. Брайан целовал меня, руками зарываясь мне в волосы. Я держался за его запястья, ступнями упираясь ему в ноги. Начал слегка толкаться навстречу, чувствовал, как его член у моего бедра становится твердым. Мой уже встал, упираясь ему в живот. Он хотел спуститься вниз, но я нет, а потому удержал его на месте, подняв ноги, обвивая его за поясницу. Он уткнулся лицом мне в шею и поцеловал, слегка прихватил кожу зубами и укусил ровно настолько, чтобы оставить след. Я отпустил его левое запястье и потянулся к прикроватной тумбочке за смазкой и презервативом. Он отстранился, взял их и слегка улыбнулся мне, пока надевал резинку. Выдавил смазку мне на пальцы, и я потянулся вниз, скользнув одним в задницу. Он сидел на пятках и наблюдал, а когда я вставил второй палец, согнул и развел их, он устроился у меня между ног и поцеловал их, потом облизал. Впивался и кусал внутреннюю часть бедер, и тогда я решил покончить с играми, вытащил пальцы из задницы и потащил его обратно на себя. Он поцеловал меня и сказал как будто обыденно: — Охуеть как ненавижу этот презерватив. Я рассмеялся. — Просто не думай о нем. Еще два месяца. Тогда никаких резинок. Только кожа. Брайан застонал. — Два месяца. Да я сдохну. Я прижался губами к его уху и притянул его к себе ногами. — Время пролетит быстро, ты даже не заметишь. А теперь трахни меня. Брайан Я буквально чувствовал, как Джастин молчит. Не уверен, думал ли он, что я не хочу говорить, что, наверно, правда, или он сам не хотел. Поэтому я улыбнулся ему, потому что не хотел, чтобы он нервничал, пока я его трахаю. Он может волноваться позже. Мне нравилось видеть его пальцы у него внутри, растянутую вокруг них дырку. Нравилось чувствовать губами внутреннюю часть его бедер, гладкую и чувствительную. Он вздрогнул, когда я поцеловал его там. А потом потянул меня на себя с этим своим взглядом «трахни меня сейчас же!» Я коснулся головкой члена прямо его растянутой дырки и замер. Он извивался подо мной, попытался опустить руку, но я остановил его и чуть толкнулся навстречу. Он подался вверх, и головка вошла внутрь, я остановился, сместил вес и положил руки ему на бедра, чтобы удержать его от повторного толчка. Он разочарованно ворочался на кровати, я отстранился почти полностью, едва касаясь его головкой члена, потом толкнулся обратно, снова остановился, оказавшись внутри. — Брайан, — он притягивал меня ногами, пытаясь двигаться, но я продолжал его держать. Он нравился мне вот таким, когда весь извивается и пытается не просить. Я улыбнулся ему. — Да? — Трахни. Меня. Я снова полностью вышел, остановился, а потом опять медленно двинулся в тесный вход. Каждый раз, когда я выходил и толкался внутрь, тугое кольцо мышц обхватывало мой член и сжималось вокруг. А потом я также медленно выходил и снова толкался обратно, а Джастин медленно и шумно сходил с ума подо мной. Он стонал каждый раз, когда я отстранялся, и крепче обхватил меня ногами, я сделал так же снова, и он начал причитать, опять и опять: — Трахни меня, трахни меня, трахни меня, Брайан, просто трахни уже! Он скрестил ноги у меня на спине, цеплялся за меня руками, тянул к себе ближе. Я снова скользнул внутрь и замер, но в этот раз вошёл немного глубже. Он расслабился и открылся для меня ещё больше, укусил в шею, целовал меня и стонал, пока я погружался в него глубже и глубже. Я знал, что последует жёсткая расплата, так и было. Его задница сжала мой член, и когда я отпустил его бедра, упираясь руками в матрац для опоры, чтобы трахнуть его по-настоящему, он начал подмахивать, вцепившись в член задницей так, что я оказался почти в трех секундах от того, чтобы кончить. Уже чувствовал покалывание в яйцах, мышцы живота свело, и я подавил порыв желания бездумно вонзиться в него и взорваться. Я немного замедлился, чтобы прийти в себя, сконцентрировавшись на простате, касаясь ее с каждым следующим толчком. Он уже подошёл к той грани, когда закрывал лицо руками. Я прошипел его имя, и он отвел их, открыл глаза и посмотрел на меня. Эти его приоткрытые губы, стеклянные потемневшие глаза. Вся кожа покраснела. Я слегка изменил угол проникновения, и он дернулся бедрами, закусил губу и снова закрыл глаза. Я видел, как он двигает руками, как будто хотел опять закрыться, но не сделал этого. Знал, что мне нравится смотреть, как он кончает. Он сильно прикусил губу и откинул голову назад. Я хотел поцеловать его горло, но не мог. Все, что я мог, это просто продолжать двигаться туда и обратно, каждый раз ударяя его прямо по простате. Он выгнул спину и, наконец, схватился за член, надрачивая, а я опустил голову и трахал его сквозь оргазм, пока он кончал себе в кулак, мне на грудь и себе на живот. Стоило почувствовать крепкую хватку его задницы на члене, пока он кончал, и я взорвался следом. Волны удовольствия затопили меня, изливаясь внутри Джастина. А потом я просто стоял на коленях, пытаясь отдышаться, все еще с опущенной головой. Джастин уложил меня рядом и вытер нас полотенцем, поцеловал меня и улыбнулся, а потом опять забрался под одеяло и снова поцеловал. Я потянул его ниже и свернулся вокруг него, чувствуя тепло и усталость. Ни о чем не думал и просто заснул. Джастин Я проснулся на следующий день и всё-таки позвонил Дафне насчёт акупунктуры, хотя все еще считал это самой наитупейшей и бесполезной идеей, которая когда-либо приходила ей в голову. Она была так взволнована возможностью, что меня истыкают заживо, и дала мне имя и номер телефона терапевта, к которой ходила сама. Она работала в той же клинике для малоимущих, где Дафна проходила стажировку в этом семестре. Сработало вуду или нет, но руке стало немного лучше. Я как-то даже начал набрасывать идеи для следующего выпуска «Гнева» и в какой-то момент понял, что рисовал почти час. Брайан ни разу не ухмыльнулся и не сказал ничего, типа «Я же тебе говорил», а я старался не упоминать о своем состоянии при Дафне, иначе она бы никогда не заткнулась. И я не хотел сглазить. Вот так: проще поверить в сглаз, чем в акупунктуру. Какой бы ни была причина, к концу февраля я сделал больше, чем планировал. Позвонил Калли и попросил ее прийти в свободное время после выходных. Следующим утром в воскресенье я стоял и смотрел на свою картину, а Брайан стоял позади. Накануне строительные леса сняли. Картина была огромной, серого с вкраплениями синей краски цвета, почти как настоящая старинная керамика. От левого верхнего угла по диагонали тянулась широкая неровная черная полоса. С правой стороны вспышки оранжевого и золотого, стекающие поверх серого и синего, хотя, скорее, не стекающие, а распыленные. Сверху, не изнутри. Но на огонь совсем не похоже. Думаю, что-то типа брошенных на тротуар огромных ярких цветов, крупным планом, с полноценно выделенной текстурой и цветом. Слои, полосы и линии оранжевого и золотого поверх серо-голубых трещин. Брайан обвил меня руками за шею, и я положил ладони ему на предплечья. Откинулся на него, улыбнулся и запрокинул голову. Он смотрел на картину. — И? — мне всегда приходилось спрашивать. — Красиво и мощно. Это лучшее, что ты когда-либо делал. Она охуенно огромная, — сказал он и ухмыльнулся мне, я ответил тем же. Картина действительно смехотворно большая. Наверно, я умом тронулся. Чуть позже на неделе Калли оказалась у входной двери, заливаясь своим фирменным смехом. Волосы торчали из-под черной шляпы, обрамляя лицо, на ней были черные джинсы, черные ботинки и темно-серый свитер под черной курткой, чтобы разбавить краски. Боже, я скучал по Нью-Йорку. Она обняла меня и чмокнула в щеку, наверняка оставив кроваво-красный след помады. Что-то типа городской шикарной версии Дебб. Я даже не стал показывать ей дом. Повел прямо в студию, и, в отличие от всех, кто ее видел, она не стала комментировать ее размер, освещение или то, как сильно Брайан, должно быть, любит меня, раз построил её. Она просто подошла к моей картине, встала напротив и разглядывала. Я привык к тому, как Калли смотрит на картины, поэтому сел за компьютер и какое-то время бесцельно ебался с идеями для «Гнева», которые Майкл прислал. Я не сводил с нее глаз, поэтому, когда она, наконец, повернулась и посмотрела на меня, я был готов. — Ну? — Господи. Блять. Иисусе. Джастин, — она слегка побледнела. — Так хорошо? — я знал, что хорошо, просто хотел, чтобы она это сказала. — Даже не знаю. Хорошо. Какое-то хреновое слово, — она подошла и села на стол. — Это пиздец. — Знаешь, ты хорошо управляешь галереей, но думаю, как арт-критик ты не очень. — Не напрашивайся на комплименты, малыш. Ты знаешь, что она хороша, тебе не нужно мое подтверждение. Она похожа на Брайана. За исключением того, что ему нравилось, когда я попрошайничаю. Я ухмыльнулся ей. — Тебе то нравится. А Арману? — Арман, блять, в штаны кончит, когда ее увидит. Точнее, когда придумает, как, черт возьми, доставить ее в галерею. Чем ты думал, когда создавал что-то настолько большое, хотя знал, что перевозить будет не на чем? — Я думал, что мне повезло, что не надо париться на этот счёт. — Господи, если твое творчество вдохновляет этот потрясающий мужчина, как думаешь, он согласится трахнуть меня? Я расхохотался. — Уверен, что нет. Но я дам ему знать, что ты спрашивала. Она встала, повернулась и снова посмотрела на картину. — У тебя есть что-нибудь еще или только эта? — Только небольшие наброски, когда с этой не получалось, — я показал ей. Она продолжала качать головой и продолжала говорить «блять». — Ладно, дай мне позвонить Арману, он просил сообщить, как только я увижу, что ты приготовил. Она связалась с ним: — Это я. Нам пиздец, эта штука размером с амбар. И если ты не придумаешь, как перевезти её в галерею, я ухожу. Какое-то время она слушала, а я вернулся к компьютеру. Она ходила по студии, разговаривая с Арманом, часто жестикулируя, что, я уверен, помогло ему понять нюансы ее положения. Я никогда раньше не видел, чтобы кто-то расхаживал на четырехдюймовых каблуках; завораживающее зрелище. Наконец, она захлопнула мобильник и повернулась ко мне со счастливым выражением лица. — Он от души тебя ненавидит. В течение месяца он пришлёт кого-нибудь, чтобы забрать ее. — Он настолько тебе доверяет? — Несмотря на то что ты ставишь под сомнение мои способности арт-критика, я никогда не ошибалась. — Что ж, ты молода, ещё есть время. — А ты часто такое слышишь, блондинистый мальчик? — Сучка. Я же в этом не виноват, — я почувствовал, как краснею. — Господи, Джастин, ты краснеешь, как двенадцатилетняя девочка. Никогда не видела никого, кто краснел бы так сильно, как ты. Итак, что здесь нужно сделать девушке, чтобы что-нибудь выпить? Я отвел ее на кухню, принес пива, и мы пошли в гостиную. Она встала посреди комнаты и медленно повернулась. — Ебать, Джастин. Объясни мне как можно доступнее, как шестилетке: как ты познакомился с этим парнем, и где мне найти такого же, только чтобы девушками интересовался? — Он подобрал меня под уличным фонарем, когда я учился в старшей школе. — Ладно, это правда, или ты мне мозг трахаешь? — Это правда. — Значит, для меня слишком поздно. Я в жопе. — Ну да. И Брайан один такой. Потом я снова покраснел. Надо что-то делать с этим. Брайан Наступает момент, когда случайно услышанное превращается в откровенное подслушивание, и я пересек эту черту несколькими предложениями ранее. Я откашлялся и вошел в комнату, Джастин встал, подошел и поцеловал меня в щеку. Его лицо горело, и я знал, что ему интересно, сколько я успел услышать. Я улыбнулся ему и подмигнул Калли. — Ну, что думаешь? — Великолепно. По-моему, ты благотворно влияешь на творческий процесс Джастина. К сожалению, по его словам, девушек ты не любишь. Скажи мне, что ты скрывал это от него все эти годы. Я рассмеялся. — Прости. И, похоже, этот эффект действует только на Джастина. Снова проступила краснота. Джастин выглядел на шестнадцать. Так легко его задеть. Джастин пошел на кухню взять еще пива, а я налил себе «Джека». Калли покачала головой, когда я предложил ей немного. — Спасибо, я за рулем. Что, кстати, я ненавижу. Вот почему живу в Нью-Йорке. Отсутствие необходимости водить машину. — Картина. Она настолько хороша, как я думаю? — У меня нет слов. — Надеюсь, это не так. Она сидела молча пару минут, просто глядя мне в лицо. — Не знаю, насколько хорошей ты ее считаешь, но тот факт, что ты задаешь этот вопрос, говорит о том, что ты уже знаешь. Да, она хороша. — Она продается? — Джастин пока не настолько известен. Он очень молод, а выглядит ещё моложе, слишком белокурый и красивый. Арман с него просто тащится, что помогает, но ни один владелец галереи не может сделать художника из ничего. Картина огромная, а это значит, что её будет трудно повесить даже нам и тем более тем, кто захочет её в свою коллекцию. С этой работой будет очень много проблем, — она сделала паузу, а затем сказала: — Она будет продана ещё до того, как мы откроем выставку. Я прикусил губу. Сам думал о том же, но разве я что-то понимаю? Она медленно добавила: — Теперь мне хочется вернуться домой, заползти в свою кровать и никогда больше не рисовать, потому что в этом нет никакого смысла. Джастин вернулся в комнату с двумя бутылками пива и дал одну Калли. Интересно, как долго он стоял в коридоре и подслушивал. Я отвез их поужинать, а потом в «Вавилон». Мы немного потанцевали, и я пошел в бар выпить. Там был Эмметт, блесток на нем было относительно меньше. Будний вечер. — У Джастина определенно лучшие гей-подружки, — он сделал глоток своего «Космо». — Она приехала из Нью-Йорка, посмотреть его картины для выставки, — я сделал глоток пива. Решил остаться достаточно трезвым, чтобы сесть за руль на случай, если Джастин захочет напиться и отпраздновать. На танцполе он выглядел возбуждённым и счастливым, хотя за ужином ничего не ел, пил только вино. Мужеподобная блондинка в майке отплясывала с ними, пытаясь соблазнить Калли. Джастин рассмеялся, махнул ей и подошел к нам с Эмметтом. — Привет, Эмм, — он поцеловал Эмметта в щеку, а затем подошел, прижавшись ко мне, весь мокрый, и сделал глоток моего пива. Я поцеловал его, и он улыбнулся. Поэтому я поцеловал его снова. Он полностью развернулся ко мне, и я согнул колени, чтобы быть ближе к его лицу. — Вам двоим действительно нужно снять комнату, знаете ли, — поддразнил Эмметт. Я едва оторвался от губ Джастина, удерживая его лицо ладонями. Он водил руками вверх и вниз у меня под рубашкой. — Можешь присмотреть за Калли? Минут на… десять? — Джастин укусил меня. — Двадцать? Эмметт поклялся ценой своей жизни защитить нью-йоркскую подружку Джастина, и мы поднялись по лестнице наверх. Он остановил меня, едва мы сделали несколько шагов, прижался ко мне всем телом и поцеловал медленно и глубоко, скользил языком у меня во рту, ласкал обнаженную кожу под рубашкой. Просунул руку между нами и сильно сжал мой член ладонью. Я развернул его и толкнул к стене. Пихнул колено ему между ног, и он опустился на него всем весом, членом упираясь мне в бедро, а руками расстегивал пуговицу на джинсах. Я взял его за запястье, останавливая, и потащил к дверному проему задней комнаты. Охранник выглядел удивленным, когда увидел нас, но только кивнул, а я проигнорировал его. Джастин его даже не заметил, шел позади меня, положив руки мне на бедра, целуя в шею. Я схватил его и дернул на себя, одной рукой обхватил за задницу, а другой расстегнул штаны. Потянулся к его горячему и твердому члену, обхватывая его пальцами. Он снова вернулся к моим джинсам и стянул их. На этот раз я позволил ему прижать себя к пустой стене. Он ухмыльнулся, расстегнул пуговицы на моей рубашке, закончил с джинсами и медленно провел языком по груди. Коснулся сосков и засосал каждый, поцеловал, прикусил, а потом опустился на колени. Снова улыбнулся и прижался лицом к моему животу, а потом зарылся носом мне в пах, рукой обхватив основание члена. Он лизнул головку, и я почувствовал, как дыхание перехватило. Он начал кружить языком вокруг, и я еще немного развёл ноги, опираясь на стену. Он ласкал меня рукой, облизывал языком, и я почувствовал, как непроизвольно двигаюсь бедрами навстречу. Хотелось видеть, но не было возможности, потому что пришлось запрокинуть голову назад, когда он сомкнул губы вокруг меня, схватился обеими руками за задницу и полностью взял меня одним плавным движением. Я застонал и зарылся руками в его волосы, ухватившись за пряди, пока он заглатывал, сосал и лизал, притягивая меня к себе за ноги и тихонько постанывая вокруг моего члена. Это такое ощущение, которое хотелось испытывать часами, но вся суть как раз в том, что это невозможно. Буквально через пару минут я почувствовал, что кончаю, и он немного отстранился, водя рукой по моему члену, позволяя мне наполнить его рот, пока я сжимал его волосы в кулаках и стонал. А когда я закончил, откинувшись на стену с запрокинутой головой, он всё ещё окружал меня своим теплым ртом. Я чувствовал его дыхание на своей коже. Я отпустил его волосы и зачесал назад, а он посмотрел на меня и слегка улыбнулся. Моя сперма осталась у него на губах и немного на лице. Я потянул его наверх, и он прижался ко мне, к груди, животу, паху, и я слизал свою сперму с его лица, смакуя во рту. Джастин взял меня за руку и положил на свой член, я провел по нему ладонью, поймав смазку, размазывая по влажной головке, и провел по стволу. Мы целовались, и он был так близко ко мне, что я не мог двигаться, но его член становился все тверже, пока я дрочил ему, он внезапно прижался ко мне всем телом и начал кончать. Продолжал опираться на меня, тяжело дыша, и через минуту я понял, что мы не совсем обдумали то, что делали, потому что он только что кончил мне прямо на джинсы. И теперь мы стали своего рода липким беспорядком. Но я просто поцеловал его и рассмеялся, а он засмеялся в ответ, уткнулся головой мне под подбородок и сказал: — Упс. — Ну знаешь… Упс — это чушь, — я ухмыльнулся. — Скажи мне, что у тебя в офисе есть чистая одежда. Я покачал головой. — Полотенце? Я подумал и кивнул. — Я владею этим клубом, думаю, кто-нибудь даст мне полотенце. — Да, Брайан, давай, иди в бар и попроси полотенце, поэтому что твой парень только что кончил тебе на штаны. — Ты только что обкончал мои штаны перед всеми этими людьми, и только я должен идти за полотенцем? Он прижался ко мне ещё сильнее и поцеловал в шею. Мы просто стояли какое-то время, потом я застегнул нам брюки, расправил его рубашку и застегнул пару пуговиц на своей, и мы пошли искать полотенце. to be continued…