V. Исповедь

Из записок доктора Эттингера Вчера умерла несчастная Вера. Мария Антоновна так и не захотела отвозить ее в городскую больницу, тем более что состояние женщины было столь безнадёжно, что все понимали - жить ей осталось недолго. Вера прожила две недели, и княгиня ухаживала за ней лично, чем вызывала удивление и недовольство других. Я приходил почти каждый день и хоть, как врач я был, увы, почти бесполезен, сам мой приход кажется радовал Веру. Ее лицо, изуродованное болезнью, когда его озаряло улыбка благодарности в ответ на самую простую заботу о ней, рисовало в воображении образ в прошлом прелестнейшей девушки. Той, какой Вера когда-то была. Глядя на неё, я вспоминал так же и о другом существе, чьё доброе сердце, нежные письма и верная дружба убеждали меня день ото дня: эти отвергнутые обществом женщины с самого начала почти всегда жертвы несчастной судьбы. Не похоть, не жадность толкает их на панель, а отчаянье и нужда. На девятый день с Верой сделалась мозговая горячка, что часто бывает при сифилисе. Она металась в кровати, кричала и этим пугала всех в доме. Пришлось привязать ее к постели бинтами. Мы делали это вместе с княгиней, которая обнаружила в себе талант настоящей сиделки. Терпение и доброта, с которыми заботилась она о бывшей своей служанке, заставили меня ещё больше любить ее.  Заботиться о больной кроме того помогали две ее дочери, Наталья и Софья. Дочь императора изменилась за эти три года, к радости матери. В ней пробудилась мягкость и доброта, она не казалась уже такой отстраненной. Она проявила большое сострадание к несчастной Вере и в одном разговоре со мной поинтересовалась: может ли женщина стать врачом? Софья сказала, что хотела бы получить профессию и приносить людям пользу, и увидев на моем лице улыбку сомнения прибавила: «я уверена, что мне разрешит мой отец. Вы знаете, что он император? Он добрый и любит меня». Должен ещё тут сказать, что при этом я предостерегал Марию Антоновну разрешать дочери проводить много времени рядом с больной. У девочки здоровье не столь крепкое, как у старшей сестры. Сифилис для неё незаразен, но я почти уверен, что можно заразиться чахоткой, которая поражает прежде всего организм слабый. Во всем остальном Соня, несомненно, должна быть большой радостью для родителей и хоть в ней по-прежнему есть какая-то отрешенность от мира, меланхоличность, она придаёт ей только очарование. Так же она обещает стать очень красивой, когда подрастёт. Вечером четверга у больной наступило новое обострение, которое сменилась внезапным умиротворением. Вера пришла в сознание и попросила привести к ней священника, что и было сделано. Исповедовавшись, она впала в тихое забытьё и к утру умерла. Покойницу соборовали, одели в хорошее платье и так как родных у неё не было, решено было похоронить женщину на городском кладбище. Княгиня захотела оплатить похороны, отпевание и могилу и сама. Князь Нарышкин, человек очень добрый, хоть и был удивлён стремлением жены принять участие в судьбе Веры, ничему не противился. «А как в Австрии поступают с умершими падшими женщинами, у которых нет родных и друзей?»- поинтересовался он у меня. Я ответил, что во времена Иосифа, просвещенного человека, их хоронили на городских кладбищах за государственный счёт. Но старый ханжа Франц велел всех проституток хоронить далеко за городом, в специально созданных общих могилах для бедных. И что при нем жизнь публичных женщин в Вене стала совершенно бесправной. Так, к примеру, если их убивают, что бывает нередко, то полицейские могут даже отказаться открыть дело и так же не принять заявление такой женщины о совершенном над ней преступлении. «Вы радеете за права падших женщин..но ведь отвержение общества есть наказание за позорное их ремесло,»- заметил Нарышкин, на что был внезапно прерван женой. «Они такие же люди, как все мы и заслуживают сострадания! И большинство из них выбрали этот пути не по собственной воле, а став жертвами развратных и вероломных мужчин!»- с горячностью воскликнула она. Князь посмотрел на жену с удивлением, но спорить с ней не решился, и удивленно воскликнул, глядя за ограду кладбища. «Бог мой, но что делает здесь государь?» Я и сам был удивлён прибытием на похороны Александра. Мария Антоновна сказала, что написала письмо ему, сообщив о том,что Веры не стало. Он выглядел очень серьёзным и грустным и положил в гроб цветы. Мертвая Вера,кажется, уже совсем его не пугала. Когда мы ехали обратно в карете я видел, как он бормочет что-то, закрыв глаза и сцепив замком руки и понял, что он молился. А мне подумалось, как мало теперь та молитва поможет несчастной девушке. Он мог бы прийти к ней, когда она ещё была жива и попросить у неё прощение за то, что так подло ее совратил. Когда Александр кончил молиться, то завёл со мной один из странных своих разговоров. —Поверьте, Максимилиан, я глубоко опечален судьбой Веры. Я совершенно не отрицаю своей вины и своего дурного поступка. Я был молод и очарован ее красотой. Я рассказывал вам о том, что в то время мне было трудно держать под контролем те...влечения. Я, конечно же, не желал девушке зла. Я не знаю, что она рассказала Марии Антоновне, но я никогда ни к чему силой ее не принуждал. У нас были свидания, но я не переходил там границы и ее родные и супруг могли бы подтвердить, что в брак она вступала невинной. Сейчас я жалею о тех ошибках, которые совершал. Но кто же безгрешен, Максимилиан? Я не разрушал ее брака, насильно не выдавал замуж за нелюбимого ею мужчину, не заставлял позже зарабатывать этим низким трудом. Я Конечно же, виноват в том, что дал ей чрезмерно увлечься собой и поощрял это. Блуждая сам в те годы во тьме, я сбил ее с праведного пути..Я буду молиться за ее душу.. Я молчал, никак не реагируя на этот странный поток оправданий. Какое-то время мы ехали молча, а потом Александр с какой-то обидой взглянул на меня. —Вы очень расстроили меня своим бегством и вашим жестоким письмом. —Простите, Ваше Величество, но я не мог поступить тут иначе, ведь вы сказали, что на меня завели дело, а это оказалось неправдой. —Я вам не лгал!- с возмущением воскликнул он.- Дело действительно было, но его, при содействии князя Разумовского быстро закрыли. Я старался помочь вам,раскрыл вам душу, а вы от меня сбежали к Меттерниху! Неужели из-за того, что я отказался оказывать невозможную помощь Бонапарту? Вы знаете, что поступили очень нехорошо? Вы ведь врач, наконец. Вы должны оставлять ваши взгляды и вкусы за пределом своего ремесла. Я удивился этой осуждающей отповеди, которая сменила покаянную речь. Я не сознавал, насколько сильно все это время он на меня был обижен.Мне показалось, что он ищет помощи, но не знает как меня о ней попросить. —Простите меня, Ваше Величество, если я вас обидел. И знайте, что нынче я к вашим услугам всегда. —Максим, я не знаю, чем вы могли бы помочь мне. Я был болен, но теперь совершенно здоров. Вы были правы, что больна была моя душа, а не тело. Но сейчас, я нашёл умиротворение в Боге, я вполне осознал каким глубоко порочным я был. Сколько во мне было грязи...теперь я понял многое, чего раньше не понимал. О себе и о том, в чем мой долг... Последнюю фразу он произнёс невероятно торжественно. Верил ли он сам себе? В тот самый миг я ощутил то странное чувство, которое испытываешь ведя беседу с душевнобольным. Ощущение раскола, трещин по зеркалу. Со мной говорит как будто не человек, а его маска. Он говорит красивые фразы, словно с жаром и гордостью твердит выученный урок. Полагаю, что религиозность его теперь есть так же очередное проявление причудливого узора его глубокой болезни! *** —Фёдор Николаевич, расскажите, наконец, что произошло на прошлой неделе? Уваров откашлялся в кулак и в легком смущении взглянул на Марию Федоровну. Их было четверо человек в кабинете у вдовствующей императрицы, включая князя Петра Волконского и доктора Эттингера,который сидел за столом, чуть в отдалении от остальных и писал, вернее делал вид, что писал. —Да в общем…Пусть лучше Пётр Михайлович начнёт... Князь Волконский - высокий, статный, хоть уже и не молодой, но все ещё красивый мужчина в мундире присел рядом с императрицей. Максим невольно отметил про себя, что у императора в ближайшем его окружении, его свите, все подчиненные мужчины отличаются на редкость привлекательной наружностью. Ну просто с каждого хоть картины писать! —Утром в понедельник я принёс Александру Павловичу документ. Это анонимный донос. Касающийся распространившихся в последний год в Петербурге неких тайных организаций…Или правильней сказать клубов, кружков…Деятельность их вызывает у меня опасения. Там было несколько фамилий уважаемых в Петербурге людей. Я государю показал это письмо. И изложил своё видение ситуации. Он меня выслушал, но не проявил..- на этом моменте он немного запнулся.- Как бы это сказать, ни малейшего интереса. Меня это изумило до глубины души. —Он сказал, что не ему судить этих людей за их убеждения и взгляды и что нас всех охраняет Господь... пробурчал Уваров и нервно хмыкнул, но получив строгий взгляд императрицы умолк. —Вы уверены, что он верно понял,что вы ему говорили? —Не знаю, Ваше Величество. В последнее время Александр Павлович вообще как будто бы мало слушает...о чем ему говорят. И почти не проявляет ни к чему интереса. Все кажется ему как будто бы малозначительным. —Пётр Михайлович,вот послушайте, какое я получила письмо от Константина Павловича из Варшавы. -Мария Федоровна достала из ридикюля аккуратно сложенный лист и надела очки.-Он пишет, что с начала этого года было задержано по доносам несколько частных лиц, которые устраивали провокации…в том числе в среде студенческой молодёжи Варшавского и Виленского университетов..он полагает, что в стране вновь обнаружилась настроенная радикально против России тайная националистическая польская партия. Пока там нет единства и каких-то особенных активных движений, но плохо то, что даже в правительстве оппозиция занимает все больше влияния.Что он говорил Саше об этом, но тот не захотел его слушать. Так же он пишет…что нужны деньги. Она не произнесла «деньги на подкуп», но Максим понял это без слов. Ему стало не по себе от того, что он присутствует при таком разговоре. —Как вы думаете, это все может быть связано?- взволнованно произнесла женщина. - Я полагала, что у Александра в Польше очень крепкие связи. Разве открытый им в марте сейм не был встречен поляками с восторгом? Он много говорил мне об этом. —По поводу Польского царства я не могу дать вам ответа, но полагаю, что брожения в обществе ЗДЕСЬ, в частности, связаны с тем вниманием, которое государь уделяет полякам. Либеральные реформы и Конституция, которую он провозгласил в Польше, вызвали у многих недоумение. Некоторые…в России имеют мнение, что такое внимание императора к полякам оскорбительно. —Одним словом, они возмущены, что он проводит реформы там, а не здесь, - резко перебил Волконского граф Уваров. -К тому же прошёл слух, Простите...что у Александра Павловича в Варшаве любовница, бывшая куртизанка из Вены, полячка. Что император оскорбительно ведёт себя по отношению к супруге, которая, как ходят слухи, тяжко больна, покинута им и несчастна… —Ох,и опять Елизавета Алексеевна!- Мария Фёдоровна удрученно покачала головой. - Наш вечный источник головной боли! Как несправедливо! Ведь Саша сдувает с неё буквально пылинки! Ни в чем ей не отказывает и я только и слышу от него: «этого желает моя жена», «позаботьтесь о Елизавете Алексеевне!»… —Ваше Величество, я полагаю здесь дело в том печальном влиянии, которое на императора оказывает эта, выдающая себя за блаженную, дама…с которой он ведёт активную переписку. С тех пор, как он вступил с ней в сношения, он как будто утрачивает связи с реальностью…возможно он советуется с ней и она даёт ему рекомендации.. —Да, меня все это тоже очень беспокоит! Все трое постепенно переместились из кабинета Марии Фёдоровны в гостиную, и окончания разговора Максим не слышал. Через некоторое время императрица вернулась одна, подошла к книжному шкафу,отперла ключом нижнюю дверцу, откуда достала поднос с графином вина и довольно крупную рюмку. Наблюдая, как она наполняет ее, Максимилиан попытался посчитать, сколько раз на его памяти императрица доставала этот графин, который всегда пополнялся, и пришёл к выводу, что количество спиртного употребляемого Марией Фёдоровной в день приближалось к целой бутылке. То что она тщательно скрывала от окружающих это пристрастие ему было совершенно очевидно, и от того особенно лестно, что императрица не стеснялась при этом его самого. Он наблюдал, Мария Федоровна с рюмкой в руках устало опускается в глубокое кресло. Величественная фигура этой все ещё красивой, не смотря на ее годы, женщины, воплощала в себе, как казалось Максиму, постепенно исчезающую роскошь и царственность 18 века- эпоху абсолютизма королей и королев, помпезных дворцов, утомительных церемоний, корсетов и напудренных париков. И хоть сама вдовствующая императрица строго следила за модой, была в курсе буквально всех дел в государстве и за его пределами и любила окружать себя молодежью, она олицетворяла собой прошлое. Прошлое, со всеми его положительными и отрицательными чертами, прошлое, которое одновременно хотелось отринуть и к которому хотелось прильнуть, ища в нем надежной опоры. Вот и теперь, она в глазах Максима была истинной хозяйкой с чьей крепкой женской руки вершились все необходимые интриги и поддерживалась внутренняя среда императорского двора , словно большого аквариума с экзотическими рыбками. Он заметил, что Мария Федоровна затеребила кулон с изображением покойного мужа, который неизменно висел у неё на груди. Это всегда означало волнение. —Елизавета Алексеевна действительно в последнее время увядает буквально на глазах и признаюсь вам, хоть я не питаю к ней нежных чувств, но тут и черствое сердце будет преисполнено жалости. Что ж, она,конечно, сама избрала этот путь, полный страданий. Ей всегда нужно все усложнять. Их отношения - сплошная нелепость. Знаете, бывает это в паре...Он захотел быть с ней, но она его оттолкнула..потом она воспылала, но он уже передумал..и так далее до бесконечности. Они никак не могут сойтись. Хотя, как подозреваю я это, в глубине души оба этого очень желают. -И увидев изумление на лице Максимилиана добавила:- Да, я полагаю что при иных обстоятельствах они составили бы идеальную пару. У них много общего. Однако пока их сходство лишь выражается в том, что оба они несчастны и одиноки. Максимилиан хотел было заметить, что у императрицы действительно есть все основания грустить, но их прервал вошедший в комнату камердинер, который взволнованно объявил, что только что принесли письмо из Аничкового дворца. У Великой княгини Александры Фёдоровны начались роды. Из письма Максимилиана Йозефу Брейеру Сегодня мне посчастливилось иметь честь принять роды у жены Великого князя Николая Павловича. Николай - младший брат и третий сын императрицы Марии. Это его второй ребёнок и на радость всей семьей - родился мальчик. Николай имеет большую разницу в возрасте со старшими братьями и мало похож на них. Это очень высокий и статный молодой человек красивой наружности. Он имеет вид мужественный и благородный, хотя и чрезмерно серьёзный. Как я сказал, он ещё очень молод, но очевидно хочет казаться старше своих лет, потому что напускает на себя важный вид. Он очень вежлив, любезен, но вот по-немецки говорит не так хорошо, как император. Он с необычайным трепетом и нежностью относится к своей жене и видел бы ты, сколь трогательно смотрелся этот исполин, взяв на руки новорождённого. Он благодарил меня минут пятнадцать за счастливое разрешение его супруги, ведь роды были непростыми-мальчик шёл ножками, а не головой, и пришлось делать поворот. Воистину трогательная семейная картина! Спустя несколько часов прибыл император с императрицей Елизаветой. Ох, Йозеф, какая грусть была в ее глазах, когда ей дали на руки ребёнка! Какое страстное стремление быть матерью у этой женщины и как жестока к ней судьба! Император, как всегда в кругу родных был обаятелен и ласков. Сердечно поздравил брата и его жену, но,как показалось мне, само рождение племянника его не так уж и тронуло, по крайней мере на руках он подержал младенца не более десяти секунд. Мальчика, кстати говоря, назвать решили в честь дяди, Александром. Инициатива эта исходила от отца, хотя император, кажется, без кокетства сопротивлялся и предлагал выбрать другое имя. Ребёнок крепок и здоров и дал уже во все горло ору. Должен тебе сказать, что впервые за все время здесь я чувствовал себя счастливым и довольным. Дай Бог у этого ребёнка, которого я принял не без труда, судьба сложится достойно. Он, скажу тебе, боец. Ты знаешь, что я особенно люблю детей, появившихся на свет через преграды. Сегодня я ощутил гармонию и в императорской семье как будто стал теперь своим. Что касается самого императора, то я могу лишь наблюдать его со стороны. В душе этой сейчас всецело господствует религия. Он кажется искренним в стремлении быть ближе к Богу, но сможет ли вера дать ему то, что он ищет? Я опасаюсь, что разочарование тут неизбежно. Бога, я полагаю, если он и есть, нельзя постигнуть и найти извне. Его можно только ощутить внутри. Из письма Йозефа Брейера Максимилиану Эттингеру Твоё последнее письмо отличается от предыдущих. Кажется, что ты чувствуешь себя спокойнее и примирился с жизнью в России, найдя своё место и принося пользу. Я всегда говорил тебе, что твоя вечная непримиримость с жизнью, где бы ты не был, твоё бунтарство - главный твой недостаток. Изживая его из себя, развивай в себе спокойное терпение и ты будешь вознаграждён душевным равновесием. Ты спрашивал о новостях. Здесь, в Вене, мы живем невесело. Король Франц, похоронив свою третью супругу в тот же год женился в четвёртый раз и кажется совершенно погрузился в семейную жизнь . Всеми делами заведует теперь Меттерних, который, кстати, так же овдовел в этом году. Воистину одиночество вредно для мужчины не менее чем для женщины (ты уж прости). Ему теперь повсюду мерещатся революционные заговоры, протесты и проще перечислить те свободы, которые у австрийцев ещё здесь остались. Печать и всякие иные проявления общественного мнения стесняются теперь до последней крайности; шпионство поощряется самым усердным образом, любые новшества воспринимаются как нападки на нашу святыню - монархию. Никогда ещё с таким энтузиазмом не работала наша полиция, а на строительство тюрем не выделялось столько средств из казны. Я рад, что ты не видишь всего этого, ты был бы глубоко огорчён. И по твоим письмам я могу сделать выводы, что император Александр дает своему народу гораздо больше свободы. Возможно будет интересна тебе и другая история. Недавно в одной из газет напечатали заметку, посвящённую уголовному делу. Его участники были кажется какие-то сектанты, их обвиняли в воровстве и доведении до самоубийства нескольких знатных людей. Якобы они внушали им какие-то идеи,заставляли отдавать деньги и сводили несчастных с ума. Так вот в ходе судебного разбирательства выяснилось, что преступники каким-то причудливым образом связаны с той самой известной тебе баронессой Крюденер и то ли состояли с ней в переписке, то ли отсылали ей деньги. Об этой же Крюденер вышла статья, где писали о ее проделках в Германии, называли мошенницей и предостерегали вступать с ней или знакомыми ее в какой-либо контакт. Автор статьи полагает, что раскрытое преступление есть лишь верхушка цепи и что в Европе действует целая религиозная секта или другое сообщество. Он привёл пример нескольких похожих случаев со смертями во Франции, Англии. Дело всегда представлено было как бы самоубийство, а жертва была из богатых людей. Автор упоминал так же о том, что Крюденер бежала в Россию, спасаясь от правосудия и нашла нынче убежище у русского императора. Я эту статью тебе прилагаю и может быть ты покажешь ее при случае Александру и предостережешь его. Возможно, за этой дамой стоят и более серьезные силы, по крайней мере здесь стоит проявить бдительность. Деньги твои я получил, часть передал Эмилии, как ты и просил, часть отправил твоей матери. Береги себя и выполняй свой долг врача, это правое дело. Твоё замечание о Боге заставило меня улыбнуться. Ты сам кощунственный атеист, иногда кажешься мне верующим человеком, который носит Бога в себе, но не видя его «извне», пребываешь в убеждении, что его нет. *** 1819 —У неё слабые легкие. Здешний воздух слишком влажен и тяжёл…- Максим убирал инструменты, которыми осматривал сидящую на кровати в широкой рубашке Софью. Княгиня Нарышкина присела рядом с дочерью и обняла ту за узкие плечи. За последние два месяца Соня похудела и начала покашливать. Максим, осматривая ее в первый раз надеялся, что кашель происходит из бронхов, но худшие опасения его подтвердились - проблемы была в легких. Само телосложение девушки -высокий рост, узкая кость, тонкая, будто прозрачная кожа, почти болезненная худоба и появляющийся время от времени будто бы из ниоткуда лихорадочный румянец на щеках напоминали Максиму облик классического чахоточного больного. —Соня, иди..- Мария Антоновна набросила на неё свой халат и выпроводила из комнаты. Она явно нервничала и не хотела, чтобы дочь слышала их разговор.- Она всегда была слаба здоровьем, с самого детства. Максим, скажи мне, как есть. —Петербургский климат ей не подходит. Он вреден. Очень желательно ей переехать. Не простужаться. Не утомляться физически…избегать в том числе нервных потрясений..- Максим сел рядом с ней и некоторое время они оба молча сидели, смотря каждый перед собой. Эттингер вспоминал те недели, когда Софья ухаживала за тяжело больной Верой и гнал от себя неприятные мысли. Он видел разных больных чахоткой и знал, что прогноз здесь зависит от общего состояния здоровья больного. От воздуха, от питания, от образа жизни. Софья попадала под классическое описание чахоточной конституции, то есть она была предрасположена к ней. Но говорить об этом Марии, пугать ее, и тем более ставить жестокий диагноз он не решался. Кашель, может быть, пройдёт.. —Я поговорю с Александром. Может быть он позволит нам вернуться на какое-то время вновь в Австрию. Или на юг, в Италию. —Лучше не откладывать это. Спокойный, размеренный образ жизни, солнце и достаточное питание..и все будет хорошо, - он улыбнулся и, взяв лежащую на коленях руку княгини, слегка ту пожал. Она улыбнулась, сжав его руку в ответ. —У меня тоже кашель. Я немного болею..может быть ты сможешь...послушать...и меня? И произнеся это, Мария стала медленно развязывать тесёмки на платье. Максим, вдруг, осознал, что никогда ведь ее не осматривал, как врач. Ни разу перед ним она не раздевалась, как прочие больные в этом доме. Он молча сидел, не шевелясь и наблюдал, как княгиня, глядя ему прямо в глаза, расстёгивает лиф на своём платье. Он даже и не думал снова встать, взять инструмент, будто загипнотизированный тем, что происходит. Его взгляд устремился в раскрытый воротник, где тускло блеснула тонкая цепочка с крестиком, лежащая в ложбинке на груди. Вся комната, кровать с домотканым бардовым покрывалом, на которой он сидел как будто бы поплыли перед глазами, перестав существовать. Максим видел только лицо женщины напротив, и думал, что любит ее так, что все остальное всякий вообще теряет смысл. Что нет и не важно ничего… «Я должен поцеловать ее сейчас…и будь что будет….» Они почти одновременно потянулись друг к другу, но в этот самый момент, в комнату, постучав, вошла служанка Нарышкиных. Максим отпрянул одновременно с досадой и огромным облегчением. Он начинал бояться сам себя… Девушка взволнованно сообщила, что прибыл посыльный с письмом из Зимнего дворца, который разыскивает доктора Эттингера. Спустившись вниз, Максим, мучимый дурным предчувствием, развернул записку, написанную рукой императрицы Марии. Она просила его немедленно оставить любые дела и явиться скорей во дворец. —Что-то случилось?- по-русски встревоженно спросил он гвардейца, принёсшего послание, когда тот провожал его до кареты. Тот помялся немного, не зная, может ли он говорить, но очевидно, волнение взяло верх. —Горе большое, герр доктор. Сегодня с утра дурные новости пришли из Вюртемберга. Великая княгиня и королева, Екатерина Павловна скоропостижно скончалась. Когда Максим вошел в покои к вдовствующей императрице, то застал ее сидящей неподвижно на софе, с устремлённым вперёд будто ничего не видящим взглядом. В руке женщина судорожно сжимала письмо. Она, кажется, и не сразу заметила его появление, а когда увидела его, то на лице ее возникло выражение странной отрешённости, которую сменила будто бы извиняющая, растерянная полуулыбка. —Ах, Максимилиан...все это какой-то абсурд. Вильгельм написал, что нашей Кати нет больше, но это невозможно! Я вчера получила от неё чудеснейшее письмо, вот, взгляните! Она протянула ему листок бумаги, который сжимала. Лишь пробежавшись взглядом по строчкам, Максим взглянул на дату внизу...совершенно ясно, письмо просто запоздало в дороге. —Ваше Величество...это.. —Не говорите со мной об этом! - вдруг громко воскликнула она, вскакивая. -Нет-нет...я не желаю об этом теперь говорить! Это не может быть правдой! После она упала вновь на софу и заплакала, закрыв руками лицо. В ее рыданиях, надрывных, было что-то истерическое и хорошо знакомое Максимилиану. Он продолжал молча стоять, дожидаясь, пока императрица сама успокоится и действительно, слёзы ее быстро иссякли и она откинулась на спинку софы в изнеможении и одновременно как будто бы с облегчением. Максим налил и подал ей стакан воды из графина. —Вы посылали за мной. —Да... да, посылала...- она глубоко вздохнула и произнесла уже вполне успокоенно: Разыщите Александра. Эта новость...я боюсь думать, что будет с ним. Вам нужно быть рядом. Понимаете...он очень любил Катиш. Он не хотел ее отпускать... —Но что стало причиной? Мария Федоровна ответила не сразу, и будто бы сама необходимость отвечать на этот вопрос ей давалась болезненно. Наконец она произнесла, но каким-то странным, неестественно небрежным голосом даже: —Вильгельм пишет про апоплексию...но бедный мой мальчик от горя совсем не в себе. Идите-идите! Найдите скорей Александра! Найдите его, умоляю вас, чтобы не случилось беды! Из дневника доктора Эттингера Сегодня день - один из худших в моей жизни. Я теперь пишу и еле держу в руке перо…Пережитое и услышанное мной сегодня, совершенно лишило меня возможности заниматься делами. Я чувствую себя раздавленным морально. Я бы хотел забыть все то, что я узнал..С каждым разом, познавая эту личность, я прихожу в ужас и мне кажется, что мало что меня может потрясти. По приказанию императрицы я отправился на поиски Александра и обнаружил его в месте так мало подходящим для человека, который только что узнал про смерть сестры. Я мог бы ожидать обнаружить его на коленях в храме. Но нет. Бабобловский дворец в Царском селе - огромная купальня, баня, принадлежавшая когда-то фавориту покойной Екатерины князю Потемкину. Место это,очевидно, служит императору не только для мытья. По крайней мере сюда едва ли он приходит и для очищения совести. В полутёмных, наполненных горячей влагой длинных коридорах меня встретила тишина, в которой было слышно только, как капает вода. Меня долго не хотели пропускать, даже когда я сообщил, что я по поручению императрицы. Сказали,что император занят. Занят? Но чем? Промучив меня без малого полчаса в ужасной духоте, меня провели наконец-то на половину, где после купания очевидно предполагалось отдыхать. Слова императрицы меня встревожила и я никак не мог понять: что Александр здесь делает в такой момент? Желает утопиться в огромной ванне? Ответ оказался таким простым и неожиданным. Перед тем, как меня провели в комнату, оттуда вышла женщина. Я не разглядывал ее, заметив только что она была молода, хороша собой и одета совсем не как служанка. Правильней будет сказать, что она была завёрнута во что-то на подобие простыни на греческий манер. Она проскользнула мимо меня, как привидение, и скрылась в коридоре. Как передать мне изумление, когда я обнаружил, что Александр проводит время с женщиной в такой момент? И явно не за молитвой и разговором. Я прошёл в комнатку, напоминавшую старинный русский терем с низким деревянным потолком. В небольшом предбаннике мне велено было снять сюртук, жилет и обувь, и спасибо что оставили рубашку и штаны. Император полулежал в огромном кресле, в шелковом халате, как настоящий падишах. На небольшом столе помимо чайного сервиза между прочим стояли бокалы с вином, фруктами, сладостями, одним словом, тут явно был какой-то домашний праздник. Такое времяпрепровождения никак не увязалось для меня с событиями и я подумал даже: быть может он не знает ничего? На мое появление он никак не отреагировал, ему лениво было, кажется, даже и поднять руку. Когда я подошёл к нему, он приоткрыл глаза и вяло произнес: «а..это снова вы…и что теперь вам от меня надо?» Он выглядел утомленным и мне было неприятно думать, от усердия над чем он так устал. Я недоумевал: как можно?! Узнав про смерть сестры, предаваться разврату здесь с какой-то бабой? Ведь должен же быть какой-то тут предел? Потом я понял, что с ним. Снова лауданум! Император пребывал словно в полусне и под наркотическим дурманом. Мне стало грустно, но возмущение прошло. Я понимал, что говорить он не в состоянии, он еле вообще ворочал языком. Я хотел уйти и дать ему проспаться, но у самой двери он снова меня позвал. «Помогите меня…прийти в чувство…»- пробормотал он. Он пытался и не мог встать и видеть это было неприятно. Он казался слабым и едва не жалким. В комнате не было даже окон, чтоб их открыть и впустить побольше воздуха. Я подумал о том, что в подобном состоянии он мог ведь и утонуть… Я сел рядом с ним, прощупал пульс, послушал, который был вполне сносным, послушал, как он дышит и,убедившись, что передозировки нет, велел ему идти домой и спать. Он ответил, что уйти не может и что его не должны ни в коем случае увидеть в подобном состоянии. Никто даже из самых последних слуг. Он рассказал мне… Дальнейшее записи были вырваны из тетради.