Один день из первых весенних дней.

Апрель зажженной весной спичкой разгорался все сильнее, обильно поливая все еще холодную землю первыми солнечными лучами. Наступило то самое время, когда на ветру стоять было все еще неприятно, он забирался ледяными пальцами под свитера и тонкие куртки и мерзко полз вверх по позвоночнику редкими мурашками, но в то же время долго стоять на солнце было уже слишком жарко. Появились первые почки, распустились нежные белые цветы на ветках плодовых деревьев, слишком резко контрастируя с серым городским пейзажем: покосившимся железом детских площадок в облупившейся краске, покрытым трещинами и ямами асфальтом, закрытыми запылившимися ларьками, на которых красовались надписи черной аэрозольной краской, как всегда не отличающиеся оригинальностью и кислыми минами вечно спешащих людей, ежившихся на ранее упомянутом грубом ветру. Редкие облака быстро прогонялись упрямым Бореем куда-то в сторону Карпат, не успевая «порадовать» жителей столицы немногочисленным осадками. Ничего особенного в этом дне не было, кроме разве что преобладающего черного цвета во всех, даже мелких, деталях. Ветер устало гонял по пустырю пластиковые пакеты, искусственные цветы и одноразовую посуду, завывая в кронах еще не обросших щетиной зелени деревьев. Мужчина средних лет вытер тыльной стороной руки пот со лба, закатал рукава измазанной грязью рубашки и продолжил копать глубокую яму. Я с любопытством наблюдал за его усилиями, стоя немного поодаль, за правым плечом и с ухмылкой косился на лежащий рядом с горой земли черный крест, на котором печатными буквами было написано мое имя с фамилией, отчеством и парой дат. Мужчина громко выругался, сетуя на солнце, мертвых, живых, правительство и начальство, после отложил лопату и взялся за дешевую сигарету. Вот это наглость! Я поморщился от дыма, поднявшегося из ямы, немного завидуя чернорабочему, у которого все еще была возможность курить, хоть меня и возмущал факт того, что гроб мой будет лежать в смоченном потом пепле чьих-то паршивеньких сигарет. Не самое интересное наблюдение за сегодня. Я печально выдохнул и поплелся к чужим могилам, на которых уже давно красовалась до боли знакомая фамилия, одним из немногих носителей которой я был. Жутковатая картина. Никогда не любил кладбищенские пейзажи, а весной они вообще вызывали что-то среднее между тревогой, приступом тошноты и вселенским отчаянием. Я знал точное количество людей, одетых сегодня в черное. Они уже были на пути ко мне, точнее к месту, в котором мое тело будет находиться до полного своего разложения. Холода я уже не чувствовал, солнце меня тоже не грело, а все людские проблемы, цели и стремления казались настолько незначительными, что их важность можно было сопоставить с размерами копошащихся на перекрестке машин с высоты двадцатого этажа. Собственные похороны — не самое приятное зрелище, в чем мне пришлось убедиться на собственной шкуре. Подобное количество слез посвященных всего-то одному жалкому тельцу вызывало у меня еще большее отвращение к себе, весне, миру и мерзким случайностям, приводящим к подобного рода последствиям. Когда все разошлись, а мои собранные и по частям склеенные кости все еще покрытые остатками мышц и участками синеватой кожей были зарыты глубоко в плодородный чернозём, я почувствовал, что до сих пор на удивление упорная гравитация перестала справляться со своей задачей и меня потянуло куда-то наверх. Словно кто-то открыл дверь, образовав этим, уносящий меня в неизвестность, сквозняк. С увеличением скорости моего странного перемещения, словно уменьшалось сопротивление, и я осознал, что законы физики уже давно перестали на меня распространяться. Облака проплыли мимо белесым туманом, открывая путь к озоновому слою, но темнота нагнала меня быстрее, чем я успел покинуть стратосферу, разливаясь перед глазами безразмерным черным океаном. Мне даже послышалось ласковое шипение волн, скользящих пеной по песчаному берегу. Апрель 2019