Бесишь и заводишь

По пустому коридору звонко разносился стук моих каблуков. Четвёртый раз за последние два часа я зашипела от боли. Ноги безумно гудели и я мысленно проклинала необходимость надеть с утра потрясающие, но крайне неудобные, высоченные шпильки. Рабочий день давно подошёл к концу и в редакции журнала было непривычно тихо. Да и если бы не поджимающее время, я бы тоже вряд ли сюда заявилась так поздно. Но мне нужно сдать статью. Ещё пару дней назад она должна была лежать у главного редактора на столе. А значит положить её туда я должна была как можно скорее. Вот уже полгода я работала внештатным журналистом популярного журнала. И все это время благодарила высшие силы за свою внештатность. Я не обязана появляться на планерках в семь утра, ежедневно отчитываться, о проделанной за день работе, перед начальством. Алгоритм действий был предельно просто: получить тему статьи в начале месяца, за две недели собрать материал, взять необходимые интервью. Далее неделя на написание статьи и за неделю до выхода свежего номера журнала сдать статью на редактуру. После у меня всегда оставалась неделя отдыха до задания к новому номеру. Но в этот раз всё пошло не по плану. До выхода свежего номера журнала оставалось четыре дня, а я всё ещё не сдала статью редактору. Причиной моей задержки стал один из интервьюируемых, категорически отказывающий мне две недели. Он неизменно отвечал на все мои звонки, но решительно отказывал мне в личной встрече. Все сроки летели к чертям и, когда тянуть было больше невозможно, я решилась на отчаянный шаг. Стройные ножки на высоких шпильках, обтянутые узкой юбкой-карандаш в тандеме с декольте и алой помадой, сделали своё дело. Когда я, якобы случайно, столкнулась с «упрямцем». Перед моим внешним видом и профессиональной хваткой журналиста устоять он не смог. Буквально сегодня. Так как интервью было последним, недостающим звеном уже готовой статьи, вечером, на тех же треклятых шпильках, я спешила в редакцию. Столкнуться с закрытой дверью кабинета главного редактора я не боялась. По причине того, что журналисты могли принести статьи в любое время, Рэймонд Кант часто задерживался до полуночи и никогда не закрывал кабинет на ключ. Вероятность застать Канта на рабочем месте была высока, но я всё же мысленно взмолилась, чтобы его там не оказалось. Рэймонд Кант был единственным человеком в этом журнале, который меня крайне раздражал и… возбуждал. Широту его плеч всегда подчеркивали рубашки, неизменного белого цвета. Вкупе с ними, классические чёрные брюки, с ремнём из натуральной кожи и элегантной пряжкой, выдавали строгий и безупречный стиль носителя. На лице с волевым подбородком и широкими скулами выделялись живые голубые глаза, ярко контрастируя с тёмными, почти чёрными волосами. Голубизна глаз, по-особенному, почти демонически, завораживала, несмотря на почти всегда надменный, высокомерный и смеющийся взгляд. Если бы не очевидная, но непонятная, неприязнь Канта ко мне с самого начала моей работы, возможно, я бы даже попытала удачу узнать его поближе. Я не знаю по какой причине, но отношение Рэймонда к моей персоне всегда было и остаётся холодным и отстраненным. Не то чтобы я от этого страдала, но поведение главного редактора меня всё же раздражало. Подойдя к нужной двери, я нервно облизнула накрашенные яркие губы, заметив под дверью полоску света. Мои молитвы не были услышаны. Рэймонд Кант был у себя. И так как стук моих каблуков по коридору не услышал бы только мёртвый, мяться у двери была крайне глупо. Вздёрнув повыше подбородок и придав лицу отстраненное выражение, я решительным движением крутанула ручку и толкнула дверь. Войдя в кабинет я сразу попала в плен пронзительных, голубых глаз и замерла на пороге, прижимая к груди папку с злополучной статьей.  — Мисс Инея? От его ледяного тона по моей шее побежали мурашки, как если бы оба окна в этом кабинете были распахнуты настежь. Он снова обратился ко мне по псевдониму, под которым я пишу статьи. Я закатила глаза, но разумеется, лишь мысленно. Все остальные сотрудники журнала обращались ко мне по имени и на «ты», Кант же всегда «выкал», обращаясь исключительно под псевдонимом. Это его странное правило почему-то касалось только меня, потому как к другим журналистам он обращался по имени. Это дико раздражало. Его обращение вызывало очень неприятное ощущение какой-то второсортности.  — Вы наконец снизошли до того, чтобы принести статью? — Кант кивнул на папку у меня в руках и откинулся на спинку кресла сложив руки на груди. Кровь в моих жилах начала закипать. Исключительно от возмущения его высокомерностью. А вовсе не от того, что опустив взгляд на его сложенные руки, я заметила что две пуговицы на его рубашке расстёгнуты, а ворот небрежно распахнут. Нужно отдать статью и убираться отсюда.  — Да, я принесла статью, — я быстрым шагом преодолела расстояние от двери до рабочего стола, за которым сидел Рэймонд. Слава богам, ни ноги, ни голос меня не подвели. Зато подвело дыхание. Моя грудь стала вздыматься значительно чаще, как только моего носа коснулся аромат парфюма Рэймонда. Терпкий и дерзкий, цитрусово-пряный, будоражил воображение, но при этом был таким же колючим, как и его обладатель. Кант подался вперёд, снова опираясь локтями о столешницу, от чего я ощутила его парфюм ещё ярче. Я непроизвольно сжала бёдра, хотя в столь узкой юбке мне казалось невозможным сделать это ещё сильнее, чем есть.  — Мисс Инея, — его глаза пробежались по моему лицу и телу, не задержавшись ни на чём конкретном, но меня от этого почему-то всё равно бросило в жар, да так, что я не сразу услышала его слова, — понимаете ли вы, почему статьи необходимо сдавать строго за неделю до даты выхода номера? Если вы вдруг забыли, я вам напомню! Все статьи, попадающие ко мне на стол, распределяются мной между редакторами курирующими рубрики, для правки и редактуры, соответственно. Это занимает от двух до четырех рабочих дней, в зависимости от сложности темы статьи и количества символов в ней. Далее следует вёрстка. Работа верстальщика также требуют времени. Обычно это три-пять дней. После этого статья уходит в печать. Кант замолчал, а я только сейчас поняла, что всё время пока он меня отчитывал, я пялилась на его губы. Черт! Мои щёки моментально загорелись румянцем от этого осознания. Ещё этого мне не хватало! Надеюсь, он примет это за краску стыда. Ну нет, не то чтобы, мне не было стыдно за задержку, но и не настолько, насколько ему вероятнее всего хотелось. Пускаться в оправдания и называть причину опоздания я не собиралась. Так как прекрасно понимала что услышу. Если я профессиональный журналист, взять интервью хоть у папы римского, для меня не должно быть проблемой. А так как интервьюируемый куда более низкого ранга, мой профессионализм вызывает большие сомнения. Поэтому я молчала, предпочитая быть в глазах Канта лучше безответственной, чем непрофессиональной. Кант прищурил глаза, от чего их голубизна заблестела ещё сильнее:  — Так скажите мне, мисс Инея, какое звено из озвученной цепочки вы упустили из виду, что позволили себе опоздать на три дня? Ну всё! С меня хватит! Внутри меня начала подниматься волна негодования и ярости. Да какое право имеет этот напыщенный индюк меня так отчитывать?! За полгода я первый раз нарушила установленные журналом правила и теперь должна всё это выслушивать от того, кто даже не является моим руководством?! Чёрт возьми, Рэймонд Кант, на сколько бы ты не был сексуален в гневе, мне это надоело! Я вытянула перед собой руки, в которых всё ещё держала папку и швырнула её плашмя на стол, прямо перед лицом опешившего главного редактора, вложив этот жест всю свою злость. Рэймонд медленно, невыносимо медленно поднялся из своего кресла опираясь ладонями о столешницу.  — Что вы себе позволяете, мисс Инея? Повинуясь эмоциональному порыву, я повторила позу Канта и оперевшись ладонями по обратную сторону стола, подалась корпусом вперед.  — А что вы себе позволяете, мистер Кант? Вы ведь даже не являетесь моим начальником, а отчитываете меня, как школьницу! — выпалила я на одном выдохе и начала набирать кислород в лёгких для второго акта возмущения. Внезапно, верхняя пуговица, моего и без того глубокого декольте, пружинно отлетела с моей блузки и, отрикошетив от лежащей между нами папки, приземлилась прямо в кружку Канта с недопитым кофе, глухо булькнув. Повторив взглядом траекторию пуговицы, я почувствовала как кровь отливает от моего лица, а сердце, сначала ударившись о глотку, стремительно полетело вниз, остановившись, по ощущениям, лишь где-то в районе пяток. Я медленно перевела взгляд с пострадавшего кофе, на лицо Канта. Глаза Рэймонда были прикованы к моей груди, бессовестно разглядывая, внезапно открывшийся, вид. В кабинете воцарилась полная тишина, прерываемая лишь моим учащенным дыханием. Я прикусила нижнюю губу и несколько секунд тешила своё самолюбие, наслаждаясь откровенно наглым взглядом Рэймонда.  — Нет, вы определённо не школьница, мисс Инея. Голос Канта понизился на несколько октав, а безупречная тёмная бровь поползла вверх. Когда он, наконец, оторвал взгляд от моего декольте, посмотрел мне в глаза, моё сердце, по-прежнему сидя в пятках, пропустило пару ударов. Рэймонд Кант, мне кажется или я вижу в ваших глазах неприкрытую похоть? Внутри меня закрутилось сумасшедшее торнадо из эмоций и мыслей. Но внешне я оставалась спокойной, продолжая стоять, как вкопанная, молясь лишь об одном, чтобы мои глаза не выдали моих истинных желаний. Сегодня был определённо не мой день, либо у тех, кто обычно внимал моим молитвам, был выходной. Рэймонд, оторвал ладони от столешницы. Не прерывая зрительного контакта, обошел стол и подошёл ко мне, до неприличного близко. Воздух в моих лёгких превратился в комок и застрял где-то в горле, когда я почувствовала его дыхание на своей щеке.  — Вы фурия! Слова Канта, произнесённые слегка хриплым шёпотом, ударили в мой висок и горячей волной полились в ухо, напрочь туманя мой разум. Судорожно втянув носом воздух, приправленный его парфюмом, я наконец нашла в себе силы повернуться к нему лицом. Будь проклята эта, непонятно откуда взявшаяся, робость! Понимая, что из-за дрожащих ног, грациозной лани из меня вероятнее всего не вышло, я добавила своему взгляду дерзости и чуть вздернула подбородок. На котором тут же почувствовала горячие пальцы Канта. Это прикосновение меня смутило, возмутило и возбудило. И все эти эмоции, одна за другой, предательски отразились на моём лице потому как на губах… чертовски сексуальных губах Канта заиграла чертовски сексуальная ухмылка. Когда его взгляд опустился на мои губы, моё и без того учащённое дыхание, пустилось галопом. Чёртов Кант, чёртова статья, господи, сколько же чертей сегодня в моей голове? Мой мысленный ироничный каламбур прервали губы Рэймонда жёстко, по-собственнически, захватив мои в плен. Мне пришлось собрать почти всю силу воли для того, чтобы не застонать, когда его горячий язык, раздвинув мои губы, принялся изучать мой рот. Его поцелуй был уверенным и наглым. Требовательный, жалящий язык, лишал меня кислорода и рассудка. Стряхнув с себя оцепенение, я коснулась в ответ его языка своим. Моё действие поощрило Канта и он углубил поцелуй ещё сильнее, прижимая меня к себе за талию. Наши языки танцевали страстное танго, а внизу живота моментально завязался узел вожделения. Вцепившись в ворот его, безупречно отглаженной рубашки, я потянула Рэймонда на себя, прогибаясь в пояснице. Его руки, по-хозяйски, изучали мою спину, талию и ягодицы, то нежно поглаживая, то грубо сжимая, высекая из-под пальцев искры. Губы Канта оторвались от моих и переместились ниже, позволяя наконец сделать вдох. Откинув голову, я подставила шею под влажную дорожку, наслаждаясь его обжигающими губами. Дерзкие пальцы Канта, обогнув линию ключиц, опустились на взрывающуюся от тяжёлого дыхания грудь. С моих губ сорвался протяжный стон, когда Кант, согнув указательный палец, круговыми движениями подразнил упругий сосок, вздыбленный под плотной тканью блузки. Где-то на задворках сознания, в моей голове пролетела благодарность августовской жаре, продиктовавшей мне сегодня не надевать лифчик. Мои непослушные пальцы, повинуясь бушующему желанию, расстегивали пуговицы его рубашки. Справившись с рубашкой подрагивающие от возбуждения ладони, легли на пряжку ремня Рэймонда. Запнувшись лишь на секунду, смело справились и с ней. Стоило пряжке капитулировать, Кант, бесцеремонно рванул края моей блузки в стороны, от чего белоснежные пуговицы разлетелись по кабинету. Его губы тут же втянули в горячий плен мой торчащий сосок, выуживая из моих лёгких ни то хрип, ни то стон. Рэймонд задрал мою юбку до талии и коснувшись кружевных трусиков, удовлетворённо вздохнул. Скорее всего, думая о том же, что и я: не будь на мне белья и снизу, потопа в этом кабинете избежать бы вряд ли удалось. Пальцы Канта отодвинули кружево и коснулись пульсирующих складок. Умелыми движениями он затрагивал нужные струны возбудившегося тела так, что я больше не могла сдерживать стонов. Я расстегнула брюки Канта и забравшись пальчиками за резинку его белья, охватила ладонью налитый желанием член. Моих ушей, словно музыка, коснулся белым флагом глухой стон. Этот звук распалил меня ещё сильнее и прибавил смелости. Чувствуя, как внутри рефлекторно сжимаются мышцы, я опустилась на колени, высвобождая из хлопкового плена, желаемую мной, часть тела Рэя. Пошло облизнув губы, провела круговым движением языка по возбуждённой головке. Рука Канта грубо сжала мои волосы на затылке, а вторая ухватилась за край стола, до побелевших костяшек. Прикрыв веки от удовольствия, я вобрала его на всю длину, наслаждаясь сдавленными мужскими стонами. Мой язык порхал, обводя каждую венку, а сжатые кольцом алые губы размазывали, потерявшую стойкость помаду, вместе с предэякулятом, по чувствительной коже, от основания до головки. Из своеобразного транса меня вырвал хриплый голос Рэймонда.  — Нет, малыш, так не пойдет… Сильные руки Канта заставили меня подняться и обхватив за ягодицы, усадили на край стола, предварительно смахнув с него всё, что сейчас было лишним. Затуманенным страстью взглядом, я следила за тем как, разведя мои бёдра в стороны, Рэймонд опускается на колени. Закусив губу в предвкушении, я громко простонала его имя и оперевшись ладонями о столешницу чуть позади, откинула голову назад. Сначала я почувствовала его пальцы, отодвигающие край трусиков сильнее. Следом моего клитора коснулось горячее дыхание и обжигающий, острый язык. На секунду я задохнулась от нахлынувшей волны ощущений. Действие Канта были уверенными и умелыми. Обводя влажные складочки, по очереди выбирая их в рот, Рэймонд виртуозно обращался с нежной плотью. Его язык кружил вокруг клитора, выписывая замысловатые узоры, поднимая меня на пик удовольствия. С каждым выдохом с моих губ срывался стон. Контролировать дыхание становилось всё сложнее, а контролировать тело так вообще не стоило даже пытаться. Сокращающиеся мышцы заставляли мои ноги, лежавшие на плечах Рэя, мелко дрожать. Больше не в силах выносить эту сладкую пытку, едва найдя в своих лёгких кислород, я прошептала:  — Войди в меня… Просить Канта дважды не пришлось. Поднявшись на ноги, Рэймонд несколько раз провёл подрагивающим членом по припухшим складкам, а затем резко подался бедрами вперед, погружаясь на всю длину. Удовольствие от потрясающего чувства наполненности заставило меня всхлипнуть, прижимаясь к Канту всем телом. Рэймонд внутриутробно зарычал и замер на несколько секунд, растягивая блаженство от долгожданного единения. Я нетерпеливо качнула бедрами ему навстречу, призывая к действию. Кант сжал мои ягодицы и сделал первый толчок. И ещё один. И ещё. Я ухватилась за его плечи, чтобы не упасть навзничь на стол. Блуждая руками по рельефу спины и сминая пальцами рубашку, я начала активно подмахивать бёдрами, подстраиваясь под жёсткий ритм Канта. Резкие толчки разбавляли, на удивление, нежные поцелуи, которыми Рэймонд осыпал мою шею и плечи. Россыпь жадных поцелуев и постепенно увеличивающийся ритм фрикций, полностью сфокусировали на себе моё сознание, вытесняя всё остальное. От остроты ощущений я прикусила кожу на твёрдом плече Канта, чем вызвала глухой рык, потонувший в моих волосах и вызвавший волну мурашек. Балансируя на грани, я чувствовала, что к апофеозу подхожу не только я. Звуки пошлых шлепков разгоряченных тел участились, подводя каждого из нас к желанному оргазму. Пара толчков, выбивающих из моих лёгких последний кислород и по моему телу покатилась сладкая судорога мощного экстаза, от которого на мгновение перед глазами расплылась темнота, а голос сорвался на крик. Рэймонд резко вышел из меня и сжав мои ягодицы до синяков, с глухим рыком кончил следом. Повисла минута молчания, необходимая для того, чтобы перевести дыхание, но вполне комфортная. По-прежнему не выпуская из своих объятий, Кант подхватил меня на руки и переместившись на кожаный офисный диванчик, усадил на свои колени. Я молчала, уткнувшись ему в грудь и вдыхала, ставший неожиданно необходимым, аромат. Сделав несколько глубоких вдохов, собираясь с духом, я нарушила тишину:  — Я же тебе не нравлюсь?  — Это не так. Ответ Рэймонда не прояснял абсолютно ничего в моей голове, поэтому я, чуть отодвинувшись, заглянула ему в глаза.  — Но почему тогда всё это время… Кант не дал мне договорить. Сощурив прозрачно-голубые, подобно арктическому льду глаза, тихо произнёс:  — Потому что, ты меня бесишь и заводишь одновременно. Я снова прижалась к его груди, пряча улыбку и оставляя его слова без комментариев. Ох, Рэймонд Кант, ты даже не представляешь насколько это взаимно.