О Жизни и Смерти

Когда-нибудь замечали, насколько всегда яркий свет в большинстве больниц? Такой ни с чем не спутаешь — от него не то режет, не то двоится в глазах. Может, всему виной белый цвет. Потолки, стены, двери, врачебные халаты, больничные листы, медицинские шкафчики… Буквально всё кричит о своей стерильности. Комната, в которой я находилась, была, однако, полной противоположностью — освещение тусклое, несмотря на зажженный светильник. Я открыла окно и выглянула наружу. Шпили высоких башен делили небо пополам. Стало свежее, но едва ли светлее. Я в очередной раз обошла небольшую комнату — бывший рабочий кабинет Учителя в Башне Бога. Стол, стул, шкаф, кровать. Ничего лишнего. Узнаю его почерк. Тишину разбавили чьи-то приближающиеся шаги. Дверь распахнулась, отчего я вздрогнула всем телом. В комнату вошел Учитель. Следом бесшумно зашел мужчина с короткими рыжими волосами. Пейн. Я сразу узнала его по черному плащу почти до пола с рисунком кучевого облака красного цвета. Символ Акацуки — организации, недавно захватившей власть в деревне. До сих пор я только слышала рассказы жителей про лидера Аме. Слухов ходило так много, что проще было поверить во все сразу. От одного его присутствия воздух в комнате будто стал осязаемым, хоть ножом режь. Мощная энергетика. Я склонила голову в знак приветствия. Мужчина слегка кивнул в ответ. — Итак, сразу к делу. Моя ученица, — Учитель сделал жест рукой, будто представляя меня Пейну, — проведет осмотр. Учитель был личным врачом Пейна, и едва ли кто-нибудь еще мог подходить так близко к лидеру деревни. Однако, Учитель смотрел на меня выжидающе. Видимо, заранее позаботился о встрече, только предупредить не счел нужным. Я подошла ближе к лидеру. Внутри все дрожало от волнения. Пейн был ненамного старше и не сильно выше меня. Специфичная внешность — первое, что бросилось в глаза. Не каждый день увидишь человека с таким количеством пирсинга на лице. Глаза притягивали еще большее внимание. Черный зрачок обрамляла радужка светло-лилового цвета, заключенная в круг, который в свою очередь заключал еще один круг, и так до тех пор, пока не заканчивалось глазное яблоко точно такого же цвета, как и радужка. — Как я могу к вам обращаться? Конечно, я понимала, кто передо мной стоит, но ведь с чего-то надо было начать разговор. — Пейн, — ответил он слишком низким для своего возраста голосом. — Господин Пейн, снимите, пожалуйста, плащ. Моему взору предстали металлические стержни диаметром не более сантиметра, проходившие сквозь кожу рук на равном друг от друга расстоянии. Похожие стержни, кое предназначение мне было неведомо, пронзали также ключицы. — Спасибо. Присаживайтесь и положите левую руку на стол. Закрепив манжет тонометра на плече лидера, я начала качать воздух через грушу. Через какое-то время я перестала сдавливать резиновый шарик черного цвета. Стрелка прибора начала медленно опускаться. 90…70…50. Я открыла историю предыдущих осмотров, лежащую на столе. Показатели давления абсолютно такие же низкие. Вставив стетоскоп в уши, я поставила металлический кружок чуть ниже левой груди. Пульс был едва различим. В попытке нащупать его на запястье и шее я отметила про себя, насколько холодной была кожа лидера, хотя температура комнаты ощущалась как умеренная. На лице любого больного есть так называемый отпечаток болезни. Любой недуг занимает все мысли человека, сковывает его движения, мучает. От этого окружающие почти сразу понимают, что с ним что-то не так. Но на лице Пейна не было ни единой эмоции, ни тени какой-либо болезни. Ничего, что могло бы навести на мысли о наличии у него какой-то проблемы. Будто был не один Пейн, а двое: Пейн Внешний и Пейн Внутренний. — Мне необходимо вас ущипнуть, — сказала я, потянув его за руку. Прежде чем Пейн понял, что произошло, на внутренней стороне его предплечья образовалось небольшое розовое пятно. Его выражение лица на секунду изменилось, но так же быстро приняло прежний вид. — Вердикт? — спросил Учитель. — Возможно, мы имеем дело с нечувствительностью к боли, степень которой еще предстоит определить, — переведя взгляд на Пейна, я указала пальцем на то место, за которое его ущипнула, — Прошло менее минуты, а у вас уже настоящая гематома, хотя у здорового человека она бы появилась только при сильном ударе. Я предполагаю у вас также плохую свертываемость крови. Скорее всего, это не единственная проблема, но точный диагноз потребует дополнительных анализов и осмотров. Я набрала воздух в легкие, чтобы сказать что-то еще, но Пейн остановил меня жестом руки. — На сегодня достаточно, — он перевел взгляд на Учителя. — Введи свою ученицу в курс дела. Пейн встал, и я машинально поднялась за ним. Прежде чем скрыться за дверью, он обернулся в мою сторону: — До встречи. Я неуверенно кивнула в ответ. Он на секунду задержал взгляд, а затем исчез в проеме. Я упала обратно на стул. Сердце колотилось как бешеное. — Gut geschafft. — Danke sehr. — Ты ему нравишься, — сказал Учитель, ухмыльнувшись. — Что, простите? — Мои брови поползли наверх от удивления. — Ты же с первого раза услышала. Нравится, когда тебя хвалят? Учитель свёл брови на переносице. Терпимостью он не отличался, особенно к тем, кому приходилось повторять дважды. — Простите… Но почему вы так думаете? — Просто поверь мне. Идем, у нас еще много работы. В то время я ещё не осознавала, что для меня путь уже давно был заказан. Пейна могли видеть только его приближенные. Меня не спрашивали, хочу ли я быть удостоенной такой чести — видеть лицо Бога. Да, в Амегакуре ходили даже такие слухи. На самом деле, на мое место были и другие кандидаты, но Учитель почему-то выбрал меня. Я стала его ученицей несколько месяцев назад, когда потеряла память после нападения Пейна на деревню и идти, откровенно говоря, было некуда. Невозможно забыть глаза Бога, если однажды встретишься с ними взглядом. Вне зависимости от того, что я делала — дежурила в больнице, провожала Ясуко, сына Учителя, на занятия в Академию, читала медицинские учебники, опрашивала пациентов или ворочалась на жестком диване в ординаторской — мысли о Пейне шли за мной по пятам. Даже сейчас, сидя за партой, я смотрела не на лектора, а сквозь него, погруженная в собственные размышления о том, кем на самом деле был лидер Амегакуре. Меня легонько толкнули в бок. Я повернулась в сторону моего друга Соры. — После куда пойдешь? Мы с Юки думаем поесть. Ты с нами? А то все у тебя нет времени: то работаешь, то учишься. — Как будто только я работаю и учусь. — Ну, не постоянно же. Точно, ты ведь у Учителя в любимчиках. Вот он везде тебя за собой таскает. — Завидуешь? — Не то слово. Мы оба приглушенно засмеялись. Сора выбрал самое востребованное направление в медицине для страны, граничащей с шестью странами — военно-полевая хирургия. У входа в небольшой ресторанчик, в котором обычно обедали работники больницы, висела бумажная фигурка ангела, плавно покачивавшаяся на ветру. Такие здесь делали на удачу. — Ну что, девчонки, — начал задорно Сора, — берите себе всё, что хотите. Сегодня я вас угощаю. — Тогда можно мне самое дорогое, что у вас тут есть? — обратилась Юки к девушке, принимающей у нас заказ. Сора протянул недовольное «э-э-э», на что все мы, включая миловидную девушку с блокнотом в руках, засмеялись. — Как дела у Учителя? Что-нибудь рассказывает? — отсмеявшись, спросил Сора. Учителя знали все в деревне. После Конан — Божьего посланника — он был ближе всех к лидеру Амегакуре. Ну, теперь еще и я, но об этом пока лучше не рассказывать всем направо и налево. — Вестей нет, — я отпила горьковатый зеленый чай. — Всё, как обычно. На стол поставили наш заказ. От блюд поднимался пар, приятно обдававший лицо теплом. Мы жадно набросились на еду. У Соры, помимо учебы, еще постоянные тренировки, поскольку военные врачи были по совместительству шиноби. Поэтому он всегда готов есть за двоих. — Уже знаешь, чем будешь заниматься после учебы? — спросила я у Юки, параллельно отправляя комочек риса в рот. — Нет, не думала еще. Все равно в любой момент больницу могут переквалифицировать в военный госпиталь. Не там, так здесь будем перевязки делать. В ее голосе сквозила нервозность. Оно и понятно. События полугодовалой давности, когда Пейн напал на Амегакуре, были все еще свежи в памяти жителей. Во время второй встречи с лидером я нервничала уже не так сильно. Любопытство перевешивало. Встреч было много — всех и не счесть. Пейн занял значимое место в моей жизни. Не знаю, как это вообще возможно, но он одновременно пугал и восхищал. Не только меня — другие жители придерживались того же мнения. О нем всегда говорили полушепотом, даже за закрытыми дверями, как о нечто сакральном. Впрочем, не просто так его называли Богом. Он правда им был? Узнаю ли я это когда-нибудь? Одно я знала точно — мое предположение про Пейна Внешнего и Пейна Внутреннего было отчасти не лишено смысла. В самом деле был некий Пейн Внутренний, управлявший Внешним. Всего таких Внешних Пейнов было шесть. Пейн Внутренний отвечал за разум, Внешний — за все остальное. Внешний был, таким образом, своего рода сосудом, который можно было заменить в любой момент. Достичь максимального слияния Пейна Внутреннего с Внешним — вот, чего мы с Учителем добивались. Сделать это было не так-то просто. Во-первых, Пейн мог контролировать свои тела только на определенном расстоянии. Как ему вообще это удавалось? При помощи чакроприемников — правильное название тех самых металлических стержней, пронзавших его кожу. Расположены они были по всему телу так, чтобы передаваемая чакра обеспечивала подвижность тела и исправную работу органов жизнедеятельности. Во-вторых, у Пейна Внешнего напрочь отсутствовали какие-либо базовые потребности. Он не испытывал ни голода, ни жажды, ни усталости. С одной стороны, это могло показаться преимуществом, но в долгосрочной перспективе вело бы к дестабилизации всего организма. В-третьих… Хотя, можно не продолжать. Список стоящих перед нами задач был и без того обширным. — Напомните своё имя. Я застыла с ручкой в руках, занесенной над листком бумаги. Хотела сделать какую-то пометку, но из колеи выбил неожиданно раздавшийся за спиной грубый голос. Я обернулась. Теперь я проводила осмотр тела взрослого мужчины на полторы головы выше меня. Пирсинг, глаза, короткие рыжие волосы — все было неизменным, но передо мной будто сидел другой человек. Странно, ведь разум у всех тел Пейна был единым. Видимо, потребуется больше времени, чтобы свыкнуться с существованием разных оболочек лидера. — Кид, — ответила я. Пейн нахмурился, отчего залом между его бровями стал глубже. Посчитав его реакцию за ответ, я продолжила: — Давайте начнем осмотр. Сегодня проверим рефлексы. — Я включила небольшой фонарик. — Пожалуйста, посмотрите на свет. Отлично, теперь посмотрите вправо. Влево. Вниз. Вверх. — Я по очереди оттянула его веки. — Спасибо. — Я отошла на два шага назад. — Теперь я попрошу вас следить глазами за светом. Голова при этом должна оставаться на месте. Я медленно подняла фонарик чуть выше своего лица, затем так же медленно опустила его до уровня груди. Пейн неотрывно наблюдал за моей рукой. Отличная реакция. Даже нет отставания от мысли. — Своеобразный выбор, — отрешенно сказал Пейн спустя время. — Вы не первый, кто так говорит, — начала смущенно я, — Учитель дал мне его. Сказал, что у меня лицо ребёнка. Пейн хмыкнул, будто обратил на это внимание только сейчас. Его имя было общим для всех шести тел, но у каждого было также свое собственное: Тендо, Шурадо, Нингендо, Чикушодо, Гакидо и Джигокудо. Каждое тело Пейна олицетворяло разные пути реинкарнации. Так, после смерти можно переродиться как в божество, так и в низшее существо из ада. Интересно, кем были при жизни все те люди, чьи тела присвоил себе нынешний лидер Амегакуре? — Понимаю твой интерес, но будь осторожна. Пейн очень силен и опасен, — сказал Учитель. — Я понимаю. — Но не до конца. — Стекла в его очках блеснули под светом лампы. — Если он посчитает кого-то подозрительным — убьет сразу. Нет, не так. Сначала помучает. А в этом деле нашему лидеру нет равных, — сказал Учитель, недобро улыбнувшись. Я поежилась на месте. Конечно, я понимала, что жизнь правителя Страны Дождя таила в себе немало темных моментов. Если не вдаваться в подробности прихода Пейна к власти, произошло это крайне жестоко. Но неужели ему действительно доставляет удовольствие страдание других? Такова сущность Бога? За стенкой, зарывшись в толстое одеяло, крепко спал Ясуко. Учитель сидел за столом, задумчиво вперив взгляд в сцепленные перед собой руки. Он всегда оставлял себе как можно меньше времени на сон: кусочек оторвет от заката старого дня, часть отрежет от рассвета нового. Ответственные люди не дают себе право на отдых. Свет сыграл с моим воображением злую шутку — вместо лица Учителя мне почудился голый череп, на котором постепенно проступили нос, рот и глаза. Он выглядел измученно — сказывалась возложенная на него ответственность за больницу и благополучие жителей деревни. Начав работать в больнице, где в одной палате лежали пациенты, в прямом смысле умиравшие на моих руках, а в соседней молодая женщина несколько часов рожала двойню, я все чаще задавалась вопросами, ответов на которые у меня не было. Какой смысл лечить и спасать людей, если конец у всех одинаковый? Еще эти нескончаемые стычки на границах, о которых все вокруг только и говорят. Я что, зря старалась, накладывала такой красивый шов после проведенной Учителем операции? И все же, несмотря на грозные обещания новой войны, чем больше времени проходило с окончания революции, тем спокойнее становилось вокруг. Как и после любой войны, оставалось много нерешенных проблем, но все они меркли на фоне всеобщего ликования. Да, будет трудно, но теперь у людей была оправданная цель — обеспечить счастливую жизнь себе и другим. Не родным, так чужим. Ведь боль роднит даже незнакомцев.