***
— Серёж, у тебя на голове гнездо, – Олег сонно улыбался, скинув одеяло с плеча. Ему всегда было жарко. Порой создавалось ощущение: он горит изнутри. Разумовский тогда, открывая поочередно глаза, пытался пригладить непослушные патлы: проводил по ним ладонями снова и снова, пока Олег, смеясь, не подходил к нему с расчёской, убирал руки Серёжи и целовал его в голые плечи, отбиваясь от пихающегося локтями Серёжи. — Олеж, перестань, мне щекотно, – Серёжа тогда громко смеялся. В редкие моменты столь искренне, до ямочек на щеках. И тогда Олег улыбался еще шире, распутывая последний колтун. Как ритуал: утыкался после неизменно в макушку Серёжи носом. Тот сразу притихал, делался таким невозможно маленьким - Олег хотел его тогда спрятать и никому не показывать. – Пора разбредаться, – смущенно лепетал Серёжа, тупя взгляд и хмурясь. – не поймут. Олег недовольно морщился, скрывая досаду, обнимал Серёжу напоследок крепко-крепко. И тогда душа наполнялась знакомым теплом. Оно облизывало рёбра изнутри, грело грудную клетку и сладко тянуло под сердцем. Щекотно.***
В пятнадцать Серёжа впервые, сильно волнуясь и постоянно отводя взгляд, поцеловал Олега в закутке, прижав его к обшарпанной стене. Честно, это даже не было настоящим поцелуем. Так, соприкосновение обветренных губ. О, у Сережи тогда сердце застыло в ожидании, но он лишь сладко зажмурился: Олег в ответ прижимал его к себе, даря необходимое чувство нужности. Серёжа не знал, существует ли такое слово вообще, но ощущение преследующего с того момента тепла он трепетно сохранил в сердце. Щекотно.***
Серёжа знает: поцелуи согревают. Он раньше никогда не понимал и не желал даже узнать, почему все вокруг так любят целоваться.Почему люди вообще кого-то любят?
Ответ нашелся сам. Кажется, что все случилось как в сказках: стрела Купидона и прочая ересь.. Странно: когда стрела входит в тело, разве не должна течь кровь? Серёжа об этом задумываться перестал. Если думать над этим слишком долго, то можно сойти с ума. Избавляться от щекотки Сережа не хотел, да и не смог бы точно. От тёплых Олежкиных рук, его губ - сладких-сладких - редких теплых слов и действий, каждое из которых наполнено искрящейся любовью, отказаться равно смерти - телесной, духовной, да вообще любой. Какой тогда смысл?***
Олег смотрит безынтересно. Стеклянные пустые глаза пугают: они, вроде бы, смотрят прямо на него, но будто - сквозь, на стену, в пол, куда угодно, но не туда, куда надо, куда хочется, чешется - Сережа ломает брови. Губы поджимает, как в юности. Ну точно обижается. А Олег и не видит. Он мягко гладит острые колени, обнимает, целует в висок, но Сергей больше не чувствует искрящегося на кончиках пальцев тепла, что, медленно поднимаясь от ладоней, согревало бы грудную клетку. Его нет, и под ребрами щекотка иная: колкая, болезненная. В глазах Олега - Сибирский холод, способный обратить в лед даже самое светлое и искреннее. Кажется, взгляд обращает в лед города. А ведь мог окутать пламенем. Куда подевалось пламя?.. Сергею уже давно за двадцать, но именно сейчас, сжимая дорогую ткань брюк, он чувствует себя всё тем же маленьким Серёжей, над которым издевались те, что сильнее. Как же так? Почему тепло уже не согревает? Почему вместо пожара и ожогов кончики пальцев мерзнут. Почему же от касания по спине бегут мурашки, а холод пробирает как в давно забытом прошлом? Почему его пальцы хватают пустоту?***
Жесткий голос Грома ломает душу на куски. Разум разлетается осколками в унисон треску сознания. — Я тоже думал, что это Волков, пока не узнал, что он умер в Сирии. Ужасное существо расправляет крылья за спиной Серёжи. Пол лечебницы холодный. Белый Серёже совсем не идёт. Перья мягко скользят по лицу. Щекотно.