Длина стола — три фута. Три фута — это чуть меньше метра. Чуть меньше метра — это слишком далеко от тебя.
Я не люблю, когда ты сидишь напротив.
Если кто-то меня коснётся, его ударит током. Мои минусы упорно тянутся к твоим плюсам — и наоборот. Странно, что мои волосы не стоят дыбом — так я наэлектризована.
Ты смотришь на меня с таким пугающим пониманием, что меня передёргивает. Но, к счастью, взгляд мимолётный. Никто не заметил.
Хотя даже если бы заметили… Вряд ли бы кто-то понял. А если бы поняли, мне плевать.
Ну, возможно, потом будет не плевать, если так выйдет. А пока что я смотрю на твои руки и схожу с ума, пытаясь
не вспоминать, что эти самые руки вытворяли пару дней назад.
Ты отправляешь сообщение точно в тот момент, когда уведомления приходят у всех сидящих за столом.
К — конспирация.
Ничего лишнего, только адрес. Пока все отвлеклись, быстро печатаю ответ: нет времени на большие буквы и знаки препинания.
[ под каким предлогом ]
[ 🤨 ]
[ Придумаю 😅 ]
Я улыбаюсь. Вся конспирация чуть не сыпется.
[ Вы свободны сегодня вечером? ][ 😏 ]
[ а что ]
[ У кого то давно не дрожали колени… ]
Я переворачиваю телефон экраном вниз. Кровь приливает везде, куда приливать не надо. Становится так жарко, что я прошу перекур.
На перекуре ты ещё дальше. И ты всё же придумываешь предлог. Такой нелепый, что я бы сразу поняла. И кое-кто действительно понимает — это заметно по закатыванию глаз, — но, к счастью, не комментирует.
Тяжёлый дым шоколадных «Captain Black» не унимает дрожь в пальцах. Ты, улучив момент, посылаешь в мою сторону
такую усмешку, что мне хочется затащить тебя в туалет и постоять перед тобой на коленях минут эдак двадцать.
[ Ты что то какая то недовольная ][ всё ок ]
И я пишу то, за что почти готова себя ударить.
[ просто соскучилась ]
Я говорю об этом не в первый раз, но всегда было интересно, с каким лицом ты это читаешь. А ты… похоже, забыл, что я стою в паре метров от тебя и что вокруг нас столько людей, потому что
улыбаешься, глядя в экран.
Но отвечаешь только тогда, когда мы снова сидим друг напротив друга. Самым моим нелюбимым ответом.
[ 😅 ][ что смешного ]
[ Я не смеюсь ]
[ Кушать хочу 😩 ]
[ И в душ ]
[ И пива ]
[ И… ][ и?)) ]
[ Секса ]
Вот это поворот, мда-мда.
[ мм ]
[ Что мм? ] [ люблю, когда мужчина чётко знает, чего хочет 😏 ]
К счастью, ты на это не отвечаешь, и я изо всех сил пытаюсь сосредоточиться на делах.
Позже, когда мы по-прежнему не одни и по-прежнему строим из себя охеренных конспираторов, ты подначиваешь меня шуткой из сериала, который мы смотрели вдвоём. Надеюсь, никто не заметил, как ты сделал на этом акцент.
Повод, который придумываю я, чтобы оправдать это «да я тоже здесь выйду, мне не домой», ещё более нелепый, чем то, что придумал ты.
А дальше по накатанной — совместный обед, контрольная закупка всего, что горит, такси. Ты… говорил, что всегда ездишь рядом с водителем, но почему-то
снова садишься назад вместе со мной.
Забрать ключи. Доехать до нужного адреса. В машине у меня плавится мозг от твоей близости и желания взять тебя за руку. Я представляю, как наброшусь на тебя прямо в прихожей.
В этот раз — квартира на первом этаже. Жаль. Мне нравится, как ты отвлекаешь меня в лифтах от моей фобии.
И нет, я
не набрасываюсь на тебя в прихожей. Слишком много привычно-монотонных действий: раздеться, осмотреть квартиру, закрыться в ванной и минут пять тупо смотреть в зеркало, безмолвно уговаривая себя хоть немного успокоиться. Нервно смеюсь, думая о том, что у меня теперь в сумке всегда лежит запасное бельё и бритвенный станок. На всякий случай.
Как же я обожаю все эти «всякие случаи».
В одной из комнат — два дивана. Устраиваюсь на одном из них, прикладываю ледяную бутылку к щекам, едва ты уходишь в ванную. Снимаю толстовку. И джинсы. И всё равно жарко. Психанув, ищу в этих хоромах балкон; нахожу, курю так долго, что, когда возвращаюсь, обнаруживаю тебя на диване. Ты без рубашки. Меня кроет.
— Поел, сходил в душ, пью пиво, — перечисляешь ты, когда я сажусь на другой диван, — остался один пункт.
— Ага, — бросаю нарочито равнодушно, делаю глоток из своей бутылки. Ты наклоняешь голову на бок, будто это был намёк (на самом деле был, я не настолько глупая, чтобы этого не понимать). Пожимаю плечами. — Это так не работает.
Ты фыркаешь и укладываешься поудобнее, подкладываешь под голову подушку.
Отлично, ты ещё включи телеви… Ой, класс: ты действительно включаешь телевизор.
В голове — ворох мыслей от «и как долго это будет продолжаться?» до «ты что, совсем охуел?» Сжимаю зубы. Я сегодня не стану делать первый шаг. А то зазнаешься. Сползаю с дивана на ковёр — старая привычка смотреть телевизор, сидя на полу, — и неожиданно увлекаюсь тупой передачей, которую ты выбрал.
Подумать только, мы даже спорим о том, что происходит на экране. Будто нам больше нечем заняться.
Когда твоя ладонь оказывается на моём затылке, по шее бегут мурашки. А потом бегут
вообщеблядьвезде, когда ты сжимаешь пальцы в моих волосах, оттягиваешь голову назад и подвигаешься ближе, смотришь на меня сверху вниз. Доля секунды — этот твой взгляд — и твой поцелуй сжигает к чёртовой матери все доводы разума и намерения поиграть в неприступную. Язык раздвигает губы, сталкивается с моим, движения твоего рта отзываются в теле всполохами огня. Я…
я люблю тебя
…так сильно хочу тебя, что грудь болит. Ты будто это знаешь: костяшки пальцев скользят по шее, ноготь обрисовывает ключицу, а потом ладонь опускается в вырез майки.
Треск швов даёт понять, что майке пиздец.
Да и хуй с ней, никогда она мне не нравилась. Слишком узкая: даже с оторванной лямкой (или что там порвалось? Нет времени смотреть, слишком занята твоими губами) тебе сложно залезть мне под лифчик. Но когда тебя это останавливало? Швы трещат ещё раз.
— Ой, — без капли сожаления говоришь ты, отрываясь от моих губ. Эта дрянь просто разошлась по швам.
Зато снимается теперь совсем легко. Вместе с лифчиком (вот если бы ты порвал его, я бы тебя убила. Хотя, наверное, всё-таки нет). И, спрашивается, какого лешего я вообще с утра выбирала бельё, если оно оказывается на полу раньше, чем я рассчитывала (но позже, чем я надеялась)?
Ты наклоняешься, целуешь моё плечо, скользишь губами ниже. Каждый раз мне кажется, что твой язык на моей груди — это что-то противозаконное, как покурить травки: слишком хорошо, чтобы такие вещи можно было делать легально. Ты целуешь-прикусываешь-облизываешь, обжигаешь дыханием. Поднимаю руку к твоему ремню, и вот нахрена ты вообще его надевал и тем более застёгивал? Я и в мирное-то время с ним справиться не могу, а в такой позе и с твоими зубами, почти до боли сжавшимися на соске, и подавно.
— Тебе помочь? — Грудь ноет ещё сильнее от того, что ты отстранился, но я всё равно киваю. Щелчок пряжки — со стороны мне всё время кажется, что ремень расстёгивается легко, просто я такая криворукая, — и ты даже сам снимаешь брюки вместе с трусами, спасибо большое за такое щедрое одолжение.
Я встаю на колени. Ты усмехаешься, садишься, непривычно ласково гладишь мою щёку. От этого хочется мурлыкать, подставлять под твои ладони всю себя,
ялюблютвоируки, даже когда они не касаются моего тела. Но когда касаются — особенно.
Тяну время. В твоих глазах ясно читается желание. И нетерпение. И угроза. Но я кладу голову на твоё бедро, трусь щекой, бросаю взгляд из-под ресниц.
Ах, конечно, самое время кокетничать.
— Поможешь мне? — Не узнаю собственный охрипший голос.
— С чем?
— Подержи мне волосы.
Я обхватываю губами головку твоего члена до того, как ты протягиваешь руку, чтобы собрать мои волосы в кулак. Ладонь сжимается точно в тот момент, когда я опускаю голову ниже, и от тянущей боли в корнях волос — и того, насколько это приятно, — из горла вырывается стон, синхронно твоему резкому выдоху. Как я и хотела. Как я представляла.
Твой вкус совершенен, как этот момент. Мне кажется, я реально могла бы заниматься этим часами, если бы только меня не возбуждало это до такого состояния, когда я слабо себя контролирую. Но пока этот предел не достигнут, и я могу наслаждаться своей кратковременной властью, слабеющей с каждым сжатием твоих пальцев в моих волосах. Выпускаю член изо рта, провожу языком от основания вверх, поднимаю глаза:
боже, эти твои приоткрытые губы и эти короткие выдохи, этот взгляд… В такие минуты я думаю, что могла бы убить за то, чтобы это никогда не заканчивалось.
Когда я снова опускаюсь так низко, как могу, рука сжимается на моей шее — волосы рассыпаются по твоему животу и бёдрам, и ты двигаешься навстречу, так резко, что я не успеваю сразу расслабить горло. И ещё раз, даже резче. Всё. Я знаю, что это значит: ты больше не позволишь мне вести.
Не знаю, огорчаться мне или дрожать от предвкушения. Не успеваю принять это
ну чертовски важное решение: ты отстраняешь от себя мой рот, приподнимаешь подбородок и проводишь пальцами по влажным губам.
— Не устала?
Хочется напустить на себя снисходительный вид, но от твоего голоса, тона и взгляда ломит тело, будто от лихорадки.
Тянешь меня к себе, и я сажусь на твои колени — так чертовски удобно. Мне нравится, когда ты прижимаешь меня к себе и ложишься на спину, когда приподнимаешь бёдра, помогая мне направить твой член в себя.
Я замираю. Опираюсь на твоё плечо. Двигаюсь очень медленно, смакую это ощущение: ты во мне, так правильно и естественно. Мне нужно сильнее и быстрее: от потребности кончить стучит в висках, но я издеваюсь сама над собой, захваченная эмоциями. Это ощущение единения, такое неправильно сильное для того, что нас
не связывает, накрывает меня сильнее любого оргазма. Сильнее любой физиологии. Ты… невероятный. И такой красивый, что сердце щемит. И ты…
Теряешь терпение.
Прижимаешь меня к себе и вбиваешься резко, быстро, жёстко. Это то, что мне было нужно. Я сдавленно выстанываю тебе на ухо то, что ты мне обязательно припомнишь, и рассыпаюсь пылью от того, как ты двигаешься. И как ты не останавливаешься. И как ты продолжаешь это делать, ещё сильнее. Снова тянешь меня за волосы, приподнимаешь мою голову над своим лицом, загоняешь в угол: я могу смотреть только в твои глаза, я хочу видеть только их, и ты хмуришь брови, вглядываясь в меня, когда я срываю голос твоим именем.
Ты даёшь мне выдохнуть и полежать, прижавшись губами к точке на шее, где бьётся твой пульс. Пальцы гладят поясницу, сжимаются на заднице. Вот сейчас впору бы наслаждаться этим самым единением и о чём-то там думать, но в голове потрясающе пусто.
Тебе быстро надоедает лежать без дела. Укладываешь меня на диван, встаёшь рядом и поднимаешь мои ноги; когда ты снова входишь в меня, это как будто впервые: так жарко и желанно, словно я всю жизнь скучала по этому мгновению. И то, как ты неистово врезаешься в меня, как опускаешь взгляд и смотришь, как сталкиваются наши тела, — горячо до безумия. От напряжения сковывает мышцы, будто ты связал меня, и когда накатывает очередная волна удовольствия, я могу только беспомощно сдаться твоему сумасшедшему ритму.
— Тут где-то была кровать, — ты берёшь меня за руку и помогаешь встать, а я почти валюсь с ног. Ты входишь во вкус… и снова в меня, прижав к стене по пути в другую комнату. В коридоре неудобно, но ты держишь меня на руках, втрахиваешь в стену, пока я цепляюсь пальцами за влажные плечи и кусаю губы. Так хорошо, что почти больно.
Ты не отпускаешь меня, пока не спотыкаешься о кровать. И укладываешь на постель, продолжаешь двигаться во мне, а я теряю счёт — сколько раз за этот вечер ты заставил меня стонать твоё имя?
Ещё раз. И ещё. Пока под нами не сбивается простынь. Пока от твоих прикосновений не сгорает кожа. Пока я не позволяю тебе всё, что ты хочешь, пока не путаюсь в мыслях, чувствах и удовольствии. Отдаю всю себя твоим рукам и губам, взамен вбирая в себя твой запах, дыхание и вкус кожи.
Я не уверена, но, возможно, признаюсь в том, что запрещала себе произносить даже мысленно.
Я пересекаю точку невозврата. И делаю это снова и снова.
Наверняка потом будет плохо, потому что сейчас слишком хорошо.
Мне нравится, как прерывается твоё дыхание, когда ты кончаешь. Мне нравится это даже больше, чем приятная слабость удовлетворения во всём теле.
— В эти выходные? — спрашиваешь ты чуть позже, стоя напротив меня и затягиваясь сигаретой.
— Нет, — всё ещё дышу сбито, так что от табака кружится голова. Или от тебя. Вероятнее всего. — Я… в эти не могу.
— Значит, — тон такой серьёзный, что хочется рассмеяться, — нужно, чтобы ты продержалась до следующих. Какие планы на сегодня?
От твоей улыбки сердце пропускает удар.
Ты прекрасно знаешь, какие у меня планы.
