Ноябрь

Сигаретный дым медленно поднимался вверх, смешивался с исходящим изо рта паром и наконец исчезал до тех пор, пока сигарета снова не будет поднесена ко рту. Небо покрыли облака, нет, даже тучи, дождь из которых никак не хотел литься. Последние пара листьев на деревьях держались из последних сил, когда ветер то и дело старался опустить их на мокрую землю, смешать с остальными листьями и грязью. А на другом дереве опали все листья, ну, по крайней мере оставшихся я не вижу. Видимость из-за тумана довольно низкая. Не могу припомнить когда в последний раз было так холодно. Сделав последнюю затяжку резким порывом правой руки я сжал сигарету. Несмотря на все мои усилия она не захотела ломаться, зря только напрягся. Чёрт его знает зачем я это сделал, в голове и мысли не было её ломать. Взглянув на свою ладонь я увидел искривленную сигарету причудливой формы. Да уж, уверяю, Сашка бы этой форме нашла какую-то ассоциацию, уж слишком хорошо у неё фантазия работает, хоть отбавляй. Серёга, хороший ты мужик, раз запретил ей общаться с таким как я, не хватало ей моей кислой мины. Тянул ведь я её вниз, из-за меня она стала такой агрессивной, да и против брата своего чересчур настроилась. Надеюсь не вспоминает она обо мне. Да и как там все наши? Не думаю, что мой уход повлиял на них, надеюсь, они обо мне даже не вспоминают. Не нужно им вспоминать про меня, бессмысленно это, я ведь только плохое им делал, помню, подмечал каждый раз, как Царь сжимает кулак от моих фраз. Бить тот, конечно, не собирался, но злость в нём явно тогда кипела, и от одного меня он таким злым был. Спрашивается, а чего я в конце концов остался один? Взбрело в мою голову оставить всех в покое, до конца мучило чувство, что я делаю что-то не так. Подозреваю, что было оно со мной ещё давно, только вот заметил я его когда Оля за меня вступилась, никогда прежде не чувствовал себя таким ничтожеством, что постоять за себя не может. Ей и без меня плохо было морально, ну видел я это, так ещё и жизнь ей испортил, хотя мог бы в наказание за свои действия в тюрьме гнить. Заслужил ведь, заслужил за все свои незаконные действия и вандализм, да просто кару я заслужил. А ведь её я и получил, в муках гнию. Да, тяжко жить. Поговорил бы с кем, только вот и слова связать не могу, не чувствую я прежних эмоций от общения. Перегорел я, перегорел… Из моих уст доносится один лишь хриплый вздох. Всё же любопытно как там мои. Анька, мама. У нас были не настолько тёплые отношения, чтобы они переживали насчёт меня, так что они в норме. Ох и строил же я планы, что в будущем буду работать, обеспечивать маму, и не придётся ей работать на этой работе. Да уж, хорошее было время. Что мне сейчас насчёт будущего думать даже и не знаю, мрак один, ничего толкового нет. Ничего я не умею. А вот у Аньки амбиций-то много, в разы лучше меня, повезло её парню. Я сам не заметил как начал улыбаться. Это была не улыбка наполненная чем-то тёплым и положительным, а скорее чем-то отчаянным, сломанным, безнадёжным. Я не понимаю зачем всё ещё живу. И вот, лежу я на холодной и мокрой земле, слева бегают бездомные голодные собаки, а мне им так завидно. Я не ел уж побольше чем они. Не считая отходов, но и их мой организм переваривать не планировал, сразу выворачивало. Хотя и есть мне тошно, как подумаю про нормальную еду так сразу отвращение, видимо, моё тело уже приняло свою судьбу. Неуютно так от этой мысли стало. Тёплого бы сейчас чего-то, найти бы ещё сигарет… Где-то вдали я услышал крик. Хотя не думаю, что это было настолько далеко как мне показалось, потому что тут же я почувствовал чьё-то прикосновение. Собака какая-нибудь, может. Хотя собаки не выкрикивают человеческие имена. — Господи, Юра, Юра! Мама-то как переживает, твою же… Слава богу нашли, нашли. — Слышу я отдалённо. В глаза беспросветная тьма, открыть их не могу. Голос слишком знакомый, Аня, наверное. Надеюсь, мне это снится.