Бог с тобой, ты со мной, моя дорогая

Босые ноги медленно ступают по оледеневшей земле, пока разъяренная публика, собравшаяся на кровавый концерт, продолжает отчаянно кричать проклятья в сторону темной фигуры. Черные волосы не спеша покрывает мелкий, почти неосязаемый снежок, а металлические кандалы на руках женщины гремят, рассекая воздух. Легкое платье по обыкновению зловещего темного цвета, колышется на морозном воздухе, пропуская абсолютно весь холод прямиком под кожу, но подобное кажется совершенно нормальным, когда впереди тебя ждет неминуемая смерть. Она слишком много раз представляла сей процесс пока была под стражей, из-за чего сейчас все происходящее казалось обыденностью, за исключением одного. Сейчас это была реальность. И стражники за ее спиной, и разъяренная толпа, и даже детишки, пришедшие поглазеть на то, что видеть не должны априори. Она поднимается на одну из ступеней, ведущих на деревянный пьедестал, и та предательски скрипит под тяжестью ее тела, кажется, слишком громко. Все кажется слишком громким, когда на фоне слышен лишь бешеный стук сердца, исправно отбивающего свой ритм последние минуты твоей жизни. Все также плавно она восходит на предоставленную ей площадку и окидывает взглядом толпу. Местная знать заметно умолкает под ледяным взором барыни, и лишь безутешные крепостные, потерявшие родных, продолжают гневаться. Толкнув в спину, ее ставят на колени и надевают на шею табличку, носившую гордое знамя: «мучительница и душегубица» Довольно забавный атрибут в рамках происходящего. По всей видимости, эта табличка единственное, что должно тяготить ее шею и грязную душонку. Грубо взяв копну темных волос в свою руку, крепкий мужчина кладет голову осужденной на пень, и начиная с этого момента секунды идут в разы быстрее, будто нарочно спешат, стараясь прикончить ее как можно скорее. Теперь ее взгляд обращается к одному из балконов, где совсем незаметно расположилась императрица, наблюдающая за происходящим. Ни единой живой душе не было ясно, что происходит в голове у Великой и что за паника была вызвана тем самым злополучным письмом, но женщина, поставленная на колени у всех на глазах, прямо сейчас улавливала каждую эмоцию и мысль императрицы. Краткая ухмылка, едва поднятыми уголками рта, это все, чего была удостоена правительница, после чего ледяные глаза барыни скользнули в противоположное направление. Теперь ее взгляд был прикован к золотому куполу с возвышающимся над ним крестом, контур которого, вероятно, был четче чем когда-либо еще. Правая рука, скованная металлом, невольно дернулась в попытке перекреститься, но все ее движения отныне ограничивались ее же собственными, некогда совершенными грехами. Снегопад усиливался, точно как и крики толпы, молящие наконец совершить желаемый акт правосудия. Всё стремительно двигалось к своему логическому завершению, как и жизнь самой кровавой женщины за всю историю Российской империи, и теперь, прекрасно понимая насколько близок конец, ничего не оставалось кроме того, как покорно склонить голову перед представленной судьбой. Щека, раскрасневшаяся от сильного мороза, послушно прильнула к деревянному срубу, и спустя мгновенье история Дарьи Салтыковой считалась законченной. Снег, теперь сыпавшийся хлопьями, кружась, падал прямо в растекающуюся лужу алой жидкости, тут же растворяясь под теплотой свежей крови. Ручейки отравляющей эссенции бежали вниз по пьедесталу, где некогда ступала Салтыкова, и окрашивали потрескавшуюся землю в багровый цвет. Люди, ранее взбудораженные произошедшим, медленно расползались по своим домам и каретам, предварительно перекрестившись перед уходом, и только одна фигура на небольшом балконе оставалась неподвижной. Должно быть, это конец.