béllis perénnis

Чонгук смотрит в зеркало, не веря собственному отражению, и медленно и аккуратно касается кончиком указательного пальца маленького белого цветка, выглядывающего из-под спутанных после сна волос.       Он закрывает глаза, считает до трёх — медленно — и открывает снова. Цветок никуда не исчезает — наоборот, молочный цвет лепестков словно становится ещё более контрастным по сравнению с тёмно-каштановой шевелюрой. Крошечная ромашка глядит на своего хозяина и будто бы улыбается, машет бутончиком, едва голова Чонгука делает мимолётное движение.       Приехали.       Он вздыхает и, подхватив мобильный со стола в комнате, быстро набирает сообщение в мессенджере: «Я немного опоздаю, хён. У меня опять клумба на башке».       Это уже не вызывает испуга, который испытывают люди при первом обнаружении «венка». Чонгук не хвастается, когда говорит, что вид очередных цветов в своих волосах стал его раздражать, а не удивлять. Он просто делится наболевшим, потому что, по правде, это далеко не первый и даже не второй раз.       Это четвёртый.       Чонгук переживал это дерьмо трижды и искренне верил, что Бог любит троицу. Но тот послал ему квартет.       Он берёт крабик с маленькой полочки под зеркалом и закалывает чёлку — так, чтобы не повредить цветы. Пальцы действуют аккуратно и механически, привычки дают о себе знать. Одно из правил поведения в период «цветения» гласит: ухаживать и не ранить — ни цветы, ни чувства. Поэтому он бережно убирает волосы вместе с цветками от лица, чтобы умыться и собраться на встречу с друзьями.       Чонгук ненавидит «цветение», и кто бы знал, насколько сильно. Он ненавидит его по стольким причинам, что можно было бы составить целый список, по которому он бы доказывал на суде у Всевышнего, что внедрить эту штуку в жизнь простых смертных было самым ужасным решением. Оно и не мудрено: вечно трястись над цветами, удобрять и поливать, разговаривать — короче, делать всё то, что нужно делать при выращивании обычных цветов. Но пускай — Чонгук клянётся, что скоро вполне мог бы открыть свою цветочную ферму, так много опыта у него в уходе уже было; дело даже не в этом. Он не вредный и не ленивый. Главная проблема в том, что это ужасно смущает.       Особенно тот факт, что ты даже не в курсе, чьи цветы на тебе растут.       Первое «цветение» было обнаружено столетиями назад. Учёные долго проводили эксперименты и никак не могли выяснить, откуда злосчастные розы взялись на голове у «первопроходца» этого явления. Ответ же оказался настолько прозаичным, что впору писать любовные романы в магическом реализме — цветы стали следствием любви. Первой и настоящей, чистой любви.       Любви другого человека.       Откуда этот феномен взялся и почему действует именно так — до сих пор остаётся загадкой. Но наука не стоит на месте, не подумайте. Например, поначалу, если любовь была невзаимной, цветы вяли, а тот, кто был влюблён, увядал вместе с ними. Жертвами этого явления становятся в основном подростки, познающие все прелести первой любви. Представьте: девочка влюбилась в юношу, и на голове того выросли её любимые, например, фиалки. И если юноша отвечал отказом на её чувства или вовсе не узнавал о том, что фиалки именно её, девушка погибала, а цветы опадали.       Бывает такое, что в одного человека влюбляются сразу двое — тогда на голове у несчастного и вправду растёт целая клумба. Бывает и такое, что от цветов в панике избавляются — тогда и их хозяину причиняют боль. Все тонкости познавались со временем, внимательно изучались, чтобы выявить причины и постараться минимизировать последствия. Спустя долгое время, но учёным удалось предотвратить смерть в случае отказа. Однако избавиться от феномена «цветения» совсем они не смогли.       Поэтому не подумайте, предыдущие три влюблённых в Чонгука человека не погибли, совсем нет. Он всегда ухаживал за «венком» — чему-то его научила мама, чему-то врачи. Он принимал лекарства и бережно заботился о чужих цветах, которые принято ассоциировать с частичками сердец влюблённых. Если ему всё-таки признавались в любви и она оказывалась невзаимной, Чонгук был вежлив и обходителен, а цветы после отказа сходили сами собой.       Но, как уже говорилось, это ужасно смущает. Конечно, Чонгуку льстит тот факт, что он становится чьей-то первой любовью, однако то, что сам он ни в кого не влюбляется, но мучается с «венками», его раздражает. Из-за вечных цветов в волосах его прозвали Казановой, а он того совсем не хочет. В его плане на жизнь нет пункта о разбивании всех чистых сердец в округе.       Кто-то говорит, эти «цветения» появились для того, чтобы уравновесить вселенную: мол, почему при невзаимной любви страдает лишь одна сторона? Но Чонгук думает, это глупо — хотя бы потому, что он совсем не виноват в чувствах других людей. Он никак не может на них повлиять. Зато любое его неверное действие с «венком» может причинить боль и без того несчастному человеку. Разве это можно назвать честным?       Он натягивает простые синие джинсы, надевает тёплую оверсайзную чёрную толстовку и прячет волосы под капюшон. Обычно он не носит головные уборы, даже если на улице прохладно, но ситуация обязывает его сделать выбор в пользу сохранения очередного «цветения» в тайне: его соседи по общежитию попросту засмеяли бы парня, едва увидели бы чёртовы мелкие ромашки на его макушке. Чонгук сыт по горло этими хихиканьями: мало того, что «венок» этот четвёртый по счёту, сходят цветы обычно долго, а последние оставили Чонгука в покое всего-то пару месяцев назад. Репутация парня уже давно страдает.       Чонгук подхватывает скейт у выхода из комнаты и быстрым, уверенным шагом добирается до лифта, спускается в холл на первом этаже и выскакивает на улицу. Пока что удача на его стороне: никого из своих знакомых он не повстречал, а если бы всё же встретил, наверняка пришлось бы придумывать причину для носки капюшона. Иногда люди не знают о существовании личных границ.       Его друзья — Тэхён и Хосок — ждут его в небольшой кофейне неподалёку от кампуса их университета. Здесь уютно, играет хюгге-музыка и всегда приятно пахнет сладостями, а студентов не так много, чтобы переживать по поводу свободных столиков. Чаще всего они тусуются у окна с видом на спокойный проулок небольших корейских домиков — сердце Чонгука заставляет трепетать тот факт, что среди мегаполиса он всё ещё может найти такое спокойное местечко.       Он скользит по извилистым улицам города на скейте, изредка поправляя капюшон, чтобы тот не свалился. Ощущение такое, что каждый встречный прохожий откровенно пялится на него и знает наверняка, что парень под чёрной тканью там скрывает. Это заставляет его шевелить ногами быстрее: ему неловко и некомфортно, и он очень сильно устал.       Иногда он хотел бы, чтобы никто больше в него не влюблялся.       Ему всегда казалось, первая влюблённость — удел школьников и школьниц. Но, уже поступив в университет, Чонгук осознал, как сильно ошибался. Или, быть может, ему просто так по-глупому везёт. Например, Хосок и Тэхён встречаются, но они не были первой любовью друг друга. Это не грустно — это просто факт, и они оба, по правде говоря, были ему рады: никакой возни с «цветением» у них не было. Как и у многих других студентов, потому что, будем честны, многие проходят через этот жизненный этап ещё в школе.       У Чонгука же нет пары, но возни с «цветением» — хоть отбавляй, словно он стал магнитом для всех никогда прежде не влюблявшихся парней и девушек в своём университете. И почему вообще именно он? Не то чтобы Чонгук какой-то выдающийся спортсмен или студент, не то чтобы его круг общения настолько велик, чтобы он заинтересовывал людей настолько, что те, дожив примерно до двадцатилетнего возраста, из всех людей на свете выбирали именно его в качестве своей первой любви.       Чонгук простой. Хорошо воспитанный. Иногда глупый, иногда — слишком умный, иногда ленивый, иногда — трудяга. Он не модник и не популярный парень. У него нет машины, он катается на скейте сколько себя помнит — первый ему подарил старший брат на день рождения. Он носит носки с пальцами и в последний месяц проводит всё своё свободное время за помощью в подготовке рождественского спектакля, в который его затянул Тэхён, исполняющий в нём главную роль.       Минимум крутизны, максимум обычности, понимаете?       И что вообще в нём находят все эти «любовные девственники»?       Чонгук заскакивает в кофейню, словно за ним объявлена погоня. Дружелюбные бариста бросают приветствия, но, видя капюшон на знакомой голове, сочувственно улыбаются и переглядываются. Они догадываются, но Чонгука это не беспокоит: в этом месте он бывает столь часто, что мог бы назвать персонал кофейни своими друзьями.       Он стремительно пересекает небольшой зал, украшенный нежными искусственными облаками, подвешенными к потолку. Тэхён и Хосок сидят за привычным столиком, рука в руке, снова воркуют так, будто были в разлуке последние сотню лет, хотя Чонгук точно знает, что прошлой ночью они были вместе. При виде запыхавшегося парня они поджимают губы, Тэхён встаёт с мягкого шоколадного диванчика и раскрывает для Чонгука свои объятия. Тот лишь фыркает на это, плюхаясь на своё место напротив Хосока.       — Я думал, тебе нужна поддержка, — возмущается Тэхён; Хосок с полуулыбкой укладывает свою руку на спинку диванчика, и Тэхён садится рядом, прижимаясь к нему. — Кто на этот раз?       Чонгук утыкается лбом в прохладную стеклянную столешницу и зажмуривается.       — Я не имею ни малейшего понятия.       — Серьёзно? — Хосок усмехается. — Даже приблизительно? Ты ни с кем не сближался за последнее время?       — Нет, — Чонгук вздыхает. — Я вообще никуда, кроме драмкружка, не хожу.       — Может, это кто-то из актёрского состава на тебя глаз положил? — Хосок играет бровями — Чонгук может слышать улыбку в его голосе.       — Точно-точно, — воодушевлённо говорит Тэхён. — Наверняка Ёнми или Хэин!       — Окстись, — Чонгук вяло поднимает голову, поправляя капюшон. — У Хэин есть парень, а Ёнми точно не выглядит как кто-то, кто никогда не влюблялся.       — И то верно, — Тэхён тут же теряет былой настрой.       Они сидят в этой грустной тишине ещё несколько минут. Тёплое хюгге успокаивающе наигрывает гитарными проигрышами из небольших колонок, звенит колокольчик на входной двери, впуская и выпуская посетителей. Тэхёну и Хосоку приносят их напитки: лавандовый раф и латте на кокосовом молоке. Чонгук от заказа отказывается: ему теперь кофеин вообще нельзя.       — Ну, — Хосок прочищает горло, и Чонгук переводит обречённо-скучающий взгляд с сероватого потолка на него. — Покажешь?       — Нет.       — Ну пожалуйста, — взвывает Тэхён. Его глаза большие и умоляющие.       — Ни за что, — так же сухо, как и в первый раз, отвечает Чонгук.       Он скрещивает руки на груди и откидывается на спинку своего диванчика, чтобы на всякий случай оказаться подальше от рук своих старших друзей. Чонгук их слишком хорошо знает.       — Ну, Чонгук-и, — Тэхён вытягивает губы. — Я так давно видел «венки» вблизи в последний раз…       — Ты видел пару месяцев назад.       — Ты такой милашка во время «цветения»!       Чонгук демонстративно хватается за шнурки толстовки и тянет их в стороны, чтобы закрыть лицо капюшоном.       — Ну покажи!       Чонгук устало вздыхает — в который раз, — но волосы не показывает.       — Какие они теперь? — вклинивается Хосок.       — Не знаю, ромашки какие-то.       Он слышит скулёж со стороны Тэхёна и сдаётся. Помедлив, он всё же ослабляет шнурки и аккуратно спускает капюшон с макушки. На лицо падают заправленные под него шоколадного цвета локоны, и краем глаза парень видит первый цветок, выглядывающий из-под волос у виска.       Друзья смотрят на него, не моргая, и Чонгук не удивляется и не смущается этому взгляду. Он привык и к нему.       — Такие красивые, — шепчет Тэхён, сжимая сложённые на столешнице ладони в кулаки. — Они такие нежные…       — Мне кажется, это маргаритки, — кивая, добавляет Хосок со своей ноткой восхищения. — Слишком маленькие для ромашек.       — Мне всё равно, что это, — бурчит Чонгук, хотя, разумеется, это не так. — Надеюсь, их хозяин будет гордиться собой, что подарил мне новые месяцы пыток.       — Может, тебе стоит всё-таки ходить без капюшона? Тогда шанс найти влюблённого или влюблённую будет выше, — рассуждает Хосок, и он, чёрт возьми, прав.       Но Чонгук всем нутром отказывается от этой идеи.       — Меня засмеют. Это уже четвёртый раз, и я просто выгляжу глупо. Я не хочу опять становиться объектом насмешек из-за вещей, на которые не могу повлиять.       Чонгук скатывается вниз по дивану, снова натягивая капюшон и откидывая голову на мягкую спинку сиденья.       Хосок и Тэхён снова переглядываются. Они знают, что Чонгука не переубедить, потому что прекрасно помнят, через что парню пришлось проходить в прошлый раз — а это был только второй раз, переживаемый им в университете. Первый ему посчастливилось заполучить ещё в старшей школе.       Чем бы ни был феномен «цветения», Чонгук верит в его несправедливость больше, чем в самого себя. Почему у одного человека оно должно протекать несколько раз? Почему не один-единственный?       Он точно слышал о существовании специальных безболезненных операций или препаратов, способных временно убирать нежелательный «венок», но эта роскошь стоит слишком дорого, чтобы позволить себе о ней мечтать. Некоторые сумасшедшие наоборот делают всякие примочки, чтобы «цветение» оставалось до конца их дней, вне зависимости от того, влюблён в них кто-то или нет, — как тату или пирсинг, только настоящие цветы в волосах. Некоторым никогда не приходилось переживать «цветение» за всю свою жизнь.       Чонгук хотел бы быть одним из них.

***

Он пинает камушек у порога в цветочный магазин, чьё здание не очень далеко от кампуса, но Чонгук прежде здесь не бывал. Ему стыдно возвращаться в тот, куда он ходил в прошлый раз, поэтому он обратился к картам в интернете и нашёл этот — с довольно дурацким названием «magic island» и уютным интерьером, судя по виду, открывающемуся через высокие стеклянные витрины.       На улице осень, в ноябре вечереет рано. Полчаса назад солнце ещё было высоко, но теперь на город опустилась темнота, и помещение магазинчика ярко выделяется приятным тёплым свечением. Чонгук поправляет капюшон, оглядывается по сторонам, ещё пару секунд смотрит на белую разметку на асфальте и всё же заходит внутрь.       Тепло и сильный цветочный запах встречают его своими настойчивыми объятиями. Чонгук упирается взглядом в деревянный стол, на котором установлен стилизованный под старинную печатную машинку кассовый аппарат. За ним — стена с полочками для обёрток и букетного декора; слева — множество ярусов красивых расписных ваз с цветами. Много, много, много цветов, и они везде: у окон, на полках стеллажей, в подвесных горшках по всему периметру небольшого помещения.       Несколько бордовых лепестков валяется на дощатом полу, и Чонгук ведёт глазами по дорожке из них, пока не натыкается на пластиковый совок и небольшую метлу.       — Добро пожаловать на «Магический остров»!       Чонгук поднимает глаза по фигуре консультанта. Чёрные лакированные лоферы, тёмно-коричневые клетчатые брюки, чёрный фартук по колено и белая рубашка под мягким на вид крупным бежевым кардиганом. На груди бейджик, украшенный нарисованными цветочками, будто его только что отобрали у ребёнка; цветными буквами выведено имя — Чимин.       Чонгук моргает, видя чужое лицо: доброжелательная улыбка, персиковый румянец на светлой коже, высветленные прядки в чёрной копне отросших волос.       Он хочет провалиться под землю прямо сейчас.       — О, это ты, Чонгук-щи, — улыбка Чимина становится неловкой.       — А-ага, — так же неловко тянет тот, потирая шею и отводя взгляд, будто ассортимент магазина имеет вообще какое-то значение.       Он пришёл сюда, чтобы проконсультироваться насчёт ухода за своей клумбой: в реалиях, в которых Чонгук живёт, продавцы цветочных ларьков нередко играют роль и врачей, помогающих пережить «цветение» комфортно обеим сторонам. Чонгук всегда работает по отработанной схеме: консультируется в цветочных, покупает всё необходимое для сорта цветов и идёт в аптеку за витаминами. В этот раз он планировал сделать то же самое, но вот незадача: Чонгук знаком с консультантом.       Они не то чтобы близки, но Чонгук запомнил каждого страдающего над подготовкой к постановке рождественского спектакля как своего собрата по несчастью. До того, как Тэхён насильно затащил Чонгука в университетский актовый зал, они с Чимином никогда не пересекались. Кажется, Чимин младше, учится на совсем другом потоке и даже общих друзей и знакомых с Чонгуком у них нет. Только дурацкий спектакль.       Чонгук раскидывает мозгами, думая о том, может ли доверить Чимину свою тайну или же стоит поискать другой магазин, пока тот мнётся на месте, не понимая, нужна ли Чону помощь. Он не подметает разбросанные лепестки, не поправляет ничего в зале — просто стоит, теребя в пальцах совок и метлу, пока Чонгук жуёт губы и пытается взвесить все плюсы и минусы.       С одной стороны, Чимин безвреден, потому что не тусуется с одногруппниками Чонгука и вряд ли расскажет им что-либо, но с другой — он наверняка что-то да слышал о Чоне, наверняка он в курсе его дерьмовой репутации. Проявил бы Чимин осуждение или отнёсся бы понимающе? Цветочники — не доктора, им врачебная тайна язык не держит.       Чонгук не замечает, как начинает паниковать, пряча руки в карманы и съёживаясь. На секунду он закрывает глаза, слыша по радио знакомую песню хорошей группы, и это заставляет его немного отпустить своё беспокойство. Он останавливается у горшков с хризантемами разных цветов и вдыхает смешавшиеся ароматы полной грудью.       — Чонгук-щи? — обеспокоенно, но тихо спрашивает Чимин.       Чонгук может поклясться, что тот всё ещё стоит на месте как вкопанный.       Чимин странный, но Чонгук никогда не брался судить — так просто говорят. Вроде как этот парень просто помешан на цветах, а постановка как раз основана на мифе о возникновении первого «цветения», так что это полностью его тема. Он не играет, но он в составе группы декораций и, разумеется, отвечает за всё, что связано с цветами. Чонгук никогда не слышал, чтобы Чимин говорил много, а между ними двумя едва ли набралось бы цитат на полноценный диалог.       Чонгук сосредотачивается. По радио всё ещё играет «You Were Beautiful» Day6, и Чон знает текст этой композиции наизусть. Она романтичная, красивая, трогательная — собственно, какие ещё песни должны играть в грёбаных цветочных магазинчиках?       — Песня хорошая, — говорит Чонгук зачем-то.       Ладно, Чонгук думает, он теперь тоже выглядит странно. Возможно, ему стоит всё-таки уйти и поискать другой магазин.       — Это — моя любимая группа, — отвечает Чимин.       Чонгук приоткрывает глаза, видя в отражении витрины Чимина позади себя, и оборачивается.       — Правда? Тебе нравятся Day6?       Чимин кусает нижнюю губу и кивает, прижимая ручки метлы и совка к груди. Он выглядит милым, будто бы ужасно смущённым, а по его щекам пробегается новая волна румянца. Чонгук думает, что у этого парня хороший музыкальный вкус.       Может, именно поэтому он приоткрывает рот и делает короткий вдох.       — Чимин-щи, — он прочищает горло, а тот широко распахивает глаза. — Если я попрошу у тебя помощи, о которой никто не должен узнать, ты сохранишь тайну?       Чимин хлопает ресницами.       — К-конечно.       — Это вопрос жизни и смерти, — заверяет Чонгук.       Чимин отважно кивает.       Чонгук делает новый вдох и берётся за капюшон, готовясь снять его, но что-то его удерживает, и он никак не может решиться. Он кусает губы, хмурясь и пытаясь уговорить себя показать Чимину цветы, потому что, если Чон хочет от него помощи, ему придётся сделать это. Но Чонгук медлит, и время тянется, он уверен, что Чимин напряжён происходящим так же сильно, как он сам.       — Знаешь, — Чонгук возвращает взгляд обратно Чимину в лицо и убирает руки от капюшона. — Хочу сделать маме подарок. Поможешь?       Чимин озадаченно смотрит на него пару секунд.       — Мне нужно… купить всякие штуки для её любимых цветов, — Чонгук снова прячет пальцы в карманах толстовки.       Что он делает? Чимин, кажется, в полном ступоре, но Чонгук, поверьте, тоже.       — Х-хорошо, — выдыхает наконец Чимин, отводя полный непонимания взгляд в сторону. — Какие цветы она любит?       — Я не уверен. Белые, похожи на ромашки.       Чимин поднимает глаза, смотря прямо на Чонгука. Какой-то непонятный коктейль эмоций тенью пробегается по его лицу, но он быстро приходит в себя, с тихим кротким звуком убирая наконец совок с метлой за тумбу и торопливо перебегая на другую сторону магазина.       — У н-нас есть несколько видов, — бормочет он, копошась в горшках с цветами. На непрофессиональный взгляд Чонгука они все одинаковые. — У тебя есть фотография или что-то вроде того?       — Покажи, какие есть у вас, — пожимает плечами Чонгук.       Чимин угукает, выставляя на стол с кассовым аппаратом несколько кашпо с ромашками разного размера и цвета.       — Они должны быть белыми, — напоминает Чонгук.       — Один сорт может быть разных цветов, — заверяет Чимин.       Он ставит последний горшок и опирается на стол, его глаза сияют, едва он начинает говорить:       — Существует около двадцати видов цветов, похожих на ромашку. У нас нет всех, но эти — самые распространённые, — он тычет пальцем в первый крупный цветок. — Гербера, ноготки, пиретрум…       Чонгук пробегается взглядом по всем бутончикам перед ним.       — Эти, — он берёт в руки кашпо, рассматривая маленькие розовые цветки. — Точно, они. Только белые.       Чимин умолкает, уставившись на горшок, и сглатывает.       — Маргаритки, — говорит он полушёпотом.       — И всего-то? — фыркает Чонгук. — Просто маргаритки?       — Béllis perénnis, если тебе хочется посложнее, — тот неловко улыбается, поджимая губы. — Ты… уверен, что это они?       Чонгук крутит в руках горшок и кивает.       — Они.       Он шатается по магазинчику, пока Чимин собирает для него набор по уходу за маргаритками. Они молчат, потому что Чонгук знает, что говорить им, по сути, не о чем: они едва знакомы. Ему кажется, он ведёт себя как придурок, и Чимин наверняка задаёт в своей голове множество вопросов о том, какого чёрта вообще происходит, но решение не рассказывать ему правду всё ещё кажется верным.       Чонгук уходит, пожелав Чимину хорошего вечера, и краем глаза замечает затем с улицы, как Чимин продолжает в ступоре стоять за прилавком, позабыв о своих рассыпанных лепестках.

***

Чонгук вздыхает, запихивая тетрадь в свой рюкзак и закидывая его за плечо. Последние две пары были ужасно сложными и до безобразия скучными, и у него даже нет времени оправиться: его ждёт долг, в возникновении которого виновата только его безотказная добрая душа. Ладно, может, ему просто нечем занять свой досуг, поскольку компьютерные игры осточертели, а лучшие друзья-хёны развлекаться с ним после пар никак не могут, потому что какого-то чёрта вписались в дурацкую постановку. Бедному парню просто пришлось присоединиться к ним, ведь он не хочет умереть от одиночества и скуки.       Ему следовало лучше оценить все возможные последствия своего отчаянного решения, прежде чем ввязываться. Но уже слишком поздно, а отлынивать ему не позволят воспитание и чувство ответственности.       Чонгуку двадцать один, и он слишком молод, чтобы говорить, что устал от жизни. Но это то, как он чувствует себя прямо сейчас: его обоняние прекрасно улавливает запах маргариток, прячущихся под очередным капюшоном большой толстовки. Чонгук фырчит, делая вид, что заправляет волосы под ткань, хотя сам пытается замаскировать нечаянно выглянувший маленький цветочек. От витаминов у него всегда ужасно разыгрывается аппетит, и ему хочется есть много и постоянно. Нередко Чонгук буквально ощущает, как набирает килограмм за килограммом во время «цветения».       Сегодня первая репетиция с полной прогонкой и финальным обсуждением всех декораций. До этого госпожа Ли, преподавательница драмкружка, лишь накидывала идеи, какой могла бы быть сцена в том или ином эпизоде истории, и заставляла студентов из группы по декорациям чинить старый инвентарь; теперь же им предстоит выбрать всех ответственных за новый спектакль и поделить задачи между собой.       Чонгук рад, на самом деле. Ему нравится рукодельничать: не вязать, но гвоздь вбить никогда не было для него большой проблемой. Да, создание декораций — не полочка в ванной, но Чонгук, несмотря на свой недовольный вид, готов взяться за что угодно, если это будет немного интереснее прокрастинации в собственной комнате общаги.       Он плетётся по длинным коридорам университета, шаркая ботинками по полу. Состояние постоянной усталости — ещё одно потрясающее побочное явление «цветения». Оно то приходит, то уходит, и Чонгук никогда не знает, на сколько процентов будет работоспособным в этот день. Прямо в эту секунду он хочет лечь на широкий подоконник в холле у библиотеки и проспать до конца дня, пока за окном льёт как из ведра, а приятный шум бьющих по стеклу капель будет его убаюкивать. Вчера вот было ещё ничего.       Чонгук вдруг вспоминает о своём неудачном походе в цветочный магазин. Он сразу после душа принялся ухаживать за цветами, так что помощь Чимина действительно была полезной — по крайней мере, цветы чувствуют себя замечательно на чонгуковой голове. Похоже, Чимин — настоящий знаток своего дела.       Если честно, Чонгук искренне надеется, что он никогда не заговорит с ним об этом, не спросит, помогают ли удобрения или была ли рада мама. Чонгук не против Чимина как человека, он ничего о нём не знает и не может ненавидеть или избегать его просто потому, что сам повёл себя как придурок, и он прекрасно это понимает. Но он очень боится неловкости, потому что всё ещё совсем не намерен рассказывать Чимину правду — он и не должен. Как и возвращаться в этот магазинчик снова.       Они друг другу ничего не должны.       Чонгук поднимается на второй этаж и проходит к дверям в актовый зал, когда у самого порога вдруг оказывается почти снесённым с ног. Он удерживает равновесие, слыша звук падения чего-то тяжёлого и виноватое «ой!», и поворачивается, готовясь обрушиться с ворчанием на нарушителя его вымученного спокойствия, однако умолкает, не успев и звука издать.       — П-прости-       Парень, налетевший на него, торопливо присаживается на пол и пытается собрать выпавшие из его рук учебники. Чонгук хмурится, видя светлые прядки, рассыпанные рождественским дождиком по чужой тёмно-каштановой макушке.       — Ох, мне т-так жаль, — бормочет знакомый тихий голос.       Чонгук осматривается, чтобы проверить, есть ли кто поблизости, и садится рядом на корточки, подбирая книги. Чимин — стоило Чонгуку только вспомнить о нём, как он тут же явился откуда ни возьмись — начинает бухтеть, но Чонгук пропускает это мимо ушей, мельком разглядывая обложки: ботаника, флористика, биология, анатомия, основы явления «цветения»…       — Не слишком много для одного дня? — вырывается у Чонгука.       Он помогает Чимину поднять всё и встаёт на ноги. Тот, кажется, смущён, его губы дрожат, и Чонгук наклоняет голову вбок, чтобы рассмотреть светлое лицо, спрятанное под мелированной чёлкой.       — Я… беру дополнительные занятия, — отвечает тот, забирая учебники у Чона из рук.       — Помимо основной программы и театралки? — Чонгук открывает дверь и позволяет Чимину пройти в зал первым.       Тот неловко кивает, прижимая стопку к груди и проскальзывая внутрь.       — Мне нравится… учиться.       Чонгук хмыкает, суёт руки в карманы и заходит следом.       Актовый зал погружен во мрак, и только яркие прожекторы освещают передние ряды и деревянную сцену, пока что лишённую каких-либо декораций. Чонгук видит знакомые макушки ребят из драмкружка и кусает губы, разыскивая среди них Тэхёна и Хосока. Чимин плетётся рядом, они медленно спускаются вниз, и Чонгук не знает, собирается ли Чимин как обычно отсесть в стороне ото всех, но он не чувствует себя так, словно готов предложить ему присоединиться к их небольшой сумасшедшей компании.       Чонгук невольно задаётся вопросом, какого чёрта Чимин не носит учебники в сумке, словно постоянно готовый спародировать сцену из какого-нибудь сопливого фильма. К тому же занятия драмкружка проводятся вечером, чтобы ребята со второй смены могли присутствовать на них, но как-то Чонгук слышал, что первокурсники учатся в первую. Неужели Чимин всё это время был на дополнительных занятиях? Или сам изучал всю эту литературу в библиотеке?       Чимин всё же садится в дальней части ближайшего к сцене ряда и укладывает книги в соседнее кресло. Он всё ещё кажется каким-то напряжённым, натянув рукава молочного свитера на пальцы и теребя их. Чонгук мог бы сказать, что Чимин сильно отличается от других ребят в драмкружке: те совсем не скованы и общительны, в то время как Чимин словно… чувствует себя чужим.       Чонгук трясёт головой. Почему он вдруг думает об этом парне так много? В смысле, он точно опасается, что Чимин может стать слишком любопытным, но почему Чонгук сам становится таким?       Может, ему просто скучно и он хочет любыми способами отвлечься от дурацкого «цветения». Может, Чонгук всегда был любознательным, хотя он прежде не замечал за собой особую зацикленность на людях. Да и не зациклен он, вообще-то, совсем нет. Возможно, всё дело именно в том, что вокруг ходят слухи, что Чимин странный, и Чонгук как может пытается их либо опровергнуть, либо подтвердить для самого себя.       Просто чтобы знать наверняка, что Чимин безобиден.       Чонгук кусает губы, сидя уже в компании друзей и пытаясь влиться в их беседу. Они виделись на обеде, и потому особого восторга от новой встречи в нём нет. Он всё ещё ужасно уставший, краем уха слушает тэхёновы восклицания и переживания по поводу предстоящей репетиции и хосоковы похвалы и пожелания удачи, совсем не замечая, что наблюдает за тем, как Чимин сосредоточенно читает книгу и грызёт ручку, до тех пор, пока Ли-сонсэнним не приходит с обеденного перерыва и не начинает занятия.       Сначала она просит выйти всех участвующих в постановке на сцену, и Чонгук продолжает сидеть и следит за происходящим со своего уютного места. Тэхён играет главную роль человека, впервые обнаружившего на своей голове «венок», и его волнение Чон видит невооружённым глазом, несмотря на то, что друг вполне умело его скрывает. Чонгук слишком хорошо знает своих старших друзей.       Когда он поступал в университет, Тэхён и Хосок были кураторами для его группы со старших курсов. Они оба теперь на четвёртом, Чонгук — на втором, и за эти почти полтора года они достаточно сблизились, чтобы Чонгук мог назвать их своими лучшими друзьями. Когда они познакомились, ребята уже встречались друг с другом, и Чон не то чтобы придал этому какое-то особое значение.       Чонгук же обходит все эти щекотливые темы с отношениями стороной. Он не знакомится с другими, не отвечает взаимностью на чужие чувства — не потому, что имеет завышенные требования или не хочет встречаться вообще. Проблема в том, что многочисленное «цветение» без шуток дало свои определённые последствия. Чонгук знает, как это неприятно — быть для кого-то первой любовью. И он не хочет этих неприятностей ни для кого на свете.       Он вздыхает, подпирая щёку кулаком. Хочется заснуть здесь и сейчас. Эхо голоса Ли-сонсэнним, запахи лакированной древесины, пыли и цветов с его головы достаточно успокаивают, чтобы Чон мог немного расслабиться и вздремнуть. Он знает, что сначала преподавательница разберётся с актёрами, а уже потом перейдёт к декорациям, и это позволит ему выиграть немного времени. «Венок» отнимает кучу сил у своего носителя.       Его веки становятся безумно тяжёлыми, и Чонгук не может им больше сопротивляться. Постепенно угол обзора становится всё уже, картинка размывается, и Чонгук почти проваливается в дрёму, когда ощущает лёгкое постукивание на своём плече. Он уверен, что ему мерещится, и не открывает глаза, немного хмурясь. Кресло тает под ним, как желе на солнце, и он утопает в мягкой спинке, когда слышит еле звучащий голос рядом:       — Чонгук-щи.       И новое лёгкое касание.       Чонгук чувствует яркий аромат цветов, словно его носом уткнули в букет.       — Чонгук-щи, ты слышишь?       Чонгук еле разлепляет веки. Кажется, он всё-таки уснул.       — Что? — хрипит он.       Перед ним нет лица, но Чонгук знает, что на ряду позади него сидит Чимин — он это буквально чувствует. Своим носом.       — Ли-сонсэнним просила нас собраться за кулисами.       Чонгук вздыхает, протирая лицо руками. Его рукава задевают края капюшона, и он едва не упускает момент, когда тот начинает сваливаться. Парень резко хватается за ткань и натягивает её на лоб, после чего сидит так ещё пару секунд, растерявшись. Он разрывается: стоит ли оборачиваться к Чимину или же встать и уйти? А вдруг Чимин что-то заметил? Стоит ли попросить его ничего и никому не рассказывать?       Чонгук не трус, правда. Он просто устал от насмешек. Он верит Чимину, но не доверяет ему.       — Чонгук-щи? Ты в порядке?       Чон всё же поворачивается, и Чимин отшатывается в сторону. Его рука замирает на полпути к Чонгуку и тут же одёргивается, а щёки краснеют, словно от сильного жара. Чонгук смотрит прямо в чужие глаза.       — Ты ведь никому не сказал о том, что видел меня? — шепчет Чонгук.       Чимин смыкает приоткрытые губы и отрицательно крутит головой.       — Ты же просил.       — Не имеет значения, по какой причине я приходил. Ты должен сохранить секрет. Ты пообещал.       Чонгук не моргает, говоря это, и Чимин кивает каждому его слову, прижимая руки к груди, словно он всегда так делает и это какая-то его привычка — всё принимать к самому сердцу. У Чонгука тоже есть привычки: например, прятать пальцы в карманы и рукава или грызть губы. Да у всех они есть.       — Хорошо, — говорит Чонгук.       Он не знает, почему не встаёт. Не знает, почему не встаёт Чимин. Он не знает, почему вообще ведёт себя так странно. Обычно Чонгук немногословен и довольно расслаблен, но, кажется, это «цветение» действует на него слишком сильно. Возможно, Чонгуку стоит сходить к специалисту за другими витаминами.       — Хорошо, — наконец выдыхает Чимин.       Чонгук не упускает возможности оглядеть худощавую фигуру перед собой: молочного цвета свитер с горлом висит на плечах, крупная вязка заставляет образ Чимина выглядеть ещё более хрупким. Его волосы довольно длинные, у него маллет, и Чонгук замечает маленькое скромное колечко в хряще его левого уха. Он выглядит как самый обычный парень — проще всех, кого Чонгук когда-либо встречал.       Почему все считают его странным?       Почему Чонгук вообще думает, что все считают его странным?       Они всё же отправляются к Ли-сонсэнним, хотя Чонгук чувствует себя настолько потерянным, что едва передвигает ногами. Запах цветов усиливается, его голова кружится, он хочет выйти на улицу, но остаётся на месте, слушая, как преподавательница выбирает Чимина за главного.       И это совсем выбивает Чонгука из колеи.       Он видит подавляемую радость в чужих карамельных глазах, когда Чимин с полной готовностью принимает свой непростой пост. Ребята шумят, госпожа Ли удаляется к репетирующим, а Чонгук не может поверить, что кто-то вроде Чимина действительно может руководить. Он наблюдает, как тот пытается добиться чужого внимания, чтобы поделить всех на команды и разделить ответственности, но его не слышат, и Чонгуку становится жаль.       Чонгук выше Чимина на полголовы, а голос его громче, если он прилагает усилия.       — Ребята, давайте выслушаем Чимина-щи и просто покончим с этим.       Студенты умолкают. Чонгук поджимает губы.       Теперь ему хочется провалиться. Он поворачивается к Чимину, скромно переминающемуся с ноги на ногу позади него, и на какую-то долю секунды их взгляды встречаются. Чимин немного напуган, но это не тот эффект, которого добивался Чонгук.       Он хотел помочь. Или, может, поскорее выйти на свежий воздух. Может, «цветение» делает его более эмпатичным: в других обстоятельствах он бы вряд ли полез. Чонгук не знает.       — Говори.       Чимин сжимает руки в замок и прижимает их к груди — опять. Его глаза большие, он неловко кивает и ступает вперёд, и его дрожащий голос начинает перечислять список дел, необходимых для подготовки спектакля — фоны, костюмы, подвижные декорации, цветы, — и звучит он почти так же восторженно, как вечером ранее в цветочном во время перечисления названий цветов. Его такие же дрожащие пальцы затем достают из одного из учебников небольшой клетчатый листок, и с места Чонгука видно, что это чек-лист — очевидно, Чимин подозревал о своей будущей роли и подготовился, чтобы ничего не забыть.       Чонгук кусает губы, прижавшись к стене неподалёку, пока все записывают у строк чиминова чек-листа свои имена. Когда очередь доходит до Чонгука, все расходятся и он остаётся последним. Чимин протягивает ему бумагу обеими руками, выражая почтение перед старшим и пряча лицо за чёлкой.       Единственная активность, оставшаяся без имён, заставляет желудок Чонгука неприятно сжаться — цветы.       Словно это какая-то шутка.       — Ты можешь… записаться куда-то ещё, — говорит Чимин, будто читая его мысли. — Я буду заниматься цветами, потому что это — самая важная часть. Ли-сонсэнним хочет, чтобы я занимался этим.       Чонгук хмыкает.       — Почему именно ты?       — Ну… Я работаю в цветочном, — Чимин пожимает плечами и, кажется, чуть улыбается. — И учусь на флористическом.       Чон выгибает бровь.       — Ты будешь работать с «цветением»?       Чимин поджимает губы и кивает.       Всё вдруг становится на свои места: участие Чимина, его ответственность, учебники. Он шарит в этом больше, чем кто-либо из присутствующих, и наверняка прекрасно знаком и с мифом, на основе которого поставлен спектакль, и со всеми тонкостями декораций.       Чонгук снова смотрит на чек-лист, крутя в пальцах ручку. Работа над цветами предстоит огромная: Чимину придётся раздобыть кучу материала и помочь внедрить его во все остальные составляющие декораций. Один он вряд ли сможет справиться, к тому же, в отличие от Чонгука, у Чимина достаточно дополнительных хлопот вроде курсов и подработки. Возможно, ему придётся чем-то жертвовать ради того, чтобы доделать всё в срок. Ему явно нужна помощь, и здравой частью рассудка Чонгук это понимает.       — Я ничего не смыслю в цветах, — бормочет он, отчасти солгав.       Он возвращает чек-лист Чимину. Напротив некогда ничьей активности теперь стоит его имя.       Чимин округляет глаза и неверяще смотрит на Чонгука.       — Но я могу помочь, — добавляет Чон и суёт руки в карманы. — Если ты не против.       Тот кивает.       — Тогда… зови меня хён.       Чимин кивает снова. Его руки притягивают бумажку к груди.       — Хорошо, Чонгук-хён.

***

Чонгук промакивает лицо мягким полотенцем и вытирает запотевшее после душа зеркало. Его запутанные волосы, сладковато пахнущие шампунем для «венков», тёмными мелкими волнами спадают на уши, и он заправляет прядки за них, чтобы те не лезли в глаза. Парень смотрит на отражение маргариток, и те, кажется, чувствуют себя превосходно. Ещё бы, Чонгук чуть ли не по таймингу минута в минуту принимал витамины весь день и пил столько воды, что под вечер устал бегать в уборную каждые грёбаные полчаса: всё дело в том, что цветы сами по себе требуют много влаги, а маргаритки и подавно.       Он уже приготовил удобряющий спрей, а прошлым вечером пробовал сделать себе специальный массаж для головы, способствующий циркуляции крови и заменяющий стандартное рыхление почвы. Спрей же нужен для поддержания состояния цветов, обогащения их всеми необходимыми элементами и прочих свойств обычных удобрений для садовых растений. Конечно, никто не намазывает себе на голову ничего из того, что хранится вместе с огородным инвентарём. По крайней мере, теперь.       Чонгук оглядывает незамысловатую белую бутылочку, снимает колпачок и наводит пульверизатор на свои волосы. На запах эта штука не то чтобы безумно вкусная, но терпеть можно. Он щурится, чтобы капли не попали в глаза, и делает ещё пару нажатий, вертя бутыль вокруг головы. Затем, отставив его на раковину, Чонгук зарывается в прядки пальцами и начинает медленно и аккуратно пощупывать кожу, вместе с тем втирая средство в волосы и стебли цветов.       Всё это — необходимая процедура, если вы, конечно, не хотите доставить неприятности или даже причинить боль человеку, влюблённому в вас. Чонгук никогда не пропускал ни единого шага по уходу за цветами, не пытался выдрать их или загубить как-то иначе, несмотря на то, что правда ужасно устал о них заботиться. Порой, если честно, хочется сдаться, но Чонгук берёт себя в руки.       Ему хочется взглянуть этому человеку в глаза и спросить, какого чёрта он нашёл в Чонгуке, что расстался со своей первой влюблённостью ради него. Чонгук всё продолжает ломать голову над тем, кто бы это мог быть, но у него действительно нет никаких идей. Ещё хуже то, что, завидев Чонгука в капюшоне, этот человек не дал ему ни единого знака о том, что является хозяином цветов. Может, он постеснялся, или, может, обо всём пожалел. В любом случае, этот человек не дал Чонгуку шанса узнать себя лучше и, быть может, влюбиться тоже.       И, может, это и к лучшему.       Чонгук возвращается в свою комнату и падает на расправленную постель спиной. Его взор утыкается в белый потолок, усыпанный светящимися звёздами. Он вздыхает и прикрывает глаза.       На самом деле он и представить себе не может, как чувствует себя человек, влюбляющийся в кого-то впервые. «Цветение» сделало этот процесс таким ответственным, что Чонгук всю свою жизнь не позволял себе проявить к кому-то симпатию, тут же пресекая любые возможные порывы. К тому же пережитый опыт с «венками» заставил его буквально ненавидеть «цветение» всем своим сердцем. Так что, возможно, человек, влюбившийся в него, тоже испугался ответственности, потому не признаётся.       Пытаясь отвлечься от этих мыслей, Чонгук снова вспоминает о Чимине и его странности — той самой, которая так прочно засела у Чона в мозгах, но у которой совсем нет никакого объяснения.       Он начинает думать о том, что вообще может кого-то смутить в Чимине, и перед его глазами возникает образ парня: не очень высокий, худощавый, носит вязаные вещи. Волосы довольно длинные, но это не самое экстраординарное решение и, на скромный чонгуков взгляд, причёска Чимину к лицу. Губы он совершенно точно постоянно мажет гигиенической помадой — впрочем, Чонгуку тоже приходится, ведь иначе на них от его дурацкой привычки и места живого бы не осталось.       У Чимина стоят брекеты, и возможно, размышляет Чонгук, из-за этого он никогда не улыбается широко. Его привычка прижимать руки и всё что ни попадя к сердцу довольно милая, Чонгук сказал бы, вряд ли кто-то осмелится когда-либо назвать кого-то за такое странным. Он почти ни с кем не общается и по уши затянут в учёбу, к тому же ещё и подрабатывает в цветочном магазине и, кажется, на самом деле влюблён в то, чем будет заниматься остаток своей жизни. Он робок, аккуратен и вежлив. Да, в нём не чувствуется достаточная сила духа для того, чтобы очаровывать всех подряд, но он явно не фрик и не дурак.       Тогда какого чёрта? Кто и почему прозвал Чимина странным? И где Чонгук такое услышал?       Парень фыркает и садится на постели, чувствуя себя глупым и беспомощным. Он мог бы просто забить на этот ярлык, как и на многие другие, какие развешивают ради забавы студенты в университете. На Чонгуке был свой, яркий и оскорбительный, и он мог бы просто перестать рыскать в поисках ответа на вопрос, чем же таким отличился Чимин, что про него шла какая-то молва, тем более, Чонгуку обычно настолько наплевать на сплетни, что он их тотчас забывает, как произошло и с этой.       Но ему кажется, что узнать эту ерунду ему буквально необходимо. Словно без этого он не сможет успокоиться и работать с Чимином.       Это глупо, и он вовремя одёргивается от попытки ударить себя по голове. Вместо этого он ловит взглядом мобильный на тумбе, тянется к нему и набирает номер Хосока.       Просто… чтобы задать вопрос.       — Гу? Что-то случилось?       — Хён, — стонет Чонгук, падая обратно на подушки. — Мне нужно кое-что узнать.       Он мог бы позвонить Тэхёну, но, во-первых, они с Хосоком совершенно точно снова ночуют вместе, во-вторых, Ким всегда в эйфории после репетиций и практически не разговаривает, и, в-третьих, Хосок знает всё. Буквально всё. Будто каждая дурацкая сплетня сначала рассказывается ему, прежде чем разойтись по университету со скоростью света.       — Всё что хочешь.       — Ты ведь знаешь… Чимина? Первокурсника?       Хосок хмыкает, задумываясь, и Чонгук начинает кусать губы от волнения. Его вопрос точно застал друга врасплох, но ведь впереди ещё один, и там Хосок наверняка поинтересуется, зачем Чонгуку это. А он ведь даже сам не понимает зачем.       — Это тот, который «бракованный»? — тянет Хосок.       Чонгук хмурится.       — Что это значит?       — Ну… говорят, что его «цветения» никогда не было, хотя он признавался в любви с десятку человек.       — Откуда это вообще взялось? — ещё больше хмурится Чонгук.       Не может же кто-то вести статистику чужих влюблённостей?       — Вроде как его школьный краш учился или учится в нашем универе, — говорит Хосок, и Чонгук слышит, как тот пытается вспомнить больше. — Это пошло ещё с линейки первокурсников. После этого Чимин пару раз ещё признавался каким-то парням, но они только больше подлили масла в огонь. Теперь его называют «бракованным».       Чонгук бессильно усмехается, не веря своим ушам. Получается, этот парень — настоящий счастливчик, который сумел каким-то образом избежать этого постыдного причинения неудобств другому человеку своими чувствами. По крайней мере, в каком-то смысле это так. Сама история Чимина звучит крайне отвратительно, а люди вокруг выставляют себя идиотами: не было «венка» — плохо, было несколько — плохо тоже. Ну и как тут вообще угодить?       — И поэтому с ним никто не общается? — бормочет Чонгук. — Поэтому его называют странным?       — Он вроде как в восторге от «цветения» и всегда на парах болтает больше всех вокруг. Ты же знаешь, выскочки раздражают.       Чонгук хочет возмутиться, потому как Чимин скорее влюблён в учёбу и прилагает к ней все свои усилия, оттого и активничает на парах, но эти слова застревают в его горле, потому что в действительности Чонгук этого не знает. Он не знает Чимина и не может говорить за него, защищать его и вообще лезть во всю эту историю.       — А тебе зачем это? — вполне ожидаемо интересуется друг.       Чонгук устало вздыхает.       — Я помогаю ему в подготовке декораций, — отвечает он, и Хосок понимающе угукает. — И… он работает в цветочном, куда я ходил за консультацией.       Хосок молчит пару секунд, и Чонгук молчит тоже, ожидая его реакции.       — Он… видел? — опасливо спрашивает тот.       — Нет, я не показывал, — Чонгук усмехается, вспоминая всю пережитую неловкость в магазинчике Чимина. — Я наплёл фигню, потому что побоялся раскрывать карты. Он же из нашего универа. Я побоялся, что он кому-то скажет.       — Я уверен, что он не стал бы, — рассуждает Хосок. — Он не выглядит опасным.       — Я подумал так же. Просто… — Чонгук закрывает глаза, выдавливая с красными от стыда щеками: — Я помню, что слышал о нём что-то, но не помню, что именно.       — Гу, ты никогда не замечал, насколько на самом деле тебе тяжело довериться кому-то незнакомому?       Чонгук теряется и ничего не отвечает, уставившись в потолок.       — В любом случае, — продолжает Хосок, и Чонгук слышит в его голосе тёплую улыбку, — я надеюсь, ваша совместная работа будет продуктивной, потому что это дебют Тэхёна в качестве главного героя и… ну, ты сам знаешь. Нужно, чтобы всё было идеально.       Конечно, Чонгук и сам знает. Это не только первая главная роль Тэхёна — это ещё и первый его «венок», пускай и ненастоящий. Это крайне для него важно, потому что Тэхён очень сильно переживает на этот счёт, даже теперь, находясь в отношениях с Хосоком. Так уж вышло, что в его подростковом окружении «цветению» подарили чуть ли не сакральное значение, и парни вроде Кима, не испытавшие на себе силу чужой первой любви, всё равно что старые девственники или отсталые в развитии.       Чонгук помнит, как однажды Хосок говорил Тэхёну, успокаивая после одного из срывов, что жалеет о том, что первой его любовью стал не Тэхён, но это совершенно точно не значит, что вторая любовь — менее важная, менее сильная и менее искренняя. Совсем наоборот: влюбившись впервые, можно допустить ошибку по незнанию — да даже самого себя. Первая любовь в рассуждениях Хосока — лишь разминка для того, чтобы затем вовремя распознать свои чувства к тому самому человеку в будущем.       — Я сделаю всё, что смогу, хён, — обещает Чонгук. — Хочу, чтобы Тэхён-хён был счастлив.       — Не представляешь, как сильно я этого хочу.       Они прощаются друг с другом, и Чонгук выключает в комнате свет и ложится под одеяло, но глаз не смыкает. Сколько же боли принесло грёбаное «цветение» в жизни обычных людей? Вот не было прежде разницы — первая, не первая любовь. Да кому вообще какое дело? Человек вправе влюбляться лишь однажды или много-много раз. Он вправе не влюбляться никогда и ни в кого, в конце концов. Любовь как чувство должна приносить положительные эмоции. А это «цветение» всё усложняет настолько, что люди забывают об этом и придают значение абсолютно незначительным вещам.       И почему Чимин, даже несмотря на то, через что ему приходится проходить благодаря всё тому же «цветению», не ненавидит это явление? Почему он им так увлечён?       Чонгук злится. А потом вдруг хочет расплакаться, вспомнив слова Хосока о том, что Чонгук боится довериться. И как тут вообще не бояться? Когда на кону такие вещи? Чонгук не игрок. Он просто парень. И он устал оттого, что его лучшие друзья, Чимин, да и кто угодно на свете страдают тогда, когда никто из них этого не заслуживает.       Он засыпает ближе к рассвету, абсолютно выжатый и расстроенный.

***

Через пару дней Чонгук плетётся в актовый зал с ничуть не большим энтузиазмом. На этот раз он в чёрной панамке, и, пускай она не норовит свалиться с головы при каждой удобной возможности, Чонгуку всё равно странно. Он останавливается у большого окна, глядя на своё отражение, и в тысячный раз поправляет убор на волосах, так, чтобы панамка не помяла цветы, но и не выглядела по-идиотски.       Ну, не всё так плохо. Маргаритки — это практично. Чонгук до сих пор просыпается в холодном поту от воспоминаний о том, как в него влюбился любитель пионов.       Он переводит взгляд на вид за стеклом, где на улицу уже ложится рыжий закат, и появляется ощущение, словно вот-вот пойдёт снег.       Парень вздыхает. Его ждут встреча с Чимином и составление плана по подготовке цветочных декораций, если повезёт, то и первые закупки на выделенные из бюджета кружка деньги. Возможно, им с Чимином придётся прошвырнуться по магазинам, и перспектива остаться с ним наедине одновременно пугает и интригует — в том смысле, что Чонгуку всё ещё хочется узнать Чимина немного больше, чтобы перестать чувствовать себя дискомфортно и усмирить своё ужасное любопытство. Может, ему удастся понять эту чиминову зависимость от цветов?       Чонгук поправляет сумку на плече, проходит дальше, вверх по коридору, минуя широкие стеклянные двери в библиотеку, и неосознанно притормаживает, хмуря брови. В прошлую их встречу у Чимина в руках были книги, и Чонгук решил, что тот тусовался в библиотеке после пар. Что, если он был прав и прямо сейчас Чимин снова собирает свою кипу макулатуры, чтобы поспешить в актовый зал?       Он теряется, не понимая, что с этими догадками делать, и невольно заглядывает внутрь: широкий светлый зал переполнен студентами, собирающимися заняться учёбой или просто коротающими время. С центрального входа в вестибюль не видно столов, и Чонгук ожидаемо не находит со своего места никого, похожего на Чимина. Должно быть, он ошибся.       Чонгук поворачивается, чтобы сделать шаг, но, словно по самой идиотской божьей воле, снова оказывается почти снесённым с ног: на этот раз по нему прилетает стеклянной дверью. Та со звоном отталкивается от его плеча, и боль разносится по телу со скоростью света; Чонгук шипит, прикрывая глаза и прижимая руку к ушибу.       — Чонгук-щи! Боже-       Слышится грохот падающих на тёмные плитки пола книг, а в ноздри ударяет сладкий цветочный запах. Чонгук бы закатил глаза, если бы мог. Он медленно оборачивается, видя, как хозяин мелированной макушки ползает по полу в точности как и в прошлый раз.       — Прости, — лепечет Чимин тихо и высоко. — Я такой неуклюжий…       — Куда ты так несёшься? — вздыхает Чонгук и оседает рядом. — И почему ты не пользуешься сумкой?       — Я боялся опоздать, — виновато бормочет тот. Они собирают оставшиеся тома учебников по цветоводству и встают на ноги. Чимин прячет румяные от сожаления щёки. — А сумка… в ней нет места.       — Там что, тоже книги? — выгибает бровь Чонгук.       Чимин, помолчав пару секунд, кивает.       — Ты что, планируешь перечитать всю университетскую библиотеку? — усмехается Чонгук.       — Н-нет, только секции, интересные мне, — отвечает парень, поджимая губы.       Чимин тянет свои руки к книгам в чонгуковых руках, но тот не позволяет их забрать, скидывая с плеча сумку и расстёгивая её.       — Нет-, — спохватывается Чимин. — Не стоит…       — Не стоит думать, что ты больше, чем человек, — строго говорит Чонгук.       Чимин теряется и приоткрывает рот.       — Давай сюда.       Старший забирает оставшиеся в руках Чимина несколько книг и суёт вслед за остальными в свой рюкзак.       — И да, Чимин-щи, — Чонгук застёгивает сумку, закидывает её за плечо — чертовски тяжёлая — и суёт руки в карманы. — Я просил называть меня хён.       Он не до конца уверен, зачем добавляет это, и теперь чувствует себя полным дураком. Чимин хлопает ресницами, выглядя перепуганным, и Чонгук снова совсем не добивался такого эффекта. Ему просто хочется, чтобы этот глупый парень был аккуратнее: не таскал столько тяжестей, позволял себе передохнуть. Это чисто человеческое сострадание, которое слишком эмпатичный Чонгук испытывает чуть ли не к каждому встречному камню на дороге, и совсем не удивительно, что Чимин заставляет его переживать тоже.       Тот прижимает руки к груди и виновато кивает. Они отходят от библиотеки и направляются к актовому залу.       — П-прости, Чонгук-хён, — Чимин торопливо поспевает за Чоном, семеня меж стоящих в коридоре студентов. — За это и за то, что опять причинил неудобства…       Чонгук идёт с непроницаемым лицом, хотя ему кажется, плечо вот-вот отвалится. И как вообще Чимин таскает всё это каждый чёртов день? При этом добровольно?       — Я привык к повторению дурацких вещей в своей жизни, — вырывается из его уст усталым голосом.       Отсылку к «цветению» Чимин, ожидаемо, не понимает.       Они добираются до актового зала молча. Чонгук видит Хосока и Тэхёна, разыгрывающих Ромео и Джульетту, пока Тэхён сидит на краю сцены, а Хосок стоит внизу и протягивает к нему руки. Тэхён улыбается так широко, что в прожекторах улыбка кажется ослепляющей, и Чонгуку одновременно хочется и умилиться, и поёжиться. Он оглядывается и замечает, что Чимин тоже их видит.       Вы когда-нибудь смотрели на человека и думали о том, что происходит в его голове?       В ту секунду, когда Чимин ещё не прячет эмоции, он выглядит уязвлённым. В его глазах мелькает что-то, что Чонгук мог бы наименовать грустью. Его губы поджимаются, а брови чуть изгибаются, словно вид приносит ему боль. А затем он замечает взгляд Чонгука на себе, и всё это исчезает — остаётся только кроткая неловкая улыбка, скрывающая зубы, как и всегда.       Чонгук хочет спросить, что это значит, но не позволяет голосу прозвучать. Он пропускает Чимина вперёд, а сам приближается к друзьям, чтобы быстро поздороваться. Спиной он ощущает на себе чиминов взгляд.       — Хэй, — Хосок приветливо обнимает его. — Как день?       Чонгук чуть кивает в сторону Чимина.       Тэхён смотрит туда же, и Чонгуку становится неловко.       — Это же Пак Чимин, да? — бормочет Тэхён. Чонгук кивает и понимает, что никогда прежде не слышал фамилии Чимина. — Как он тебе?       — Вроде нормальный, — Чон пожимает плечами. — Хосок вчера рассказал его историю.       — Это так грустно, — Тэхён вздыхает, и его рука ложится на плечо Хосока: Ким всегда нуждается в тактильном контакте, чтобы чувствовать себя в безопасности. Хосок тут же берёт его пальцы в свои. — Я понимаю этого парня. Несправедливо, что к нему относятся таким образом.       Чонгук не находится в ответе и снова кивает.       — Думаете, это правда? — тихо спрашивает он. — То, что о нём говорят.       — Не знаю, — вливается Хосок. — Но, наверное, это не с пустого места началось. А может, его первая любовь была полным говнюком и разнесла эти слухи, просто чтобы поглумиться… Сам знаешь, какими люди бывают жестокими.       Чонгук знает.       Он облизывает губы и принимается их кусать.       — Ладно, мне пора.       Хосок почти треплет его по голове на прощание, но вовремя останавливается, и Чонгук искренне надеется, что этого никто не заметил.       Он возвращается к Чимину, сидящему в дальнем углу первого ряда, и ухается в кресло рядом. Чимин что-то увлечённо пишет в своём блокноте, и на кончике его ручки Чонгук может видеть висюльку с крохотными колокольчиками.       — Чимин-щи, — окликает он парня. Тот дёргается, полностью сосредоточенный на блокноте, и поднимает на него широко раскрытые глаза. — Каков план?       — Ох, — парень перелистывает страницу и смотрит на написанные другого цвета ручкой предложения. Чонгук замечает рисунки от руки по уголкам страниц: какие-то весёлые ромашки, кошачьи мордочки и прочая ерунда. Выглядит мило. — Сначала я поговорю с Ли-сонсэнним, затем узнаю, как дела у ребят, а потом нам нужно съездить в одно место. Там продают оптом искусственные цветы, — он переводит взгляд на Чонгука и неловко чешет затылок. — Мы могли бы заказать всё в интернете, но… мне нужно увидеть их сначала вживую.       Чонгук хмыкает. Чимин отнёсся к своей должности очень ответственно — впрочем, не то чтобы это удивляет.       Проходит некоторое время, в течение которого успевает начаться репетиция. Чимин беседует с преподавательницей в стороне, пока студенты самостоятельно проигрывают начальные сцены спектакля. Герой Хосока встречается лишь во втором акте — к сожалению, ему не удалось выбить себе вторую главную роль, — так что он любуется своим бойфрендом из зрительного зала, пока Тэхён пытается заставить девушку, играющую его мать, перестать быть такой зажатой.       Параллельно с этим начинают репетировать и ребята из оркестра — их зал находится в соседнем помещении, и Чонгук прекрасно слышит доносящиеся оттуда звуки музыки. Они трудятся также во благо будущего спектакля, но никто пока точно не знает, какая музыка будет звучать: это раскроется лишь в начале декабря, когда мелодии будут более или менее собраны. Чонгук слышал, в одной сцене кто-то даже будет петь — настолько Ли-сонсэнним и комитет по культуре университета заморачиваются.       Затем Чимин собирает всех из группы по декорациям за кулисами, и в слабом свете, доносящемся сюда от прожекторов, он интересуется, кто и на каком этапе по созданию своих частей. Он всё ещё дрожит при разговоре с другими студентами, как дрожал во время разговора с Чонгуком в цветочном магазине, но всё же звучит увереннее, чем в прошлый раз, очевидно, пытается показаться настоящим профи или хотя бы сносным руководителем.       Чонгуку интересно. Он не отвлекается на мобильник, хотя ему, если честно, глубоко наплевать, какую часть делает та или иная пара и насколько сильно они ленились последние пару дней. Но он наблюдает, слушает Чимина и пытается лучше его изучить, а ещё — то, как на него реагируют другие. Теперь он замечает: не все ведут себя как придурки, можно сказать, никто не ведёт. В чьих-то глазах Чонгук видит жалость к Чимину, в чьих-то — простую скуку; кто-то увлечён и отвечает на все чиминовы вопросы с отдачей, кому-то же ответить пока нечего.       Когда все расходятся по своим активностям, Чонгук остаётся с Чимином наедине и слышит монолог Тэхёна, который тот читает на сцене. Его герой уже с венком, и он решается на то, чтобы избавиться от цветов, потому как всё ещё не понимает, откуда они взялись. В голосе Тэхёна — страх и отчаяние, но Ким всегда был прекрасен в вещах типа актёрской игры.       Чимин неуверенно поворачивается к Чонгуку и прижимает блокнот к груди. Его глаза опущены, глядят куда-то в пол, и он сжимает губы в тонкую полоску. Чонгук всё прячет пальцы в карманах.       — Почему ты так делаешь?       — Как? — Чимин непонимающе смотрит на него.       Чон кивает на его руки.       — Эм… — Чимин смотрит на свой блокнот и опускает его. — Не знаю.       Если честно, Чонгук читал в интернете, что означает этот жест. Честность. Человек, который делает так, полностью открывается перед собеседником. Но с чего бы ему открываться перед Чонгуком?       — А ты? — подаёт голос Чимин. — Почему постоянно суёшь руки в карманы?       Чонгук молчит, а осознание всей ситуации еле слышными шажками внедряется в его голову. Он держит руки в карманах, потому что пальцы облазят от постоянного использования удобрений. Он прячет их, чтобы никто и никогда не увидел этого и не смог посмеяться.       Чонгук, пережив буллинг, всё сильнее закрывается, в то время как Чимин открывается целиком, нося прозвище «бракованный».       Повисает знакомая тишина. Тэхён продолжает читать свой монолог, и Чонгук помнит, что в этот момент у него в руках должны быть ножницы. Чимин смотрит на него пытливым взглядом, сжимая свой блокнот изо всех сил, и ждёт ответа, но Чонгуку нечего сказать.       «Кара ли это небесная или дар божий? Бремя ли это тяжёлое или счастье ниспосланное?»       — Люблю этот момент, — почти шёпотом вдруг говорит Чимин.       Чонгук прикусывает губу. Между ними около полутора метров, но от Пака так сильно веет цветами, что аромат туманит рассудок.       — А ты как думаешь? — продолжает парень, оставаясь на месте, и, хотя его поза кажется закрытой, его глаза блестят маленькими звёздами, потаёнными глубоко внутри него, так, будто ответ Чонгука — самое важное, что он когда-либо хотел услышать. — Это кара или дар?       Чонгук всё кусает губы. Его руки в карманах брюк-джоггеров сжимаются. Он не замечает, как его дыхание ускоряется, а волнение захлёстывает с кончиков волос до самых пальцев ног, сердце бешено колотится где-то у кадыка.       — Н-не знаю, — выдыхает Чонгук, скорее растерянно, чем осознанно.       Если бы не все эти странные ощущения, он бы ответил честно. Но происходящее с его организмом играет с ним злую шутку, и Чонгук не может собрать мысли в кучу, а ещё этот Чимин, который совсем не давит, но при этом его взгляд точно можно почувствовать на своей коже. И Чимин всегда так смотрит: проникновенно, изучающе, но робко и будто бы невинно.       Он странный не потому, что о нём ходят слухи, и не потому, что эти слухи в себе содержат. Он странный потому, что Чонгук не может его понять, раскусить и подстроиться. Модель поведения Чимина не поддаётся его познанию.       Чимин отводит глаза в сторону, и Чонгук наконец может глотнуть сдавленного пыльного воздуха.       — А ты?       Пак невесело и едва заметно улыбается — Чонгук сказал бы, дежурно, — разворачивается и уходит в сторону спуска со сцены, так и не ответив.       Уже позже, когда они выходят из университета и направляются в сторону автобусной остановки, до Чонгука доходит: а ведь Чимин провернул с ним то же самое, что сначала сделал Чонгук. Их диалог построился по негласной схеме: вопрос — ответ — встречный вопрос — отсутствие ответа. Эта догадка заставляет Чонгука восхититься и тут же — насторожиться. Чимин доказывает, что не так прост, каждый раз, едва им удаётся поговорить.       — Знаешь, — Чимин вдруг оборачивается, и его взгляд мечется. — Думаю… сегодня я смогу справиться один.       Чонгук ступорно наклоняет голову вбок.       — Ч-что? Поч-       — Не беспокойся, — Чимин приветливо улыбается. — Всё в порядке. Думаю, я слишком перенервничал сегодня. Я быстро посмотрю цветы и поеду в свой магазинчик. У меня ещё смена вечером.       Чонгук открывает рот, чтобы возразить, но не может найти слов, прежде чем Чимин машет ему, разворачивается и ускользает, словно лепесток, подхваченный ветром.       И что это было? Ответственность оказалась для Чимина столь выматывающей? Или же дело в их странном диалоге? Что, если Чонгук перешёл грань, задевая что-то слишком личное? Может, привычка Чимина не означает открытость? Что, если это что-то гораздо более значимое и сложное, чем Пак ещё не готов поделиться? Или же дело в монологе Тэхёна и отношении Чонгука и самого Чимина к «цветению»?       Чонгук стоит на месте ещё какое-то время, пока мимо проходят студенты, проезжают автомобили и автобусы, включаются фонари. Пока вокруг кипит жизнь, Чонгук чувствует, как запутывается всё сильнее.       Может, решение помочь Чимину стало ошибкой для них обоих?

***

Чонгук проделывает рутину по уходу за маргаритками и возвращается в комнату, зажигая настольную лампу. Ему нужно сделать несколько заданий на завтра. Он подбирает свой рюкзак, брошенный у порога, чтобы достать тетради, но, едва открывает его, вдруг вспоминает, что забрал часть чиминовых книг и так и не отдал ему.       Чонгук мечется. Он должен оставить их в сумке и отдать Чимину при встрече? Или… было бы вполне логично, если бы он поддался своему любопытству и заглянул внутрь, не правда ли? В конце концов, это просто книги, взятые в библиотеке. Значит, Чимин не мог даже написать в них что-либо, а иначе схлопочет штраф.       Но… это вещи Чимина в доме Чонгука, и, пожалуй, это единственное, за что Чон мог бы сейчас ухватиться, как за тонкую соломинку. Что-то, способное открыть сущность Пака немного больше, чтобы Чонгук мог заглушить своё чувство недоверия и, может, вставить пару новых деталей в паззл.       Чонгук вздыхает, достаёт несколько томиков и кладёт их на стол, тут же усаживаясь за него. Обложки выглядят потрёпанными, но, едва Чон открывает первую попавшуюся книгу, переплёт приятно хрустит. Чонгук улавливает тонкий аромат цветов и принюхивается, склоняясь над листами: это не запах библиотеки. Это запах Чимина, оставшийся где-то меж главами и впитавшийся в бумагу.       Невероятно, думает Чонгук. Почему от Чимина идёт такой яркий цветочный аромат? Дело в каком-то дорогущем одеколоне? Или он так много времени проводит с цветами, что сам впитал в себя их запах?       Никогда прежде Чонгук не чувствовал ничего подобного. Он находился рядом с людьми, на чьих головах были «венки», и даже тогда не слышал такого сильного аромата. И это абсолютно точно не запах его собственных маргариток. Это именно Чимин.       Чонгук разглядывает повидавшие виды странички учебника, перелистывает его, даже немного трясёт, чтобы найти какие-нибудь вложенные листы, но ничего не обнаруживает. Возможно, Чимин ещё не добрался конкретно до этой книги. Чонгук переходит ко второй, но также ничего не находит. Его надежда угасает, и Чонгук почти уверен, что занимается ерундой, пока не находит свёрнутый в четыре раза тетрадный листок в последней.       Его волнение выражается в ускорившемся сердцебиении. Он берёт свёрток в руки и сглатывает. Губы ноют от прикусываний, а пальцы чуть дрожат, будто вот-вот Чонгук раскроет одну из величайших тайн вселенной.       Он разворачивает лист не дыша. Его взгляд натыкается на хангыль, нанесённый карандашом. Но это совсем не выписки из учебника, и осознание этого заставляет скромную улыбку расцвести на лице Чонгука. Это трек-лист. Если мне не суждено подарить «венок» своей первой любви, я подарю ей музыку. Day6 — Zombie Day6 — Goodbye Winter Day6 — All Alone Day6 — I Need Somebody Day6 — I Loved You       Чонгук берёт свой карандаш из подставки и подписывает ниже: К чёрту «цветение». Музыка лучше любого «венка». TXT — Anti-Romantic TXT — Nap of a Star IU — Love Poem IU — Through The Night AKMU — How can I love the heartbreak, you're the only one I love       Он дописывает последние буквы и складывает листок снова, собираясь спрятать обратно в страницах учебника, однако на обратной стороне замечает ещё одну приписку:       «Если "цветение" — справедливость, то почему у меня её нет?»       — Неужели он настолько помешан на этом? — выдыхает Чонгук.       Он вертит бумажку в руках, чувствуя нечто среднее между разочарованием и грустью. Но это быстро перерастает в тоску, когда картинка становится более целостной: Чимин переживает по этому поводу. Чонгук складывает книги в ряд и только подтверждает этим свои догадки: Чимин переживает настолько, что роется во всевозможных учебниках, чтобы понять, по какой причине его «цветение» не происходит. Он отчаянно пытается найти объяснение.       Возможно, именно поэтому он спросил Чонгука сегодня о его отношении к «цветению». Он спросил его как человека, пережившего несколько «венков» на своей собственной голове. Может, он пытается вместе с тем уверить самого себя, что отсутствие «венка» может нести в себе плюсы, как о том думает Чонгук, например.       Чонгук убирает учебники обратно в рюкзак.       Он надеется, что Чимин однажды спросит его снова, и тогда Чон будет честен.

***

Они не видятся вне занятий в театральном кружке, потому Чонгук зря таскает учебники с собой следующие пару дней.       Он задумывается о том, чтобы заглянуть к Чимину в магазинчик и отдать книги там, но быстро отказывается от этой идеи. Приходить туда только для этого кажется ему странным, хотя, конечно, ничего странного в этом нет.       В этот день Чонгук встречает Чимина у библиотеки, и они тут же идут на автобусную остановку, чтобы закупиться необходимыми цветами. Чимин в хорошем расположении духа, но всё равно кажется немного отстранённым. Чонгук не знает, как завязать диалог и о чём. Он не собирается упоминать найденный трек-лист, как и не собирается расспрашивать Чимина о его поисках ответов в книгах. Поэтому они разделяют вполне уютную тишину.       Затем они едут в автобусе, Чимин смотрит в окно, на мелькающие мимо здания магазинчиков и бизнес-центров. Середина рабочего дня, в салоне немноголюдно и тихо, и Чонгук слышит, как в наушниках Пака играет музыка. Мелодия кажется ему до колик знакомой, но Чон не может разобрать слова из-за какого-то странного волнения.       Он косит взгляд к лицу Чимина. Тот выглядит расслабленным, его пухлые персиковые губы временами вздрагивают, как будто он норовит подпеть, но стесняется. Должно быть, песня в его ухе играет действительно хорошая. У него милый профиль, нос выглядит крошечным, а горбинка делает его более очаровательным. У Чонгука совсем другая линия носа: крупная, прямая и более мужественная, что ли.       Чонгук отворачивает голову, впечатывая взгляд в поручень перед собой. Его не покидает мысль о том, что всё происходящее странное. Это слово постоянно вертится в его голове, и он не может прекратить использовать его для характеристики и Чимина, и всей этой ситуации, и собственных чувств и мыслей по этому поводу. Он снова начинает кусать губы, и Чимин, покопошившись в своей сумке, вынимает упаковку клубничного бальзама, будто сам краем глаза следит за ним.       — Держи.       — Это… — Чонгук моргает и, сам не зная почему, принимает тюбик. — Это не слишком?       Не то чтобы они на том этапе взаимоотношений, когда непрямой поцелуй возможен…       — Он новый, — отвечает Чимин, и Чонгук видит, как яблочки его бархатных щёк вдруг загораются. — Ты что, подумал… нет, я не-       Чонгук прыскает.       — Прости, но это выглядит именно так.       Выглядит, словно ты хочешь разделить со мной один бальзам для губ, Чимин.       — У меня всегда есть бальзам с собой на всякий случай, — бормочет тот, пряча глаза. — Зимой губы шелушатся гораздо больше, и…       Чонгук качает головой, и Чимин умолкает. Его аккуратные уши тоже покрываются красной краской, будто весь он прямо сейчас состоит из стыда. Чон открывает тюбик и видит приклеенную пломбу, означающую, что бальзам новый.       — Я куплю тебе другой, — говорит он, вскрывая упаковку и нанося средство на саднящую губу.       Чимин не отвечает, отворачиваясь к окну снова. Его пальцы так крепко сжимают лямки сумки, что костяшки белеют. На мгновение Чонгук даже думает, не замёрз ли парень.       Чонгук убирает тюбик в карман, и между ними снова наступает тишина. Музыка из наушников продолжает играть недостаточно громко для того, чтобы Чон разобрал слова.       — Что ты слушаешь? — спрашивает он.       Потребность ли в прекращении этого молчания, потребность ли в разрядке атмосферы или же простое любопытство овладевает Чонгуком, но молчание теперь кажется ему безумно некомфортным.       Чимин опускает глаза, пару секунд ничего не отвечая, и протягивает Чонгуку второй наушник. Тот с неуверенностью принимает его и вставляет в ухо.       «Но сегодня я улыбаюсь, хоть мне и больно, я улыбаюсь».       Конечно, думает Чонгук.       — Я уже говорил, что мне нравятся Day6, — произносит Чимин тихо и немного взволнованно. — «Sunrise» — мой любимый альбом. Не могу перестать его слушать.       «После того, как ты уйдёшь, моя улыбка исчезнет».       — У них довольно грустные тексты, — подмечает Чонгук.       Он смотрит на Чимина, и тот не прекращает краснеть.       — Это так. Но… каждая их песня заставляет меня чувствовать себя так, будто я не одинок. Будто… кто-то ещё в курсе того, что я испытываю, и чувствует то же самое.       Чонгук не знает, что ему сказать, но Чимин тут же переводит тему:       — Ты же знаешь миф, по которому ставится спектакль?       — Конечно, — Чон фыркает. — Это рассказывают ещё в начальной школе.       — Но его рассказывают неверно, — Чимин чуть улыбается, теребя свои пальцы. — Все думают, что на голове у той девушки выросли розы, но на самом деле… — он сглатывает. — Там были маргаритки.       Брови Чонгука вопросительно взлетают вверх.       Автобус останавливается, и они выходят на улицу. Уже довольно темно, многолюдно и прохладно. Чонгук застёгивает свою куртку, а Чимин осматривается, пытаясь сориентироваться, и поворачивает налево. Чонгук поспевает за ним, стараясь держаться рядом, чтобы не потерять его в толпе.       — Но зачем кому-то врать об этом? — не понимает он, продолжая разговор, когда они ровняются на более свободном участке дороги.       — Розы всегда знаменовали страсть и любовь, поэтому историю часто приукрашивали, чтобы добавить романтики, — объясняет Чимин. — А вот поэт Монтгомери писал, что «…роза царствует лишь одно лето, а маргаритка никогда не умирает». А ещё в средние века рыцари, которые получали согласие на брак, чеканили маргаритки на стальном щите.       У Чонгука мурашки. Он смотрит куда-то вперёд, его тело кажется ватным, а голос Чимина заглушает гул вокруг и музыку, всё ещё играющую в его ухе. Он никогда не слышал ничего подобного. Он никогда не задумывался о значении цветов, выраставших на его голове. И если Чимин не врёт, то прямо сейчас, под его панамой, растут цветы из преданий, значение которых гораздо глубже, чем просто цветение для красоты.       — Существует огромное количество легенд о возникновении маргариток, — добавляет Чимин, тормозя у очередного большого здания. — Но тот факт, что именно они стали цветами первого «цветения», для меня кажется волшебным.       Он осматривается и поднимается по ступеням, и Чонгук следует за ним. Через пару мгновений они оказываются в большом цветочном магазине, гораздо более светлом и широком в отличие от чиминовой лавки. Помещение больше напоминает зал самообслуживания в магазинах типа «Икеа». Чимин уверенно продолжает путь по коридорам из стеллажей, заполненных разными семенами и примочками для разведения растений, пока не выходит на аллею искусственных цветов.       Чонгук плетётся за ним и не может перестать думать. Чимин ведь помнит, зачем Чон к нему приходил тогда в цветочную лавку. Наверняка он уже вполне успешно сложил два и два. Ощущение, словно он не зря затеял эту небольшую лекцию про маргаритки, заставляет волоски на затылке Чонгука зашевелиться. Если Чимин задаст ему вопрос, он не уверен, что будет отвечать.       — Твоей маме нравятся… маргаритки, — напоминает тот, и, о чёрт, он так близко, так безумно близко к этому грёбаному вопросу, что Чонгук почти не дышит.       Они останавливаются у огромного стенда с различными видами цветов. Чонгук смотрит на свои ботинки.       — Аг-га.       — Ей… помогли те советы, которые я дал?       Он звучит так, будто пытается быть осторожным. Чонгука это напрягает ещё больше.       — Думаю, да, — отвечает Чон как можно более безразлично. — Я не особо спрашивал.       Чонгук поднимает глаза и точно замечает, как взгляд Чимина на секунду мечется к его панаме, но вдруг парень отворачивается к стенду и замолкает. Он не решился, думает Чонгук. Он правда просто сдал назад.       Чонгук хочет верить, что дело в уважении чужого личного пространства, и, если это действительно так, Чон ценит такое решение Чимина. Пускай он и догадывается, пускай он уже догадался о секрете Чонгука, он не стал лезть слишком далеко.       Пытаясь успокоить ускорившееся сердцебиение, Чонгук оглядывает всевозможные пластиковые бутончики. Чимин выглядит сосредоточившимся: он внимательно читает описание, касается пальцами каждого лепестка, чтобы получше познакомиться с цветами. Для Чонгука они не представляют никакого интереса, но он пытается помочь Чимину, потому спрашивает:       — Какие нам нужны?       — Для декораций подойдут любые крупные, — отвечает Пак, выпрямляясь.       — А… для венка?..       Чонгук не очень уверен, зачем уточняет это.       Чимин медленно переводит на него нечитаемый взгляд.       — Я имею в виду, — прочищая горло, поясняет Чонгук, — ты сказал, что миф отличается от реальности, поэтому… из каких цветов венок будем делать мы?       Чимин кивает, чуть улыбаясь, и выглядит эта улыбка отчего-то очень тоскливо. Чонгук не может не задуматься о том, что Чимин всегда выглядит расстроенным.       — Думаю, твоему другу подойдут розы.       Чонгук смотрит так внимательно, что может разглядеть контактные линзы в чужих глазах, а на правом веке — тонкий шрамик, над самыми ресницами. Его взгляд переходит на макушку с пушащимися от повышенной влажности волосами.       — А тебе подошли бы маргаритки, — выпаливает Чонгук. — То есть… если выбирать из роз или маргариток.       Он хочет дать себе по лбу. Зачем вообще…       Но Чимин улыбается, пряча взгляд, и на этот раз его улыбка кажется смущённой, а лицо становится румянее с каждой секундой.       — Мне кажется, тебе тоже, — полушёпотом отвечает он. — Тебе тоже пошли бы маргаритки.       Чонгук так не думает, но прямо сейчас ему хочется Чимину поверить. Он мельком улыбается тоже.       Они покупают необходимые материалы и отвозят их обратно в университет. Чонгуку кажется, что этот глупый диалог сумел разрядить воздух между ними, и теперь он не чувствует былого напряжения — по крайней мере, не так сильно. На обратном пути Чимин снова предлагает второй наушник, и Чонгук, прекрасно помня, что в рюкзаке у него есть свои, почему-то всё же соглашается. Пускай Чимин слушает только Day6, это не раздражает, а наоборот — будто придаёт особую атмосферу этому вечеру.       Уже на пороге из актового зала Чонгук вспоминает об учебниках и возвращает их Чимину. Ему хочется помочь парню доволочь книги до дома, но он не решается. Когда они прощаются, Чимин улыбается новой, особенной улыбкой, всё ещё скрывающей зубы, но отчего-то безумно трогательной.       Тогда у Чонгука впервые замирает сердце.

***

Чонгук уже столько раз перемешал купленный в соседней кофейне раф, что некогда красивая горка сливок размазалась по стенкам пластикового стаканчика.       Он ждёт, пока Чимин разберётся с остальными студентами, чтобы потом прийти к нему и заняться их украшениями. Чонгук мог бы начать самостоятельно, но он этого не делает, не потому что ленив, а потому что совершенно не знает, в чём заключается его задача. Среди списка дел, которыми им с Чимином предстоит заняться до самой премьеры спектакля, так много всего, что Чон потерялся, если честно. Ему нужен человек, способный разложить всё по полочкам.       Он наблюдает исподтишка. Чимин выбирает варианты костюмов и напоминает про выкройки, Чимин предлагает чертежи декораций — Чонгук не уверен, но, кажется, они нарисованы от руки — и ориентирует по цветам, Чимин помогает определиться с материалами. Чонгук искренне удивляется, насколько Чимин расцвёл за эти дни, будучи на своём посту: от человека, за которого просили, до человека, с которым советуются.       Чимин выглядит самым доброжелательным парнем на свете, и Чонгук не может отделаться от этой мысли. Когда он беседует с другими, на его лице нет и тени той тоски, которую так хорошо изучил Чонгук, — словно Пак надевает какую-то маску, прежде чем начать общаться с другими. Но в случае с Чонгуком это бывает гораздо реже: он хоть и продолжает скрывать эмоции, это происходит не так часто.       Может, он доверяет ему чуть больше?       Чимин возвращается к нему и улыбается с поджатыми губами, кивая на стаканчик.       — Не любишь кофе? Зачем тогда купил?       Чонгук опускает взгляд в свой напиток. Он не может сказать, что купил его по привычке, забыв, что кофеин вреден для цветов.       — Да что-то расхотелось, — выдавливает он.       Чонгук отставляет раф в сторону и прочищает горло.       — С чего начнём?       Чимин осматривает пол под собой и садится на колени. Чонгук повторяет за ним.       — Пока нам нечего украшать из готового, мы можем заняться декорациями из одних цветов.       — Например, венком?       — Нет, его сделаем в последнюю очередь, чтобы не повредить.       Чимин открывает один из пакетов и достаёт оттуда бежевые цветы с крупными бутонами.       — Поскольку цветы ненастоящие, мы можем использовать пенопласт, а потом задекорировать его под грунт.       На сцене идёт проигрыш второго акта. Ребята, занятые декорациями, рассаживаются за кулисами и в зрительном зале. Чонгук притаскивает Чимину куски пенопласта из чулана актового зала, всегда хранящиеся там для таких случаев, и они тоже принимаются за работу.       У Чимина крохотные руки и пухлые пальцы, но он работает с искусственными цветами так же аккуратно, как если бы это были живые.       В этот раз тишина не кажется неловкой — она просто часть рабочего процесса. Но это не мешает Чимину её нарушить.       — Знаешь, я послушал песни.       Чонгук замирает и поднимает на него взгляд.       — Правда?       — Я не знал, стоит ли говорить, — Чимин неловко чешет затылок. — Но… подумал, ты захочешь знать.       — Я- Эм. Я не хотел лазить по твоим книгам, бумажка выпала сама-       Чимин подавляет смешок, а Чонгук кивает, прикусывая губу.       — И как тебе?       — Ты… любишь баллады, — Чимин улыбается, и Чон мигом краснеет. — Но они красивые.       — Не думаю, что Day6 далеко ушли от баллад, — бубнит он.       — Песня IU произвела на меня большое впечатление, — уже тише добавляет Чимин.       У Чонгука прерывается дыхание. Он хватается за свои бёдра в плотных джинсах и наклоняется чуть вперёд.       — Которая?       — «Love Poem».       У Чонгука трясутся поджилки.       — Если честно, — Чимин горбится, переставая переплетать стебли цветов, и отводит глаза в сторону. Весь его вид показывает, что он смущён. — Я никогда бы не подумал, что ты слушаешь что-то такое…       — Девчачье?       — Чувственное, — выдыхает Пак.       Чонгук теряется, совершенно не ожидав услышать именно это слово. Его любовь к IU как только не называли, но чтобы «чувственное»?..       — Мне всегда казалось, что люди, любящие такую музыку, таят в себе очень много чувств.       Чонгук вспыхивает до кончиков волос под капюшоном. Ему срочно нужно перевести тему. В голову не приходит ничего лучше, чем снова приплести сюда свою мать:       — Я рассказал маме про маргаритки, — бубнит он. — Ей понравилось.       Чонгук не имеет понятия, почему ложь вокруг «венка» на его собственной голове каким-то образом строится именно на мифе о любви матери к маргариткам. Наверное, ему кажется это самой безопасной легендой, максимально отдалённой от правды.       — Правда? — Чимин буквально загорается яркой звёздочкой. — Я знаю ещё парочку интересных фактов. Могу… рассказать, если ты хочешь…       Чонгук не может не заметить, как меняется Чимин, говорящий о вещах, которые ему нравятся. Поэтому он просто не может ему отказать.       — Как я говорил, есть много разных легенд о возникновении маргариток, — воодушевлённо начинает тот. — Например, по одной из них, маргаритка — это девушка, заколдованная землёй по просьбе одного старика, которого она отвергла. В другой легенде маргаритки выросли там, где шагала Дева Мария. А ещё есть легенда, по которой Дева Мария сшила их для Иисуса, чтобы порадовать зимой цветами… вообще-то, маргаритки чаще всего связывают именно с ней.       Чонгук слушает безотрывно и впитывает каждое сказанное Чимином слово. Он никогда не интересовался ничем таким. Ему было абсолютно всё равно даже на то, маргаритки на его голове или ромашки. А Чимин живёт этим: всеми этими легендами, историями, цветами и уходом за ними. Он сам расцветает подобно нежнейшему бутону, едва речь заходит о цветах, и Чонгук находит это очаровательным.       — Ещё их как-то обозвали ядовитыми и хотели истребить, и… боже, прости, меня порой не заткнуть, — Чимин виновато улыбается.       — Всё в порядке, — Чонгук качает головой. Меньше всего он хочет, чтобы Чимин чувствовал себя неловко сейчас. — Ты знаешь так много о маргаритках, это… впечатляет.       — Д-да, — Пак тушуется. — Я делал доклад по учёбе, ничего… такого.       Чонгук хочет рассмеяться, но подавляет это желание. Видимо, Чимин стесняется своей начитанности, прекрасно понимая, какую славу имеет в кругах своих же одногруппников. Может, он стесняется прослыть всезнайкой и для Чонгука. Это мило.       Чимин милый.       Чонгук возвращается к работе, не веря, что только что произнёс это, пускай и не вслух.       Он назвал Чимина милым в своей голове… Это плохо.       Очень плохо.

***

Через пару дней он смотрит на вновь забытые в его сумке чужие книги, разложенные по его столу. Среди них нет ни одного учебника, связанного с «цветением» даже косвенно.       Чонгук садится за стол и хмурится. Неужели Чимин бросил попытки найти ответы? Может, он уже что-то нашёл? Или сдался?       Или его «цветение» всё-таки произошло? Что, если Чимин влюбился снова, и цветы на этот раз выросли? Прошло уже около месяца с тех пор, как они начали общаться, и Чимин наверняка уже обзавёлся симпатией к кому-нибудь ещё. Возможно, именно поэтому он стал больше открываться — он увидел, что ничем не отличается от остальных и, скорее всего, наконец пришёл к спокойствию.       Если честно, Чонгук находит эту мысль самой грустной из всех возможных, но не признаётся в этом. Он со скукой листает сборники мифов и романов, сам не зная зачем, и находит новый свёрток. Словно Чимин знал, что ситуация повторится. Если верить песням, любить грустно. Day6 — You were beautiful Day6 — Not Mine Day6 — Afraid Day6 — Tick Tock       Чонгук смотрит на записку несколько секунд. Тяжело судить о том, чего не знаешь. HEIZE — 내 맘을 볼 수 있나요 LeeHi — BREATHE 1415 — When It Snows Sunwoojunga — Run With Me       На обратной стороне ничего не написано. Чонгук недолго думает, прежде чем исправить это.       Он возвращает записку в книгу, выключает в комнате свет и валится на кровать, стеклянными глазами глядя в потолок. Его тело покрыто мурашками, дыхание прерывается, а внутри всё словно переворачивается, и он не знаком с этими ощущениями. Сердце колотится так бешено, словно Чонгук сказал эти слова Чимину в лицо. Он ещё никогда не был столь близок к провалу — да что там, одна его нога уже где-то внизу.       «Если для тебя "цветение" — справедливость, я поделюсь ею с тобой».

***

Чонгук уже не чувствует себя так уверенно, когда отдаёт Чимину его книги, и совершенно не уверен, когда забирает их в третий и четвёртый разы.       Чимин не просит об этом. Если честно, он никогда ни о чём не просит и выглядит виноватым, когда Чонгук заставляет его поддаться чужой помощи. Это всё ещё не то, чего хотел бы Чонгук, но, по правде, он просто не может поступать иначе. Он всегда гордился своим хорошим воспитанием, но порой оно играет с ним плохую шутку, заставляя его быть таким чрезмерно заботливым.       Хосок был прав, говоря, что у Чонгука есть некоторые проблемы с доверием. Отчасти они связаны как раз с этой его особенностью — Чонгук слишком беспокоится за тех, кого впускает в свою жизнь, а потому старается не раздавать ключи от своего сердца направо и налево. Однако Чимин уже имеет свой дубликат, и Чонгук, если честно, не очень хорошо осознаёт, когда именно он ему его вручил.       Их маленькие переписки на бумажках не заканчиваются. Чонгук вечно забывает отдать Чимину его книги после репетиций и с такой же частотой находит новые списки песен. Он боится, что Чимин прокомментирует чонгуковы слова о справедливости, но Пак говорит только о музыке и о песнях, которые Чонгук ему даёт. Они ему нравятся.       Чимин знает текст и все песни в постановке наизусть. Нередко Чонгук видит, как Пак повторяет за героями, совсем неслышно, едва шевеля губами, пока рисует или пришивает цветы к костюмам. На моментах типа того, когда Тэхён говорит свой монолог, Чимин словно с замиранием сердца отрывается от своего дела каждый раз, глядя на сцену. Его глаза блестят, а руки прижимаются к сердцу. Чонгук наблюдает.       В оригинальной истории главные герои — парень и девушка. Парень дарит свою первую любовь девушке, но боится ей признаться, а когда на её голове вдруг прорастают цветы, и вовсе замыкается, напуганный последствиями. Она — в постановке её роль играет Тэхён — мечется, не зная причин этих цветов, и собирается срезать их, однако не решается. Вскоре она получает письмо от парня, где он признаётся ей в любви и просит о встрече. Когда они встречаются, девушка влюбляется в него с первого взгляда, и на его голове тоже вырастают цветы.       Чонгук всегда считал эту легенду глупой — наравне с диснеевскими историями про принцесс. Он уверен, что любви с первого взгляда не существует, а иначе она теряет весь свой вес и значимость — как можно влюбиться, не зная человека? Его увлечений, мировоззрения, его привычек, всего того, что составляет его личность. Любовь с первого взгляда — лишь симпатия ко внешности. Чонгук такое не понимает.       Возможно, это — ещё одна причина, по которой Чонгук ещё ни разу не влюблялся, помимо страха перед ответственностью и проблем с доверием. Чтобы влюбиться в человека, он должен впустить его в свою жизнь, узнать его лучше и довериться в ответ — то есть сделать кучу вещей, которых он не хочет делать.       С некоторых пор он размышляет об этом гораздо чаще, чем делал это всегда. Чонгук смотрит на Чимина и думает о том, действительно ли Пак так часто влюблялся, что о нём пошли слухи, или это просто бессмысленная болтовня, распущенная каким-нибудь придурком. А если эти слухи — правда, как часто Чимин подпускал кого-то столь близко, что мог бы назвать свои чувства любовью? Или он путает это понятие с симпатией?       Чонгук хотел бы спросить, но не решается, точно так же как Пак не решается спросить о панаме. Чонгук всё чаще замечает его взгляд на своей макушке, но он молчит, и Чон продолжает молчать тоже. Они сближаются благодаря работе, но недостаточно, чтобы заходить дальше, чтобы расспросить больше и рассказать больше.       Чонгук не знает почему, но ему кажется, что он хочет зайти дальше. Это пугает до чёртиков, ему не свойственна такая смелость, однако он видит, как Чимин раскрывается, как он расслабляется в присутствии Чонгука, и хочет делать то же самое. Хотя бы для того, чтобы это было честно.       Чимин больше не кажется ему странным. Он кажется ему удивительным, когда рассказывает о цветах помимо маргариток, и Чонгук в который раз убеждается, что Пак этим живёт. Он рассказывает о своём детстве, о том, что мечтает съездить на знаменитые лавандовые поля во Франции, о том, что был на концерте Day6 ещё совсем подростком, влюбился и обязательно сходит туда снова, и Чонгук упивается его голосом и задыхается от яркого цветочного аромата, но не может остановить его, не хочет.       Они сидят в зрительном зале. Последняя репетиция почти подошла к концу, а Чонгук чувствует себя так, словно она началась едва ли пять минут назад. Он помогает Паку собрать и аккуратно сложить сделанные за сегодня декорации за кулисами, пока Чимин передаёт всё о проделанной работе Ли-сонсэнним. Тогда его тормозит Хосок.       — Гу, хэй, как ты?       Чонгук обнимает его и вспоминает, что совсем забыл подойти к ним с Тэхёном перед началом репетиции.       — Простите, я в последнее время какой-то сам не свой, — виновато признаётся парень.       Тэхён присоединяется к ним и гладит Чонгука по плечу.       — Как дела с Чимином? — спрашивает он с мягкой улыбкой. — Вы вроде сдружились, да?       Чонгуку неловко.       — Что-то… вроде того.       — Гу?       Чонгук отводит глаза, зная, что парни легко могут его раскусить.       — Тебе есть, что нам рассказать, не правда ли?       Чон косит взгляд в сторону, где Чимин ещё занят и вряд ли может услышать их.       — Я пока не до конца понял, — шепчет он. — Это не то, что вы подумали, но… он хороший парень, правда. Он не зануда и… — Чонгук начинает теребить шнурки своей толстовки, заметно нервничая. Его щёки краснеют. — Я не знаю. Все эти слухи о нём такие идиотские. Он совершенно другой.       Тэхён и Хосок многозначительно переглядываются, и Чонгук хочет возмутиться, но Чимин привлекает его внимание раньше, подходя к ним.       — П-привет. Я…       Чонгук прячет руки в карманах оттого, как голос Чимина меняется и дрожит. Он стесняется.       — Чимин-щи, да, — Тэхён протягивает ему руку. — Я Тэхён, это — Хосок, мы лучшие друзья Чонгука.       — Очень приятно, — Чимин чуть кланяется. — Я просто хотел сказать, что Ли-сонсэнним похвалила нашу работу, Чонгук-хён.       — Вы и вправду молодцы, — вливается Хосок, хотя Чонгук почти уверен, что он не видел и процента их выполненной работы.       Чимин скромно улыбается.       — Я, пожалуй, пойду, не буду вам мешать.       — Нет! — вскрикивает Тэхён. Чимин испуганно дёргается. — Мы как раз хотели позвать Гу и тебя отпраздновать успешную подготовку к спектаклю.       Они с Хосоком снова переглядываются, а Чонгук чувствует себя так, словно прямо сейчас и прямо здесь откинется. Он таращится на Тэхёна с неменьшим удивлением, чем сам Чимин. Хосок ожидаемо подыгрывает своему парню.       — Да, как насчёт совместного похода на каток? Завтра?       Они оба улыбаются, заставляя Чимина согласиться хотя бы из-за уважения к старшим.       Чонгук хочет провалиться сквозь пол. Он должен был догадаться, что эти двое что-нибудь да учудят.       — Я даже не знаю… — Чимин теряется. — Я давно не стоял на коньках…       — Гу вообще кататься не умеет, — усмехается Тэхён.       Чонгук почти воспламеняется. Они всегда делают всё для того, чтобы он чувствовал себя ужасно. Они отвратительные друзья. И он совсем не хочет ни на какой каток, тем более с Чимином…       Пак поднимает на него свои широко распахнутые глаза, и он выдавливает вымученную улыбку и кивает.       — Полный профан, со льда не встаю.       Стоп. Зачем он вообще поддерживает это сумасшествие?       Чимин хихикает.       Так вот зачем…       — Хорошо, — сдаётся Пак.       Его щёки горят румянцем, и Чонгук при виде этого чувствует, как цветы прорастают где-то в его груди, и почти давится воздухом.       Чимин спускается со сцены за своими вещами, оставляя его на съедение своих лучших друзей.       — Ты втюхался, — шепчет Тэхён рядом с его ухом.       — Ч-что? Нет!       Хосок улыбается слишком сладко, а Тэхён выглядит так, будто раскусил Чонгука пополам.       — Гляди, а то скоро и Чимин придёт в универ в шапке.       Для кого-то вроде Тэхёна это стало бы огромным счастьем. Но для Чонгука это — ночной кошмар наяву.       Он просит друзей и Чимина идти домой без него, а сам летит в уборную, чтобы умыться. Ему кажется, что он на грани истерики. Нет, он не влюблён в Чимина. Он даже не близок к тому. Он не позволяет себе влюбляться никогда и ни в кого и не позволит этому произойти и в этот раз. Несмотря на то, какой Чимин очаровательный, красивый, умный, интересный, добрый, какой он замечательный человек… Чонгук не может позволить этому случиться. Ни за что.

***

Ему стоит титанических усилий уговорить себя встать с постели. Он не хочет, всеми фибрами своей несчастной души не хочет идти на каток, но он знает, что выбора у него нет, потому что всегда делает то, что обещал. Тем более, он не хочет оставлять Чимина наедине с Хосоком и Тэхёном: это может быть опасно.       Хёны договорились с Чимином о времени, пока Чонгук пытался прийти в себя в туалете прошлым вечером, и выслали ему адрес в сообщении, потому что они с Паком до сих пор не обменялись номерами. Чонгук одевается теплее и плетётся до метро совсем без настроения. Он знает, что предстоящий день высосет из него все соки, а друзья ему успешно в этом помогут. Он уже слышит их глупые шутки в своей голове.       Чонгук старается не думать о том, что сказали Хосок и Тэхён. Он всё ещё надеется, что это всё — ерунда и ему просто приятно проводить с Чимином время. Да, Чимин точно отличается от остальных людей в окружении Чонгука, и отношение у Чона к нему тоже другое. Но это совершенно не значит, что Чонгук влюбляется в него. Он уверен, что у него всё под контролем. По крайней мере, почти.       Они с Чимином встречаются у выхода из метро — совершенно случайно. На дворе уже декабрь, на Чимине — дутая куртка голубого цвета, и он выглядит в ней совсем крошечным. А ещё у него варежки и кисточки на шапке с помпоном, и это совсем обескураживает. Чонгук выдавливает из себя приветствие, и они вместе направляются к открытому катку.       Здесь мигают разноцветные огни и громко играют рождественские песни. Посреди катка установлена высокая рождественская ёлка, украшенная всевозможными игрушками. Повсюду — дети и взрослые, так многолюдно, что в Чонгуке на мгновение просыпается паника.       Тэхён и Хосок выглядят самой влюблённой на свете парой. Это смущает так сильно, что Чонгук не хочет даже кататься рядом с ними: они держатся за ручки и мурлычут, глупо хихикают, валяясь на льду, в общем, делают всё, чтобы одинокие люди чувствовали себя ещё более одинокими. Чонгук натягивает белые коньки и ещё какое-то время стоит у выезда на каток, держась за бортик и сглатывая ком ужаса. Он плох в катании, то не была ложь — он вообще, если честно, ещё ни разу не катался. В прошлом году хёны вытащили его с собой, но он лишь сидел на трибунах и играл в телефон.       — Тебе нужна помощь? — интересуется Чимин.       Чонгук переводит на него взгляд и видит, как покраснел от холода кончик его носа.       — Н-не знаю.       — Я могу помочь, правда, — Чимин решительно прижимает руки к груди. — Это не так сложно, как кажется.       Он ступает коньком на лёд и чуть катится вперёд, тут же красиво разворачиваясь. Чонгук глядит на него, не мигая.       — Иди сюда, — Пак протягивает руку. — Это не сложнее, чем скейт. Ты же… катаешься на скейте?       Чонгук кивает. Он делает глубокий вдох и подаёт Чимину свою руку в перчатке, трясущейся ногой касаясь льда. Ему отчего-то так страшно, будто падение будет для него смертельным. Чимин подкатывается ближе и протягивает ему вторую руку.       — Вот так, — кивает Чимин, смотря на ноги парня. — Ещё немного.       Чонгук ступает вторым коньком вперёд и оказывается полностью на катке. Его сердце трепещет, он ловит ртом воздух, улыбаясь и не веря собственным глазам.       — Видишь, — Чимин улыбается. — Ты смог. Хён молодец.       Он начинает катиться назад, а Чонгук испуганно дёргается, и это заставляет Чимина засмеяться в голос, и Чон может поклясться, что никогда в жизни ещё не слышал такого его заливистого смеха. Чимин всегда сдержан, всегда улыбается неярко, чтобы не демонстрировать брекеты, и говорит спокойно. Однако прямо сейчас он смеётся так, что наклоняется, и теперь Чонгук удерживает его от падения на холодный лёд.       — Это не смешно, — возмущается Чонгук, подавляя собственную улыбку. — Ты не уважаешь своего хёна!       Широкая улыбка Чимина ослепляет и заставляет сердце Чонгука пропускать удар за ударом. Он краем глаза замечает Тэхёна и Хосока, наблюдающих за ними со стороны, и вмиг окрашивается в розовый.       — Пошли кататься, — фырчит он, однако, едва отпускает Чимина, тут же валится на колени.       — Аккуратно!       Чонгук наконец понимает, почему катки называют местом для свиданий, и абсолютно точно осознаёт: друзья специально выманили их с Чимином именно сюда, хорошо зная, что Чонгук не умеет кататься. Ведь благодаря этому Чимин не отпускает его руки, помогая сделать первый долгий круг вокруг ёлки, благодаря этому Чимин дарит ему так много улыбок и помогает встать со льда, благодаря этому валится рядом с ним и любуется краснеющим от заката небом. Именно благодаря этому Чонгук не замечает, как тонет всё глубже и глубже в его карамельных глазах и мягком голосе.       Он не знает, взаимна ли эта симпатия, но очень хочет верить, что да.       Позже, когда на город ложатся сумерки и начинается снегопад, парни сдают коньки и идут в ближайшую кофейню, чтобы погреться. Они промокли до нитки и замёрзли до чёртиков. Каждый берёт себе по горячему напитку и десерту, располагаясь на диванчиках вокруг небольшого стола у самого окна. Хосок и Тэхён принимаются расспрашивать Чимина о всяких мелочах, пытаясь познакомиться поближе, пока Чонгук греет пальцы о свой стакан с имбирным чаем и снова наблюдает.       Чимин милый, и это словосочетание в сотый раз всплывает в его голове. Слово «милый» вообще подходит Чимину лучше, чем собственная фамилия, по скромному чонгукову мнению. Его щёки румяные от мороза, мокрые варежки сохнут на батарее рядом с Чонгуком, а волосы кудрявятся от тающего снега. А ещё он много улыбается, прикрывая рот рукой, и Тэхён — спасибо ему огромное — делает Чимину за это замечание. Когда ушко с колечком в хряще начинает пылать от смущения, Чонгук хочет прижать Чимина к самому своему сердцу и наговорить ему ещё кучу комплиментов, но он лишь забивает рот чизкейком и продолжает молчать.       — Чимин, ты, кажется, изучаешь «цветение» в университете? — интересуется словно невзначай Хосок.       Чимин кивает.       — Да, мне очень нравится это явление.       — Почему?       — Не знаю, — Пак пожимает плечами. — Вам разве не нравится?       Он звучит так, словно оно должно нравиться всем. Но Хосок лишь поджимает губы, а Тэхён молчит. Чонгук хмыкает, глядя на друзей.       — Кому-то дар, кому-то кара, — наконец произносит он.       Чимин неловко улыбается, не понимая, что происходит.       — В меня никогда не влюблялись впервые, поэтому у меня никогда не было «венка», — признаётся Тэхён. Хосок тут же берёт его руку в свою.       — Моя первая возлюбленная удалила цветы, — говорит с грустной улыбкой он.       — А у меня «венок» был так часто, что надо мной начали смеяться, — добавляет Чонгук. — «Цветение», «венки», первая любовь — всё это переоценено. Это не романтично. Это ужасно смущает. Это только доставляет неудобства и накладывает ещё больше ответственности…       Слова слетают с его уст сами собой. Он умолкает, принимаясь кусать губы, и чувствует себя опустошённым. Чимин ведь сам страдает от этого грёбаного явления, и Чонгука раздражает, что он так на нём помешан, что оно ему нравится.       Если бы не «цветение», никто из сидящих за этим столиком никогда бы не испытал на себе столько негативных чувств и боли, не стал бы объектом насмешек. Если бы не «цветение», Чонгук мог бы позволить себе отпустить себя и влюбиться. Он мог бы влюбиться в кого угодно без зазрения совести и опасок, что причинит кому-то неудобства. Он мог бы просто принять свои чувства и подарить их кому-то ещё.       Улыбка сползает с лица Чимина, и он выглядит действительно растерянным. Он оббегает взглядом расширенных глаз лица парней, останавливается на Чонгуке и поджимает губы.       — Мне жаль, — выдыхает он наконец.       Его губы дрожат, словно он в шаге от того, чтобы расплакаться, и этот вид разбивает Чонгуку сердце. Он не хотел этого, только не этого.       — П-простите, я… — Чимин встаёт из-за столика, пряча глаза за своей чёлкой. — Мне нужно уйти.       Чон дёргается с места, но Хосок останавливает его, хватая за запястье. Чимин быстро выбегает из кафе, и за пургой в окнах не виден его маршрут.       Чонгук только что всё испортил.       — Почему ты остановил меня? — выпаливает он. — Я не должен был говорить всего этого… Я всё испортил. Чёрт…       Он падает обратно на диванчик и закрывает лицо руками. Ему хочется раствориться, исчезнуть, навсегда пропасть, чтобы он больше никогда и ничего не говорил, не подумав. Никто не просил его говорить все эти вещи, тем более человеку, который видит в этом смысл собственной жизни. Эти слова ранили Чимина. Чонгук идиот.       — Ты что, не понимаешь? — Тэхён хватает его за плечи и трясёт. — Чонгук, включи мозги! Это он!       Чонгук непонимающе опускает ладони, глядя на друзей. Какое-то время он пытается сообразить, и, когда до него доходит, он почти задыхается.       Человек, чьи цветы растут под его шапкой прямо сейчас, человек, любящий маргаритки, человек, отчаянно пытавшийся узнать, почему его «венка» нет, и человек, который, услышав слова о том, что его цветы доставляют неудобства, сбежал… это ведь всё один и тот же человек.       «Венок» человека, который влюблён в «цветение», вырос на голове у человека, который «цветение» ненавидит всей душой.       Это Чимин.       Чимин любит Чонгука.

***

Ночью Чонгук не спит. Он никак не может поверить, что, кажется, собственными словами разбил Чимину сердце. Чимин наверняка чувствует себя безумно виноватым. Что, если он не захочет больше видеть Чонгука?..       У него всё ещё нет чиминова номера, поэтому он даже не может ему написать. Что за идиотизм, почему нельзя было записать его в телефон? Под каким угодно предлогом, чёрт возьми.       На следующий день Чонгук едва ли может сосредоточиться на парах, а после последней летит в актовый зал так, словно на пожар. Его трясёт, он отчаянно хочет увидеться с Чимином, наплевав на то, какие это может понести последствия. То есть, скорее всего, Чонгук расскажет ему о своих чувствах. Он должен рассказать ему. С другой стороны, «венка» на голове Чимина всё ещё нет, и, возможно, Чонгук ошибается, что влюблён в него. Может, он только на пути к этому? В любом случае, он неравнодушен к Чимину и не может позволить тому исчезнуть из его жизни.       Чонгуку также наплевать, сколько он провозился с маргаритками и как сильно устал. Если они принадлежат Чимину, Чонгук горд носить их на своей голове. Он хочет, чтобы они принадлежали Чимину, он всем сердцем этого отчаянно желает.       Если Чимин любит его, Чонгук готов таскаться с грёбаными маргаритками хоть до конца своих дней. Только пускай… пускай Чимин его не оставляет.       В зале суматоха, куча народу готовят сцену и кресла к вечернему спектаклю. Чонгук пытается высмотреть среди ребят знакомую макушку, но нигде Чимина не видно. Он спускается к самой сцене и находит Хосока и Тэхёна.       — Вы не видели Чимина? — задыхаясь, спрашивает Чонгук.       Его лёгкие горят, он бежал сюда так быстро, что чуть не сбил нескольких человек.       — Он ещё не приходил, — Хосок с сожалением кладёт ему руку на плечо. — Погоди немного, он обязательно придёт.       Чонгук прикрывает глаза, пытаясь восстановить дыхание. Хосок прав: Чимин просто не может пропустить этот спектакль.       Поэтому он ждёт. Помогает доделать последние нюансы в декорациях, приносит сделанный совместно с Чимином венок и расправляет все помявшиеся цветы. Ждёт снова, но Чимин не появляется, и Чонгуку приходится частично взять его обязанности на себя: он проверяет наличие и готовность всех реквизитов, раздаёт их каждому актёру и даже вспоминает чиминов чек-лист, чтобы ничего не забыть.       В конце концов наступает вечер, Чонгук встречает зрителей вместе с остальными студентами и помогает занять места. Зал заполняется людьми, актёры переодеваются в гримёрных, свет фокусируется на сцене, и Чонгук присаживается на свободное место с краю зала, всё ещё осматриваясь по сторонам, но Чимина нет.       Он же не мог просто не прийти, думает Чонгук. Не из-за кого-то вроде Чонгука, только не из-за него. Чимин так старался все эти два месяца, так хотел, чтобы всё вышло хорошо, чтобы спектакль получился замечательным, чтобы декорации были красивыми и запоминающимися. Чимин вложил в эти цветы, в эту постановку и в каждую минуту подготовки всю свою душу, всё своё необъятное сердце, но теперь не может посмотреть его из-за Чонгука.       Чонгук всё испортил.       Он сидит в своём кресле, наблюдая за тем, как начинается представление. Огни тускнеют, прожектор направлен точно на Тэхёна, начинает играть музыка. Затем он встречается с девушкой, чьи цветы вырастают на его голове, и их встреча длится ровно пятнадцать секунд: случайное столкновение взглядов и волнующая фоновая музыка, знаменующая начало новой эры для всего человечества.       Чонгук вновь думает о Чимине. Так ли это произошло между ними? Если они не были знакомы, но Чимин всё равно влюбился в Чонгука, значит ли это, что по какому-то волшебному стечению обстоятельств он сумел повторить сюжет своего любимого мифа?       Значит ли это, что любовь с первого взгляда и вправду существует?       Чонгук не замечает, как наступает время того самого монолога. Свет меркнет, темнота обволакивает большую часть сцены, и лишь тонкий луч подсвечивает фигуру Тэхёна в белоснежных одеждах и венке с красными розами. Ножницы блестят в его руках, как блестят и его глаза, обращённые к прожекторам, словно к небу и самому Богу.       «Кара ли это небесная или дар божий? Бремя ли это тяжёлое или счастье ниспосланное?»       Чарующая музыка на фоне заставляет Чонгука хотеть сжаться. Он едва дышит, его пальцы стискиваются в кулаки на бёдрах, а слёзы так и норовят скатиться по щекам. Он чувствует, чувствует так много — боль, любовь, горечь и нежность, — и все эти чувства смешиваются, будто пытаются разорвать его изнутри. Он прикрывает глаза. Речь Тэхёна звучит громким эхо в его голове, музыка нарастает, голоса поющего хора превращаются в ангельские.       Тэхён поднимает ножницы, Чонгук роняет первую слезу, дрожь пронизывает его тело. Он натягивает рукав на кисть и вытирает лицо, отводя взгляд в сторону и видя наконец Чимина.       Воздух рвано вырывается из его рта; он широко распахивает глаза, тут же вскакивая с места, и Чимин тоже его замечает: он сидит чуть впереди в другой части зала. Едва их взгляды встречаются, Чонгук мигом выскакивает на ступеньки, протискиваясь меж сиденьями, и никак не ожидает, что Пак… начнёт удирать.       Чонгук аж теряется. Начинается антракт, зажигается свет, и он вскрикивает имя Чимина; тот огибает кресла и встающих зрителей с другой стороны и убегает прямиком к кулисам. Чонгук следует за ним, пробираясь через людей, но не успевает совсем немного: прямо перед его носом захлопывается дверь в гримёрную. Он пытается дёрнуть за ручку, но Чимин закрыл дверь на замок.       Приехали.       — Чимин, — хрипит Чонгук и прочищает горло. — Выходи.       — Я не одет, — открыто врёт тот.       — Чимин, я знаю, что это твои маргаритки.       Следует недолгая пауза. Чонгук прислушивается.       — Не понимаю, о чём ты, — бормочет Чимин по ту сторону.       Чонгук усмехается.       — Чимин.       Пак снова молчит пару мгновений, после которых слышится протяжный вздох.       — Пожалуйста, прости, хён, я не хотел влюбляться в тебя… я не хотел доставлять тебе неудобства! — тараторит дрожащим голосом Чимин.       Чонгук стягивает капюшон и прикрывает глаза, прижимая ладонь к двери и утыкаясь в неё лбом. Он сам дрожит, его сердце беспокойно стучит в груди, а ладони потеют. Кажется, он всё ещё плачет.       — Пожалуйста, не извиняйся, — отвечает он. — Открой дверь, давай поговорим.       Чимин долго решается, но Чонгук даёт ему это время. Наконец, щёлкает замок, и Чон отшатывается назад, чтобы парень мог выйти.       Их взгляды вновь встречаются, однако чиминов ползёт вверх, на чонгуковы волосы, не скрытые никаким головным убором. Чимин открывает рот, его кисти прижимаются к груди, а мокрые глаза вот-вот снова заслезятся. Он закрывается руками, повторяя извинения.        — Не извиняйся, — просит Чонгук, делая шаг вперёд.       Его собственные слёзы опять подступают. Он берёт лицо парня в свои ладони и заставляет посмотреть на себя.       — Спасибо, что влюбился в меня, — шепчет он.       Чимин всхлипывает, его ресницы слипаются, а щёки горят под чужими пальцами. Чонгук чуть наклоняется, его покусанные губы дотрагиваются до влажной кожи чиминовых приоткрытых губ. Они солёные, но Чонгуку наплевать на это, как и на то, что они оба совсем не умеют целоваться. Он целует Чимина, а Чимин целует его, и больше ничего в этом мире не важно.       Сейчас, целуя кого-то впервые в жизни, Чонгук принимает собственные чувства, позволяя себе наконец влюбиться, и он передаёт эти чувства Чимину, бережно касаясь его и вытирая мокрые дорожки с щёк. Ему хочется прижать парня к себе, признаться ему в любви и поведать о том, как Чимин перевернул его жизнь, как он поселился в его сердце со своими цветами и Day6 и ни на секунду оттуда не исчезал.       Он отступает назад, заглядывая Паку в глаза, но вид взъерошенной макушки переключает на себя его внимание. Чонгук усмехается, а Чимин непонимающе смотрит на него своими красивейшими глазами, цепляясь за его руки.       — Посмотри на себя.       Чимин нерешительно оборачивается, всё ещё держа Чонгука за предплечье, и охает, видя собственное отражение в дальнем от них зеркале.       — Это…       Он поднимает руки к голове, но не трогает, боясь повредить. Чонгук умиляется так сильно, что ему кажется, что бабочки вот-вот вырвутся из него, чтобы осесть на чиминовых волосах.       — Я не люблю «цветение», это правда, — говорит он. — Из-за того, что происходило со мной, я всегда боялся, что мои чувства заставят кого-то не полюбить меня, а возненавидеть. Поэтому я не влюблялся — я себе запрещал.       Чимин медленно поворачивается обратно к нему, и Чонгук не может не убрать прядку его тёмных волос за маленькое аккуратное ухо.       — Но я не смог противостоять тебе, Чимин. Не смог запретить себе влюбиться в тебя. Прости.       Он смотрит на цветы в волосах Чимина и, кажется, наконец понимает, почему это считают романтичным или трогательным. Он понимает всё то, что испытывают люди, когда видят на своих возлюбленных «венок». Тепло распространяется по его телу с молниеносной скоростью.       — Я… я думал, что ты не любишь меня, — шепчет Чимин и льнёт к его руке. — Я… понял, что ты не влюблялся. Из твоей второй записки. Но… я всё ждал, когда «венок» вырастет, а его всё не было, и я… — он улыбается. — Я думал, что придумал себе всё. А потом, когда ты сказал, что ненавидишь «цветение», я почувствовал себя таким виноватым… я не хотел доставлять тебе неудобства. Я не знаю, как так вышло. Я сам не ожидал, что влюблюсь в тебя… впервые. Я думал, что влюблялся прежде. Но… — Чимин мягко касается его щёк. — Всё, что было до тебя, ощущалось совсем иначе.       — Ты понял это сразу?       — Я понял это, как только ты соврал про маму, — хихикает Чимин.       Чонгуку стыдно, но он смеётся.       — Тебе и вправду идут маргаритки, хён, — бормочет Чимин смущённо, вплетая пальцы в его волосы.       — Тебе тоже, — Чонгук чмокает его в лоб, вдыхая цветочный аромат полной грудью. — Тебе тоже идут маргаритки.

***

Спектакль проходит отлично, а на поклон вызывают всех актёров и даже ответственных за декорации. Чонгук впервые за последние месяцы не надевает капюшон при посторонних. Теперь, когда в его руке рука Чимина, это не имеет никакого значения. К тому же, сам Чимин вряд ли позволит ему спрятать цветы.       Тэхён замечательно справляется со своей ролью, а белоснежный костюм, обшитый Чимином красивыми цветами, ему невероятно к лицу. Венок из красных роз парень не снимает даже по окончании выступления и выходит из гримёрки прямо в нём. Сперва Хосок кружит его по коридору, а затем их внимание ожидаемо переключается и на парней. Обрушивающиеся на них вопросы Чимин и Чонгук деликатно оставляют без ответов, и только второй публично признаёт, насколько глупым был всё это время, не понимая, кому принадлежит его «венок».       Потом они с Чимином гуляют по улице, и Чонгук рассказывает наконец, почему прячет руки в карманах, а Пак советует воспользоваться тем бальзамом, что он ему дал, и на сожжённых удобрениями местах, а ещё — почаще пользоваться перчатками. Потом он делится, что влюбился в Чонгука совершенно незаметно, едва увидел его среди ребят в группе по декорациям, а потом — на улице со скейтом в охапке. Что знал его благодаря слухам, таким же противным, какие болтали и о нём самом, но никогда не обращал на них внимания и даже немного завидовал.       По дороге до дома Чимина они вновь делят одни наушники на двоих, но теперь, пускай там, как и прежде, играют Day6, ни одна из песен не грустная. Каждая из них — о любви. Словно их песни стали саундтреком их истории.       Истории Чонгука, Чимина и béllis perénnis.