Золотая клетка императора

Отсутствие доказательств и непоколебимое положение министра Вэя при дворе, а также неоспоримая поддержка императора сделали свое дело – расследование быстро свернули. Убийца был заключен в камеру смертников и оставлен там гнить. Стопку бумаг с допросами и деталями дела положили на полку – и забыли о ней. Император лично заявил о том, что подозрения в отношении министра Вэя беспочвенны. Порез на шее Мин Сяня зажил, и все следы покушения исчезли. Однако некоторое недоверие к амбициям министра Вэя все-таки поселилось при Дворе. – Ваше Величество, в столице начали гулять странные слухи, – перед императором на коленях простерся какой-то мелкий чиновник. У него был невысокий ранг, и Мин Сянь не помнил его имени. – Какие? – устало спросил император, опираясь локтем о стол. Перед ним громоздилась гора докладов, которые ему необходимо было прочитать. На улице холодало все быстрее, и он, несмотря на зимние одежды и жаровню, ощущал, что замерз. Он увидел, как чиновник замялся. В кабинете они были одни, но чиновник медлил. – Говори! – Про министра Вэя говорят, что его намерения очевидны также, как и у Сыма Чжао [1]… – произнес чиновник, опуская голову в пол. Он мелко трясся от страха. В его обязанности входило следить за настроениями населения, но сегодня он как никогда был не рад, что пошел служить именно в этот департамент. – О, – равнодушно произнес Мин Сянь, беря в руки следующий доклад. – Мы поняли. Можешь идти. Чиновник удивленно поднял голову, но казалось, что император действительно не злится. – И-император, еще говорят, что… – заикаясь, произнес он. Это было сложнее. Дрожа всем телом, он снова уткнулся лбом в пол. – Говорят, что бывший наследный принц был обвинен несправедливо, и Ваше Величество пришли к власти, узурпировав трон с помощью министра Вэя… Мысленно он помолился предкам, чтобы позаботились о его семье, когда он воссоединится с ними на небесах. – Хм-ф, – услышал он еле слышный смешок и подумал, что ему послышалось. Послышался шорох бумаги. – Понятно. Ты уже доложил об этом министру Вэю? – спросил император, проглядывая доклад перед ним. В нем говорилось о том, что министр Цао Юань ненадежен и не может качественно выполнять свою работу – приготовления к празднику зимнего солнцестояния идут медленно и небрежно, что бросает тень на будущее империи. Донос был от имени мелкого чиновника из министерства церемоний. Мин Сянь поднял глаза. – Да, Ваше Величество, – еле слышно пробормотал несчастный чиновник перед ним. Мин Сяню даже стало его немного жалко – неужели тот думал, что он разгневается и казнит его из-за слухов? Его скорее стоило казнить за то, что он сначала доложил министру, а потом уже ему – и министр Вэй отправил его к императору, как гонца своих слов. Это заставило глаза императора потемнеть от невыразимых чувств. – Хорошо, – кивнул он. – Можешь быть свободен. Не веря своему счастью, чиновник отбил три поклона и стремглав бросился прочь из императорского кабинета. Мин Сянь уставился в доклад перед ним, но слова ускользали от его понимания. В приступе внезапной ярости он швырнул доклад перед собой, а затем обхватил пальцами виски, спасаясь от головной боли. – Чжоу Су, – позвал он. Евнух тут же появился в кабинете, почтительно кланяясь: – Вы звали меня, Ваше Величество? – Подай доклад, – попросил император. Чжоу Су непонимающе посмотрел на ковер перед столом императора и увидел валяющийся доклад. – И прикажи… а впрочем, нет. Ничего. Старый евнух аккуратно положил доклад, так разгневавший императора, на край стола, и принялся растирать тушь. – Ваше Величество, погода холодает, на императорской кухне приготовили замечательный суп из ласточкиных гнезд для вдовствующей императрицы. Она послала вам миску, чтобы подкрепить силы, – мягко произнес он, продолжая вращающие движения. Император неопределенно махнул рукой, что можно было расценить, как дозволяющий жест. Обрадованный, старый евнух поспешил прочь, чтобы приказать подать суп. Обычно император не ел то, что слала ему матушка, однако сейчас, пребывая, видимо, в расстроенных чувствах из-за какого-то чиновника, он дозволил Чжоу Су принести суп. Евнух возвратился со служанкой, которая несла на подносе миску. Чжоу Су аккуратно поставил миску на краешек стола. – Пожалуйста, съешьте пока горячее, – сказал он вкрадчиво, глядя на сосредоточенное лицо императора. Став Сыном Неба, тому пришлось спешно учиться всему тому, чему бывшего наследного принца обучали с детства – тонкостям политики, общественным делам, чтению докладов и прочему-прочему-прочему. Список был невероятно длинным, а у Мин Сяня даже не было наставника – великий воспитатель был казнен почти одновременно с Первым принцем после признания в заговоре. Неудивительно, что министры Вэй, Лю и Шан Юй получили такую власть при Дворе. Теперь молодой император был так занят, всеми силами стараясь постичь науку управления страной в кратчайшие сроки, что даже забывал поесть. Ах, если бы ничего этого не произошло… Чжоу Су вздохнул. Его тихий вздох оторвал Мин Сяня от его занятия. – Суп из ласточкиных гнезд? – удивленно спросил он, глядя на миску рядом с собой. – Верно, Ваше Величество, – улыбнулся Чжоу Су. Мин Сянь непонимающе уставился на евнуха. Погруженный в мысли, он совершенно не помнил, чтобы просил принести еды. Однако он покорно взял миску и в три глотка проглотил содержимое. Чжоу Су с пустой миской поспешил наружу, чтобы не мешать императору. *** Зима семимильными шагами настигала столицу. Окна во дворце утеплили, в каждом помещении, где находился император, теперь стояло по три жаровни, отчего прислуга обливалась потом, а император все равно зябко грел свои длинные пальцы над углями. Голая земля, голые деревья – казалось, весь дворец замер, дожидаясь первого снега. Шли приготовления к празднику зимнего солнцестояния, обещавшего быть в меру скромным. Рутина затянула Мин Сяня – он практически не выходил наружу, не желая видеть замершую природу. Он тоже ждал снега, кутаясь в меховую накидку. Утренние собрания проходили скучно, быстро, матушка чувствовала себя слегка простывшей, из-за чего императору было запрещено ее посещать, дабы не заразиться, и Мин Сянь почти все время сидел в кабинете или в личных покоях. Он просматривал доклады, рисовал и иногда читал старинные трактаты при свете свечи. В докладах усилилась критика Цао Юаня – теперь уже не только мелкие чиновники, но и приближенные министра Вэя заговорили о его отставке. Мин Сянь вздыхал – это было ожидаемо. Теперь они все, как стервятники, ждали, когда министр церемоний ошибется, чтобы сбить его с ног и заклевать до смерти. Слова «бывший наследный принц» давно стали проклятьем в империи, и никто из чиновников не осмеливался произнести их вслух, чтобы не остаться у разбитого корыта. Между тем, в столице, как и император, ожидавшей первого снега, усиливались и слухи про волчьи амбиции министра Вэя. Даже то, что доходило до императора, отфильтрованное несколькими людьми, веселило его – дошло до того, что люди стали говорить, будто покушение прошло удачно, и теперь на троне сидит мумия, а министр Вэй дергает за ниточки позади него. Шан Юй, принесший ему эти сплетни одним холодным днем, удивленно воззрился на императора – тот действительно смеялся над тем, как изображает его народ. – Кто-то проболтался о том, что на Ваше Величество было совершено покушение, – поджав губы, произнес Шан Юй. По его мнению, повода для смеха здесь не было, однако ему было приятно видеть на всегда равнодушном лице Мин Сяня улыбку. – А также о том, что убийца указал на министра Вэя. Все это привело к тому, что слухи стали бродить по столице, и народ, соответственно, придумывать лишнее. – У простого люда тяжелая жизнь, – с неожиданной нежностью проговорил Мин Сянь. – Вот он и придумывает всякие глупости. Уже завтра праздник зимнего солнцестояния. По традиции дворец будет раздавать одежду бедным, и во время жертвоприношения многие люди увидят Нас. Слухи развеются сами собой. Не стоит ничего предпринимать. Видя, что император совершенно легкомысленно не тревожится из-за слухов, Шан Юй нахмурился. Одно дело, когда придворные знают, кто на самом деле управляет страной, а совсем другое – когда вся Поднебесная в курсе, что император лишь марионетка. Великий советник сжал руки в кулаки, ногти больно врезались в плоть, и это остудило резкие слова, вертевшиеся на языке. – Как прикажете, Ваше Величество, – с коротким поклоном Шан Юй покинул кабинет. – Чжоу Су, – позвал император, у которого неожиданно поднялось настроение. – Мы желаем прогуляться по саду. Старый евнух засуетился, приказывая подать теплую меховую накидку императору, а затем они медленным шагом направились из кабинета вокруг дворца. Дворец был огромным, поэтому императоры, наложницы и императрицы всех времен предпочитали передвигаться на паланкинах. Однако Мин Сянь, с детства непоседливый, несмотря на слабое здоровье, любил ходить пешком даже теперь, став императором. Полностью погружаясь в свои мысли, он вышагивал по дорожкам, окруженным спящей природой, не замечая ни кланяющихся служанок, ни пугливых евнухов. Полностью уходя в себя, император не замечал ничего вокруг, замыкаясь в своих мыслях, как в панцирь. Шан Юй, стоящий в полутьме боковой галереи, куда он пришел, остудить голову, следил глазами за тонкой фигурой императора. Несмотря на свиту евнухов и служанок и верного Чжоу Су, идущих чуть поодаль, Мин Сянь казался таким одиноким среди голых ветвей. Он шел, не разбирая дороги, случайно навернув пару кругов по одной и той же дорожке вокруг причудливой формы камня, и Шан Юй усмехнулся, поднося рукав к губам и пряча в нем улыбку. Ему вспомнилась похожая сцена. В детстве Цюйцинь славился тем, что постоянно витал в облаках – он мог прослушать урок великого воспитателя, который тот по милости императора проводил ему, или засмотревшись на облака, столкнуться с кем-нибудь в саду. Шан Юй часто бывал во дворце с самого детства, а после разрешения императора, стал навещать Третьего принца. Когда он впервые познакомился с ним, ему показалось, что тот глуповат. У него менялось настроение по сто раз на дню, он был несдержанным и излишне мечтательным. Он мог разрыдаться от перспективы стрелять из лука и запрыгать от радости, что отец-император пригласил во дворец известного каллиграфа на его день рождения. Казалось, он никогда не слушает, что ему говорят и вечно ищет себе неприятностей. Но затем Шан Юй разглядел в нем мечтательную яростную душу, которой было тесно в стенах дворца. В детстве Шан Юю частенько приходилось получать наказание из-за проделок Третьего принца – то он тушь украдет, то напугает служанку резким прыжком из-за угла, то еще где-нибудь набедокурит. Глядя на императора, гуляющего по саду, Шан Юю вспомнился один случай: это было в том же саду много лет назад. Маленький Цюйцинь, заполучив товарища по играм, быстро взял его в оборот и теперь постоянно придумывал, чем бы им заняться. Его детский ум был горазд на самые разные проказы, но больше всего он тяготел к туши и проделкам, связанным с нею. В саду стоял уникальный причудливый камень – он походил на тигра, а потому особенно нравился императору Мин Суну, и тот поставил его в центр сада. Мин Сянь долго ходил вокруг в задумчивости, пока Шан Юй, присев на корточки, наблюдал за ним и ждал, когда тот вынесет вердикт. – Давай оживим камень, – наконец предложил Третий принц. Шан Юй, к тому времени уже игравший в их тандеме роль совести, здравомыслия и сдержанности, тут же сказал: – Зачем? – Ну как же, посмотри: отцу-императору так нравится этот камень. Если мы… – он подошел к изваянию, – возьмем тушь и нарисуем глаза и усы, тигр будет как настоящий. – Его Высочество предлагает пририсовать змее ноги [2], – рассудительно заметил Шан Юй. – Да нет же, – возмутился принц. – Будет красиво! Отцу-императору непременно понравится. Понятие красоты у маленького принца с Шан Юем сильно разнилось. Ему самому, выросшему в поместье военного министра, красота представлялась другой – лощенные бока жеребца, острый блеск меча, игра света на броне, персиковые глаза… – Хорошо, – скрепя сердце согласился Шан Юй, поднимаясь с корточек. Они отправились во дворец наложницы Вэй, чтобы раздобыть тушь и кисти, которых там было в изобилии. В воротах дворца они столкнулись с принцессой Ань Сюй, старшей сестрой Мин Сяня. Она сурово посмотрела на детей. – Что это вы задумали? – спросила она, глядя на младшего брата. Между ними было почти пять лет разницы, и принцесса уже начинала расцветать, входя в брачный возраст. Ее волосы были красиво подвязаны наверх, а светло-розовый ханьфу красиво оттенял ее нежные черты лица. Ань Сюй через пару лет должна была стать настоящей красавицей. Сейчас она, прищурясь, смотрела на мальчиков, точно зная, что Мин Сянь готовится что-то натворить. – Ничего, старшая сестрица, – тут же отозвался Третий принц, пряча кисти в широких рукавах и с самым честным видом глядя на нее. – Мы всего лишь заходили перекусить сладостей у матушки. Отец-император недавно прислал ей рассыпчатое печенье из лотоса. Шан Юй молча кивнул, не глядя на принцессу. Ань Сюй подозрительно посмотрела на них, но так и не разгадав, что он задумал, прошла внутрь дворца. – Обязательно попробуй печенье! – крикнул ей вслед Мин Сянь, тут же срываясь с места и весело понесшись прочь. Шан Юй не отставал. Только Третий принц мог так свободно бегать по дворцу и открыто обманывать собственную сестрицу. – А что… если… Первая принцесса узнает? – запыхавшись, оба остановились у арки в сад, и Шан Юй, прижимая руку к боку, спросил у Мин Сяня. – Ой, да ничего не будет, – отмахнулся тот легкомысленно. Он вытянул из рукава кисть и, весело ей помахивая, направился в сад к горемычному причудливому камню. Заметив, что Шан Юй не следует за ним, он обернулся и широко улыбнулся, – ну чего ты замер? Пойдем! И Шан Юй тут же устремился вперед, заведомо соглашаясь на любую его проказу. Конечно, проделка быстро раскрылась, император пришел в ярость, и их наказали. Отец заставил Мин Сяня лично оттирать тушь с камня, отчего тот перемазался с головы до ног, заставив свою матушку охать и ахать. Шан Юю тоже досталось, но дома. Император снисходительно отнесся к нему, зная, что все это придумал Третий принц, зато военный министр сыну спуску не дал, заставив простоять на доске для стирки целый шичэнь. Но Шан Юй не жалел – да, он чувствовал порой обиду и злость на Мин Сяня, но никогда не жалел, что соглашался. Шан Юй моргнул, прогоняя картину из прошлого. Мин Сянь уже покинул сад, замерзнув до костей, и теперь спешно направлялся обратно к себе во дворец, чтобы выпить горячего чаю. Великий советник еще некоторое время постоял, глядя на причудливый камень, а затем направился прочь из дворца. ______________________________ [1] Сыма Чжао когда-то в открытую узурпировал власть, будучи регентом слабовольного императора, поэтому это выражение используется, когда говорят о человеке, злодее, чьи честолюбивые намерения и амбиции очевидны каждому. [2] Образно: сделать лишнее, перестараться.