***
Дома нас ждал Кристоф. — Рихард, привет. Здороваясь со мной, он обнимал Пауля. Ко мне Шнайдер не стал подходить. Я не придал этому значения, но было самую малость неприятно. Кого я обманываю… Мне было обидно. — Тилльхен, здравствуй, mein Schatz, — он поцеловал мужа. — Я ужин для тебя приготовил. — Он улыбнулся в поцелуй. — Мр-р-р… Так приятно. Чем ещё занимался? Скучал? — Да так, каналы поклацал, представляешь, мы все умрём, — Кристоф изобразил удивление. — Правда? Mein Liebe, я потрясён… Они посмеялись, Тилль ушёл переодеваться, Пауль мыть руки, а я решил сделать то же, но на кухне. Кристоф прошёл мимо меня и поставил чайник. «Молчанка так молчанка, мне не привыкать к тому, что кто-то просто перестаёт обращать внимание на моё существование». Моим спасением от внезапно подкативших к уголкам глаз слёз стал вернувшийся Тилль. — Риш, что тебе заварить? — спросил он, подойдя сзади. Когда он сделал это, я почему-то вспомнил про шутку: «А ручки-то они вот». — Чай? — спросил я. — Не знаю, поэтому у тебя уточняю, — Линдеманн улыбнулся. Выбор за меня сделал Пауль, попросив заварить или сварить нам кофе. Садясь за стол, начиная помешивать какой-то суп, Тилль протянул мне свой телефон с наушниками. — Флакон сделал песню, послушай, — он снял блокировку. Я молча взял гаджеты и ушёл на балкон, где мы с Тиллем записывались. Было как-то странно, что он просто так позволил мне уйти с его телефоном, впрочем, ладно. «Let's go tor another day…» Электронное звучание было поприятнее, чем акустическое, оно подходило, как мне показалось, гораздо лучше. Я перемотал в начало и прикрыл глаза, ощущая на щеках капельки дождя, их почти не было, поэтому я не боялся, что мои посиделки плохо отразятся на работе наушников. Вдруг кто-то коснулся моего плеча. Я механическим движением руки стянул наушники, зацепив серьгу, которую забывал снять уже пару дней. — Твой кофе, — это был Кристоф. Я кивнул и забрал чашку, надевая наушники, пытаясь не зацепить гвоздик. Дум не уходил. — Что? — поинтересовался я, снова снимая нагревшиеся от моего тепла наушники. — Мы толком поздороваться не успели. — Пф… Привет, — я натянул наушники. Будучи девятиклассником, я делал так, когда ссорился с родителями. Таким жестом я давал понять, что разговаривать бесполезно, или за мной последнее слово. Конечно, за такие «выпады» я здорово получал, но сейчас кто мне что сделал бы? Он, не обращая внимания на мои «показательные выступления», наклонился и поцеловал в ключицу, оттянув вырез майки. Я, сам не знаю, чем руководствуясь, осторожно взял его за подбородок и, подавшись самую малость вперёд, поцеловал в губы. Просто захотел. Кристоф не стал поступать как я, при попытке Тилля поцеловать меня. Он, не разрывая поцелуя, присел на подлокотник кресла и запустил руку в мою давно испорченную укладку. Я поддался порыву нежности и обвил его талию одной рукой, спуская себе на колени, а другая рука уже во всю гуляла под майкой. Но Кристофу было недостаточно простого, ни к чему не обязывающего касания губами чужих губ, он задействовал язык. А я не пускал его. Чувствуя, как его губы кривились, безмолвно умоляя меня разрешить сделать это, язык лизал уголки моего рта, пытаясь найти вход, сам он потирался своей грудью о мою, я поглаживанием по щеке заставил его открыть глаза, поглядел в них, перемещая ладонь на затылок, чтобы он не отстранялся. Хотя, будь он чуть дальше, мне бы не было так смешно. Дум перестал пробовать проникнуть в меня, и опустил взгляд, пытаясь встать. Но я не отпустио его, не сейчас. Сам проник языком в его рот, глаза напротив закатились и закрылись, до ушей доносились блаженные тихие постанывания, явно чувствовалось напряжение в паху. Я решил всё-таки сделать нашу позу более удобной, теперь Дум сидел на моих коленях, но ко мне лицом, а не боком. Я чуть раздвинул ноги, чтобы попа Шнайдера была на весу. Я медленно спустил к ней ладони и сжал ягодицы, продолжая целовать Кристофа, задыхаясь. — M-m-f-fm-m… Ja-a-h-ha-a-ah-ah… Что ты творишь… — Люблю тебя, — я выпалил первое, что пришло на ум. Он разорвал поцелуй и просто уставился на меня. Молчание, во время которого в моей голове была пустота, длилось не очень долго, но для Кристофа, наверное, вечность. В конце концов он упëрся лбом в моё плечо, продолжая сидеть на коленях, и прошептал: — Я тоже люблю тебя. Он притих, и я молчал, продолжая гладить его по спине, но уже через тонкую ткань майки. Мне не было стыдно, как раньше. Нет. Я чувствовал лишь удовлетворение. Когда меня целовал Тилль, я переживал за наши с Паулем отношения, когда меня целовал Кристоф — тоже. Но сейчас… Я не знал, что это было, но понятно было одно — об этом я никогда бы не пожалел! Скоро Кристоф встал и молча ушёл. «Ладно, но, надеюсь, меня не сожгут». Прослушав «Let's go» ещё пару раз, я вернулся в дом, с замиранием сердца заходя на кухню. — Чашку тут поставил, — я обозначил свои присутствие тем, что просто оставил посуду у раковины. — А-а-а, Риха, как тебе песня? Что Флаке, — он усмехнулся. — Вернеру передать? «Видимо, Кристоф не мою честь ходил проверять, а просто обжаться, все нормально». — Неплохо, но я вот подумал, может быть, нам стоит с ударными записаться? — я хотел было посмотреть на Кристофа. Но вовремя передумал, потому что одна мысль о нём заставляла меня смутиться и, возможно, немного покраснеть. А что сделал бы зрительный контакт? — Хм, Mein niedlich, что думаешь? — он глянул на мужа, который стоял, отвернувшись к окну. — Давайте, времени у нас много, — он ответил, не поворачиваясь. Тут Пауль запротестовал. Это был первый раз, когда он не хотел сильно задерживаться у Линдеманнов. Мне казалось, не будь меня с моими нравами рядом, он бы всё лето с радостью у них жил. — Мы хотели бы ещё посмотреть кое-что, да, любимый? — он говорил без напора, хотя прозвище в конце подобной фразы указывало бы на то, что выхода у меня нет и в целом, дома ждала бы меня виселица. — Досмотреть первый сезон. Да? — Нам на запись часа два понадобится, — обозначил Тилль как про между прочим. Мы поднялись на чердак, Кристоф стал разминаться и, как он сказал: «вспоминать, как держать палочки». — Можно посмотреть, что ты купил за комикс? — спросил вдруг Линдеманн. Я сбегал вниз, в прихожую, и вернулся с комиксом. «Дорогу к Хель» я оставил в пакете. Тилль осторожно взял увесистую книгу и пролистал первые несколько страниц. — Качественная печать, не жалею, что дал тебе денег, — он улыбнулся и вернул мне покупку. Я снова побежал вниз, положил комикс и, пробегая мимо кухни, крикнул: «Тилль, а можно мне шоколадку взять?», удивительно, но он меня услышал и разрешил. Я нашёл полку с плитками и взял верхнюю. «Солёная карамель, чего?..» Я поднялся на чердак и порвал упаковку. — Так, потом есть будете! Запись! — сказал Кристоф. Мы с Тиллем сели напротив установки. Гитара была у Линдеманна. Через полчаса мы получили: — Раз, и два, и три… Да нет! Я считаю да четырёх, четыре — один квадрат музыки! Вы вступаете на раз! На раз, а не на три и! — Кристоф уже устал от нас. — Да зачем? Нельзя сразу начать? — негодовал Тилль. Я молчал. В голову закладывались мысли о том, когда же меня настигнет карма за измену? — Раз, и два, и… ТИЛЛЬ! — Линдеманн случайно дёрнул струну, выбесив супруга. — Хорошо! Хорошо, чёрт возьми! Если мало вам восьмых, будем играть шестнадцатые! Я посмотрел на Тилля, он не знал, что за шестнадцатые. — Раз та и та, два та… А-А-А! — Кристоф кинул в нас палочку, — Нет, тут восьмые, тут только восьмые! Тилль поставил гитару на пол рядом с собой. — Шнай, ну вот, давай на чистоту? Я ничерта не понимаю. Рихард в ударных?.. — он вопрошающе посмотрел на меня, я мотнул головой, давая ответ на немой вопрос. — Рихард тоже ничего не понимает. Давай тогда мы… — Тилль, нет. Вот не понимаешь и не надо тогда мне твоих альтернатив. Линдеманн стал рассматривать пальцы и гнуть их. Кристоф злился, я его понимал. Очень бесит, когда что-то получается, а потом уже нет. Вроде опыт, вроде всё должно быть лучше, но в итоге фигня и alles kaputt. Когда Шнайдер ещё раз для успокоения прошёлся по малому и томам 8-4-4, 4-4-4 и 2/2-2-2, то снова заиграл интро «Let's go». — Должно быть лучше, — вздохнул он. — И раз, и два, и три, и четыре… Я перебил его, вернее продолжил: — Pizza mozzarella! Pizza mozzarella!.. Rella-rella, Rella-rella, Rella-rella!.. Pizza gorgonzola, Pizza gorgonzola, Zola-zola, Zola-zola, Zola-zola!.. Конечно же, я знал, что после этого умру, но, чëрт, как же мне хотелось это сделать! Кристоф перестал играть, Пауль хихикнул, стоя где-то позади нас, а Шнай поднял на меня испепеляющий взгляд. — Я тебя грохну. — Так, Кристоф! — вступился Линдеманн, рискуя получить нешуточных таких санкций в свой адрес. Дум склонил голову набок, округляя глаза. — А, вот так? М. — Нет, милый, просто я предлагаю быстрее начать работать вместе, — Тилль тыкнул меня в плечо, акцентируя внимание на «вместе». — И скорее отпустить ребят. — Могут сейчас идти, если так спешат, что не в силах сконцентрироваться на поставленной ими же задаче. Я немного удивился такому ходу событий. — Шнай, ну, прости тогда. Больше не буду. Как ты там хотел, играй восьмые, — тихо сказал я Странно, но Шнайдер-Линдеманн сразу успокоился, распустил волосы и снова собрал их в тугой хвост. — Раз, и два, и три, и четыре, — мы вступили. — И раз, и два… Получалось неплохо, но на второй строчке мы сбились. Я поздно вступил с вокалом, и в меня прилетела банка с недопитым пивом. Пауль молча наблюдал, но когда по моей груди растеклось мокрое пятно, он недовольно зыркнул на Шная. Несколько попыток сыграть вместе и все оказались неудачными. Тогда мы записались по отдельности и отправили всё снова Флаке-Вернеру. Управились меньше, чем за два часа. — Нам ещё диски посмотреть надо, — сказал Тилль, когда я начал спускаться. Пауль тихо вздохнул. — Хайко, пойдём в соньку рубанëмся? — позвал его Дум. — А то дед Тилль не хочет со мной играть. — Да какой я дед, — расстроился Линдеманн. — Один раз не сыграл! Ты вообще меня не звал уже месяц если не два! — Бе-бе-бе! — Кристоф взял Пауля за руку и утащил вниз. — Пх, чёрт кудрявый, — усмехнулся Тилль. «А вдруг они с Паулем… Как со мной?.. А вдруг уже?! Ну нет… Кристоф бы так не… Или сделал бы? К чёрту, я накосячил, Пауль тоже может раз уж на то пошло!» Тилль начал что-то петь и ушёл вглубь чердака. — Я тут недавно всё перебирал, — послышалось откуда-то из тени. — Ага, нашёл уже! Я пошёл к нему, бросая взгляд на какое-то кресло-шезлонг в углу и рядом коробку с надписью «Leben in Moskau», она единственная стояла не в общей «стене». А ещё неподалёку стоял… Проигрыватель! Я направился туда, но Тилль остановил меня. — Коробку не трогай, проигрыватель, — Линдеманн бросил на него взгляд, заметив, что там пластинка, вскочил и забрал её. — Тоже как бы не нужен тебе. Я не стал его ни о чём расспрашивать. — Так… Тут многое с того времени, когда я общался хорошо с один шведом, — он улыбнулся. — Вон тот ящик дисков, — он указал у темный угол, коробка тоже стояла отдельно от остальных. — Он принёс мне на день рождения. Представляешь, целый ящик дисков! Их там, уже не помню точно, больше сорока боксов! Я за весь период обучения в универе потратил меньше денег, чем он на этот подарок, я долго не хотел брать, но он просто оставил коробку и ушёл. Блин, обожаю его. Там шведский дэт, блэк, тяжеляк. Теперь обратно, мне Кристоф сказал, что ты купил что-то с жуткой картинкой. Как называется группа? — «Cannibal corps», — я удивился тому, что правильно произнёс название, ничего не забыв. — Ну вот тебе диски, тут тоже каннибалы и пара групп на них похожих. Я взял боксы и из любопытства ещё раз покосился на коробку с шведским металом. — Это не отдам, не смотри туда даже, — ухмыльнулся Тилль. — Та я что… Ничего, — мне стало неловко, потому что любопытство приняли за наглость. Я отнёс диски вниз и вернулся. Мы сидели на полу, не зная, что сказать друг другу. «Почему бы не сыграть ему что-нибудь на гитаре? Или пусть он сыграет, у него красивый голос». — Знаешь песенку «Langeweile»? — я всё же спросил об этом. Тилль поднял на меня отчего-то грустные глаза и пошёл за гитарой. — Сыграй, пожалуйста. Я немного повозился с тем, чтобы найти где-то в файлах табы, после «пересадки» SD-шки, некоторые документы поменялись местами. — Нашёл! Удар по струнам. — Anton war ein Urmensch, Er lebte von der Jagd. Er rauchte keine Zigaretten, Weil es damals sowas noch nicht gab… So saß er stumm am Feuer, Und stierte vor sich hin. Dann baute er Faustkeile, Nur so aus langerweile! — И кто такое написал? — смеясь, просипел Линдеманн. — Мне тоже нравится песня. Детство напоминает. Ну что-то среднее. Юношество больше. Мы снова сидели в тишине, Тилль и не думал петь для меня. — Теперь твоя очередь, — я вручил ему инструмент. — А… Ладно. Я сейчас! Он ушёл, но, как обещал, скоро вернулся с тетрадью. — Выбирай. Я решил рассмотреть все тексты повнимательнее, теперь я не чувствовал себя воришкой каким-то… — Что это? — я протянул Тилль листок, который выпал мне в руку. — Колыбельная что ли? — Бля, — он выхватил листок и убрал на одну из полок под пластинку. — Это для кого? — в голову закрались странные мысли. — Nur so aus langerweile! Я наигранно посмеялся и углубился в изучение стихов. — Вот эту сыграешь? — я показал ему текст, в котором не было ничего про страдания или разбитое сердце. — Эту я писал для Оливера, — он немного замялся. — Тут просто нужно, чтобы было басовое звучание, там мелодия, не знаю. Просто она для Риделя, когда-нибудь попрошу его написать рифф. — Ладно, ладно, понял. Тогда может, — я снова стал листать. — Пойдём на крышу? — вдруг предложил Линдеманн. — А… А давай, только я к высоте не очень хорошо отношусь. — Я буду рядом, не переживай, — а потом он рассмеялся, — Я тоже боюсь высоты. Вот так шутя, мы вылезли в окно в крыше. — Тут довольно скользко, осторожно, — предупредил Линдеманн. Было очень красиво: вид на город слева, а справа какая-то роща, небо было пасмурным и всё ещё шёл мелкий дождь, но сквозь тучи редко проглядывало солнце, ближе к горизонту небо было чистым, а редкие облака ярко-красными. Мы уселись на холодную керамическую черепицу и… Молчали. В этот раз я не решился нарушать тишину, за меня это сделал свистящий ветер, который сыпал в лицо гроздья дождевых капель. — Рихард, — Тилль вдруг тихо позвал меня. — Ты разрешил мне недавно поцеловать себя. Это была одноразовая акция? — он смотрел на меня грустными, покрасневшими и уставшими глазами. «Мне кажется это совсем уже неправильно…» — Один раз ещё можно, но это — секрет. «Можно писать книгу: «Повести и рассказы Шверинского блядуна», Алфихар будет соавтором…» Тилль улыбнулся, я заметил, как его плечи расслабились. — Один раз, — придвинувшись ко мне, прошептал он. Его грубые руки, подрагивая, коснулись моего подбородка, а холодные губы оставили ожог на шее. «Туда нельзя… Нет! Туда целует Пауль!» — хотел было закричать я, но вместо этого начал задыхаться. — Сюда, — поцелуй на кадыке. — Тут, — запылал висок. — Здесь, — скула. — Я самый счастливый… — уголок губ. — Прости, прости, прости… Так страшно, что кто-то поступит так со мной, но теперь я сам склоняю чужого парня к греху… Прости, прости, прошу, извини меня… Я отстранился, выпутался из рук дьявола искушения. «Теперь никому не обидно, мною попользовались все…» «Но почему-то от этого не становилось грустно». В окно выбрался Пауль. — Рихандий, поехали домой уже. — А? Да, хорошо, сейчас спустимся.***
Мы с Паулем быстро собрались. — Пока, — они с Думом обнялись. — До встречи, — я хотел идти нецелованным. Кристоф приобнял меня и не стал целовать. Возить нас домой уже стало обязанностью Тилля. Сегодня я мог бы попросить его не везти нас, но мне нужно было отдать ему деньги и одежду Кристофа.***
— Снова молчим? — спросил Хайко, когда машина завелась. Мы с Линдеманном синхронно кивнули. Дождь не прекратился, а только усилился…***
Пока Пауль прощался с Тиллем, я побежал за вещами и наличкой. — Всё? — спросил Хайко. — Я домой, тоже тут долго не стой, — он поцеловал меня в губы и, проведя пальцем по шее, убежал. — Ничего не забыл? Диски, комикс? Телефон? — спрашивал Тилль. — Всё со мной. Он молча смотрел на меня. — Ладно, я поехал. Пауль сказал, завтра гуляем опять, возьму отгул, — спокойно сказал Линдеманн. — Хорошо, тогда до завтра, — я пожал ему руку, хватит с меня интима на сегодня. А дома меня ждал Пауль. — Р-р-р-риш-ша, — шепотом прорычал он, встречая меня. Я разулся и поднял на него удивлëнный взгляд. Хайко стоял передо мной как я люблю — по сути голый, но всё закрывала моя огромная толстовка. — Я готов, ты обещал, что что-то будет. Я в долгу не останусь, любимый мой Р-р-р-риш-ша, р-р-р-р-р… Мф, тоже ведь устал за день? А сколько ты не спал? Нужно снять стресс и напряжение с твоих красивых плеч. Он подошёл ко мне и стал раздевать. — Постой! Я приму душ и выйду к тебе, я же потный, грязный. — Как тебя раздевать тогда? Цвен, знаешь, какое это наслаждение? — Я оденусь, и ты снова меня разденешь, идёт? Он нахмурил брови и ушёл в спальню. «Быстро, быстро, быстро!» Минут через десять я вошёл в спальню. — Всё, Хайко, теперь я для тебя. Он улыбнулся, подошёл и обнял меня. Потом снял спортивные штаны, поцеловал колени, потом сразу резко выше. Погладил пах через слипы, снял майку и, покусав соски, пробурчал: — Может к делу? Я перехватил «управление», уложил Пауля на спину, задрал толстовку и припал губами к головке его члена. — Сегодня я буду жёстким. Или нет, но по моим меркам тем ещё негодяем! — с этими словами я немного прикусил нежную кожу, на которую и дышать лишний раз нельзя. Пауль дёрнулся. — А ну тихо! Я резкими движениями скрутил его руки, придавив одной своей, другой подрочил Хайко. Отпустив его ненадолго, достал из сумки смазку, которая опять заканчивалась и смазал пальцы и проход. Раз палец. Два. Внутри так тепло, мокро, тесно, но всё равно уютно. Я лег на спину, толкая Хайко в сторону. — Садись. Он опешил. — Я сказал, буду жёстким. Садись, я достаточно тебя растянул. «Жёсткий это не то… Я просто поменял нашу позу… Да?» Он выполнил приказ. Начиная двигаться, Пауль дрожал, нависая надо мной, сжимал простынь у моей головы. Хайко минут через десять начал сбиваться с ритма. Я всё-таки пожалел его, и мы поменялись местами. Теперь я, стоя на коленях, долбил его простату, дрочил одной рукой ему, другой сжимал бедро. Пауль начал получать удовольствие, я рад. Я ведь обещал ему. Минет, правда, но да ладно… — Я-а-а-а… Не могу уже… Рихард… Рих-х-ха-а-х! Мфх-х-х… Аха-а! Б-быстрее… Глубже, ещё… Чуть-чуть, Рихард! Рих-х-ха-а-х… Ты же можеш-ш-ша-а-ах-х… — Могу, für-r-r-r-r-r dich! Я-ах, сейчас, кха… Я ускорил ритм, насколько это было возможно. — Ja-a-h-ha-a-ah-ah… — Пауль прогнулся, а потом лёг, тяжело дыша и содрогаясь в экстазе. — Я… Не… — начал было я. Пауль тут же вернулся в позу, чтобы я дошёл до разрядки. Мне потребовалось ещё несколько минут, потому что я сбивался. С негромким, а может громким «Да…», я рухнул на кровать рядом с Хайко. — Надо бы пойти чуть-чуть ополоснуться, — пробурчал он в подушку. — Ты иди, я пока в себя приду, потом ещё чайник поставлю. — Хорошо, — Пауль снова навис надо мной и поцеловал в лоб. — Люблю тебя, хоть ты тот ещё чёрт. Я ответил что-то… Не помню. И отключился. Скоро меня разбудил Хайко: — Цвен, ну, ты чего? Вот чай, но иди мойся сначала! Я побрëл к ванной — длительный недосып давал о себе знать, поэтому я отключался. Вода немного взбодрила меня, контрастный душ дал гарантию, что до конца первого сезона Металопокалиписа я не усну. «Ещё и чай. Он должен взбодрить меня». «Но объятия Пауля… В них невозможно не уснуть». — Риш, иди ко мне скорее! — звал Пауль. Я выключил воду и пошёл в единственное место, где я был счастлив и спокоен — объятия любимого парня. Объятия моего мальчика. — Хочу сделать тебе массаж, милый, что думаешь? — улыбнулся Пауль, когда я пристроил щёку у него на груди и заглянул ему в глаза. — Думаю, что сейчас умру, потому что ты назвал меня «милый». — Цвен, не смешно, — выдохнул в потолок Хайко. — Нет, Солнышко, мне правда очень приятно. А про массаж… Хорошо, но я же усну совсем… — Отлично, будешь крепко спать. — А Металлопокалипсис?.. Он отмахнулся. — Тебе спать надо! Пауль очень осторожно мял мою спину, но потом вошёл во вкус и не оставил ни одного не красного места на коже. Это был самый нереальный релакс за последние месяца четыре. Не мудрено, что после получасового массажа и отключился. Сквозь дымку и приятную покалывающую боль, я почувствовал, как Пауль лёг рядом, укрыл меня и пожелал доброй ночи. «Люблю тебя, Пауль… Люблю больше всех в своей жизни…»