***
Каллен осторожно проводит рукой по волосам Эдварда, тот подается навстречу прикосновениям, и это становится последней каплей. Блондин видит, как отчаянно юноша нуждается хоть в каком-нибудь проявлении нежности, хоть в каком-нибудь проявлении жизни. Выбора не остаётся. Мужчина наклоняется, проводит ладонью по щеке пациента и тихо произносит: — Будет больно. Ты можешь бесконечно ненавидеть меня за принятое решение, но прошу, помни: я не видел другого выхода. Он опускает руку на шею Эдварда, фиксируя положение, а затем клыками впивается в горло. Кровь мучительно сладка, и вампир мог бы пристраститься к её вкусу, если бы не был таким человечным. Усилием воли он заставляет себя отстраниться, и теперь ему остается лишь наблюдать, как Эдвард корчится от боли, пока яд проникает в тело.***
Карлайл провел слишком много лет в одиночестве и уже не помнил, каково это — быть с кем-то по-настоящему близкими. С Вольтури он оставался недолго, и даже тот непродолжительный отрезок времени был пронизан их презрением за выбранный им образ жизни. С тех пор он только и делал, что путешествовал в одиночку и, куда бы ни направлялся, пытался облегчить страдания больных пациентов. Привыкнуть к присутствию Эдварда оказывается не так просто. Карлайл впадает в ступор каждый раз, когда заходит в гостиную и видит там ещё одно существо. Парень почти не издает звуков и, хоть и был обращен совсем недавно, уже достиг невероятных успехов в скрытности. Нередко Каллен-старший оборачивается и понимает, что новорожденный уже какое-то время стоял за спиной и наблюдал, как он работает или читает. Но мужчина бы ни за что не отказался от этого, ведь Эдвард предстал действительно очаровательным юношей, в котором было всё: блестящий ум, чувство юмора и немного ребячливая настойчивость. Он зачастую всю ночь напролет играет на фортепиано, что стоит в обеденном зале, в кратчайшие сроки доводит до совершенства невероятно тяжелые для освоения произведения. Иногда рассказывает о своей матери, о том, как обожал её. С отцом они не были близки, но вот за мать был готов отдать весь мир. Карлайл узнает о любящем и находчивом мальчике, о жизни Эдварда до обращения, и понимает, почему мать юноши так хотела спасти его: он был идеальным сыном. Новорожденный стремительно приспосабливается к новому образу жизни: охотится быстро, хоть и неумело, но это и понятно — к скорости ещё нужно привыкнуть; пьет кровь так, как будто каждый раз умирает от жажды, что тоже объяснимо — в нём бушует кровожадность новообращённого. Карлайл находит в этом нечто завораживающее, не может отвести взгляд, когда вампир вгрызается в плоть, маниакально сверкая глазами, и кровь капает из уголков его рта. Так отвратительно, и в то же время едва ли мужчина видел в своей жизни что-то прекраснее, чем Эдвард, утопающий в крови своей жертвы. Юноша поднимает взгляд, и алая струйка медленно стекает по подбородку. Наставник лишь смеется про себя, вытирая её пальцами. — В следующий раз, — произносит он, держа парня за подбородок, — нужно будет научить тебя пить кровь аккуратнее.***
Карлайл увлекся живописью, чему поспособствовала игра юного вампира на фортепиано: легкие и успокаивающие мелодии помогают создавать подходящие к настроению образы. Множество ночей они провели именно так: Эдвард за перебором клавиш, и в метре от него Карлайл за мольбертом. В такие моменты нет нужды в разговорах, им достаточно одного лишь присутствия друг друга.***
Однако однажды мелодия останавливается слишком рано. Сначала новорожденный нерешительно ерзает на стуле, а потом заявляет: — Нарисуй меня. Больше походит на приказ, чем на просьбу. Он всегда резок, если речь идет о его желаниях и прихотях. Блондин поворачивается, чтобы взглянуть на собеседника, но лицо юноши не выражает никаких эмоций. — Нарисовать тебя? — Карлайл невольно смеется. Он понимает, что слишком балует парня, и тот уже совсем не ожидает получить отказ. — Думаешь, кто-то в этом мире сможет уловить и запечатлеть твою красоту? — Я уверен, что у тебя это не вызовет особых трудностей, — Эдвард позволяет себе едва заметную улыбку, после чего встает и проходит к дивану, что стоит напротив мольберта. Карлайл меняет холст на новый, прекрасно понимая, что не сможет отказать в этой просьбе. Новорожденный садится и принимает расслабленную позу. — Просто попытайся. Мужчина именно так и поступает. Какие могут быть сложности, когда перед ним такая муза? Парень уже не настолько худой и изможденный, как во время болезни, но по-прежнему молод. Таким и останется навсегда. Волосы, как обычно, взъерошены; губы бледные, но немного окрашены в алый после недавнего ужина; глаза сияют ярким и живым красным, пронизывая темную комнату. Скоро станут золотистыми, как у Карлайла, но пока что будут цвета крови. Поистине совершенный, подобный ангелу. На мгновение мужчина задумывается о том, чтобы изобразить крылья за спиной или нимб над головой, но не уверен, понравится ли эта идея Эдварду. Несколько часов спустя вампир наконец откладывает кисть и приглашает оценить результат. Новообращенный некоторое время осматривает работу. Карлайл почти начинает нервничать, пытаясь догадаться, о чем же размышляет юноша. Может, он старался недостаточно? Или наоборот слишком сильно? В конце концов Каллен-младший выносит вердикт: — Я здесь выгляжу как ангел. Карлайл смеется и отвечает: — Таким я тебя вижу.***
Мужчина немного смущается, когда узнает о способностях новообращенного, чувствует себя уязвимым, осознавая, что его мысли могут прочитать. Но гораздо хуже, когда он даже не может вспомнить, о чем думал, пока его размышления транслировались кому-то другому. Потому что он знает, какого рода мысли витают в его голове, пока рядом находится Эдвард: о его красоте, сообразительности и интеллекте. О том, как он рад, что всё-таки принял решение обратить юношу и упрятать под своё крыло. О том, как часто он сожалеет, что превратил нечто безупречное в такого же проклятого монстра, как и он сам. О том, как он удивляется, когда Эдвард обижается на него. Его смущает, что молодой вампир посвящен в такие мысли, и теперь остановить их становится ещё сложнее, потому что приходится целенаправленно прятать свои размышления, словно запретный плод. Ведь если этого не делать, самолюбие юноши будет раздуваться от каждой мысли, что проносится в голове Карлайла. Ведь он всегда видит в нем только хорошее.***
Связь между новорожденным и тем, кто его обратил, может быть невероятно сильной. Проходит несколько лет, и во время очередной ночной охоты Карлайл внезапно чувствует глухую боль — вероятно, признак того, что Эдвард ранен. Ещё не до конца привыкший к обостренным чувствам, юноша отвлекся в бою с оленем и получил удар рогами. По меркам вампиров это всего лишь мелочь, да и едва ли теперь что-то может серьезно навредить ему. Но удар был ощутимым, и наставник бросается на помощь, подбегает и задирает рубашку Эдварда, проверяя место удара. Никаких признаков крови или повреждений кожи. Предсказуемо, ведь мало какое существо теперь способно его ранить. И всё же Карлайл облегченно выдыхает. Новообращенного же это проявление беспокойства забавляет, и он с улыбкой произносит: — Ты слишком привык играть в доктора. Мужчина опускает рубашку. Он лишь на секунду подумал о том, что Эдварда могли ранить, но и этого хватило. Прилив уязвимости, который он почувствовал, выбил его из колеи. Ему ненавистна одна лишь мысль о том, что он может вернуться к старой жизни — одинокой и печальной. Его рука скользит по волосам юноши. Точно так же, как тогда, когда Эдвард умирал в больнице много лет назад. В голове вспыхивают образы, где тот лежит на больничной койке. Карлайлу тяжело от этих воспоминаний, но он понимает, что сейчас новообращенному от них гораздо тяжелее. Не желая причинять ему ещё больше боли, мужчина усилием воли пытается заглушить поток мыслей. — Однажды я увидел, как ты едва не умер, и тогда пообещал себе, что не позволю этому повториться.***
Они продолжают оставаться рядом друг с другом, но в конце концов одиночество настигает их обоих. Всё начинается с того, что Эдвард месяцами повсюду следует за своим наставником, позволяя тому побыть одному только в рабочее время. Кто угодно бы уловил те легкие намеки, что парень подает при каждом удобном случае. Кто угодно, но не Карлайл. Он отчаянно хочет не понимать, на что намекает и о чем просит юноша. Но Каллен-младший не любит ждать, поэтому, однажды потеряв терпение, прижимает мужчину к стене и целует. Резко и грубо, выдавая свою неопытность. Иногда блондин забывает, насколько молодым был Эдвард, когда он его обратил, и подобные моменты лишь усиливают то обжигающее чувство вины, что поселилось у него в груди с того самого дня. Когда Карлайл отталкивает новорожденного, тот лишь смотрит на своего наставника непроницаемым взглядом. Мужчина вновь приглушает поток мыслей и произносит: «Ты мне как сын». Как же несправедливо, что Эдварду не приходится прилагать столько усилий, чтобы скрыть свои эмоции. — Это ложь, — отвечает телепат. Карлайл вздыхает. В подобные моменты ему кажется, что он ведёт беседу с младенцем. — Это правда. — У отца не было бы таких мыслей о своем ребенке. Красота Эдварда привлекла его. Поразила. Она свела их вместе. И если Карлайл не сможет совладать со своим желанием, то, вполне возможно, именно она их и разлучит. Он знает, что любой, кто посмотрит на юношу, не сможет не заметить его великолепия. В то же время он понимает, что не каждый бы так сильно сфокусировался на этом. Не давая собеседнику возможности возразить, парень продолжает: — И ни у одного ребенка не было бы таких чувств к своему отцу. Карлайл закрывает глаза, обдумывая информацию. Одна его часть догадывалась об этом, но он отказывался её принимать. Другая же хочет умолять Эдварда рассказать о том, что тот испытывает. Он отказывается принимать и её тоже. Карлайл сдержанно возвращает поцелуй, то ли в знак сочувствия, то ли в попытке подавить своё собственное желание большего. Когда блондин отстраняется, юноша лишь хмурится, не говоря ни слова. Растерян. Сбит с толку. Мужчина не может винить его, и лишь произносит: — Прости, Эдвард. Я не могу.***
Спустя несколько месяцев он находит Эсми. Совершенно случайное совпадение, но ощущается так, как будто их встреча была предначертана: женщина, которая привлекала его несколько десятилетий назад, теперь готова к лучшей жизни. Она даже не обижается, когда понимает, в какое существо он её превратил. К Эдварду она тоже относится хорошо, отчаянно нуждаясь в ребенке, которого потеряла. Легко падает в объятия Карлайла, его любовь и постель. Почти безупречная семья: отец, мать и ребенок. Она была бы идеальной, но появление Эсми не изменило того, как Эдвард смотрит на него. И того, как Каллен-старший отвечает таким же взглядом, что наполнен подавленным желанием.***
Годы спустя Эдвард уходит. Утверждает, что устал от диеты, охоты и крови, устал от всего. Не называет ни одной другой причины, но Карлайл и так всё понимает: в первую очередь устал притворяться. Мужчина всегда замечал зависть в глазах юноши, когда был нежен с Эсми. Он хочет остановить этот акт неповиновения и бунта, но не может. Понимает, что на месте Эдварда поступил бы точно так же. Хоть и прошло десять лет с момента обращения, мужчина всё ещё чувствует опустошенность, когда его нет рядом. Мало какие вампиры развивают такую сильную связь со своими новорожденными. Отец и сын, лучшие друзья, компаньоны, наставник и ученик, почти любовники. Они были всем друг для друга. Возможно, Эдварду и правда лучше уехать. Исследовать мир самостоятельно, повзрослеть, стать независимым. Возможно, полюбить другого мужчину или женщину. Эта мысль вызывает у Карлайла отвращение, но он старается не задумываться о причинах.***
В конце концов Эдвард возвращается домой. Карлайл замечает, что его глаза горят таким же красным цветом, как и раньше, когда тот был новообращенным. Уловив это, телепат недовольно морщится. Каллен-старший же понимает, что имеет смысл снова начать приглушать свои мысли. Он смеется и притягивает юношу к себе. Парень на мгновение замирает, после чего в ответ обвивает мужчину руками и прижимается к нему так сильно, словно пытается раствориться в объятиях. Он в мятом костюме и от него пахнет сигаретами и виски. Карлайл не пытается утаить свою мысль: «Где же ты пропадал, мой глупый ребенок?» Эдвард наигранно обиженно утыкается ему в шею и отвечает: — Я не ребенок. — Знаю. Я скучал по тебе. — Я тоже, — шепчет юный вампир, после чего становится очень серьезным. — Ты простишь меня? Свой ответ мужчина не произносит вслух, потому что в комнату вбегает Эсми, радостно приветствуя блудного сына. Вместо этого в его голове проносится следующее: «Я бы простил тебе что угодно». Блондин смотрит в ярко-красные глаза и ничуть не сомневается в своем утверждении. Что бы ни случилось, он всегда примет его.***
Карлайл представляет себе другую жизнь, где бы он был хорошим человеком. До обращения он планировал связать себя с религией, пойти по стопам отца. И даже сейчас помнит большую часть Библии наизусть. Он бы прекрасно встроился в тот образ жизни, если бы ему дали шанс. Но теперь всё иначе. Он обречен вечно питаться кровью. Изо всех сил старается свести к минимуму те смерти, что приносит в мир; охотится только когда необходимо; помогает пациентам и пытается быть человеком, достойным искупления. Тем не менее, легко поддается искушению. Надеялся, что годы разлуки потушат пожар чувств между ним и Эдвардом, но в результате он разгорелся лишь сильнее. Они неразлучны. Куда бы ни отправился Карлайл, ученик везде следует за ним. И мужчина даже не пытается это изменить. Он слишком долго беспокоился о молодом вампире и теперь просто счастлив, что тот наконец рядом, в безопасности. Замечает, что постепенно кроваво-красный цвет глаз юноши вновь становится золотистым. Смеется над его шутками, слушает игру на фортепиано и понимает, что наконец Эдвард именно там, где должен быть. И он прекрасно понимает, что всё повторится. Карлайл вновь прислоняется к стене, почти задыхаясь от настойчивых поцелуев. Теперь Эдвард не такой грубый в своих движениях. Вероятно, набрался опыта за то время, что они провели вдали друг от друга. Мужчина чувствует укол ревности и отталкивает парня, но лишь для того, чтобы развернуть и прижать к стене, забирая контроль в свои руки. Он растворяется в Эдварде, его тяжелом дыхании и поцелуях. Каллен-старший даже не пытается скрыть свои мысли: «Видишь, как сильно я хочу тебя? Ты так долго ждал этого момента, и я слишком устал прятаться».***
Эдвард прекрасно смотрится под Карлайлом. Так же красив, как и всегда, но почему-то ещё более очаровательный. Мужчина может представить, какой румяной могла быть бледная кожа юноши, если бы он всё ещё был человеком. Как бы хотелось оставить на ней следы. Он любит Эсми и понимает, что придется обо всём ей рассказать. Но как бы сильно ни старался, он никогда не испытывал к ней таких чувств. Карлайл произносит: — Однажды я хочу изобразить тебя таким. В этой позе. Эдвард ничего не отвечает, но всем и так всё понятно: это не просто связь на один раз.***
Эсми начинает разговор первой. Она очень мудрая и проницательная, иногда даже может составить в этом конкуренцию Эдварду. Говорит, что обо всём знает, и в течение многих лет тоска и желание юного вампира были очевидными для неё. — Я не держу зла, — заверяет она с улыбкой на губах. — Правда. Вы оба заслуживаете счастья. И не позволь ему снова уйти. Перестань мучить и себя, и Эдварда, и просто будь с ним. Мужчина с благодарностью целует её в щеку. Он знает, что всегда будет любить Эсми. В другой жизни она наверняка была бы его родственной душой, и они бы стали настоящей парой, отцом и матерью, воспитали бы своих детей. Но сейчас другая жизнь, в которой он был обречен существовать как монстр. И в подобных себе он превратил двух других прекрасных созданий. Наверное, если понадобится, превратит кого-нибудь ещё. Но, вновь нависая над Эдвардом, чьи волосы небрежно разбросаны по подушке, он совершенно не чувствует себя проклятым монстром.