Тени безумия

      Ноги ритмично ступали по бугристому асфальту. Тишина вокруг затыкала уши ватой, непроницаемой, плотной, не пропускающей ни единого звука. Тишина и темнота — вечные спутники Города, его второе и третье имена, верные товарищи, давние друзья.       Фонарь Нины выхватывал очертания машин, брошенных в спешке когда-то давно, освещал поверхность земли, пупырчатую и неровную, давал надежду на спасение от тварей, таящихся в темноте.       Порыв холодного ветра заставил деревья где-то во тьме пошевелиться. Тихий шёпот листьев напомнил о том, что нужно быть аккуратной. Нина обернулась туда, где стояли деревья, луч фонаря проследовал за её взглядом. Среди ветвей — никакого движения. Перекрёсток пуст и тих, единственный источник света — фонарь в её руках, и ни души вокруг.       Логово Нины неподалёку, и добежать до него не составит труда. В фонаре - новые батарейки. Можно не беспокоиться, но стоит быть настороже. Выходя на улицы без должной подготовки, следует всегда быть начеку.       Взгляд её замер где-то в кронах деревьев — луч фонаря едва доставал до самых верхушек, листья отливали бронзой в его ослепительно-белом сиянии. Неба не видно — лишь громадный чёрный провал, занимающий его место; здесь царит вечная ночь. Вглядываться туда не хотелось, и Нина не стала. Остановка без причины — не лучшая идея. Нужно продолжить путь.       Сумка оттягивала плечо, тихонько позвякивала связка ключей в кармане куртки. Пальцы рук отчего-то мёрзли. Ближайший фонарный столб — вдалеке, на пути удаляющегося шоссе, а здесь, в сердце перекрёстка, царила тьма. Нина смотрела на маячащий спасительный свет вдали, такой маленький, а сама шла в другую сторону. Медленно и осторожно.       Иногда осматривалась по сторонам, прислушивалась к любому подозрительному шороху. Издалека доносились какие-то звуки, но понять их природу пока не получалось. Странный, едва слышный отсюда фоновый шум. Может, в одной из забегаловок собрались скитальцы и устроили пьянку, может, толпа тварей кишела неподалёку, может, жрецы вновь решили устроить службу и отдать дань уважения тем богам, что ещё не свихнулись, что ещё могли смотреть на этот мир (да и на свой тоже), трезвым, незамутнённым взглядом. Если остались ещё таковые… Нина слушала, сосредоточившись на цели. И на том, чтобы добраться до неё невредимой, конечно.       Путь её занимал не так много, но время для каждого в Городе течёт по-разному. Пока она бродила по округе, ища тайный знак, кто-то успел прожить целую жизнь: родиться, вырасти, пожить, сойти с ума и умереть. Здесь многие сходят с ума — с тех пор, как солнце погасло, мало кто остался в прочной связи со своим рассудком.       Сама Нина пока не причисляла себя к таковым.       Она искала взглядом любое подозрительное движение и не находила. Медленно шагая в сторону цели, осматривалась по сторонам, вглядывалась в темноту, но дома, трава, деревья и фонари оставались недвижимы. Замершие навеки, как на картине.       Она выругалась едва слышно. Столько времени потратить на поиски и ничего не найти… Глупо, ужасно глупо. В Городе ищущие всегда находят то, чего хотят — таков один из неписанных его законов.       Вдалеке — вне образовавшегося вокруг Нины широкого неподвижного поля полной темноты и тишины, — что-то оглушительно громыхнуло, разнеся звук по всей округе. Лай, вопль, похожий на человеческий крик. Протяжный стон и завывание. Нина вновь замерла, прислушиваясь. После внезапной какофонии — снова пауза. Затяжная. У кого-то неприятности.       Нужно идти туда.       Ей говорили не вестись на приманки здешних обитателей, но вряд ли это была приманка. Если у кого-то поблизости неприятности, лучше этого кого-то обойти и укрыться, это известно всем. Но ей было известно, что в ближайшей округе неприятности может создать лишь одно существо. И оно явно задолжало Нине визит.       Её шаги гулким эхом отражались от каменных стен, асфальта, самого воздуха. Идти она старалась как можно медленнее — попавший в неприятности, скорее всего, уже мёртв, твари ещё близко, торопиться не обязательно. Устроивший неприятности уже ждал её там и подал знак — он тоже никуда не торопился.       Пустынные улицы без единого источника света, тёмные небеса и устремляющиеся вверх крыши домов и верхушки неподвижных деревьев. Изредка шептал ветер, привнося живость в печальную, но привычную глазам картину. Шаги людей нечасто здесь раздавались, а раздавшись, затихали быстро. Нина слушала внимательно и осторожно, лицо её замерло маской, скрывающей и без того неяркие эмоции.       Поворот во двор некогда жилого дома. Непохоже, что сейчас здесь кто-то обитал — что здесь забыл убитый и съеденный бедолага, крик которого так громко разнёсся по округе?       Безумец, старец, жрец, дурак, мнящий себя смельчаком… ответов множество, какой-то наверняка окажется правильным. В Городе никогда не было недостатка в сумасшедших — каковы боги, таковы люди. «Они слепили нас по подобию своему».       Три мусорных бака, огороженных тремя бетонными стенками. Чья-то разбитая машина, много лет не видевшая хозяина, чёрные окна домов, выстроенных под копирку. Нина оглядела их квадратные провалы, маленькие порталы в маленькие квартиры, некогда полные людьми. Район отличался безлюдностью и опасностью. Странно, на саму Нину никто пока не нападал, но утверждать, что не нападут, было бы глупо. В Городе не надеются на удачу.       Дальше, за угол дома. Детская площадка, едва видная в густом сумраке, узкая дорога для выезда, парковка. Здания нависали угрожающе, закрывали от неба, не дающего спасения, неба глубокого, чёрного, как души всех, кто здесь живёт. Нина всмотрелась во мрак, пытаясь выискать хоть намёк на опасность. Луч фонаря скользнул за взглядом — и вдруг мелькнули невдалеке два маленьких огонька, тут же исчезая в ночи.       Нина напряглась — обитатели Города, не принадлежащие к виду людскому, могли быть мелкими, но менее опасными их не делало ничто. Более крупные хищники охотились в одиночку, мелкие же собирались в группы, иногда — в полноценные стаи. И если от крупного хищника можно убежать или хотя бы спрятаться, отогнать светом фонаря или огнём, то что делать с окружившей тебя со всех сторон стаей, насчитывающей порой сотни голов?       Огоньки сверкнули ещё раз — и теперь показались знакомыми. Едва щекочущий внутренности страх начинал убывать, и Нина сделала уверенный шаг вперёд. Свет выхватил безжизненно лежавшую в песочнице руку и чешуйчатый хвост, мигом скрывшийся под недовольный, забавный звук, издаваемый не слишком забавным существом. Нина проводила подлеца падальщика лучом, отгоняя на дальнее расстояние, и оставила его в покое. Напрягла слух. Обернулась — сзади не подкрадывались.       Устремила взгляд вперёд, держа падальщика на его месте — он не уходил, выжидая, когда можно будет продолжить пир. Кровь, лужей окружившая тело, впиталась в песок, делая его почти чёрным, блестящим. К развороченной плоти Нина не присматривалась — глаза её устремились выше, ничего толком не видя. Эхо голоса отразилось от бетонных однообразных стен:       — И долго бы я тебя искала? Живо выходи!       Уверенность тона портила лёгкая хрипотца. С тех пор, как она получила наводку, Нина толком не говорила и не открывала рта. Как бы ты ни был болтлив, Город всегда найдёт способ заставить тебя замолчать.       Снова два огонька сверкнули ниже уровня зрения, и растянуто-спокойный ответ из темноты не заставил себя ждать:       — Мне хотелось немного поиграть.       — Игры закончились, — сказала Нина, придавая голосу резкости. — Пора в путь.       Падальщик, издавая разочарованные вздохи, ушёл прочь — уши Нины улавливали удаляющееся в сторону подъезда шарканье, шорох хвоста, волочащегося по земле и асфальту. Он ушёл недалеко, затаился и ждал возможности нормально подкрепиться. Странно… падальщики обычно приходят, когда обед начинает подтухать.       Нина осветила пространство вокруг себя — немногие оставшиеся в оконных рамах стёкла ответили серыми бликами на беззвучный яркий зов, — и никого не нашла. Убийство развлечения ради? Могло быть и такое, но твари, здесь живущие, слишком хорошо понимали, что, убивая просто так, особо не прокормишься. Борьба за еду была нешуточная.       Не слишком приятно осознавать себя «едой», но законы Города были таковы.       Она опустила фонарь, направляя его на тело. Кружили мухи, пахло кровью и сырой плотью, мясом и продуктами жизнедеятельности. Невозможно было определить, мужчина это или женщина — не осталось практически ничего. Падальщику, как всегда, достаются никчёмные объедки.       Огоньки сверкнули ещё раз — светло-синие блики глаз существа, заставившего её терять то растягивающееся, то сжимающееся время.       Он не отвечал.       — Выходи, Данте, — приказала Нина, раздражаясь. — Нам пора идти.       В круг света, образованный фонарём, медленно и лениво ступила лапа — за ней вторая, и вот глазам показался средних размеров серый кот, шестиухий слепец с глазами, полными умерших звёзд. Тёмный нос и усы зашевелились — принюхался, — пасть раскрылась в беззвучном зевке, обнажая острые зубы, способные разодрать даже самую жёсткую плоть. Он сел, замер, как статуя, и пушистый хвост обвился вокруг лап, как маленькое гнездо.       Нина смотрела в слепые глаза: миллионы звёзд хранились в чёрных прозрачных хрусталиках, напоминая драгоценные камни или запертые, сжатые до самых мелких размеров небеса. Данте «глядел» точно на неё — пусть он был слеп, Нине казалось, что ощущает она его взор на себе, и каждый раз вызывал он неприятные мурашки.       Он говорил, не открывая рта, будто перенося мысли из своей головы в её — может, была в том доля истины, ведь кроме Нины его никто не слышал и не видел. Он не показывался более никому, и вряд ли дело было в обычной скромности.       — Зачем куда-то идти? — размеренная, почти ленивая речь никогда не выдавала эмоций. — Зачем стремиться к отмщению, если оно ничего не принесёт? Ты почувствуешь удовлетворение, когда пересечёшь Грань? Ты станешь спокойна, когда избавишься от неё?       Подобные вопросы — зачем, почему, к чему и как, — он задавал всегда, в своём философском депрессивном духе. Жил он, судя по всему, достаточно долго, раз воспринимал людские распри как мелкие, ничего не значащие игры. Собственные невинные развлечения казались ему глупыми, ведь даже над ними он никогда не смеялся. Не злился, не радовался, не плакал — словно утратил способность к этому многие сотни лет назад, либо же не обладал ею вовсе.       — Может, стану, может, нет, — ответила Нина, подавляя раздражение. — Кто знает? Самое главное — я поклялась её найти, и найду. Пусть даже саму Вечность придётся перевернуть вверх тормашками.       Данте наклонил голову, левые три уха дёрнулись едва заметно. Не походил он на немногих оставшихся в Городе котов — разбойников, бандитов, воров и мелких хищников, что подобно людям отстаивали ещё своё право на выживание. В тех видна была ярость, боль, и ни признака разума — этот же был исполнен последнего настолько, что мало какой человек мог с ним сравниться.       — Забавная ты, — вымолвил он наконец, снова зевая. Нина не ответила, разворачиваясь и идя прочь. Толку говорить с Данте — чуть. Разговоры с ним оканчивались спорами, приводящими в тупик — всё равно что выяснять с кем-то правду о природе происхождения мира. Бесполезно, ведь доказать ничего невозможно. Стоит выдать мысль или теорию, как кот с шестью ушами одним вопросом её рушит, и приходится начинать спор сначала. Занятие неблагодарное и бесполезное, честно говоря.       Потому Нина молчала больше, чем говорила, стараясь не реагировать на вопросы странного кота.       Он ступал за ней бесшумно, как и всегда. Стоило зайти за угол и вернуться на тротуар рядом с дорогой, как сзади раздался радостный вопль и шорох хвоста под аккомпанемент перебирающих по земле лап. Падальщик дождался желанного ужина.       Нина скосила глаза в сторону — Данте, поравнявшись с ней, шагал, не торопясь и не отставая. Редко когда он шёл так, вровень. Чаще любил скрываться в тенях, на навесах и крышах, идти сзади, как бы преследуя. Иногда голос его раздавался прямо над головой Нины — ей приходила в голову мысль, что серый паршивец может летать.       Он не признавал этого, но и не отрицал.       — Если хочешь что-то спросить — спрашивай.       Нина, вслушиваясь в окружающую тишину и не улавливая сторонних звуков, спросила:       — Что здесь произошло?       Данте выдержал паузу, могущую показаться укоризненной … и разочарованной.       — Неужели так трудно догадаться?       — Ты пытался привлечь моё внимание? Только и всего?       — Ты меня недооцениваешь. Я не размениваю людские жизни на столь мелкие суммы.       Людские жизни не стоили для Данте и старого изорванного носка, но играться с ними он весьма и весьма любил. Как ещё развлекаться в Городе существу, подобному ему? Будь у Нины сила, как у него, она бы, может, и сама стала зачинщицей таких игр.       — Надеялся, что меня изорвут эти твари — как этого бедолагу? — предположила она спокойно. Данте любил смертельные ловушки.       — Надеялся посмотреть, как ты из этого выкрутишься.       — Не надоело?       — Слегка. Избитый сценарий, скучная постановка. Бедолага умер напрасно, ведь они насытились им сполна, и на твой запах не отреагировали. Нужно было завлекать менее чувствительных к свету. И более голодных.       — Попробуй в следующий раз.       — Увы, — он вздохнул без всякой эмоции. — Такого шанса может и не представиться.       Сколько раз они проходили этот сценарий? Трудно вспомнить. Нина не могла точно сказать, когда Данте стал неким компаньоном в её путешествии, но на ум всегда шло слово «давно». Очень давно. И так же давно она выкручивалась из его ловушек, видя или чувствуя, что он за ней наблюдает. Без интереса, без вовлечённости. Так люди смотрели бы за битвой микроскопических бактерий.       — Так ты уже нашла того, кто подскажет путь?       Данте много говорил — стоило поостеречься. Болтовнёй он порой отвлекал от таящихся в темноте чудовищ. От их дыхания, рыков, неосторожных движений.       — Нашла, — негромко протянула Нина. — В некоем баре есть некий бармен, что знает человека, знающего, где находится проход за Грань.       — Запутанно.       — Дело осложняется обстоятельством — человек, знающий, где проход, потребует некий артефакт — мне сказали, достать его будет ой как непросто.       — Но для тебя нет ничего невозможного, я прав?       — Само собой.       — Я ведь что-то такое слышал, — не реагируя на её ответ, продолжил Данте. — Некий колдун, один из немногих, что знает, как проникнуть в Вечность, требует не один артефакт, а шесть. Или всего два? Три, может быть? Плоха моя память, уже и не вспомню…       Ясно. Намёк понят: заплати — или не спрашивай ничего. Плата была довольно проста, жаль только, у Нины не было при себе нужной валюты.       — Печально, — сказала она, глядя вперёд. — Я не могу дать тебе того, что улучшило бы память.       — Досадно, досадно…       Нужно было думать раньше — торговец ведь предлагал маленькие сферы, и трёх штук на дорогу хватило бы… Но за них пришлось бы многое отдать, а на свои запасы и мелкие сокровища Нина была скупа. Обмен и торговля — то, что позволяет разумным жильцам Города держаться на плаву. Чем больше артефакт дорог или редок, тем более дорогой и редкий предмет нужно отдавать. Безделица — на безделицу, полезная вещь — на полезную. Торговцы, добывающие и продающие артефакты, любили завысить цену, либо же приврать насчёт свойств товара — потому работать с ними нужно было осторожнее. Нина сама была торговкой хоть куда — сделки за долгие годы стали её коньком, потому трудностей в этом она не испытывала. Жаль, не обладала магией, как редкий пласт живущих в Городе людей… жить было бы куда проще.       Не скитаться по пустынным улицам и трущобам, не перебиваться в заброшенных гостиницах, барах и кабаках, не таиться в логове. Жить в самом центре в квартале колдунов, безопасном и светлом, либо же в самом освещённом и высоком здании Города — в Стеклянной Башне, что всегда горит разноцветными огнями и не подпускает к себе челядь, оставшуюся снаружи.       Нина подняла голову, высматривая меж чёрных силуэтов домов вершину Башни. Нагромождение некогда жилых высоток и деревья не позволяли увидеть яркий свет, видный со всех концов Города, если не всего мира. Свет этот показывал, что Город ещё не умер по-настоящему.       И люди, в нём живущие — тоже.

***

      Яркая вывеска бара отпугивала потенциальных хищников и притягивала заблудших путников. Витиеватые буквы неизвестного Нине, да и кому-то ещё, кроме, пожалуй, Данте, языка давали ощущение безопасности на короткое время. Здесь на верхних этажах была ночлежка — можно было снять комнату, но этой услугой Нина давно не пользовалась — могут ограбить или убить.       Данте, до того словно слившийся с воздухом, появился из ниоткуда, окидывая слепыми глазами заведение, будто видел его. Лишь дёргающийся нос показывал, что он принюхивается.       — Чую свет. Хороший, яркий — отпугивает всех питомцев Города, — произнёс он безразлично-спокойно, как и всегда. Нина кивнула, зная, что он всё равно не увидит сего кивка. — Это тот некий бар, в котором некий бармен знает человека, знающего, где проход за Грань?       — Верно, — Нина рассматривала незнакомые витиеватые буквы, источающие свечение, ясное, но не режущее глаз. — Видно, не так уж плоха твоя память, как ты говоришь.       — Как у многих, память моя бывает плоха, когда мне это выгодно. Разве у тебя не так же?       — Так бывает у всех, — бросила Нина и пошла к входной двери.       Внутри много народу — в основном, конечно, путники и торговцы. Бары — места сделок, обмена и торговли. Богатые продавцы, располагающие более ценными вещицами, устраивали собственные магазины, оснащённые светом и, следовательно, безопасностью; более мелкие вынуждены были скитаться по барам и кабакам, разнося не только товары, но и вести. Отсутствие нормальной коммуникации давало о себе знать — сплетни и слухи нынче в ходу, новости разносило «сарафанное радио». Что такое это «радио», Нина помнила смутно — знала лишь, что так говорили в старину, до того, как Солнце погасло, оставляя Город и его далёкие окрестности в абсолютной тьме.       Бармен — немолодой лысеющий мужчина, — наливал какому-то одинокому клиенту. Заприметив Нину, он приветственно ей кивнул, и она ответила тем же. Данте затерялся в ногах — то растворялся в пространстве, то появлялся вновь. Был выбор — сесть за стойку или за один из немногих свободных столиков; компании Нина пока не хотела, потому отправилась к стойке, за которой, кроме одинокого клиента и бармена, не было больше никого.       — Приветствую, — проговорил бармен, и следом за ним это повторила Нина, клиент, отсевший подальше, и даже Данте, которого никто кроме Нины не услышал. — Вам угодно выпить, перекусить?       — Скорее послушать новости, — Нина улыбнулась, придвигая появившийся перед ней высокий стакан с водой. Кинула на стол несколько мелочей из кармана — старинные, не имеющие особого магического смысла, но их, как осколки старой цивилизации, бармен собирал в некую ценную лишь для него коллекцию. Монетки, ручки, женский браслет с блестящим голубым камнем-подделкой. — Давай, Мондас, расскажи-ка, что в Городе происходит.       Мондас с довольным видом загрёб руками скромные подношения и, протирая очередной бокал, деловито начал рассказывать:       — Тут на углу кто-то ограбил старьёвщика. Не могу точно сказать, когда это было, но точно недавно. Наибольшее скопление тварей теперь обитает в области Западного Рынка, того, что ближе к окраине. Крупные залегли на дно, должно быть, впали в спячку. Говорят, — он понизил голос, — скоро пробудится Тёмная звезда, или как там её, но мне кажется, это фанатики снова нашли доступ к некоторым веществам.       Адепты разных культов — народ в Городе известный; в первую очередь, сумасшествием и фанатичной любовью к своему божеству или нескольким. Неизвестно, был ли среди настоящего пантеона богов каждый из тех, кому они поклонялись. Ударившись в религиозный экстаз, они начинали разносить вести о том, что очередной бог, спящий под Городом, скоро проснётся и разрушит грешную землю, оставляя место лишь абсолютному хаосу и пустоте — но каждый раз никто не просыпался. Видимо, вечная спячка нравилась их бестелесным владыкам больше хаоса, либо же кто-то постоянно забывал завести будильник.       Мондас тем временем продолжал:       — Башня не рухнула, свет её не погас. Что до мелких новостей: у торговца Ксандра, может, ты о нём слышала, жена приобрела какой-то очень ценный артефакт, за которым охотятся не первое столетие, и даже самому Ксандру она не даёт его посмотреть, — он задумался. — Что же это за артефакт такой, интересно узнать…       — Какой-то камень с Луны, — встрял Данте, зная, что его не услышат. — С той стороны, которой она когда-то была повёрнута к вам. Занятный камешек, свойства его весьма интересны.       — Какой-то камень, в общем, — подумав, сказал Мондас. — Не знаю, что из-за него все всполошились, я не торговец и не колдун, сама знаешь. Но страсти из-за него кипят будь здоров — а цену за него жёнушка Ксандра заламывает такую, что легче самого себя ей в рабство продать по частям.       — А как она его получила-то?       — А фиг её знает. Известная она искательница всяких редких вещей. Может, в Тенях нашла, может, на окраинах Города. Может, продал кто — думаешь, она кому расскажет? Я вот знаешь что думаю? Что камень этот — подделка, а она так просто хочет много чего ещё ценного получить, загнать безделушку кому-нибудь и шиковать себе, ни о чём не думая.       — Здесь такие сделки опасно заключать, — протянула Нина задумчиво. — Загонишь хлам — потом собирай части тела по желудкам тварей.       — Не знаю, не знаю... В любом случае, из интересного больше мне рассказать нечего — но спрашивай, может, найдётся ответ на какой-то твой вопрос.       Нина помедлила, глядя в прозрачную воду в стакане, не осушенном и наполовину.       — Я слышала, ты знаешь человека, который знает, как проникнуть за Грань, — сказала она без лишних предисловий.       В баре разом стихли голоса. Одинокий клиент, глядя на неё из-под капюшона, отодвинулся ещё дальше, собравшийся люд приковал взгляды к ней. Нина встретила окаменевшие и окрашенные удивлением лица и поняла, что каждый в этом баре думает, что она чокнулась.       Впрочем, чокнуться теперь может каждый, так что спустя какое-то время услышавшие просьбу из ряда вон отвернулись, и негромкий гомон, царивший недавно, возобновился.       Нина повернулась к Мондасу — его лицо, забавно вытянувшись, не собиралось менять выражение.       — Сейчас спросит, зачем тебе это, — осведомил её Данте, прыгая на соседний стул и устраивая пушистый серый зад на его деревянной поверхности. Цветом он походил на дым костра или смертельного пожара. Нине показалось, она учуяла запах горелой плоти и тлеющих поленьев. И — странная ассоциация, — ещё один аромат напомнил ей о звёздах, давно утративших способность светить.       — Могу я поинтересоваться, зачем тебе это? — подал голос Мондас, отвлекаясь от наведения порядка за стойкой и наклоняясь ближе к ней. Нина не моргнула и глазом.       — Ищу кое-кого. Нужно решить некоторые семейные дела.       Он медленно кивнул.       — Семейные дела… Понимаю. У самого с семьёй нелады, — он вновь выпрямился. — Занятно. Сколько тебя знаю, никак не подумал бы, что у тебя возникнет желание лезть туда, куда людям вообще-то лезть нельзя.       — Это не желание, а необходимость.       — Честно говоря, острой необходимости я здесь не вижу, — вмешался Данте. — И он, чую, со мной согласен.       — Такая уж необходимость? Неужели дела свои нельзя решить здесь, в Городе? Тут много безопасней, чем Там.       — Хотелось бы мне решить все вопросы здесь. Но если бы это было возможно, я бы не спросила тебя о знающем человеке, так?       Мондас удручённо кивнул.       — Предпочёл бы не давать этих сведений, но дам уж, по старой дружбе. Вижу, настроена ты серьёзно, — он помолчал. — Человек этот — колдун, и говорят, довольно сильный. Как зовут — не помню, лично не знаком, но знаю, что обитает он ближе к Башне, в квартале колдунов. Нам, отбросам, до него далеко — у него не дом, настоящий дворец. К нему стекаются все маги города, лишь бы познать «тайны бытия», проникнуть в Грань, но цену за это он назначает нешуточную.       — Какие-то артефакты?       — Само собой. Две вещи, которые хрен знает, где достать. Что за вещи, я не в курсе — спросишь уже у него.       — Точный адрес?       — Его дом сложно пропустить. Поброди по центру, сразу увидишь. Пустит тебя или нет — уже дело случая. Он, говорят, кого попало не пускает.       — Я не кто попало, — спокойно ответила Нина, отпивая воды. — Не самый первый человек в Городе, но и не последний.       — Ты подумай, — Мондас, видя, что она собирается вставать из-за стойки, её задержал, — может, не нужно тебе свои эти семейные дела решать? Так, бросить на самотёк? В Городе опасно, на Грани — ещё хуже. А что, если попадёшь в Вечность? Ты же не выберешься оттуда!       — Вечность? Не смеши.       Она не могла уйти столь далеко.       — А вдруг попадёшь, откуда ты знаешь? Ты ведь и туда, к самим богам полезешь, дай тебе повод. Подумай ещё раз — может, правда всё бросить и доживать свой век спокойно?       — Это не бросишь. Такое не бросается на самотёк, — она смерила Мондаса холодным решительным взглядом. — Я уже собралась в дорогу. А что я там встречу и вернусь ли — уже моя проблема.       Мондас кивнул, но видно было по глазам, что упрямство её его не обрадовало. Нина, захватив сумку, отправилась к столам заключать сделки. Нужно поднабрать кое-чего. Данте отправился с ней.       — Он расстроен, — заметил он, неслышно идя рядом.       — Знаю, — пробормотала Нина. — Но я не собиралась его расстраивать — он виноват сам. Все знают, что в Городе лучше избегать любых привязанностей — когда ты один, жить становится проще.       — А всё-таки занятно, что он сразу заговорил о Вечности. Думаешь, если она вдруг окажется там, ты пересечёшь Грань и пойдёшь за ней?       Нина подумала немного — и решительно кивнула, в глубине души всё же не веря, что её забрали так далеко.       — Я не отступлюсь. Семейные дела должны решаться во что бы то ни стало.       Данте помолчал.       — Люди, как и боги, мелочны.       — Боги лепили нас по подобию своему.       — Чтобы увидеть себя в миниатюре — только смертных и ещё более глупых. Потому они даровали вам Незнание — величайшее благо в мире. Но вы почему-то решительно отказываетесь от этого блага год за годом и век за веком.       — Люди склонны к достижению Знания, и это тоже черта богов.       — Само собой. Но даже боги могут ошибаться. Откуда ты знаешь, что не ошибёшься, отправляясь туда?       Нина не ответила.       Самый широкий из столов был почти не занят — человек шесть сидело полукругом, на столе были разложены артефакты. Нина бегло окинула их взглядом — незнающему вещицы могли показаться бесполезной мелочёвкой, но, конечно, незнающей она не была.       Данте прыгнул на свободный стул без спинки, закинул лапы на столешницу, принюхиваясь к товарам. Никто из присутствующих — четверо мужчин, две женщины, все разного вида, возраста, телосложения, — не обратил на него внимания. Нина села рядом с котом. Усы его забавно дергались, когда он что-то обнюхивал; можно было, обманувшись, подумать, будто рядом сидит обычное животное с интересной мутацией, но Нина слишком долго его знала, чтобы обманываться.        — Купи мне еды, — спокойно протянул Данте. — Не помню уже, когда в последний раз обедал.       Нина промолчала. Говорить с ним при посторонних не решалась, хоть беседы людей с самими собой или с голосами в голове, были делом обычным. Косились, конечно, на «чудиков», говорили, что сумасшедшие, но знали, что каждый из них, как все жители Города без исключения, тоже не в себе. Кто-то в большей, кто-то в меньшей степени.       Стоило ей присесть и зарыться руками в сумку, взгляды шестерых торговцев обратились к ней. Нина покосилась на Данте — услышал прервавшую негромкий разговор тишину, но виду не подал. Замер лапами на столе, словно изваяние, и только хвост плавно клонился из стороны в сторону.       — Приветствую, — Нина заговорила первой. — Могу я присоединиться?       Торговцы с сомнением переглянулись — ясное дело, слышали, как она собралась касаться Грани, и посчитали её вконец чокнутой… кем-то вроде здешних религиозных фанатиков. Нина не относила себя к таковым, но разрушать создавшуюся иллюзию не собиралась. Пусть считают её безумной, ей плевать.       Мужчина, на вид старик, хотя возраст всех присутствующих было трудно определить, величественно выпрямился и кивнул. Нина кивнула в ответ, бегло его осматривая. Не бедствовал явно — хоть и был простым торгашом, но вёл себя будто король… лицо его было незнакомым, вряд ли они виделись раньше, но, может, его имя ей о чём-то сказало бы.       Разговор возобновился — Нина не собиралась ни спрашивать, ни говорить о Грани, и торговцы поняли, что дело с ней иметь можно. Товары из её сумки появились на столе один за другим, и взгляды нескольких торговцев заинтересованно их коснулись.       — Ваши, людские, приличия… так утомляют, — протянул Данте. Любил он мешать, когда следовало сосредоточиться и присмотреться, какой товар лучше купить сейчас, чтобы не жалеть о его неприобретении потом.       Нина подвинула свои вещи к немного разрозненной общей куче. Двое торговцев спорили об лире, что могла усыпить тварь, пожирающую лица. «Такая трёх твоих кристаллов стоит… подумай хорошенько». «Что тут думать? Я слепой, по-твоему — не вижу, что это подделка?» Однако все знали и видели, что лира подделкой не была — просто владельцу диковинных кристаллов не хотелось отдавать часть сокровищницы за столь малую, хоть и полезную, вещицу.       Нина осматривала ассортимент — по правде говоря, сегодня он оставлял желать лучшего. Кристаллы, светящиеся в темноте, вещь полезная, но у Нины есть парочка в запасе, да к тому же никакой кристалл по мощности своей не сравнится со светом фонаря или пламенем настоящего пожара. Лира, усыпляющая пожирателей лиц, не пригодится вовсе, ибо живут пожиратели под землёй, в подземных тоннелях Города, по которым некогда ездили десятки поездов, а сейчас лишь один — и никто в тоннели эти в здравом уме не сунется. Несколько шариков, светящихся желтоватым, белым, голубоватым светом — пища для Данте, можно купить. Нина посмотрела, что можно за них отдать. Воск, не плавящийся даже от сильного огня? Обыкновенные петарды?       Сев за один стол торговли, уйти за другой не выйдет — правила торгашей Города гласили, что, лишь что-то продав или купив, ты можешь выйти из круга, образованного местными купцами, с чистой душой. Соблюдать правила не так сложно, как поначалу думается. Правил довольно много, это верно, но они до смешного просты порой, так что легко запоминаются. Нина помнила все, гласные и негласные, могла бы наизусть их рассказать, возможно, рассортировала бы по алфавиту, только дайте время, но ради своего дела, ради поиска могла бы нарушить пару-тройку. Может, даже и все.       Но не в этот раз. Ситуация за другими столами была столь же удручающей — ничего такого, за что стоит поторговаться.       Придётся исходить из того, что есть.       — Петарды в обмен на три сферы, — произнесла она, кладя руки на столешницу подобно Данте, закинувшему лапы. — Кто возьмёт?       Тот старик, погладив длинную седую бороду, ухмыльнулся. На голове его был капюшон, бледная тень падала на немолодое лицо. Глаза странные, будто стеклянные, но в этом не было ничего удивительного — давно люди не видели Солнца, не видели настоящего света хоть какой-то иной звезды, и глаза жителей Города давно потухли, превратившись все как один в мутные стекляшки.       У торгаша «стекляшки» были на удивление ясные, почти прозрачные, но сути это не меняло. Нина смотрела на него без видимого интереса, но с внимательностью. Может, в непомерно широких рукавах его одежды найдётся что-то более путное…       — Лишь петарды за частички сверхновых? По-моему, слишком малая плата за столь ценные вещи.       Нина не повела и бровью.       — Нынче энергия звёзд, какими бы они ни были, не стоит и одной моей петарды. Я достаточно торгую, чтобы это знать, да и ты, я думаю, тоже. Так что не пытайся меня обмануть.       — И не думал, — мужчина улыбнулся. — Но энергия этих звёзд стоит куда больше, чем всё, что есть за твоей жалкой душой. Хочешь, посмотри на одну из них. Убедись.       Нина опустила взгляд — три шарика, за которые старик заламывал цену большую, чем необходимо, неспешно катились к ней. Неярко мерцающие в свете ламп, но в темноте сияющие ярче её фонаря, они остановились перед ней один за другим, и Нина, нахмурившись, взяла жёлтый. Он походил на миниатюрную копию Солнца, каким она видела его в старых книгах. Тёплый, переливающийся внутри сгустком энергии. Нина поднесла его к глазам, но на расстоянии, лишь бы не обжечься — человеку шарики эти несли опасность, пусть и неявную. Тонкая поверхность шарика прозрачная и неплотная, а внутри, прямо под ней, таится остаточная сила умершей звезды, крошечная частичка некогда погибшего светила. Всмотришься внутрь — только осторожно, — и увидишь внутри весь путь светила от рождения до гибели; путь, составляющий миллионы и миллиарды лет, для тебя пронесётся за несколько секунд. Некоторые колдуны могли запросто по такому вот шарику определить, какой звезде кусочек энергии когда-то принадлежал, но Нина не вдавалась в такие подробности и не знала, как это делать. Лишь всматривалась в плескающееся жёлтое месиво, заключённое в тонкое-тонкое стекло… и открывался её взору кусочек пустого пространства, от которого мурашки бежали по телу.       Космос.       Космос, каким он был ещё до людей, до Солнца, до звёзд — первозданный, изначальный. Сгусток материи, не более того. Странное, абсолютно пустое, бесконечно жуткое место.       Место, как гласили легенды, очень похожее на Вечность.       Если она окажется там — ты переступишь за Грань и пойдёшь за ней?       Нина моргнула.       — Одна из первейших звёзд, — заговорил старик, видя её замешательство. — Две другие чуть младше, но ненамного. Если хочешь — убедись.       Нина положила шарик рядом с собратьями, но к ним пока не притронулась. Покосилась на Данте, недвижимого, непривычно молчаливого. Тот наклонился к шарикам и принюхался; Нина напряглась — как бы не съел прямо сейчас… Но нет, понюхав, он лишь вернулся в прежнее положение и облизнулся. Глаза, сверкающие тысячью светлых точек, не мигнули. Глаза слепца, они всё равно видели больше, чем дано зреть самому просвещённому человеку Междумирья.       — И впрямь — первейшие. Древние, — сказал Данте бесстрастно, будто любимая — и, впрочем, единственная, какую он упоминал и употреблял при Нине, — пища его вовсе не касалась. — Этих трёх мне хватило бы на сотни лет.       Нина посмотрела в глаза торгашу.       — Что же ты за них хочешь?       Он скользнул взглядом по её товарам совершенно безразлично — так могло показаться незнающему.       — Две пули. Огненный шар. Фонарь.       Нина поджала губы. Началось.       — Всё, что угодно, кроме фонаря. Он мне нужен.       — Нет фонаря — нет звёздных сфер, — старик пожал плечами. — Тебе выбирать. Я не настаиваю.       Фонарь — не единственное оружие Нины, но самое надёжное. Терять его — значит, потерять шанс выжить, едва выйдя за порог бара. Она не была дурой. Отдать ему пули, заряженные молнией, или шар с огнём, разбив который, можно подорвать целый небоскрёб, легко, но старый фонарь, служивший ей верой и правдой долгое время? Нет уж.       — Нет звёздных сфер — нет всего остального, — Нина скопировала его пожатие плечами. — Пули и шар, может, сгодятся кому другому, а сфер я накуплю, отдав взамен петарды. Нам придётся сторговаться на чём-то другом.       — Оружие в Городе каждому пригодится. Тем более подобное твоему фонарю. За него многие здесь перерезали бы глотки всем остальным.       — Понимаю. Но, как видишь, есть нюанс — фонарь не лежит на столе среди других товаров. Следовательно, не продаётся. Придётся тебе требовать взамен его что-то другое.       Старик возвёл глаза к потолку.       — Тяжко нынче иметь дело с молодёжью… Раз не хочешь менять три звезды на три вещи, бери две. Шар и пули — взамен на белую и голубую.       — Жаль, — протянул Данте, — жёлтая — самая древняя, самая вкусная…       — По рукам, — согласилась Нина, лишь бы ему насолить. Старик кивнул, они обменялись рукопожатиями, потом — вещами. Маленькие сферы грели ладонь. Нина аккуратно сложила их в особый футляр, припасённый для подобных случаев, и упрятала в сумку. Шар огня и две пули-молнии скрылись в дорожном мешке торговца.       — Я бы хотел приобрести у тебя кое-что ещё, — проговорил старик, когда Нина уже собиралась идти. Было поднявшись, она села обратно не без раздражения. Вряд ли у него найдётся то, что ей было бы необходимо получить. — Только об этом следует поговорить с глазу на глаз. Это… не простой обмен товарами, понимаешь ли.       Уши Данте заинтересованно дёрнулись. Нина приподняла брови — от бывалых торговцев редко услышишь подобные слова. Вдруг ловушка, ограбление?.. Кинжал, старое-доброе оружие против смертных, прятался в рукаве. Нина подумала немного, затем медленно начала собирать товары с импровизированного прилавка.       — Если не обмен, тогда что?       — Сделка? Взаимопомощь? Понимай как знаешь. Но, может, выслушаешь сначала? Всё честно, поверь — Эон Старый не обманывает тех, с кем заключает сделки.       Назвал имя — считай, доверился. Нина думала, что разучилась удивляться, но нет; сколько ещё странного доводилось встречать на своём пути…       И имя его сказало ей, как ожидалось, многое. Много слухов ходило в Городе об Эоне Старом, и большей частью своей они сходились в одном — он один из самых старых, богатых и, удивительно, честных торгашей Междумирья.       Вряд ли старик прикрывался этим именем — здесь, надевая чужую маску, могли накликать на себя страшную беду, — так что не верить ему вроде бы не было причин. Нина вновь покосилась на Данте, но он молчал — как всегда, никакой помощи. Она закрыла сумку и, посмотрев Эону в глаза, решительно кивнула.       — Сначала выслушаю.

***

      Освещённый внутренний двор бара являл собой пустой квадрат — здание позади и справа, впереди и слева — железная решётчатая ограда. Несколько автомобилей, давно брошенных, стояли недалеко — грузные тени прошлого, не желавшего отпускать Город окончательно. Нина подняла голову вверх — за ярким светом фонарей выглядывала где-то далеко-далеко вершина Башни, столь маленькая, что заметить её с первого раза не представлялось возможным.       Эон курил, привалившись боком к кирпичной стене. Нина косилась на сигарету — невиданную нынче роскошь. Сигареты, как автомобили, неведомое «радио», вывески, мобильники, прочая дребедень — лишь осколки старого мира, напоминающие о временах, когда Луна ещё гордо взирала на землю с небосвода, а Солнце светило ярко, и никакие твари из чёрных бездн не были никому ведомы и страшны.       — Я слышал, ты отправляешься за Грань, — без лишних предисловий начал Эон, и Нина напряглась. Данте вновь куда-то исчез, растворился в слабо освещённом коридоре, ведущем к задней двери из гостевого зала.       — И попутчиков не беру, — отрезала Нина.       — Упасите… боги, хотел сказать, да толку-то, — Эон махнул рукой. — Я и не собирался соваться туда. Ты только скажи сначала — правда это? Или бредишь?       — Не брежу. Правда.       — Тогда слушай. Если получится у тебя туда добраться, если вдруг пересечёшь… Если окажешься вдруг у Моря-Неба — а ты, вероятнее всего, окажешься, — возьми да и брось туда это. Как можно дальше брось, — и он достал из-за пазухи маленькую прозрачную бутылку.       Нина глядела на неё, решительно ничего не понимая. Бутылка, внутри — завёрнутое в упаковку прямоугольное нечто и прикреплённое к нему письмо. Сама бутылка закупорена, запечатана восковой печатью, Нине незнакомой. Эон без лишних раздумий дал ей посылку в руки, чтобы могла рассмотреть. И она рассматривала, не зная, что сказать.       Говорили, Море-Небо существует во всех мирах и соединяет их… Говорили, Морем-Небом — и не только им, — можно было добраться до Вечности. Если нырнуть в Море-Небо, можно выплыть где угодно — в Вечности или местах ещё более страшных и ужасающих. Много говорили про Море-Небо, но Нине никогда не доводилось видеть его в живую, ибо Город от него находился далеко, а на Грани она, конечно, прежде ещё не была…       Доставлять послание Морем-Небом — не лучшая мысль, не самое надёжное решение; но Эон Старый выглядел столь уверенным в своей просьбе, что у Нины даже причин для отказа не нашлось.       — И… что взамен?       — Помощь, — Эон вытащил из нагрудного кармана мешковатого одеяния железный медальон на толстой, прочной цепи. — В любой момент, окропив медальон кровью, ты сможешь призвать меня — и я приду.       Нина смотрела на медальон недолго, затем устремила взор в глаза Эона — дым сигарет не мешал их рассмотреть, они словно светились в освещении фонарей. Глаза простых жителей Города так не светятся — они мертвы и стеклянны, как у рыб. У него же взгляд оставался чистым и ясным, и никакие безумия Междумирья, казалось, не смогли похоронить под собой дух этого… существа? Человеком он вряд ли был.       — Что ты такое? — спросила она прямо, всё ещё держа бутылку в руках, но отступив на шаг. Эон рассмеялся.       — Тебе не стоит бояться. Придёт время — всё узнаешь… Я расскажу. Не причиню вреда ни тебе, ни твоему шестиухому спутнику, — Нине едва хватило самообладания, чтобы не пустить в ход кинжал. — У меня есть только одна просьба, и я прошу, чтобы ты исполнила её для меня.       — В обмен на помощь.       — Именно так.       — Почему я должна верить тебе?       — Потому что Эон Старый, как ты знаешь, — он важно поднял палец, — один из самых старых и самых честных торгашей этого треклятого гадюшника. Но я вижу, одних слов мало. Говорил же, тяжко работать с молодёжью — слишком вы дотошные и недоверчивые, ищете подвох там, где его нет. Известно ли тебе, дитя, что сделки Старших и богов всегда были словесными, а главное — честными и бескорыстными? — Нина кивнула. — Ну вот представь, что я заключаю с тобой именно такую сделку. Да и сделкой это трудно назвать — скорее просьбой, услугой. Но раз настаиваешь…       Эон выудил откуда-то из бесчисленных складок одеяния нож с резной позолоченной ручкой — Нина, зажав бутылку под мышкой и медальон в кулаке, достала свой. Глядела на Старого, выжидая.       Тот выплюнул сигарету, с едва слышным шипением погасшую в мелкой лужице. Ловко крутанул ножом, будто забавляясь — и без раздумий, шепча что-то себе под нос, провёл лезвием по широкой ладони; из глубокой борозды бурным потоком полилась тёмная кровь, и Нине показалось на миг, что она усмотрела течение Вечности в этом потоке…       Эон протянул ей руку — глаза его сияли, светло-голубые, почти белые.       — Заключим настоящую сделку, — голос его эхом звучал в ушах, хотя говорил он негромко. Нина подняла ладонь и полоснула по ней кинжалом, не так сильно, как он. Секунда — и ладони сцепились крепко-крепко, спаялись, и кровь человека и неведомого существа, желающего отправить послание в Море-Небо, смешалась в единую массу, показывая немногим ещё оставшимся в своём уме богам там, в Вечности, а может и здесь, в нижнем мире — эти двое связаны… до тех пор, пока один не исполнит просьбу другого и не будет за это вознаграждён.       Эон выпустил её ладонь из крепкой хватки, и Нина ещё несколько секунд рассматривала руку, покрытую кровью, собственной и чужой, и порез, почти не кровоточащий. Старый тряхнул ладонью, нож его куда-то пропал. Нина надела медальон на шею и спрятала под одеждой. Послание в бутылке скрылось в глубинах сумки.       — А если я не доберусь до Моря-Неба? Что тогда?       — Сделка аннулируется, вот и всё. Но я уверен, ты доберёшься. Все мы приходим к берегам Моря-Неба, рано или поздно.       «Не все — боги, например, не приходят. И Старшие тоже». Нина не сказала этого вслух.       — Сделка бессрочна, я так понимаю?       — Верно. Кто знает, может, ты не вернёшься с Грани.       И правда.       Нина ушла первой — кем бы этот Эон ни был, злым, безразличным или настроенным более-менее мирно, ей больше не хотелось иметь с ним никаких дел. Порез саднил болью, которую она почувствовала лишь сейчас, выйдя через дверь в главный зал, где посетителей заметно прибавилось.       Данте катал по полу жёлтый шарик, уже Нине знакомый. Заслышав или почуяв её, он поднял голову, лапой придержал будущий обед. Нина застала его почти у выхода — никто на неё не смотрел, все обсуждали последние вести Города.       — Купленного тебе недостаточно?       — Упускать шанс полакомиться древнейшей звездой зазорно.       — А если Эон узнает, что ты взял это без спроса?       — Он уже знает, как и то, что я — твой «шестиухий спутник», — Нина нашла в себе силы не удивляться даже этому. — Можно сказать, это его задаток за выполнение просьбы. Недурный задаток, надо сказать. Но я, пожалуй, оставлю его на десерт.       Нина наклонилась и подняла жёлтую сферу, спрятала её в футляр — к остальным маленьким звёздам.       — Он — бог? — спросила она незамедлительно — без любопытства, лишь с жаждой знать наверняка. Данте зевнул, шевельнул всеми шестью ушами — это всегда выглядело странно.       — Нет. Но и не человек. Ты скоро узнаешь — может, уже догадываешься.       Вечные загадки и тайны. «Старший, наверное — кто же ещё», — подумалось Нине, и она больше не стала задавать вопросов. Лишь, застегнув сумку неторопливо, оглянулась — и увидела, что задняя дверь открывается, и Эон Старый неторопливо входит в зал, будто обычный человек.       — Пора в путь, — Нина достала фонарь. — Но сначала заглянем ко мне домой. Нужно собрать вещи.       Они вышли, и темнота Города снова раскрыла перед ними свою голодную, смердящую смертью и кровью пасть.