proxy

Собственные ментальные проекции мучают Эдварда. Вернее, он позволяет им это делать. Каждые несколько часов, он давит зубами очередную таблетку. [Предупреждение о безопасности: не разжёвывайте капсулы. Жевание опасно ускоряет выброс препарата в кровь.] И успокаивается только после ощутимого головокружения, пытаясь найти Освальда в той же комнате, где находится сам. Впрочем, Освальд не всегда приходит один. Загадочник тоже любит появляться следом, чтобы вместе с ним удерживать Нигму в персональном чистилище. Эта версия Кобблпота, кажется, обладает некой особой силой, способной выбить Эдварда из равновесия. Способной вызвать у него жар от одного бесстрастного взгляда, вызвать глубокую горечь одной тихой репликой, оставить в таком желании, которого он никогда раньше не испытывал. Когда рядом находится галлюцинация Освальда, внутри него всё горит, печёт и сжимается. Это не доставляет и толики удовлетворения. Эд совершенно не хочет давать этим чувствам хоть какое-то имя. Единственное, что он знает, так это то, что становится хуже, когда Загадочник присоединяется к вечеринке. Когда Нигма убил Пингвина, он был убеждён, что это поможет ему стать Загадочником, но, похоже, это не сработало должным образом. Между его личностями всё ещё есть чёткая граница. Загадочник – это не Эдвард. Эдвард – это не Загадочник. Иногда, Загадочник просто его часть, вторая половина его мыслительного процесса, но каждый раз, когда Эдвард вызывает галлюцинации, он появляется в форме полноценного человеческого тела. Его собственного тела, стоящего перед ним, как отдельная сущность. Его лица, презрительно ухмыляющегося в обрамлении зачёсанных назад волос, без очков на носу и без тёмных кругов под глазами, в отличии от Нигмы. Освальд и Загадочник оба здесь, чтобы заставить Эдварда страдать, но их методы отличаются. Если Кобблпот – существо тонкое, то Загадочник – нет. Он скользкий, наглый до пошлости и холодный. Он постоянно говорит, комментирует эмоции Эдварда и высмеивает его мыслительные процессы, со странным ликованием наблюдая, как сложные чувства Нигмы к Освальду с каждым днём ​​вызывают всё больше страданий. Ещё одно различие между Пингвином и Загадочником: Пингвин никогда не трогает Эдварда. Освальд – злобная фигура в углу комнаты, он никогда не подходит к Эду близко. Он, конечно же, никогда не вьётся вокруг Нигмы, обвивая его плечи и тем более, не лапает его тело, как Загадочник, стоящий прямо за ним у кухонной стойки. Эдвард не может вспомнить, когда именно Загадочник появился в комнате и как долго он к нему прикасался. Это дезориентирует. Ему кажется, что он краснеет с головы до пят. Загадочник тихо смеётся, хорошо осознавая, какой головокружительный эффект производит на Нигму своим присутствием и поддразниваниями о том, как близко, и как далеко находится сейчас Освальд. С такого близкого расстояния, Эдвард может чувствовать запах кожи Загадочника, абсолютно идентичный его собственному. Кроваво-оранжевое мыло для тела и его любимая марка лосьона после бритья. Он ненавидит себя за то, насколько сильно ему всё это нравится. — Перестань вызывать у меня такие чувства, — говорит Эд, стоя перед плитой с чайником, который он собирался вскипятить, несмотря на все отвлекающие факторы, идущие со стороны Загадочника. — Я не виноват в этом, — говорит Загадочник, внезапно надавливая рукой на небольшую выпуклость в передней части чужих штанов. — Я совершенно в этом не виноват. Рука Эдварда судорожно сжимает ручку чайника; нехотя, но он признаёт, что от чая придётся отказаться. Он был твёрдым с тех пор, как Освальд появился сегодня днём ​​и уставился на него своими блестящими, влажными и устрашающими глазами. — Я не хочу этого, — бормочет Нигма, имея в виду собственные галлюцинации и преследующие его призраки прошлого. Несмотря на это, он прекрасно знает, что лжёт сам себе. Просто потому, что он сам, раз за разом, навлекает это на себя с каждой новой дозой. Это ложь, потому что он не хочет, чтобы Освальд ушёл. Это ложь, потому что ему нужно больше прикосновений Загадочника. Загадочник знает его мысли, соответственно, Нигма заведомо проиграл эту битву. Но даже если Эдвард способен испытывать стыдливое и виноватое удовольствие в некоторых аспектах происходящего, это не значит, что он хочет мириться с тем, что его оставляют буквально на волоске в течение всего дня, заставляя просто ждать. Он с придыханием ждёт, когда Освальд скажет что-то, что вызовет новый всплеск больного возбуждения с примесью вины... Ему оставалось ждать возможности облегчения от одного взгляда Освальда. — Хорошо, это не твоя вина, — уступает Загадочник, игриво постукивая по чужой эрекции указательным пальцем. Щёки Эдварда краснеют от смущения, когда он обнаруживает, что выгибается от прикосновений человека, что выглядит почти идентично ему. Человека, что крадёт его голос. Человека абсолютно беспощадного. — Кто же тогда в этом виноват? — спрашивает Загадочник. — Если не ты и не я? Внезапно, сущность в конце комнаты становится до боли заметной. Боковым зрением, Нигма видит, как Освальд с любопытством наклоняет голову набок. Совершенно по-птичьи. — Его, — тихо отвечает Эд, говоря о Кобблпоте, но не допуская даже мысли о том, чтобы пристально посмотреть на существо в другом конце комнаты. — Это нехорошо, — произносит Загадочник, медленно поглаживая одним пальцем возбуждённый член, что теперь был особенно твёрд, слишком очевидно выделяясь в пижамных штанах. — Скажи это ему. Скажи ему, что он сделал это с тобой. — Зачем? — Эдвард усмехается. Пингвин делал с ним куда более ужасные вещи, нежели просто вызывал стояк. — Дело не только в твоём члене, — Загадочник смеётся, но в его голосе прослеживается скептицизм. Эдвард закрывает рот. Он прекрасно знает, что Загадочник говорит обо всём, что Нигма чувствовал, – об эмоциональной боли, поглощающей грусти, чувстве вины. Распустившаяся форма чего-то более сильного, чем нежность, чего он не осознавал, пока не срезал бутон этого цветка, убив Освальда. — Он сделал всё это с тобой, — шепчет Загадочник. Тяжело дышать. Эдвард думает, что сейчас самое подходящее время, чтобы выпить чашку чая и сесть или лечь, чтобы прийти в себя, но он не доверяет себе чайник. И, кажется, не может заставить свои ноги работать. Он остаётся там, где он находится. Он не хочет думать об эмоциональной стороне вещей. Он не хочет распутывать свои мысли. Он не уверен, какого чёрта он вообще хочет, пока Загадочник не начинает лапать более напористо, а Нигма подавляет звук, хватаясь за кухонную стойку и решая, что это единственное, с чем он готов иметь дело прямо сейчас. Он болезненно осознает, что Освальд всё ещё наблюдает за ним. Эд не уверен, влияет это на его поведение или нет, когда он тянется к своему пижамному поясу и начинает тянуть его наружу, глядя на кухонную стойку жалящими глазами. — Позволь мне разобраться с этим, — воркует Загадочник, останавливая попытки Эдварда высвободить свою эрекцию парой рук, которые идентичны рукам Нигмы, вплоть до мельчайших деталей. Он стоит позади, из-за чего Эд не видит лица своего альтер-эго, и он, честно говоря, за это благодарен. Фактически, он не может видеть полную форму ни одной из галлюцинаций прямо сейчас, только Освальд на периферии зрения и вид рук Загадочника, спускающих его штаны и хватающих член. Это хорошо. Это не должно быть так хорошо. Не когда он так несчастен, не когда его преследует самый близкий друг и тем более, не в тот момент, когда на свет выходят самые жестокие проявления его личности. Он чувствует пристальный взгляд Освальда с другого конца комнаты, который кажется более интенсивным, чем любое прикосновение. У него перехватывает дыхание, и Загадочник использует свой шанс, чтобы ещё больше усугубить момент острой уязвимости, быстро поглаживая вверх и вниз по всей длине члена Нигмы сильным, и точным хватом. Его прикосновения более искусны, чем Эдвард когда-либо практиковал сам. Извиваясь в руке своего дубликата, он задаётся лишь одним вопросом: Как он выглядит со стороны для Пингвина, когда Загадочник так бесстыдно разбирает его на маленькие части? Очевидно, что за ним наблюдает не настоящий Кобблпот. Загадочник тоже никогда не был реальным человеком, лишь его острой гранью, которую Эд спроецировал вовне. Эдвард знает, что на самом деле, ничего из этого не происходит. Он находится в самом разгаре наркотического трипа, усугубляемого его естественной привычкой уходить от реальности. Всё это – галлюцинации. Но это не делает события менее реальными. — Тебе лучше, Эд? — спрашивает Освальд. Его голос пугает Нигму. Пингвин редко говорит, прибегая к разговорам лишь о действительно важных вещах. Но это всегда звучит странно. Как настоящий Освальд. Его голос всегда был полон эмоций, независимо от того, какую именно форму они могли принять. — Что? — он закрывает глаза и жмурится, чтобы не смотреть на Кобблпота, пока Загадочник сжимает кулак вокруг члена чуть сильнее. — Тебе лучше после моей смерти? — мягко интересуется Освальд. Вопрос не звучит так бездушно, как следовало бы. Освальд звучит любопытно, его голос такой же нежный, как в момент, когда он сидел с Эдвардом у камина несколько недель назад. Недели? Месяцы? Эд напрочь теряет чувство времени. Небольшая часть его рассудка обеспокоена тем, что он мог просидеть в этой ловушке годами, принимая наркотики снова и снова, пробираясь сквозь туман эмоционального, и сексуального разочарования. — Не знаю, — хрипит Нигма. И он действительно не знает. Смерть Пингвина должна была произойти, это факт. Она немедленно избавила Эда от траура по Изабелле. Но чувствует ли он себя лучше? Это сомнительно. Он определённо не очень хорошо себя чувствует. Тем не менее, когда пальцы Загадочника сжимают его стояк, Эдвард чувствует себя чертовски хорошо, независимо от того, в какие тёмные углы пробирались мысли. И пронзительный взгляд Освальда, направленный на него, не помогает. Добивает. Добавляет что-то вроде волнения, которое он не может объяснить. На самом деле – жар и чувство унижения, которого он так жаждет. — О чем ты думаешь? — спрашивает Загадочник, хотя, конечно, он прекрасно понимает. Эдвард отказывается отвечать, предпочитая полностью сосредоточиться на физической составляющей, поддавшись движениям Загадочника. Дубликат неожиданно подходит ближе, протягивая свободную руку, чтобы провести по груди Нигмы, который в ту же секунду начинает чувствовать тепло всего тела, прижавшегося к его спине, сквозь барьеры костюма Загадочника и пижаму самого Эда. Близость что-то шевелит внутри Эдварда. К нему редко прикасались, что уж говорить об объятиях в течении жизни. Даже платонически. Просто потому, что никто никогда не хотел находиться с ним рядом. Степень его опыта ласковых прикосновений ограничивалась одним объятием с Кристен, несколькими сладкими поцелуями с Изабеллой и нежными объятиями, которыми он поделился с Освальдом. Это были основные пережитые им касания. Два из трёх – романтические. Но сейчас, Нигма мог думать только о том, как Освальд обнимает его с одними лишь кристально чистыми намерениями. — Скажи мне, о чем ты думаешь, — настаивает Загадочник. — Пожалуйста– — Это он? — Загадочник шепчет ему на ухо, дыхание горячее и влажное. — Это всегда он. Эд тихонько стонет. И, если честно, он не уверен, был это звук удовольствия или страдания. — Он сделал это с тобой, — повторяет Загадочник, несомненно, говоря о мучительном возбуждении Эда и горе, гноящемся в его груди. — Он твой тюремщик, — шепчет Загадочник. — Не будь претенциозным. — Но так и есть. Это не ложь. Освальд создал Эдварда, он помог ему занять своё место и реализовать свой потенциал, и даже после смерти он всё ещё держит его своими когтями. Эд сглатывает сухость в горле и пытается перестать думать о Кобблпоте. Честно говоря, он пытается остановить любой мыслительный процесс. Чтобы поспособствовать этому, Нигма прислоняется к телу Загадочника – копии его собственного тела – и вздрагивает, когда чувствует, что одетая эрекция мужчины прижимается к его спине. Нигма не уверен, что с этим делать. У него уже явные проблемы с распутыванием того, привлекает ли его Освальд и считает ли он привлекательным себя. Распутать этот клубок он старался максимально избегая мыслей о том, что его другое я явно прикипело к нему. — Он сделал это с нами, — произносит Загадочник слегка дрожащим голосом, когда Нигма экспериментально потирается о тело позади. Руки дубликата берут более беспорядочный темп, а на волю вырывается тихий, хриплый смех. Возможно, это была самая уязвимая точка, которую когда-либо демонстрировало альтер-эго Эдварда. Но слабость длилась ненадолго. Загадочник быстро пришёл в себя. — Он наблюдает, — говорит Загадочник, его голос снова становится низким и шелковистым. — Я знаю. — Ты должен посмотреть на него. Думаю, ты в долгу перед ним. — Я ему ничего не должен, — шипит Эд. — Это правда, — признает Загадочник, обводя большим пальцем головку его члена. Это слишком чувствительно, Эдварду ничего не остаётся, кроме как прикусить нижнюю губу. — В действительности, он должен нам. Нигма не отвечает. — Но ты хочешь его, — говорит Загадочник. — Так что, думаю, тебе стоит взять всё, что ты можешь. Смотри на него. Будет лучше. — Я не хочу его. — Посмотри на него, — резко произнёс Загадочник. Эд поднимает взгляд на Освальда, словно принужденный. Он ближе, всего в нескольких футах от него, его голубые глаза скользят между лицом Нигмы и рукой, быстро движущейся по его члену. Пингвин, похоже, не смотрит на Загадочника. Только на Эдварда. И снова Эдвард чувствует, будто лёгкие сковало спазмом, без возможности сделать даже мизерный вдох. Это тяжело переносить, так что он снова закрывает глаза, нахмурив брови. — Не закрывай глаза, — рявкает Загадочник, прижимаясь ещё ближе к спине Эдварда, чьи глаза мгновенно распахнулись. — Посмотри на него. Когда Эд снова переводит взгляд на Освальда, воздух вокруг него становится липким и тяжёлым. Он чувствует себя грязным, но необходимость кончить становится всё труднее игнорировать, когда он выгибается под сосредоточенными прикосновениями Загадочника. Кобблпот медленно, бесстрастно моргает, его выражение ничего не выдаёт, пока он наблюдает за Эдом. Из всех эмоций, которые стоило бы испытать, Эдвард сердится на безразличие Освальда. В то время, как Загадочник был беспристрастен изначально, Нигма всегда знал, что Освальд был реактивен в своих чувствах. — Скажи что-нибудь, — не задумываясь, требует Эд. — Освальд, — поясняет он, прежде чем Загадочник воспользуется возможностью, чтобы вновь начать насмехаться над ним. — Я не люблю тебя, — произносит галлюцинация, в точности повторяя слова, сказанные Эдвардом на причале, но на этот раз, мягким и водянистым голосом Освальда. Эдвард издаёт разочарованный звук, но Загадочник быстро отвлекает его от мучений, ускоряя движения, выбивая у Эда воздух из лёгких. Он срочно хочет зажмуриться, потому что этот опыт ошеломляет, но он не может упустить возможность видеть Освальда, если это всё, что он может получить. У Нигмы всё больше и больше проблем с убеждением себя, что он не хочет Освальда. Что ему не нужен Освальд. Это отрицание. — Знаешь, — говорит Загадочник. — Если ты попросишь его прикоснуться к тебе, он может. Этой идеи достаточно, чтобы вызвать новую волну головокружения, захлестнувшую Эдварда, потому что он внезапно отчаянно в этом нуждается. Он не позволяет себе думать об этом, только говорит: «Пожалуйста», умоляя Освальда о чём угодно, что он только способен дать. Какое-то время, Освальд не двигается вовсе, а просто стоит там, как призрак, наблюдая, как Эдвард разваливается на куски под прикосновениями его альтер-эго, словно он стал свидетелем какого-то научного эксперимента (что, возможно, является правдой, потому что это самый абсурдный психологический эксперимент и сексуальные мучения, которые Эд мог причинить самому себе). Затем Пингвин одарил его крошечной улыбкой, как всегда туманно, и в несколько мягких шагов приблизился, пока не оказался прямо там, так же близко, как Загадочник. Он кладёт одну руку на плечо Нигмы и наклоняется, чтобы прикоснуться губами к его шее, горячее дыхание пробегает по его коже, и это такое простое прикосновение, но это больше, чем Эд когда-либо позволял себе рассматривать, даже в своих самых постыдных кошмарах. Это всё, что ему нужно, чтобы кончить, выпуская брызги на руку Загадочника и перед костюма Освальда. Двое мужчин не уменьшают своего внимания, когда Эд задыхается от оргазма; Загадочник остается рядом, прижимаясь к спине Эда и замедляя свои движения, Освальд целует Нигму в нижнюю часть подбородка и гладит его по плечу, словно утешая. Галлюцинация Загадочника не задерживается надолго. Он заправляет Эда обратно в штаны, проводит рукой по груди, а затем исчезает, как и любые прикосновения. Работа сделана, больше нечего ждать. Нигма тяжело дышит, чувствуя себя выжатым и разгорячённым, и только касания Освальда его хоть как-то заземляют. Пингвин поднимается на цыпочки, чтобы поцеловать Эдварда в щёку, затем отступает на несколько дюймов. Он смотрит с большим волнением в глазах. Нигме не приходилось с таким сталкиваться, он не знает, что делать. И внезапно, Освальд совсем не кажется отстранённым или призрачным. Он кажется настоящим и близким, его взгляд полон любви, и горечи. Эд открывает рот, как будто хочет что-то сказать, но не может придумать, что. Вместо него говорит Освальд. Он очень тихо шепчет: «С тобой что-то не так». После этого, он исчезает в статике. Эдвард не чувствует ничего, кроме ужаса. С ним что-то не так. С ним что-то не так. С ним что-то не так. Когда его доза полностью израсходована, он даже не колеблется, прежде чем принять ещё одну таблетку.