"- Понравилось, Джеки?"

      Дерьмо случается. Это неизбежно, тем более в ситуации, когда за твоей спиной и картель, и федералы и сучьи копы, дышащие в затылок.       Сыны пережили уже достаточно, разгребая всё это голыми руками, потому как судьба даже ложек не подкинула, о каких там лопатах может идти речь? Когда на груди появилась нашивка вице-президента, косуха будто стала тяжелее. Пыр никогда не рвался к такой власти, однако череда последних событий показала, что новое положение в клубе не принесло ему ровным счётом ничего, кроме головной боли.       Джекс всегда витал в своих ёбаных облаках и никогда, блять, не брал в расчёт чужое мнение. Он пытался достучаться до его светлой головёнки не один раз, но лишь сталкивался с всё большим отторжением себя, как второго человека в клубе. Неужели Теллер настолько его не уважает, что тому проще стать явным отражением того, от кого он так долго избавлялся, чем принять во внимание его слова?       Последней каплей стала новость о том, что хвалёный президент решил сам с собой, что ему проще нагнуть систему годами выстраивающегося бизнеса, причём в одиночку, чем поставить в известность его, вице-президента клуба, того, кто сядет во главе стола после смены власти (а если остальные узнают о промыслах Теллера, случится это очень скоро).       - Поговорим? – это даже не вопрос, скорее своеобразный приказ, и Пыр демонстративно тушит сигарету прямо о лакированную поверхность барной стойки аккурат между рук своего непосредственного босса, на что сам Джекс и бровью не повёл, лишь слегка кивая. Везёт в том, что сейчас не так много парней на месте, потому, закати они скандал на повышенных тонах, услышит их, разве что, Шустрый, который в силу некоторых обстоятельств смиренно будет держать язык за зубами.       - Что ты себе позволяешь, Джеки? – как бы сильно не пылала злость глубоко внутри, мужчина начал, к удивлению, слишком уж спокойно, и лишь лёгкие рычащие нотки, разбавляющие его севший от недавно выкуренных сигарет голос, выдавал то напряжение, которое тяжким грузом сидело на плечах шотландца.       Теллер стискивает зубы, обрывисто выдыхая, скользя взглядом по спине своего советника, прекрасно понимая, что этого разговора было не избежать. Так или иначе, это бы всплыло – сейчас ли, позже ли. И чем больше он оттягивал неизбежное, тем сильнее злился на него вице-президент, который и так без лишних вопросов слепо выполнял любую просьбу, любой приказ. Стискивал зубы, недовольно качал головой, но исполнял, уподобляясь цепному псу, который слышит только команду «фас». И сейчас Пыр, наконец, сбросил шоры, ослабил поводок, грозясь вцепиться мёртвой хваткой в шею нынешнего президента.       - Я делаю всё, что…       - Не смей говорить, что всё это для клуба, Джеки! – и, наконец, мужчина сорвался. Теллер не успевает среагировать на то, как тот резко оборачивается, буквально впечатав его лопатками в жалобно скрипнувший и пошатнувший стеллаж позади. И, кажется, всё его смятение настолько отразилось на дне его голубой радужки, что Фил на это лишь усмехается, крепче сжимая грудки чужой косухи, глухо рыча в лицо своему президенту.       Хватка у Филиппа выработанная, военная, и Джекс не хочет чувствовать собственным носом, каким может оказаться удар, усиленный увесистыми печатками. Он даже не сопротивляется, всё ещё пребывая в лёгком коматозном смятении.       - Я всегда рядом, Джеки, всегда готов выполнить любой твой приказ, а ты вот так отплачиваешь мне? Решил всё на себе одном протащить? Как скоро развалится клуб, когда узнает, какое дерьмо мешает их президент?       - Остынь, - Теллер, наконец, находит в себе силы упереться ладонями в чужую грудь, однако вместо того, чтобы оттолкнуть, лишь сжимает пальцами плотную кожу чужой косухи. Мимолётный порыв, вызванный слишком подвешенным состоянием, полным непониманием происходящего и желанием, наконец, выговориться целиком и полностью, без утайки.       Давно Джекс порывался это сделать, рассказать, но сознательно решился на это только сейчас, когда оказался беспомощным и прижатым чужим телом к хрупкому стеклянному стеллажу. Как давно шотландец оказался так близко?       Президент резко выдыхает, рывком дёрнув мужчину на себя, и плевать, что его колено так требовательно упирается в тот же стеллаж между его бёдер. Он жмурится, желая хоть так абстрагироваться от положения, в котором он оказался, однако как бы он ни пытался вообразить перед собой Тару, собственное воспалённое сознание услужливо напоминает, что перед ним именно мужчина – и не абы кто, а Пыр, которому ещё смотреть в глаза каждый раз, когда они оказываются за одним столом.       Поцелуй выходит слишком смазанным, потому как никто не желает уступать – Теллер из-за терзающих его внутренних противоречий, а Тэлфорд из-за переполняющей его злости, которая накатывает волнами, стремительно и непозволительно объёмно.       Джекс чувствует, что хватка мужчины ослабевает. На краю здравого смысла он решил для себя, что на этом всё и закончилось – беспричинный, неописуемый порыв, который не выйдет за пределы этой комнаты, однако чужие пальцы слишком крепко сжимаются на подбородке, и парень слегка вздрагивает от весьма спутанного ощущения, когда большой палец скользит вдоль нижней губы.       - Язык проглотил, Джеки? – новая волна мурашек пробежалась вдоль позвоночника, когда президент Сынов слышит севший рычащий голос мужчины у самого уха, однако всё равно не позволяет себе открыть глаз – то ли не хочет упустить этот призрачный момент, чувствуя, как медленно слабеют собственные ноги из-за пробудившегося потаённого чувства возбуждения, узлом стягивающаяся где-то над лобком, то ли пытается списать всё на разыгравшееся воображение.       Однако хватка была вполне реальна, и Теллер поддаётся этой руке, приоткрывает губы, буквально тем самым давай шотландцу разрешение. Чужой палец сразу же скользит между дрогнувших губ, прижимаясь подушечкой к кончику языка.       - Решил списать меня со счетов, Джеки? – президент клуба чувствует, как дыхание мужчины становится более поверхностным, более частым, а сам он крепче прижимается всем телом. Сейчас у парня появилась возможность прочувствовать вполне очевидную разницу – он никогда не считал Пыра достаточно крепким, но, как оказалось, под этими чёрными рубашками и косухой скрывалось тело старой военной закалки, что можно было прочувствовать даже сквозь одежду. Более того, учитывая всю эту исходящую от него злобу, Теллер и вовсе начал чувствовать себя чертовски слабым по отношению к мужчине.       - Так я тебе напомню своё место в этой пищевой цепи.       И разум окончательно плывёт. Парень не задумывается о том, что делает – губы сами смыкаются вокруг чужого пальца, а дрожащие от перенапряжения пальцы рывком сдёргивают с плеч шотландца косуху, оставляя это дело на полпути, переключаясь на эти грёбаные мелкие пуговицы на его рубашке.       - Хватит пиздеть, - чуть поведя головой, тем самым отстраняясь от руки вице-президента, Теллер, наконец, открывает глаза.       На дне его потемневшей синей радужки бушевал настоящий ураган из не озвученных чувств, которые всё ещё оставались на цепи. И плевать, что сам президент на грани.       Осознание того, что в любой момент сюда может зайти кто-то ещё, горячим камнем спало ниже, и парень даже не стыдится собственного стояка.       Снова поцелуй, более мокрый, более осознанный, и нет уже никакой неловкости, лишь первобытная, животная страсть – Джекс чувствует, как уступает позиции, как впускает глубже чужой язык, но его это не пугает. Он с присущей ему нервозностью и импульсивностью дёргает за ворот рубашки – характерный треск ткани, и несколько пуговиц оказываются на полу, из-за чего Пыр резко прерывает поцелуй, усмехаясь.       - Я выпишу тебе чек, президент, - его возбуждение было ничуть не меньше, и шотландец сразу же скидывает косуху с плеч, а дальше стягивает и рубашку, пока Теллер занимается тем же самым, только с собственными вещами.       Кто знает, может быть, они пожалеют об этом, может это станет слишком переломным моментом, но сейчас об этом никто не думает – распалённые тела вновь тянутся друг к другу.       Снова за спиной скрипнул несчастный стеллаж.       Он подставляется под чужие губы, запрокидывает губы, чувствует эти поцелуи вдоль бешено пульсирующей сонной артерии, а сам уже нетерпеливо тянет ремень чужих джинс – слишком, сука, узких, вечно притягивающих внимание. И если раньше президент никогда не зацикливал на этом внимание, то теперь отмечает, как же выгодно они сидят на чужих крепких ногах. Ладони президента крепче сжимаются на плечах мужчины, когда с ремнём покончено.       - Не надо со мной нежничать, - он почти шепчет – единственное, на что хватило парня.       - Не знал, что ты любишь погрубее, Джеки-бой, - шотландец широко ведёт языком по его напряжённому плечу, непозволительно быстро справляясь с ремнём джинс своего президента – Тиг бы сейчас пошутил на тему того, что опыт не пропьёшь.       В любой другой момент на такую провокацию парень бы лишь закатил глаза, а сейчас ведётся, как дешёвая шлюха у обочины, нетерпеливо дёргая джинсы ниже вместе с бельём, слегка сползая по этому хлипкому стеллажу, вовремя вспоминая, что сесть на тот точно не получится.       - Ты многое обо мне не знаешь, - Джекс резко выдыхает и жмурится после неожиданной, хлёсткой пощёчины, которая выбила остатки кислорода.       - Это тебе за то, что не советовался со мной, Джеки. К своему стыду сам Теллер понял для себя, что эта выходка ему чертовски понравилась, отзываясь приятной тяжестью в паху.       Мужчина рывком разворачивает президента спиной к себе, вынуждая того горящей после пощёчины щекой прижаться к стеллажу, который создавал контраст ощущений. Пыр скользит взглядом по напряжённой спине парня, задерживает особо внимание на изящных изгибах лопаток, а это татуировка – ёбаное совершенство.       Ремень слишком быстро выезжает из шлёвок и стягивает запястья Теллера за спиной. Всё это время Джекс играл на чужих чувствах, теперь пришло его время.       - Какой охуенный вид, Джеки, - носком ботинка мужчина поочерёдно ударяет по щиколоткам парня, вынуждая того шире расставить ноги.       - Заткнись, - шикнул президент и глухо шикнул, сразу же получив увесистый шлепок в наказание.       - Затыкаться, Джеки, придётся тебе, иначе как ты будешь объяснять своё голосистое пение Шустрому? Он, конечно, оценит, но уж точно не поймёт.       Мужчина откровенно издевался, пользуясь своим превосходством над Теллером, который так по-блядски выгибался перед ним – или, правильней будет сказать, под ним. А ведь никто из них даже не пьян. На одну руку мужчина наматывает свободный край ремня, после упираясь ей же в поясницу, принуждая выгнуться сильнее, сплёвывая на вторую.       Вот именно сейчас он начинает жалеть о том, что не такой запасливый, как Тиг. У того в карманах, наверняка, есть что-то, что хорошенько поможет в таких случаях. Президенту же повезло куда меньше, чем тем тайским мальчикам, которых периодически трахал их приятель.       Слюна – очень хуёвая смазка, тем более по отношению к тому, кто никогда не принимал сзади, но сейчас Пыр думал лишь о том, что именно ему выпала честь ТАК завладеть своим непосредственным руководством.       Ребром ладони он медленно ведёт между ягодиц, отмечая, как сильнее сводятся чужие лопатки, как крепко сжимаются кулаки, но Теллер слишком гордый для того, чтобы отступить сейчас, да и его стояк весьма красноречиво говорил о том, что тот откровенно прётся от происходящего. Скупо увлажнённая подушечка большого пальца оглаживает напряжённые края входа, а раз уж Джекс просил не нежничать – сразу же проникает на одну фалангу, шотландец глухо рычит от этого приятного сопротивления.       Теллер шумно выдыхает, проезжается щекой по гладкой поверхности стеллажа и упирается в него лбом.       - В молчанку играем? – он откровенно издевается, лёгким кругом движением большого пальца оглаживая края и убирая руку, чтобы в очередной раз пройтись языком по среднему и указательному – всё-таки причинять дискомфорт, тем более боль, не входило в его планы. Всё-таки задница президента – нечто важное. Во всех смыслах.       В ответ парень лишь глухо мычит, закусывая нижнюю губу. Шотландец чуть сильнее натягивает ремень, плотнее прижимаясь пахом к бедру парня – в джинсах чертовски тесно, но ради такого он потерпит. Слегка качнув бёдрами в имитации пары плавных фрикций, мужчина медленно вводит увлажнённый слюной палец, выжидает лишь самую малость, чтобы сразу же добавить второй, вызывая очередной судорожный вздох, разбавленный тихим стоном. Уйти от этих ощущений просто некуда – спереди грёбаный стеллаж, сзади сам вице-президент, который всецело контролирует эту ситуацию, и Теллеру остаётся лишь глухо скулить при попытке расслабиться. На задворках хмельного сознания промелькнула мысль о том, что в следующий раз он, блять, позаимствует у собственных детей их «детский гипоаллергенный крем».       В следующий раз?       Очевидно, что во всех этих сексуальных игрищах Пыр был достаточно опытен, потому президенту Сынов осталось лишь расслабиться. Шотландец слегка разводит пальцы, а вместе с ними и напряжённые края. Он сплёвывает прямо на поясницу и с неприкрытым вожделением наблюдает за тем, как его слюна стекает ниже, пока не оказывается собрана подушечкой большого пальца для увлажнения собственных фаланг.       Эта тонкая грань между болью и наслаждением резко размывается, когда пальцы ловко проезжаются по пульсирующей простате – найти её не так сложно, если знаешь, что делать. В голову резко ударяет первый импульс удовольствия, и Теллер даже не сдерживает случайного громкого стона, резко подавшись вперёд и буквально прижимаясь грудью к стеллажу, больше рефлекторно качнув бёдрами назад в попытке вновь получить это ощущение.       - Понравилось, Джеки? – мужчина склоняется ниже, широко ведёт языком по влажной шее парня и горячо выдыхает тому на ухо.       - Блять, - Теллер ведётся на эту провокацию, слегка запрокидывая голову – его взвинченное состояние стало достаточно красноречивым ответом.       И чем чаще пальцы проезжались по простате, тем стремительней расслаблялись сами мышцы, тем сильнее ноги становились непослушными, а бёдра начинали дрожать от накрывающего предоргазменного состояния.       - Значит, не нежничать с тобой? – всё-таки, Пыр слишком переоценил свою выдержку, потому не стал затягивать с растяжкой, спешно расстёгивая ширинку собственных джинс. Теллер достаточно возбуждён для того, чтобы перетерпеть, потому мужчина лишь беглым движением ладони растирает естественную белёсую смазку, отпуская, наконец, ремень и перемещая ладонь на бедро, чувствуя под пальцами приятный изгиб тазовой косточки.       Лёгкий всхлип был хорошим ответом, и вице-президент нарочно медленно, будто издеваясь, ведёт горячей головкой между ягодиц, с лёгким давлением на расслабленные края входа. И когда Теллер сам качнул бёдрами, шотландец теряет остатки здравого смысла – слишком резко толкается глубже, с неприкрытым удовлетворением наблюдая за тем, как плотно мышца сжимается вокруг его ствола, податливо принимая, хоть сам парень и заскулил где-то внизу, не готовый к размерам, превышающим в обхвате пару пальцев.       Пыр хотел бы и дальше любоваться тем, как под ним при каждом глубоком толчке дёргается татуировка их клуба на изящной спине президента, однако тот своими хриплыми стонами грозился не только раззадорить Шустрого за стеной, но и прохожих, блять, на улице. Всё-таки сейчас воспалённая возбуждением простата была лёгкой мишенью, и шотландец каждый раз проезжался по ней, чувствуя, как его неожиданный любовник содрогается не только внешне – внутренне.       Потянув парня на себя, шотландец вынуждает его прижаться затылком к плечу, а сам крепко зажимает его рот ладонью, лишь прижимаясь губами к уху. Теперь вместо стонов комнату заполняло глухое мычание, и это пиздец как возбуждало.       Джекс был слишком узким, слишком горячим внутри, а уж это осознание того, что именно он, а никто-то ещё, нагнул слишком гордого, слишком строптивого президента клуба и вовсе выбивало почву из-под ног. Пальцы сильнее сжимают бедро парня – наверняка там останутся следы, а толчки становятся более размашистые, более грубые, теряющие всякий темп и ритм – Пыр уже лишь получал, хотя и так чувствовал, какой кайф ловит от происходящего Теллер, как дёргается его член, сочащийся смазкой, требующий хоть какого-то внимания.       - А ты та ещё сучка, Джеки, - мужчина глухо рычит на ухо парню, накрывая таки его член ладонью. Кто бы мог подумать, что президенту Сынов хватит лишь нескольких размашистых движений кулака, чтобы кончить, невольно дёрнувшись в крепких руках. Мышцы выгодно зажимают в себе шотландца, и тот, ткнувшись лбом в напряжённое плечо парня, кончает почти следом глубоко внутри – своеобразный жест демонстрации принадлежности. Он теперь, блять, точно так просто не отпустит Теллера. Ни сейчас, ни завтра, никогда. А что Тара? Да в пекло эту Тару.       Мужчина рефлекторно пару раз размашисто двигается внутри, обнимая парня поперёк груди, пальцами второй руки по-хозяйски скользнув в горячи рот парня, кайфуя от того, как тот несильно прикусывает костяшки.       - Ещё раз будешь действовать за моей спиной, Джеки, и такого больше не повторится, - мужчина ведёт кончиком носа по влажному виску парня, наконец, отстраняясь, хотя всё-ещё придерживая своего президента – ноги того всё-таки подводят.             Кажется, этот «разговор» оказался весьма информативным, потому как стоило президенту собраться в единое целое, как он сразу же выдаёт все свои планы – осуществлённые и не очень. Или угроза помогла, или же наглядная демонстрация того, чего он может лишиться из-за собственного упрямства. Это уже второй вопрос. И он, признаться честно, мало волнует их обоих.