Шрамы

Джинкс сидит на краю большого, цвета красного дерева стола Силко, пока тот занят очередными отчетами. В томительном ожидании машет худыми ногами и в сотый, — нет, тысячный раз, — рассматривает кабинет и убранство, которое, кажется, и так знает наизусть. Расписной торшер, стоящий в углу, дает комнате ламповый теплый свет, и Джинкс всегда думает, находясь в кабинете Силко, о том, что только в этом месте ей хорошо. И даже неоновые вывески и яркий холодный свет, который бросается в большие, массивные окна, не перебивает все спокойствие и уют. Бросив короткий взгляд на быстро пишущего что-то в очередном документе Силко, Джинкс хмыкает. Ей надоедает сидеть без дела. Но так же она знает, что только ей Силко доверяет делать ему инъекции мерцания, а потому продолжает терпеливо ждать. Как только мужчина заканчивает, с громким хлопком закрывая папку и отодвигая ту в сторону к остальным, Джинкс моментально подбирается, и ее до этого скучающий взгляд становится заинтересованным. Силко буквально видит всполохи в синих глазах девчонки, которые мерцают подобно ее взрывающимся, опасным игрушкам. — Ты не торопился в этот раз. Она склоняет голову на бок, и длинная челка спадает ей на лицо. Джинкс не успевает сдуть ту, чтобы не мешалась, как пальцы Силко быстрым движением убирают непослушную синюю прядь. — Проверка документов не приемлет торопливости, когда каждый желает обмануть тебя, ты знаешь это, — голос мужчины строг, но в его взгляде нет суровости, когда он смотрит на свою послушницу. — Да тем более ты могла прийти позже, но сама просидела здесь почти сорок минут. Джинкс нечего возразить его словам — она действительно пришла раньше, хотя обычно приходила именно к тому времени, когда нужно было ставить инъекцию. Но что она может поделать, если последнее время ей все больше хочется находиться здесь, вместе с Силко? Хотя делает она с точностью наоборот, продолжая пропадать в своей мастерской, предпочитая сутки напролет копаться в различных взрывоопасных механизмах. Будто боится своих же мыслей. Силко ждет ее возможного ответа, потому как та всегда находит, что сказать. Но в этот раз Джинкс лишь фыркает и тянется к аппарату, что лежит на другом краю стола. Несколько секунд — и игла прокалывает глаз мужчины, доставляя секундную острую боль и дискомфорт, однако снимая другую боль, что уже давно с ним, что стала частью его самого и не отпускает из своих когтистых лап. Силко отстраняется, когда чувствует, как из глаза вытекают излишки неонового мерцания. Хочет стереть их, но замирает, когда Джинкс внезапно кладет левую ладонь на его не искалеченную щеку, а пальцами правой стирает жидкость. Они оба замирают, стоит пересечься их взглядам: Джинкс, которая на секунду ощутила, что, кажется, перешла какую-то незримую границу, и Силко, который позволил ей это сделать. Он вообще много чего позволял девчонке, но всегда, всегда держал между ними тонкую грань. А теперь, кажется, только с одним этим прикосновением она начала сыпаться, ломаться, и ее хрупкие осколки падали с перезвоном битого стекла. Она хочет убрать руку, но ей не удается этого совершить, когда ладонь Силко ложится поверх ее, чуть сжимает и обжигает своим теплом. Джинкс неслышно вздыхает, когда мужчина прижимается сам к ее ладони и чуть прикрывает здоровый глаз. Он не готов признаться себе в том, что хочет, чтобы Джинкс постоянно была рядом. Чтобы не уходила. Последнее время она и так все чаще пропадает у себя, постоянно изобретает что-то новое. А ему лишь доходят новости, что в разных концах Зауна гремят взрывы. Он знает — девчонка не подвергнет себя опасности, но... все равно каждый дьяволов раз переживает за нее. А потому эти моменты, когда она недолго находится рядом, становятся для него все ценнее. Джинкс будто отмирает, когда эти несколько мгновений, что казались им обоим вечностью, заканчиваются. Силко кажется, что он сам сделал что-то не то и Джинкс теперь может еще реже показываться здесь. Он хочет отстраниться, а потому убирает свою ладонь с ее. Но девчонка не торопится этого сделать: только кладет вторую руку ему на изуродованную щеку. Силко чувствует, как самые кончики ее пальцев касаются его бугристых шрамов, медленно, почти нежно проводят по ним. Ему кажется, что от ее прикосновений идут импульсы, которые чем-то теплым разливаются внутри него. А во взгляде Джинкс плещется что-то непонятное, известное, наверное, лишь ей одной. Она словно впервые видит перед собой его изуродованное лицо и от того не может оторваться. Она всегда обращала внимание на его шрамы, только не делала это открыто. А теперь может позволить себе рассмотреть так, как ей хочется. Где-то в глубине души Джинкс понимает, что это ненормально, но ничего не может с собой поделать. Она не обращает внимания на то, что мужчина перед ней, кажется, почти перестал дышать. Он ловит каждое ее прикосновение, пока девчонка склоняется чуть ближе, жадно рассматривает его лицо. И тут же сам чуть подается вперед, позволяя ей разглядеть в деталях его кривые шрамы, которые уродуют всю картину его лица. Только пусть не перестает их гладить, потому что ничего приятнее он до этого не чувствовал. Джинкс знает, что он не оттолкнет ее и ничего не скажет. Ей действительно было дозволено многое, а иногда она сама прощупывала грани этой вседозволенности. Но всегда знала, куда заходить не стоит. А теперь, вероятно, когда все эти стены и границы окончательно рухнули, она может себе позволить больше. Куда больше. Она медленно облизывает почему-то вмиг пересохшие губы и склоняется еще ниже к лицу Силко. Чуть наклоняет голову в бок и проходится влажными губами ему по шрамам. Слышит скрип кожи — Силко впивается пальцами в ручки по обеим сторонам кресла, но по прежнему молчит. А потому Джинкс продолжает проверять, насколько теперь он позволит далеко ей зайти. И Силко позволяет, не в состоянии что-либо сказать или же оттолкнуть; девчонка медленно ведет губами вниз, опаляя его кожу горячим дыханием, пока не находит его губы. Но словно испугавшись своего же действия, отстраняется. Только вот уже поздно, потому как ее руки перехватывают, а она сама успевает лишь громко вдохнуть, когда Силко припечатывает ее к столу и буквально вторгается в рот грубым поцелуем. Не ожидавшая такого действия, она сама приоткрывает губы в ответ, чувствует его горячий язык на своем и то, как на голой коже ее талии крепко сжимаются пальцы. Джинкс не верит в происходящее, которое оглушило ее, будто взорвавшийся, нестабилизированный хекстек. Все, что она может — это податливо открывать рот и подставляться под жалящие поцелуи-укусы и закинуть руки на его шею, царапая ногтями. Для нее в новинку происходящее, да и раньше она как-то не задумывалась. Но теперь это случилось, а в ее голове отчетливо проясняется, что так и должно быть. Джинкс будто знает, что именно это — правильно. И от этого же она пыталась сбежать, пропадая в своей мастерской, только вот все равно не вышло. Она ерзает на столе, пытаясь устроиться удобнее. Шире раздвигает ноги — так, чтобы Силко еще ближе смог прижаться к ней, чтобы почувствовать то, что он возбужден, как и она, и это не очередной больной бред ее воспаленного сознания. И он вжимается в нее, ловит сорвавшийся с ее губ глухой стон и даже думать не хочет, насколько все это неправильно. Джинкс такая податливая, плавится под его руками — делай все, что хочешь. Сама не дает ему и шанса, чтобы отстраниться, сильнее притягивая, цепляясь за его плечи и шею. Боится, что если отпустит, то все пропадет, как мираж в пустыне Шуримы. И Силко почти задыхается, когда ощущает, как в какой-то момент ее руки с его шеи исчезли и оказались на кожаном ремне. Джинкс почти справляется, выстегнув ленту из пряжки. Наощупь находит пуговицу, задевая чуть подрагивающими пальцами обтягивающий тканью брюк возбужденный орган, и в этот момент Силко резко разрывает поцелуй. Отшатывается от тяжело дышащей Джинкс и видит подернутые поволокой синие глаза, когда у него наконец получается оторвать взгляд от ее припухших, покрасневших губ. — Силко? Ее голос в наступившей тишине как удар грома, хотя говорит она хрипяще тихо. Он уводит от нее взгляд, не в силах и состоянии даже смотреть, только сжимает руку в кулак, так что в кожу впиваются короткие ногти, оставляя следы. — Лучше уйди. Джинкс непонимающе хмурит свои аккуратные брови, находясь в полной дезориентации происходящего. Она что, сделала что-то не то?.. Нет, не может такого быть, ведь... — Уходи я сказал! Она вздрагивает, когда слышит, — в первый раз слышит, — что Силко поднял на нее голос. Тяжело сглатывает, чувствуя, как пересохло и запершило горло. Но все же не смеет перечить, наверное, больше от шока; сползает со стола и, оглянувшись на последок на так и не взглянувшего на нее мужчину, уходит, громко хлопнув дверью. Слезы в одночасье появляются на глазах, обжигая, но она только прикусывает щеку изнутри, чувствуя металлический привкус, и не позволяет ни единой соленой капле пролиться мимо, пока проносится мимо завсегдатаев, что находятся в клубе. Она не может понять, что случилось, и оттого мысли ее сгущаются в нечто темное, заставляющее душу выворачиваться наизнанку, пока она бежит, не разбирая дороги по темным, узким улицам Зауна к себе. Силко почти не слышит из-за шума в ушах, как Джинкс с остервенением хлопает дверью — так что еще чуть-чуть, и та с петель слетит. Стоит несколько секунд, не шелохнувшись, только пальцы, сжатые в кулаки, подрагивают из-за напряжения. Но в какой-то момент срывается и одним движением сбрасывает со стола все, что было: кипы документов разлетаются по кабинету, карта, набор перьевых ручек и ваза, которая стоит целое состояние даже по меркам Пилтовера, летит в стену, громко разбиваясь на десятки острых осколков. В этой звенящей тишине он тяжело опускается на кресло, прикрывая глаз и зарываясь подрагивающими пальцами в смоляные волосы. Стискивает их до боли, бесшумно выдыхая. Не понимает, как так вышло, что ту грань, которую Джинкс сегодня сломала, теперь придется возводить заново. Только вот... сможет ли он это сделать? Мысль о том, что Джинкс теперь может вообще пропасть, с ужасом посещает его голову, заставляя внутренне сжаться. Силко не может так резко, в одночасье спалить все свои догматы, что возводил годами. Но Джинкс одним своим действием, — то ли намеренным, то ли случайным, — прекрасно с этим справилась, переворачивая все с ног на голову. За окном уже давно темно, но только когда где-то отдаленно слышны сотрясающие трущобы взрывы, Силко приходит в себя. Невидящим взглядом проходится по учиненному бедламу и секундно медлит, прежде чем рывком подняться с кресла, накинуть черное пальто и покинуть кабинет. Джинкс не придет к нему в ближайшее время, но Силко не может этого допустить. Потому сам отправляется по мрачным, узким улочкам туда, где, — он точно знает, — можно найти девчонку. Его девчонку. Джинкс.