Черный камзол с белыми кружевами

Он и Вольфганг...культурно отдыхали. С вином. И фортепиано. Точнее, изначально Моцарт пришел сюда только и только потому, что им поручили написать совместную оперу. Но потом что-то явно пошло не так, потому что, кажется, он потянулся в шкаф за третьей бутылкой. А может и вовсе за четвертой? Сальери уже сбился со счета. Голова кружилась, каждый звук отдавался в ней неприятным звоном, а этот..Амадей (Сальери нахмурился, с трудом сдержавшись от ругательства).....только что чуть не разбил бокал, уронив его на пол и разлив почти полбутылки драгоценнейшей живительной влаги. Он, даже не скрывая своего хихиканья, бросился вытирать все то, чем испортил пол Антонио, кажется, даже шепча шутливо-саркастичные извинения. Нет, так дело не пойдет. Сальери наклонился, попытавшись выхватить очередную бутылку у Вольфганга, но тот, на удивление ловко для пьяного человека, увернулся и каким-то вообще немыслимым образом заскочил на шкаф, раскачав его и почти что уронив. - Господь Милостивый, за что мне это наказание?! Герр Моцарт, немедленно слезайте! Тот лишь помотал головой, пытаясь открыть вино, и, за неимением штопора, достал какой-то хлипкий гвоздь прямо из шкафа, сразу за тем поддев пробку и открыв напиток - Гер...р.........Антонио, короче! Ик...подай мне, пожалуйста..б-бокал! Ик.. - Герр Моцарт, вам больше нельзя! Спускайтесь немедленно, черт бы вас побрал! Сальери был недоволен. И очень. Его шкаф ломают, чтобы открыть его гвоздем его же вино, за тем выпив. При этом всю славу от оперы, получит, конечно, Вольфганг, а он, Антонио, как всегда, останется в тени. Сальери почему-то вдруг стало так обидно, что щеки запылали алым цветом. А может, это просто вино? В любом случае, Моцарт так и не слез оттуда, а поэтому пришлось идти на крайние меры - Герр Моцарт, если вы сейчас же не спуститесь, то я...я...я уничтожу все наши записи по этой опере и откажусь с вами работать! Вольфганг онемел. Еще с секунду он сидел не подвижно, крепко сжимая бутылку в руке и смотря в одну точку. Кажется, он выбирал, между вином и музыкой. Выбор, как думалось Сальери, вполне очевиден - Сначала..ик!...поцелуй меня.. Третий вариант наверняка имеет место быть...стоп, ЧТО? Я АМАДЕЙ, МАТЕРЬ БОЖЬЯ, ЧТО ПРОИСХОДИТ, УПАСИ ГОСПОДЬ. Так. Нет. Остановиться. Глубокий вдох. Выдох. Антонио спокоен..наверное. По крайней мере его лицо не выражает абсолютно ничего. А вот Вольфганг явно пожалел о том, что ляпнул. Ну, ладно, раз Моцарт настолько упрям, то придется его оттуда снимать силой. И Сальери отправился за лестницей в кладовую. Нельзя сейчас звать слуг, они и без того знают много лишнего. После мучительно долгих пяти минут, лестница была установлена, Антонио поднят под потолок, а Амадей схвачен и притянут к себе. И вот, брыкающийся и весь красный венский композитор сейчас не может сделать абсолютно ничего, чтобы вырваться из крепко держащих его рук, но так же и Сальери не может спуститься с ним вниз, не покалечившись. Они застряли. И тут Антонио накрыло. Может, он перепил вина, а может наконец понял, что любит Амадея. Не просто любит. Он утопает в этом. И заканчивать, к своему огромному счастью, не собирается. И никогда не соберется. И только лишь поэтому, а не потому, что ему не хотелось вот так вот стоять рядом с Вольфгангом и смотреть в его пьяные сверкающие глаза целую вечность, Антонио его поцеловал. Глубоко, до коликов в животе и искр перед глазами, до дрожи в коленях и мурашек по коже поцеловал, решив больше никогда не отпускать. А когда воздуха стало катастрофически не хватать, отстранился и, краснея до самых кончиков ушей, спрятал глаза. Моцарт глубоко дышал. Казалось, он отрезвел в один миг. Отрезвел, залился румянцем и задрожал. А потом аккуратно слез, спустив за собой Сальери и обнял его, утыкаясь носом в черный камзол с белыми кружевами. Они вместе. Теперь и навсегда