We crumble apart

      Тишина, которую нарушает лишь шум воды. Тепло, спокойно, уютно. Он стоит под душем около получаса и совсем не собирается выходить. Не собирается решать проблемы и ломать голову над тем, что лучше сделать и как лучше поступить. Ему хочется быть ребенком, которому позволено играть, гулять и веселиться до упаду. Увы, вернуться в прошлое невозможно.       Он стирает остатки мыльной пены с плеч и поднимает голову, чувствуя, как струи воды бьют по щекам. Время давно перескочило за полночь. Он снова всю ночь не будет спать, а утром станет потирать покрасневшие глаза, стараясь прийти в себя. К такому он уже привык. В коридоре слышится какое-то копошение и чьи-то шаги. И он безошибочно может понять, кто же пришел к нему в столь поздний час. От подобного осознания тот лишь усмехается и трет сырые плечи. Видимо, душ все-таки придется покинуть.       Он нехотя вылезает из душевой кабины, тянется к полотенцу, им небрежно утирает тело и волосы. После закутывается в него, босиком покидает ванную. Сам старается идти как можно тише, чтобы не выдать себя. Медленно открывает дверь в свою спальню, в которой горит слабый свет. У окна, как ожидалось, стоит тот самый гость, совсем не обращая на него внимания. Он, сложив руки за спиной, что-то тихо напевает, качая головой.       — Я думал, что ты не придешь сегодня, — произнес Мори спокойно, промакивая сырые волосы.       — Я тоже так думал. Работы было слишком много, — отрезал Юкичи, вздыхая. — Но разве ты не рад меня видеть? — спросил тот, развернувшись к собеседнику и слабо улыбнувшись.       — Нет, — бросил Огай, затем закрыл дверь за собой и отошел к ширме, чтобы переодеться. — Я сегодня в плохом настроении. Зря ты явился, — говорит, напяливая на себя светлую и легкую сорочку с коротким рукавом, но длинным подолом. Расправил все складки, накинул полотенце на плечи, чтобы досушить волосы, затем все-таки вышел из-за ширмы и поплелся к шкафу.       — О, что случилось? — хмыкнул Фукудзава, подходя ближе к мужчине.       — Да твое ли это дело? Тебе же я стал неинтересен пару лет назад? — отозвался второй, со злобой глянув на Фукудзаву. Пару лет назад они приняли общее решение — разойтись, чтобы не причинять друг другу боли. Любви между ними давно не было. Ненависти тоже уже не осталось. Осталась лишь неопределенность. Они разошлись, забыли все то, что было когда-то, но… Но почему-то по сей день продолжают навещать друг друга. Язвят друг другу, оскорбляют, порой дерутся, как собаки, но почему-то вновь и вновь жмутся друг к дружке, проводя ночи вместе.       Что с ними не так? Что они ощущают друг к другу? Непонятно.       И даже сейчас, стоя друг напротив друга, они молчат, не зная, что сказать. Кажется, что обсудили они уже все, что только можно было.       — Зачем ты пришел? — спрашивает тихо, чувствует, как чужие руки касаются его шеи и волос. И он не старается их скинуть. Ему это даже нравится. Прикосновения теплые, нежные, аккуратные, такие непривычные. И он подходит чуть ближе, упираясь руками в чужую грудь. Приоткрывает рот, хочет что-то сказать, но молчит. Все еще злится, но не так явно, как сначала.       — Не отрицай того, что хотел меня увидеть, Мори, — ухмыльнулся Юкичи, давя пальцами на чужую шею сильнее. Он немного опускает голову, но все равно смотрит на Огая сверху вниз, а тот встает на носочки, чтобы казаться выше.       — Не знаю, наверное, — выпаливает доктор и приближается так близко к чужому лицу, что чувствует чужое дыхание на своей щеке.       — Вот и я так думаю, поэтому, не ври мне, — смеется Юкичи. Сегодня он слишком эмоциональный. Такой, каким бывает только с Мори. Он небрежно целует Огая в щеку, затем кладет другую руку на чужую талию и ощутимо сжимает.       Делает шаг назад, тем самым за собой ведя гостя. Еще и еще. Они медленно подходят к кровати, на которой когда-то спали вместе. Останавливаются. Огай глядит в глаза Юкичи с некой радостью, а тот отводит взгляд, чувствуя, как чужие руки быстро расстегивают пуговицы рубашки.       — Только не шуми слишком сильно. Элис спит, — подмечает Огай, когда полностью расстегивает пуговицы и быстро оголяет чужие плечи, цепляясь за них.       — Она все равно нас не услышит. А если и услышит… Ты же закрыл дверь на замок? — спрашивает мечник, вздернув бровь. В ответ ему кивают и жмутся, мелко дрожа. И мужчина смеется, пальцами зарываясь в чужие влажные волосы, осторожно перебирая их или сжимая.       В какой-то момент Огай отлипает от оппонента, усаживается на темную мягкую постель и отползает, позволяя партнеру устроиться рядом с ним. И вот они оба лежат на постели. Огай снизу, а Юкичи на нем, устроившись удобно между чужих раздвинутых ног. Они аккуратно касаются друг друга, с некой нежностью поглаживают, но по-прежнему молчат. Когда-то в их отношениях было слишком много слов, но мало касаний. Сейчас все иначе. Но их это устраивает. А отношения ли это?       Они целуются. Не нежно и не грубо, бесчувственно. Просто чтобы удовлетворить потребности. Привыкли к этому и уже не желают большего. Кусают губы друг друга, играются языками и наконец-то отлипают друг от друга. Дышат медленно, глубоко. Руки Фукудзавы спадают на бедра Мори. Осторожно поглаживает, сжимает, надавливает, успокаивает в какой-то степени.       Очередной поцелуй, на этот раз робкий, быстрый. Затем второй, уже смелый, но нежный. Постепенно возбуждаются и продолжают играться друг с другом. Затем принимаются целовать не только щеки и губы, но и шеи друг друга, оставляя множество засосов и укусов, которым зажить до конца так и не дано. От одного такого укуса Мори выгибается и впервые за ночь тихо стонет. Предел — можно начинать.       — Все-таки чем больше времени проходит, тем сильнее я жалею о том, что мы разошлись, — шепчет старший и самодовольно чмокает Огая в кончик носа. И только после он смеет залезть под подол и полапать чужие бедра. Огай не отталкивает, лишь расставляет ноги шире, подчиняясь, что для него так непривычно. И Юкичи лишь тихо смеется от подобной покорности. Но так даже проще.       Он касается пальцами чужого живота, прощупывает грудь и бока, но сорочку по-прежнему не снимает с мужчины, она ему нравится. А тот мечется под ним, сжимает края чужой рубашки и как бы намекает, что ее лучше снять. Так Юкичи и делает, снимая вещь до конца и выкидывая ту куда-то на пол. Затем он и вовсе слезает с Мори уползая куда-то к краю кровати. Огай лишь вздергивает бровь, на локтях приподнимается и наблюдает за действиями партнера.       — Ты что делаешь? — спрашивает он и чувствует, как чужие руки вновь заползают под его сорочку. — Что за наглость? — спрашивает Мори с насмешкой, наблюдая за серьезным лицом оппонента.       Юкичи лишь спокойно глядит на того, затем приподнимает подол сорочки и осторожно обхватывает рукой чужой член. Медленно водит ладонью, затем и вовсе вбирает головку в рот. От подобного Мори усмехается и падает назад на подушки, наслаждаясь. Одной ладонью он прикрывает часть собственного лица, второй же тянется к Фукудзаве, стараясь поймать того за волосы. Ему это удается, он впивается кончиками пальцев в чужой затылок, направляет, заставляет двинуться и взять глубже. А Юкичи не сопротивляется, закрывает глаза, расслабляет горло, насаживаясь ртом почти полностью на чужой член. Слегка давится, но не отстраняется. Принимается двигаться, руками массируя чужую талию.       Он стонет, гнется, ноги то сжимает, то расставляет. Ему нравится. После месяца отсутствия секса все прикосновения и действия кажутся волшебными. Глубоко вздыхает и шепчет что-то неразборчивое, закрывая глаза. Ему жарко, он ерзает по кровати и думает о том, что было бы неплохо снять сорочку. Но, увы, руки до этого так и не доходят.       Юкичи в какой-то момент выпустил чужой член из своего рта и принялся играть с ним, смущая тем самым партнера. То лизнет едва ощутимо, то слабо сдавит плоть зубами, причиняя тем самым боль, то просто возьмет головку в рот.       — Мх-ах, да прекрати ты издеваться надо мной, — в какой-то момент выпаливает Мори, напрягаясь. Его вновь укусили, но на этот раз за бедро, причем так больно, до крови.       — Тебе разве не нравится? — спрашивает Юкичи, зализывая укус. — Или ты хочешь чего-то другого? — качает тот головой и лыбится. Он чувствует, как чужая рука больно сжимает его волосы. Чувствует, как нога оппонента давит ему на грудь, заставляя отстраниться, что он и делает. Затем довольно глядит на мужчину и вновь забирается на него, устраиваясь между чужих ног. Он кладет тому голову на плечо и тихо шепчет: «Позволишь мне сегодня насладиться тобой?». В ответ лишь тихий стон, который и служил согласием.       — Только осторожней, иначе я выбью тебе челюсть, — буркнул Огай, затем улыбнулся, чувствуя, как с него медленно стягивают ночнушку. И вот он уже лежит полностью раздетым, а рядом с ним сидит Юкичи, рассматривая. Сколько бы лет они не навещали друг друга, он все не может насладиться телом партнера.       — М-м, второй ящик стола сверху, — внезапно говорит он и рукой указывает на письменный стол, что расположен около окна. Фукудзава поднимается с кровати и идет к тому самому столу, копаясь в его ящиках. Как и ожидалось, в ящике лежали презервативы и пару тюбиков лубриканта. Там было и много других весьма интересных вещей, но они пока не привлекли внимания мужчины. Быстро схватил необходимое и вернулся обратно к кровати. Видимо, со дня на день Мори все-таки ждал его прихода. Иначе бы этих вещей не было в его столе.       — Иди сюда, — внезапно произносит Огай, усаживаясь на кровати и пальцами маня старшего. Тот подчиняется, вещи кладет на кровать и подползает к партнеру. И вот теперь уже сам Мори довольно нависает над Фукудзавой, оглаживая чужой живот и плечи.       — Мх, — выстанывает Мори, целуя Юкичи. Липнет, хватается, отпускать не хочет, хотя рано или поздно придется. Он устраивается на чужих бедрах, привстает немного, чтобы было удобнее и тянется к лубриканту. Крутит его в руках, затем выливает немного на ладонь и растирает пальцами. Пихает пальцы в себя осторожно и едва слышно стонет, качая бедрами и жмурясь. Ему немного больно из-за собственной неаккуратности и нетерпения, но какая разница. Другой рукой он закрывает частично свое лицо, слабо краснея.       А Фукудзава ухмыляется, наблюдая за всем этим. Он лапает бедра мужчины, поддаваясь наглости, даже шлепает изредка, а тот только с возмущением закатывает глаза, но остановиться не просит.       — Сними, — шепчет Мори, затем зажимает себе рот, не позволяя стонать. Это он считает слабостью, хотя его любовник думает совсем иначе.       — Тогда убери руку, — требует Юкичи ехидно. Исполнения своего требования он не дожидается, садится, сам тянется к чужому лицу и убирает ладонь. — Прекрати закрывать свое лицо. Ты красивый, — добавляет он довольно и большим пальцем касается чужих губ. Этим он смущает Огая еще больше. Он отворачивается и лишь выстанывает что-то неясное, вынимая из себя пальцы.       — Сними, — повторяет уже требовательнее, заставляя партнера стянуть с себя брюки и белье. Тот нехотя расстегивает брюки, но не снимает, неудобно пока. — Давай, я жду, — добавляет Огай, сползая с чужих ног. В какой-то момент остатки одежды также небрежно летят на пол. Теперь оба обнажены, но почти не смущаются. Смущаются они лишь тогда, когда оголяют душу и мысли, но сейчас оба молчат, ведь не верят толком друг другу, хотя когда-то верили. Возможно, эта вера вернется, либо остатки ее исчезнут бесследно.       — Мх, останови, если будет больно, — спокойно произносит Юкичи. Мори лишь кивает, устраивается поудобнее на кровати, раздвигает ноги и едва заметно приоткрывает рот, вдыхая полной грудью. Волнуется, хотя делали они это столько раз. Гортанно стонет от проникновения, жмурится, по привычке сжимает простынь ладонью. Облизывает губы, старается привыкнуть, молчит, порой даже забывает дышать. Партнер ждет, не смеет двинуться, просто наблюдает, нависая над младшим.       — Продолжай, — говорит доктор тихо и отводит взгляд, чувствуя, как его шею опаляют дыханием. Очередной поцелуй и рваный толчок, отчасти болезненный, но терпимый. Хоть им и жарко, они все равно жмутся друг к другу, но в глаза не смотрят, не могут.       Тихие стоны, что изредка сменяются на скулеж или едва слышные просьбы. «Медленнее; аккуратнее; быстрее; грубее; глубже; нежнее», — его бросает из крайности в крайность, но каждая такая просьба беспрекословно исполняется. Он целует чужое тело, чувствует, как любовник царапает его спину, от такого лишь смеется. Все это пройдено и изучено, но каждый раз так необычно и приятно.       Внезапно его хватают за шею, но слабо, совсем не больно. Огай распахивает глаза, пару секунд глядит на партнера, а после нагло целует, кусая чужие губы. И ему отвечают, позволяя доминировать над собой. Это так приятно и привычно для Мори.       — Знаешь, я так тебя ненавижу. Но несмотря на все это, каким-то волшебным образом продолжаю любить, — шепчет тот, затем кусает свои губы, гнется от очередного движения и уже не скрывает своих стонов.       — Я тоже тебя ненавижу, — в похожей манере говорит Фукудзава, хотя и понимает, что это совсем не так. Просто признаться в ненависти намного проще, чем долгое время копаться в своих чувствах. Этого делать не хотят оба. Поэтому врут себе, смиряются, терпят, чего-то ждут, но никак не дождутся.       В слабом свете ночника они смотрятся прекрасно. Два создания, которые так отличаются друг от друга и принимают эти различия. С возрастом приходит опыт, с опытом — осознание. Увы, осознание пришло слишком поздно. Тогда, когда все связи порвались. Восстановить их сейчас так сложно.

***

      Они проводят остаток ночи вместе. Сначала собачатся, а после ложатся рядом и вспоминают прошлое. Смеются, улыбаются, грустят, вскоре медленно засыпают. Ближе к восьми часам утра просыпаются оба. Один считает, что пора уйти, второй держит его за руку и одним лишь взглядом просит остаться. И оба не знают, что делать им сейчас и чем заняться потом. Одежда все еще валяется на полу, простынь скомкана, отчасти заляпана небольшими пятнами крови, ночник все еще горит. Оба молчат, как привыкли, играются пальцами рук, продолжая лежать в теплой постели. Они не признаются в том, что нужны друг другу. Не признаются, что рушатся порознь. Да и зачем в этом признаваться, если подобное известно?