Ни земли, ни воды, ничего…
Если ты обнаружил, что стоишь на дне ямы, прекрати ее копать. Как жаль, что хорошие советы мы всегда готовы раздавать кому угодно, только не себе. Она знала это, знала и то, что в этот раз любой ее хороший совет пропадет зря. Знала и то, что ей самой давно пора было бы прислушаться к мудрым советам.Замела метлой белый свет пыль…
Слезы застили глаза. Нет, неправда, она не плакала с того самого дня, как потеряла все. Прямая и простая цель вела ее: вперед или назад, было неважно. С тех пор, как Муку растворился в черной бездне проклятого ящика, ее жизнь стала такой простой и понятной, что становилось страшно. В ней не осталось ничего, кроме ожидания: ни видеть, ни мыслить, ни чувствовать — порой ей казалось, что она уже давно перестала быть человеком. Ни страха, ни боли, ни сожалений. Да я голыми руками сломаю твой ящик! Незнакомый парень из деревни, скрытой в листве, появился не вовремя. Ей так давно настолько сильно не хотелось улыбнуться. Шут гороховый, самый настоящий глупец, ничтожество, болтун вселенских масштабов! Ниндзя недоделанный, как он только выпускной экзамен-то сдал. И все же ему хотелось верить. Кусок камня в груди слегка шевельнулся. Душа начала таять? Да нет, показалось.И страшиться теперь одного — Как не стала бы небылью быль.
Он был совсем ребенком, наивным дураком, которого не смогла исправить даже самая страшная тюрьма для шиноби. Между ними была пропасть из опыта, ошибок и знаний. Он был гораздо, гораздо младше ее и все же она не могла от него отвернуться, не могла сосредоточиться только на миссии. Он всего лишь одним вопросом вывернул из нее все, что она так старательно таила от мира. Он видел ее насквозь, и это рождало смятение. — Его звали Муку. Он был моим лучшим другом. — Понятно, больше у меня никаких вопросов нет.Как не стала бы быль…
Показалось, или в тот момент они действительно стояли на равных? Взгляд его пронизал, заставил встрепенуться, почувствовать. Боль, гнев, отчаяние — они захлестнули с головой, но в этом хоре черноты отчетливо выделялся слабый, но ясный лучик. Надежда. Он принес ей надежду, он заставил ее вспомнить о былом, заставил вернуться к себе — к той себе, что еще могла верить, ждать и смеяться. К той, кто еще была способна на любовь. В мире шиноби, в мире продажных дайме, подневольных каге, тайных миссий и мифического общего блага такого человека быть не могло. Он попросту не сумел бы родиться, а родился бы — не выжил, а выжил бы — оказался арестованным и осужденным за предательство после первой же миссии. Но он существовал, ходил по земле, смотрел прямо в глаза, не боялся задавать вопросы и понимал — практически все. Глуповатый смешной паренек, обладающий чем-то кроме так превозносимого всеми интеллекта. В нем еще билось сердце, живое горячее, и она не могла осуждать себя за то, что ее сердце начало стучать тоже. Не в унисон, конечно, но почти.Кто грядет за пургой из обители молний, тот единственный мог бы проникнуть за край.
— Тебя не пугают оковы небес? — Не пугать они не могут. Но гораздо сильнее меня пугает то, что я могу запутаться и сдаться.Так гряди из-за гор, из-за гневного моря, и у этого мира ее забирай, И навеки ее забирай.
В этот день она перестала быть ниндзя. У нее была миссия, не слишком простая, не совсем понятная, но миссия. Старейшины ее партии верили в нее, поставили на нее, и она долго шла к своей цели, чтобы в итоге свернуть в сторону. Она пошла за ним, разумеется. В тот день она пошла за Наруто Узумаки, пусть со стороны и казалось, что у них одни цели и им просто по пути. Одна миссия, один путь и одна судьба — так все и было, но только никакой деревни скрытой травы в ее жизни больше не было. Исчезла вместе с жадными старейшинами, решившими пустить весь мир на опыты ради собственной алчности. Растворилась в пульсирующем свете оков небес. Провалилась в трещину, образованную ковчегом блаженства. Ковчег блаженства порождает сатори, испускает сатори и им же замыкается.Коли в жизни далекой другой князь серебряный был бы мне мил, он ходил бы студеной рекой, на уздечке бы солнце водил, на узде золотой…
Такого в страшном сне не увидишь: просто фантазии не хватит. Когда самый близкий и родной все еще стоит перед тобой, ты смотришь в его глаза, ты слышишь его слабый, но узнаваемый голос и никак не можешь поверить, что это уже не он. А потом исчезает даже жалкая оболочка, открывая взгляду настоящее чудовище. Чудовище, которое сотворила ты сама, когда отправила любимого «стать героем деревни», когда не рассказала о своих чувствах, когда не встала между ним и всем миром. Когда струсила. Она была раздавлена. Она не могла больше называться ниндзя, она не могла считать себя человеком. И ей впору бы было подойти к черному чудовищу, коснуться острых стальных перьев и отправиться в ковчег, чтобы хоть так разделить с Муку его посмертие. Или окончательно отказаться от себя, поддаться страху и сбежать, забиться в самую глубокую дыру, как жалкому червяку, и сдохнуть в полном одиночестве, в забвении и презрении к самой себе.Кто грядет за пургой из обители молний, тот единственный мог бы проникнуть за край.
Пройти точку невозврата оказалось слишком легко. Она не думала, не собиралась с духом, не занималась лишними уговорами. Она просто вышла перед тем, кого до сих пор любила, и широко раскинула руки в стороны. Если бы он убил ее, было бы не так больно, как то, что он от нее отшатнулся. Словно бы она помогала ему испытывать хоть какие-то чувства, словно бы она для него до сих пор что-то значила. Внутри чудовища все еще находился Муку, запертый, беспомощный, молящий о спасении. — Это уже не Муку. Это не Муку. Я не обманусь, это больше не он. Чудовище уже больше не было Муку. Но она могла дать ему спасение.Так гряди из-за гор, из-за бурного моря, и у этого мира ее забирай, и навеки ее — Забирай! Забирай! Пропади оно пропадом! Звенит на ветрах из травы тетива — Забирай! Забирай! Крылья вспыхнули золотом, Да остались в крови рукава…
— Ты можешь представить, на что похож ковчег изнутри? Выхода наружу нет, разрушить его нельзя. Мрак со всех сторон, и только нагнетается одно чувство… Оно черное, огромное, просачивается в каждую клетку тела. Теперь я различу это чувство где угодно. — Читать чужие мысли я не умею, просто тело будто само собой реагирует на страх. А потом мир просто исчез. Растворился, как кусок мыла в бурлящем потоке. Все стало неважным и пустым, бессмысленным. Тот, кого она должна была защищать, стоял перед тем, кого она хотела спасти. Их осталось трое: Узумаки Наруто, Рюзетсу и Муку. Точнее, сатори. Все вокруг бурлили от страха, желали разделаться со страшным чудовищем, отправить его в небытие. И лишь двое из бойцов хотели спасения для пленника ковчега. Они делали то, что не должны были делать. Они нарушали законы мира шиноби, законы самого мироздания. И поплатились за это так, как и должны были предатели: собственной жизнью. Погибшая, она чувствовала лопатками тепло такого же покойника позади себя и слушала его слова, от которых хотелось плакать. Слова эти несли боль и прощение, сладкую муку, от которой на глаза наворачивались слезы. Прощение для отца, потерявшего все. Прощение для сына, не сумевшего дождаться. Прощение для Рюзетсу, которая так до последнего и не смогла рассказать о том, что на душе. Прощение для шиноби внизу, почти предавших, использовавших друга вслепую. Погибший, он все еще находил в себе достаточно сил для того, чтобы бороться, чтобы спасать, чтобы любить. Погибшая, она вдруг поняла, что способна стоять с ним рядом. Больно не было. — Она не боится того, что в душе, и тебя она тоже не боится. Страшно не было. Было ясно лишь то, что нужно достоять, дотерпеть еще немного. Скоро, совсем скоро Наруто Узумаки сможет докричаться до Муи, до Муку, и тогда она сможет его оставить. С гордо поднятой головой последовать за тем, кого любила. Успокоиться. Нужно было только достоять. Наруто Узумаки улыбался. И это было безумием.А за морем на черной скале змей серебряный кольца плетет,
Мир расплывался и таял, но она все же смогла это увидеть. Она увидела, как на нее смотрел глуповатый парнишка, неловкий и бестолковый, который в нужный момент оказался достаточно сильным. В его взгляде было столько всего, что она не смогла уйти. Лежала, держалась за ускользающее сознание, ждала. Он пообещал ей, и она не могла пропустить тот миг, когда обещание сбудется. — Прости меня, Рюзетсу, я не сдержал наш с тобой уговор. Она смотрела на порыв пламени, устремившийся в ковчег, и думала о том, что Муку сделал все, о чем они когда-то договаривались. Правда была в том, что теперь она дожидалась исполнения совсем другого обещания.Самоцветы горят в серебре, Змей крылатый желанную ждет, Он свою нареченную ждет, Обреченную ждет.
Она не сомневалась. Какие могли быть сомнения, когда ей казалось, что она была рождена для этого мгновения. Мириады огоньков взлетели высоко в небеса, ласковый теплый голос зазвучал в ушах, вызывая короткий стон и больную улыбку. Крошечный шарик света опустился на ладонь, согрел наконец-то оттаявшее сердце. Придал сил. — Долго же ты не мог вернуться. Здравствуй, Муку.Кто летит за пургой из обители молний, Тот единственный в силах шагнуть через край.
Сбросив предательскую пелену слабости, она сделала первый шаг. — Меня зовут Рюзетсу. Я та, что делится жизнью. Она оказалась в темном месте, где не было ничего. Ни боли, ни надежды, ни желания. Она медленно брела в никуда, понимая, но не чувствуя, что теперь ее долг исполнен до конца. На губах медленно таял поцелуй, щеки стянуло от соленых слез. Кажется, на этом ее история закончилась. Или нет?Так гряди из-за гор, из-за синего моря, и у этого мира меня —
Ее холодной ладони коснулись чьи-то пальцы, теплые и дрожащие. Она подавила крик и обернулась, чтобы испуганно замереть между двумя неизвестностями, застрять в бесконечном ничто. Наруто Узумаки держал ее крепко, смотрел упрямо и в глазах его горел опасный огонь. За его спиной стоял Муку и мягко улыбался.Забирай эту ложь, горе, нежить и небыль, Я стеклянный сосуд со свечою внутри;
Она плакала, ее смяла безжалостная лавина чувств, но понимание уже врастало в сердце, отвоевывая самые лучшие места. Муи обнимал сына за плечи. За спиной Наруто Узумаки никого не было. Перепуганный мальчик, еще совсем ребенок — выстоявший там, где не смогли они. Отчаянно нуждающийся в тепле, зовущий. Она еще раз посмотрела в спокойные глаза Муку и покачала головой: ей так хотелось остаться с ним, но ее время все еще не пришло. Даже странно, если вспомнить, в каком состоянии она оставила собственное тело там, в мире живых.Мы отвержены — что ж, Упади же из неба И у этого мира меня забери.
— Был голос… Я слышал… Она меня звала… Рюзетсу… Она очнулась как раз вовремя для того, чтобы увидеть, как все ниндзя, те самые, что во имя собственного блага, закинули Узумаки в тюрьму, столпились вокруг него. На их лицах было написано чистейшее, искреннее беспокойство. Они верили в него, они гордились им, они боялись за него. Только вот он их не видел и не слышал. — Я был где-то, где темно и холодно… И страшно, очень страшно… Наверное, Муку сидел годами в таком же месте… В ковчеге… Совсем один… А выхода там нигде и нет… И тут слышу, меня зовет Рюзетсу… Бабуля, скажите, где она, что с ней?! Бесчисленные огоньки спустились с небес на землю, собрались в единый порыв, а затем рванулись вперед, разметав стоящих то тут то там ниндзя. У самой земли поток раздвоился, и одна его часть устремилась в Наруто, а вторая — в Рюзетсу. Раны стремительно исцелялись, слабость проходила, сердце начинало биться ровно и уверенно. — Я здесь, Наруто Узумаки, — откликнулась она и поднялась с земли, чтобы с тихим смешком заметить, как загорелые скулы слегка порозовели. — Я уже указала тебе путь, теперь твой черед показывать дорогу. — Чтобы никому не пришлось страдать, — тихо кивнул он, а затем все же заключил ее в объятия.И навеки меня забери, Слышишь, в небо меня забери.