Осталось совсем немного
И ты совершить отречение.
Flёur - Отречение
В его глазах он видел всю Вселенную, как на ладони. Казалось, в жёлтых зрачках умещался весь Эквилибрис, со всей его историей, войнами и победами, со всеми его обителями. Меркурий мог поклясться, что за эти глаза он бы предал кого угодно. Для Стефана он был островком в бескрайнем океане. Лелеющим, позволяющим дышать во всю грудь и дающим хоть ненадолго, но забыть о пережитых бурях и попытках выжить в сумраке вечных гроз. Меркурий понимал его с полуслова, даже оскорбления, слетающие с его языка, никогда не были препятствием. Он видел его насквозь, он знал его всего. Сначала оба пытались отрицать то, что между ними происходит. Стефан не принимал до последнего, мол, «мне не нужна никакая душа рядом с собой». Разумеется, лгал. Ещё как нужна. Больше всего на свете Стефану была нужна душа. Именно такая: понимающая, любящая, родственная. Он долго бегал от Меркурия. Наивно думал, что получится отмазаться. Но Вселенная упорно сталкивалась их снова и снова, из раза в раз, изо дня в день. Конечно, у этой сучки (по мнению Стефана) (Меркурий Вселенную уважает) на всё свои планы. В конце концов, Стефан вспоминает об этом, когда Меркурий прижимает его к себе, чувственно ловит своими губами его губы, оттягивает нижнюю. Планетар целует его так, как будто это их последний раз, вкладывая всё, что может дать: нежность и страсть, беспокойство и тревогу. На самом деле, оба понимают, что любая их встреча может стать последней, но Стефан предпочитает забыть об этом, чувствуя как горячие руки Меркурия очерчивают мышцы спины, вскользь проходятся талии и тянут ближе. Ближе друг к другу. Тело к телу. Душа к душе. Меркурий стонет ему прямо в губы, от чего у Стефана сносит крышу. Шёпот «люблю, люблю, люблю, Света ради, как же я тебя люблю», произнесенный в доли секундах между поцелуями, смешивается. Непонятно, кто из них двоих говорит, да и всё равно. Плевать хотелось им на Свет, на Тьму, на протекторов и «Белый луч». Для обоих не существует ничего, что было бы важнее друг друга.***
Когда выясняется, что «Белый луч» ограблен, первое, что делает Меркурий — идёт к Поллуксу. Опаленный выглядит достаточно разъяренным, чтобы прогнать Меркурия попить водички в Обливион. Липкое ощущение провала следует по пятам, но Меркурий игнорирует. Он должен хотя бы попытаться. — Меркурий, — Поллукс смотрит на него из-под бровей, словно пытается прочесть. — Выглядишь встревоженным. — Мне надо поговорить с вами, луц. — Ну так дерзай. Меркурий несколько секунд молчит, набираясь смелости. — Я хотел попросить бы вас кое о чём, — Меркурия бьёт лёгкий мандраж. Не дай звёзды Стеф разберёт и заподозрит что-то. Тем временем Поллукс с мало заинтересованным лицом ждёт продолжения речи. — Будьте сниходительнее к протекторам. Опаленный меняется в один миг. — Это с какой радости, Меркурий?! — пока ещё спокойно, но очевидно с ненавистью спрашивает Поллукс. — Если они замешаны в краже, то подохнут все до единого, уж я поспособствую. — Погодите! — звучит слегка (очень даже) истерично. — Я не прошу вас прощать им всё. Просто.. быть менее строже. Тем более, на самом деле, только к одному. Поллукс смотрит так, что становится непонятно: он сейчас его отправит в генезисный курорт или решительно не понимает, какого хрена Меркурий вообще несёт? — И с какого же именно люмен-протектора мне не отправлять в Обливион, позволь спросить? — Стефано Феррари. Повисает настолько тяжёлое молчание, что Меркурий несколько раз ловит проскальзывающую мысль, что надо было всё-таки продумать план к отступлению. — Водолея? — наконец спрашивает Опаленный. — Чем он отличается от других клоунов соларумского циркового представления? Меркурий молча тянет вниз бегунок куртки, а затем за пару мгновений расстёгивает рубашку. От увиденного Поллукс даже ухмыляется. — А, вот оно что. Какие страсти. Грудь Меркурия оплетает метка Сопутствия. Начинаясь с ключиц, символы тянутся строго к месту, что приземленные зовут чакрой. Метка Сопутствия отражает нутро, связывает одну душу с другой. Его метка связывает его со Стефаном: пока живы их воспоминания друг о друге, метка действует, питается эфиром, помогает им всегда чувствовать друг друга рядом. — Чтож, — констатирует Поллукс. — Только из-за того, что я достаточно благородный, Меркурий, я запомню твою просьбу. Можешь быть свободен, Водолея трогать не буду. Меркурий надеется, что был не обманут.***
— Прекрати подкрадываться, я же чувствую тебя, — говорит Стефан, сидя на бордюре и не оборачиваясь назад, совершенно точно знает, что Меркурий улыбается уголками губ. — Чего пришёл? Заоблачник садится рядом. — Нельзя? — интересуется он, пальцами касаясь щеки Стефана. — Почувствовал твою тревогу. Расскажешь? — А если бы Сара была здесь? — игнорирует вопрос Стеф, пока тянется за пачкой сигарет. — Мы же оба знаем, что если бы она была здесь, я бы поймал тебя в другом месте. Стефан делает затяжку. Да, оба знают. Меркурий притягивает его за воротник, целуя ровно в тот момент, когда Водолей выдыхает ему сигаретным дымом прямо в лицо. Меркурию, разумеется, это не мешает. — Ты идиот, — шепчет Стефан, запуская холодные руки в волосы планетара. — Самый настоящий идиот. — Ты ещё хуже, — легко отшучивается Меркурий, утыкаясь лбом в лоб Стефа. — Как у вас тут говорят? «Два сапога — пара»? Стефан смеётся. Коротко, хрипловато, прокуренно, но искренне: такой смех от него практически невозможно услышать. Меркурий хватается за это мгновение; пытается запомнить каждую ноту в этом звуке. Несколько минут после они молчат. А потом Стефан рассказывает все последние события в Соларуме: про Паскаля, про суд, про сбежавшего новенького. Стефан сдаёт «Белому лучу» Максимуса.***
«Почему самые идиотские затеи всегда приходят в голову именно тебе, Стефано?» — думается Меркурию, когда он узнает о невероятно срочной встрече Поллукса с — кто бы, Обливион их всех сожри, мог подумать — Стефом. Чего именно так срочно понадобилось Водолею Меркурий понятия не имеет, но это же Стефан. В душе плескается тревога, Меркурий не разбирает, чья она: протектора или его собственная, да и плевать вообще, идея всё равно заведомо идиотская. Меркурий лишь надеется, что она из разряда «меньшего зла». Но уже на месте понимает, что «большее зло» подкралось так незаметно, что надо было провериться на функциональность глаз, раз Меркурий этого не предвидел. «Остановись», — мысленно просит планетар, зная, что благодаря метке Стефан его слышит. Ответ приходит моментально: «Нет другого выбора. Прости меня», а следом, уже в голос он отвечает Поллуксу: «да» –, приговаривая себя к практически полному обнулению. Меркурий вспоминает свою просьбу. — Луц, вы обещали... — начинает он, но его уже не слышат. Всё происходит слишком быстро для них обоих. Меркурий чувствует его боль. Ему едва удаётся удержать себя на ногах, Стефан же и вовсе падает. — Десять, — гулко отдаётся голос Поллукса. Он говорит что-то ещё, но в ушах звенит настолько сильно, что Меркурий слышит лишь последний обрывок. –… Меркурий передаст координаты. Так ведь? Планетар отстранённо кивает, подавляя желание кинуться к Стефану. Он пытается мысленно достучаться до протектора, но что-то не так. Водолей словно утекает меж пальцев, за него невозможно ухватиться, невозможно докричаться. Нет. Этого не может быть. Он мог забыть всё, что угодно, но не это. С ужасом Меркурий осознает, что больше его не чувствует.