Сны, что душат и ласкают своей кровавою рукой

      Лань Сичэнь почти не спал по ночам, до сих пор стоя на ногах лишь благодаря своему сильному золотому ядру. Слишком часто снились ему те самые глаза, наполненные горем и надеждой пополам, и собственные окровавленные руки. Он убил любимого человека. И теперь платил за это кошмарами, медленно сходя с ума.       Не Хуайсан солгал тогда, в храме, но осознание этого пришло слишком поздно, только через несколько лет, наполненных вечными размышлениями о событиях, что произошли тогда. Иронично, что младший брат Не Миндзюэ, того, кто был в речах и делах прямее и острее своей собственной сабли, того, кто так ненавидел лжецов и кукловодов, сам стал таким. Теперь Лань Сичэнь даже смотреть на него спокойно не мог. Сразу хотелось взяться за Шоуюэ и вонзить в лжеца, а после и самому себе горло перерезать, пусть это желание и противоречило всему тому многолетнему воспитанию ордена, чьи четыре тысячи правил он помнил наизусть.       А ещё ему постоянно снился Мэн Яо. Почти всегда — истекающий кровью на его руках, и изредка — ласкающий тело Лань Сичэня. Хуань больше всего боялся увидеть именно вторые сны. Потому что Мэн Яо всегда был до боли нежным, каждое его прикосновение было пропитано безграничной любовью и преданностью, пока они сливались воедино в те короткие мгновения, что могли урвать у всего мира, и лишь бестыдная луна иногда могла подглядеть за ними. И даже при свете дня Гуанъяо оставался таким же заботливым, пусть и действовал из тени. Именно он помогал восстанавливать Гусу, был рядом с ним, когда умер Не Миндзюэ… И он же был виновен в его смерти. И это противоречие разрывало и без того израненную открывшейся правдой душу Лань Сичэня в клочья.       Отныне смыслом жизни для него стал орден и младший брат. Ванцзи был единственным близким человеком из живых родственников, если не считать их дяди, и Лань Сичэнь не мог бросить его, взвалить неподъемный груз обязанностей главы ордена, трусливо сбежав в посмертие. Это его ноша, и лишь его. Ему и нести её.       Где-то вдалеке близился рассвет, и лишь несчастный глава ордена Гусу Лань так и не заснул той очередной ночью, даже вопреки правилам своего ордена. Потому что именно из-за Цзинь Гуанъяо он всегда был готов их нарушить. Даже если тело его возлюбленного уже лежало в земле.