Скованные одной судьбой

      Кун хватает запястье Миналетты и с минуту молча смотрит на глубокий порез на ее маленькой ладони. — Мне больно, — слышит он сквозь гул в ушах, который делает голос девчонки еще тоньше и слабее.       Кун крепко жмурится на короткое мгновение, чтобы избавиться от скачущих белых кругов перед глазами, которые не переставая мучают его то ли после перемещения в пространстве, то ли от волнения. Он бы очень хотел, чтобы происходящее ему просто приснилось.       Но порез на ладони Миналетты не исчезает, как и тошнотворное головокружение. Сделав над собой усилие, мужчина отрывается от созерцания еще кровоточащей раны и впивается глазами в бледное лицо девушки.       Он резко отшатывается, непроизвольно сжав смуглые пальцы на тонком запястье еще сильнее. Хранитель пугается глаз Мины: больших, бездонных, широко распахнутых глаз, в серой синеве которых плещется горе и вселенская тяжесть чувства вины. Эти глаза видевшие смерть и познавшие любовь, что сильнее смерти, заставляют его сердце провалиться куда-то вниз, в бездонную яму скорби, и тут же вспомнить, почему Кун так зол.       Он просто в ярости, его едва не колотит от гнева.       Неимоверным усилием воли Кун отводит взгляд от Мины, где-то на задворках сознания понимая, что этот взгляд ему знаком до колющей боли в груди. Хранитель отстраняет девушку со своего пути властным движением руки и устремляется к окну зеленой с золотом комнаты, залитой солнечным светом.       Брат стоит к нему спиной, упираясь ладонями в широкий подоконник. Голова низко опущена, а шикарная шевелюра осеннего цвета всклокочена и спутана, и кажется ярко-красной в сравнении с болезненной белизной опущенных плеч. — Зак? — тихо зовет Кун брата, зная наперед, что сейчас увидит в его глазах: едва взглянув на Миналетту, старший МакКуарри понял, что ритуал прошел успешно. Бледное, мокрое от слез лицо его ученицы показало ему, что она видела прошлое Зака, которое разрывало болью ее сердце. И она не видела ничего, что могла бы увидеть Фиб. От этого МакКуарри пронзает боль разочарования, но он задвигает эти мысли далеко, фокусируясь на других проблемах.       Захари нервно вздрагивает при звуке голоса Хранителя и нервно ведет плечом, но не оборачивается. Кун опускает ладонь на плечо брату и разворачивает его к себе лицом. — Ты никогда не говорил, как это больно, — хрипло произносит Захари и в его голосе звучит обида. — Мои слова не смогли бы изменить прошлое, — тихо, но твердо отвечает Хранитель.       Глаза его брата по крови, а теперь еще и брата по рождению души, полны слез и печали. Кун знает, каково это — помнить. Он как никто другой понимает, что это значит — знать, что ты предал любовь, выбрав вместо нее вечный долг. — Как же с этим можно жить, Кун? — тихим, надтреснутым голосом спрашивает Захари, прижимая ладонь со все еще кровоточащим порезом к груди.       На белой коже тут же появляются темно-алые пятна, словно это его сердце истекает кровью, и она сочится сквозь невидимую брешь в груди.       Хранителя больно жалит чувство вины: это он должен был разделить с братом воспоминания, это он должен был держать его за руку или в крепких братских объятиях, пока Захари изнутри рвет на части обрушившееся горе и душа его стонет и плачет, словно раненый и загнанный болью зверь.       Исцеление от чумы Махи имеет такой вот побочный эффект — разум подверженного проклятью ловца слабеет и тогда воспоминания, скованные особым ритуалом, позволяющим обретать память прошлого постепенно, обрушиваются на его сознание мощной лавиной. Выдержать подобное испытание непросто, особенно если в прошлых жизнях ты пережил нечто трагическое и опустошающее. Именно поэтому так важна помощь Хранителя Памяти, в силах которого принять удар на себя, смягчив его, забирая часть боли и страданий.       Вместо этого у Зака не было никакой поддержки, никакого шанса на милосердие памяти, потому что Мина — всего лишь неопытная девчонка, которая не способна перенять на себя часть страданий и боли, чтобы смягчить удар по уже давно израненной, но забывшейся во временном беспамятстве юности Ловца, душе. — Только в надежде исправить это, Зак, — тяжело вздохнув, отвечает Хранитель, отводя взгляд от осунувшегося лица парня.       Ему невыносимо видеть темную зелень его глаз, до краев наполненную ненавистью и презрением к самому себе. — И выполнить обещание, данное Ей, — прикрыв веки, заканчивает фразу Кун. — Они все смотрят на нас, — испуганно шепчет Захари, через плечо брата рассматривая столпившуюся за порогом комнаты компанию, не решающуюся произнести хоть слово и пересечь невидимую границу.       Среди взволнованных лиц Захари различает только одно, белое, как потолок в коридоре, в котором все собрались. Маленькая девичья фигурка, почти незаметная среди подруг — единственное, что Захари может видеть. Ее глаза остались такого же цвета, что и тогда, несколько веков назад — темно-синие, как весеннее небо в сумерках.       Зак застывает, не в силах сказать ни слова и смотрит, не моргая, в эти глаза. Воздух застревает где-то между горлом и легкими, лишая парня возможности сделать вдох или выдох. Девушка часто моргает, смахивает маленькую слезинку, скатившуюся по белой щеке и отворачивается.       Захари трясет головой, дрожь пробегает по его телу. Кун хмурится и, взяв брата за руку, ведет к кровати. Простыни на ней смяты, одеяло все так же одиноко лежит на другом конце широкого матраса. Кун поднимает с пола еще мокрую от пота футболку, шепчет заклинание и уже через секунду протягивает чистую сухую футболку в дрожащие руки Захари. — Сейчас ты лежишь, вот здесь, — Кун пальцем указывает на кровать, — и набираешься сил. И не вздумай даже выйти отсюда!       На последних словах Кун не сдерживается и дает волю гневу и раздражению. Быстро развернувшись на пятках, уверенным шагом направляется к выходу. Рейну передергивает от холода, когда она смотрит в потемневшие глаза старшего МакКуарри, и она машинально закрывает собой сестру. Вся дружная компания синхронно пятится назад, уступая дорогу Хранителю.       Кун громко хлопает тяжелой дверью в комнату Зака, и Флора непроизвольно сглатывает, про себя удивляясь небывалой силе Хранителя Севера. Сверкающие глаза блондина впиваются в фигуру Джеда, а лицо его надевает непроницаемую маску жесткости и неуступчивости. — Ну и как же ты на это решился, умник? — лед в голосе Куна мог бы с легкостью заморозить все его владения, охватывающие весь остров Хайвей. — Иногда мне свойственны спонтанные поступки, — пожав плечами, чересчур небрежно отвечает брат.       Кун знает этот напускной безразличный тон, Джед всегда ведет себя так, когда пытается скрыть от остальных свое нетерпение и взволнованность. На самом деле Иллюзионист сгорает от желания ворваться в спальню к Заку и удостовериться в том, что младший брат жив и с ним все в порядке. — И как же ты додумался впустить в комнату к брату малолетнюю девчонку, у которой нет никаких магических сил? — Кун сминает пальцами светло-голубой воротник рубашки Джеда.       Их лица оказываются на расстоянии всего нескольких сантиметров друг от друга, и кажется, что между братьями происходит немой диалог. Серебристые искры так и норовят выскочить из глаз Хранителя. «Ты понял!» — говорит горящий взгляд Куна, и от осознания этого гнев разгорается в нем еще сильнее. Все встает на свои места: Джед слишком расчетлив и умен, чтобы допустить халатность или поддаться эмоциям в такой важный момент. Он должен был провести обряд Возвращения Духа для Миналетты во второй раз по условиям договора, который братья заключили с девушками перед началом игры в волейбол, что запрещено правилами с мире ловцов. И хитрец не преминул воспользоваться подвернувшимся случаем, прекрасно зная, как передается чума Махи и как работает исцеляющее заклинание. «Но это не помогло», — горько думает Кун. — Интуиция, — лаконично отвечает Джед, не отводя спокойно-бирюзовых глаз. — Что? — взревел Кун, припечатывая блондина к каменной стене. — Ты рисковал жизнью брата! Ты не пожалел его, зная через что ему придется пройти.       Ярость застилает глаза. Он так рассержен на Джеда, так разочарован в провале его затеи, что не знает, от чего именно ему так плохо: от того, что могло бы произойти, окажись Миналетта Фиб и вспомни она все наравне с Захари, или от того, что этого не случилось и Зак был подвержен опасности зря? — Все закончилось хорошо, Кун, — мягко говорит Мина, положив руку на его предплечье, — Зак здоров. — Заткнись! — в сердцах, рявкает Хранитель, сверху вниз посмотрев на девушку. — Ты не знаешь о чем говоришь!       Именно в тот момент, когда он слышит ее тихий голос, эмоции МакКуарри достигают своего апогея и на него в полной мере обрушивается волнение и страх за брата, которые он старался сдерживать, нетерпеливо ожидая окончания ритуала под дверью его спальни. Не говоря уже о том, как Кун боялся за Мину и того, что она может натворить во время ритуала.       В ответ девчонка не говорит ни слова. Она поджимает губы, большие серые глаза вновь наполняются слезами, и тут же отдергивает свою ладонь с его предплечья.       «Как же мне это надоело! — видя ее реакцию, Кун злится еще больше. — С МакЛанси не может пройти и дня без сложностей. То скандалы, то драки, то заклятье на смерть, и теперь еще Чума Махи. И все это свалилось на мою и так слишком светловолосую голову за последние недели. Ни одна здоровая психика не выдержит такой нагрузки на нервную систему. Я отлучился всего на день, и вот что произошло: мой всегда до жути щепетильный и рассудительный брат теряет остатки разума и устраивает обряд исцеления от Чумы с помощью малолетки-даже-не-ловца, надеясь на удачный исход, полагаясь на свою чертову интуицию, в то время как Расти, никогда не отличавшийся терпением и здравомыслием, тратит практически все свои силы на заклинание вызова». — Что мы должны были делать по-твоему? — вскинув бровь, резко спрашивает Джед, не делая попытки освободиться из стальной хватки старшего брата. — Сидеть и ждать меня, — рычит Кун, медленно разжимая пальцы на воротнике рубашки Джеда. — Ты не имел права так рисковать. — Ты оставил все обязанности на меня и я принял решение, — невозмутимо отвечает Джед, — и ты прекрасно знаешь, что кулаками после драки не машут. — У меня от вас всех голова идет кругом, — стонет Кун, проводя ладонью по волосам.       Хранитель бросает взгляд на группку из четырех испуганных девушек, жмущихся друг к другу, как тогда, в первую их встречу. Хрупкие, беззащитные, но черт их побери, такие проблемные! — Зак по сравнению с вами четырьмя — просто младенец в люльке, — неудачно шутит Кун, усталыми глазами рассматривая своих подопечных.

ФЛОРА

      Флора нервно улыбается уголками губ в ответ на это высказывание. Ей было бы лестно такое сравнение с психопатом Захари, сказанное в другом тоне и при других обстоятельствах. Эмили явно витает где-то не в этом мире, судя по ее отрешенному выражению лица, и не в силах оценить реплику Хранителя. Рейна хмуро смотрит на Куна в ответ, упрямо вскинув вверх подбородок, а ее сестра методично постукивает носком ботинка, сложив руки на груди и отвернувшись в противоположную сторону. — Раст, ты как? — Джед подходит к сидящему на полу напротив двери в комнату Захари брату. — Плохо, — жалобно отвечает парень, посмотрев Джеду в глаза.       Расти, и правда, выглядит не очень. Пока Кун устраивал светопреставление, бросая сверкающие гневные взгляды на Джеда и остальных в ожидании завершения ритуала, его темноволосый брат молча сидел на полу в коридоре, устало прикрыв глаза и не произнося ни слова. Вообще, кроме тихо препирающихся Рейны, Джеда и Куна, который больше рычал, чем говорил, Флора и Эмили тоже не издали ни звука, не желая привлекать к себе внимание старшего МакКуарри, и в целом, не зря. — Давай, я помогу тебе встать, — Джед поднимает Расти на ноги, — тебе нужно отдохнуть. — Да, я пойду в свою комнату, — тихо соглашается шатен, слегка пошатываясь, — я спущусь к ужину. Если не умру. — Я могу помочь, — робко предлагает МакОлей, и Расти бросает на девушку печальный взгляд. — Ты сегодня очень добра ко мне, — скрипит он, — я не заслуживаю твоей заботы. — Прекрати, ты же потратил все свои силы на поиски Куна, — Флора подставляет свое плечо под руку Расти, пряча от него свое покрасневшее лицо. «Зачем ему обязательно нужно вспоминать сегодняшнее утро?» — Мне так жарко, ужасно, — тихо стонет парень, едва сделав пару шагов, — неужели я тоже болен… — Нет, не думай об этом, — успокаивает его МакОлей, — ты просто должен отдохнуть и…       Внезапно Расти валится на каменный пол и Флора не успевает закончить свою фразу. — Даже не вздумай сейчас умирать, слышишь? — МакОлей падает на колени рядом с Расти и нервно похлопывает его по щекам, чтобы привести в чувства. — Жарко, — шепчет Расти, не открывая глаз.       Флора трясет его за плечи, до конца не осознавая, зачем делает это. Ей просто вдруг стало безумно страшно, так, что в животе будто все превратилось в лед. — Нет, Расти, — из ее груди вырываются рыдания. Она сама не знает, откуда они пришли. Просто судорогой свело все мышцы в теле, а холодные тиски сдавили грудь, так что стало трудно дышать. — Кун! — сквозь рыдания зовет Флора, оборачиваясь назад и не понимая, почему Хранитель стоит на месте. Как и был, взявшись за ручку двери в спальню Зака. — Помоги ему, разве ты не видишь? Кун! — Раст, хватит валять дурака, — старший МакКуарри закатывает глаза. — Зак подхватил чуму, спасая Рейну от порчи при прямом контакте с ее кровью. Ты не мог заразиться. — Что? — Хмурится МакОлей. — Ты же видишь, он без сознания! Как же…       Флора никак не может понять смысл слов Хранителя. Что же тогда происходит… — Придурок! — МакОлей резко вскакивает на ноги и со всей силы пинает МакКуарри в бок. — Да как ты посмел играть моими чувствами! — Ой, — Расти сгибается пополам после ее удара, — больно же! — Я ненавижу тебя, Расти МакКуарри! — шипит девушка, длинным рукавом вытирая мокрые щеки. — Я хотел пошутить, — парень поднимается на ноги и доверительно заглядывает в изумрудно-зеленые глаза, полные обиды и злости, — прости. — Пошел ты к черту, — рычит Флора сквозь зубы и стремительно уходит прочь.

МИНАЛЕТТА

— Я всегда знал, что ты идиот, — Джед внимательно рассматривает свои ногти на правой руке, лениво прислонившись к стене. Я вообще поражаюсь его спокойствию, завидую черной завистью! — Но теперь знаю, что ты просто клинический кретин.       С этим я не могу не согласиться но, признаться, выходка Расти отвлекла меня от желания плакать. Звезданутый МакКуарри кидает хмурый взгляд на Джеда, потом смотрит на Хранителя, все еще держащегося за ручку двери, потом тяжело вздыхает и бесследно исчезает в воздухе. — Кун? Я могу… — робко спрашивает Эмили, обнимая себя за плечи. Бедняжка, ее не одну морозит от происходящего. — Не сегодня, — МакКуарри качает головой и шагает в комнату Захари. — Чем нам теперь заниматься? — кричит вдогонку Джед. — Сначала всем нужно прийти в себя, а потом начинайте готовить Лугнасад. А с тобой я поговорю сегодня же вечером, готовься, — устало говорит Кун и плотно закрывает за собой дверь. Слава Богу, он это не мне, а то бы я устроила ему приятную беседу. — Лугнасад? — Рейна скептически вскидывает темные брови. — Да, на нашем острове его отмечают с соблюдением всех традиций и с широким размахом, — кивает головой блондин, радуясь возможности отвлечься от навалившихся проблем и уравновесить бушующие в сердце эмоции. Обещание брата нисколько его не пугает. — Так что мы будем делать? — чересчур заинтересованно спрашиваю я, ища возможность отвлечься от своих мыслей. — За пару дней, которые Кун должен был отсутствовать, — рассказывает Джед, шагая по гулкому коридору замка, — мы должны были бы подготовить двор замка к празднику. Этим мы и займемся. — Отлично, — радуется Эмили. МакФи, очевидно, тоже мечтает занять свою голову другими мыслями, не связанными с переживаниями о Захари МакКуарри.       Но прежде чем приступить к приятным хлопотам, Джед ведет нас в гостиную. Там нас всех ждет поднос с выпечкой и сладостями и горячий чай. Это как раз то, что нужно! Я с жадностью впиваюсь в булочку зубами, чувствуя, как мне не хватает углеводов для восполнения сил. — Что там было, Летта? — спрашивает Эмили, совершенно не заинтересованная в еде.       Мысленно проклинаю ее, потому что стоило ей об этом спросить, как меня вновь накрывает. Я очень бы хотела позабыть об увиденном, перестать чувствовать скорбь, тоску и печаль, что мне передались от Зака, но если не смогу от этого отвлечься, то все это невозможно.       Глаза против воли наполняются слезами, и через мгновение я уже рыдаю взахлеб закрыв лицо ладонями. Черт бы ее побрал, эту Эмили! А ведь я не могу теперь смотреть на нее как прежде — во мне еще слишком живы чувства, которые испытывал Зак в прошлой жизни к девушке с синими, словно низкое грозовое небо глазами, и теперь я знаю, почему он ненавидит дождь.       Чувствую, как Рейна обнимает меня, и прилагаю все силы для того, чтобы успокоиться. Через какое-то время удается унять рыдания, и я вытираю лицо протянутыми мне Джедом салфетками.       Рассказываю собравшимся, как прошел ритуал, как паршиво было Захари и как я сама почувствовала его боль на себе. Конечно, умалчиваю о части с воспоминаниями, ведь они не мои. — Выходит, ты чувствовала все то же, что и Захари? — ужасается Рейна. — Прости, прости меня пожалуйста, милая! Я не думала, что так будет.       Я молчу, разглядывая виноватое лицо сестры. И понимаю, что у нее от меня так много тайн, что и не счесть. Мне от этого горько. Получается, что наша с ней близость это иллюзия? Когда Рейна отказалась рассказывать о своем возлюбленном парне, которому стерли воспоминания, упомянув только лишь его имя, я ничего не имела против — личная жизнь ведь на то и личная, правда?       Но узнать, что уже оказывается как целый месяц наши сознания связаны, было неприятной неожиданностью. Тем более, тогда поступок сестры, когда она позволила мне спать с ее амулетом был таким воодушевляющим, я думала Рейна верит мне, в меня, в то, что я этого достойна. А выяснилось, что это вовсе не так, и теперь не знаю, что и думать. И я даже не говорю о том, что она вторглась в мое личное пространство, нарушив всевозможные границы. — И как работало это заклинание связи? Трансляция была только в одном направлении или и в обратном тоже? — не могу сдержать голос, и он выдает мою обиду. Может быть и она видела прошлое Зака?! — Летта… — теряется Рейна, — все не так, как ты думаешь! — Я и не знаю, что же мне думать. — Я боялась потерять тебя, ведь мы не знали, какое решение примет совет и позволит ли мне отец поехать вместе с тобой. — Ты могла бы рассказать мне. — Я не думала, что все сложится именно так. — А я считаю, что ты желала убедиться, есть ли во мне хоть какая-то магия, чтобы понять, стоит ли за меня бороться против всех остальных ловцов. — Это не совсем так, Летта, — но по лицу Рейны я вижу, что угадала. — Девочки, не ссорьтесь! — вклинивается Эмили, которой от этого разговора крайне неловко. — Ведь в итоге это нам очень помогло спасти Зака! — Кстати, об этом. Ты же говорил, что скорее всего все заражены, а в итоге чума Махи передается лишь с кровью? — Рейна цепляется за возможность вылить свои эмоции на Джеда. — Я не был уверен, — отвечает блондин, но его тон говорит об обратном. — Хватит вешать нам лапшу на уши, все ты прекрасно знал. Зачем ты так поступил? — не сдается сестра. — Ну ты же хотела вернуть сестре память прошлого, так? Вот я подумал, что ритуал сработает, как обряд возвращения Духа. — Ты ошибся, — как ни горько мне это признавать, но факт есть факт. — Вспоминать мне, как видно, нечего. — Но ты же видела прошлое Зака, — пытается возразить Эмили, — разве не ловец мог бы его увидеть?       Джед молчит, смотря в чашку с кофе, Рейна пытается испепелить его взглядом. Но я-то понимаю, что довод Эмили ничтожен. — Да. Прошлое Зака я видела, — говорю я, — разве ты Рейна, не должна была видеть тоже самое? — Трансляция, как ты выразилась, была в одном направлении. Я не слышу тебя, Летта. Совершенно ничего, ни одного сигнала. До произошедшего на крыше я думала, что заклинание связи не сработало. — Раз уж зашел разговор, — вклинивается Джед, подаваясь вперед, — Рейна, расскажи, как все произошло? — Я не помню, говорила же, — раздраженно шипит сестра. — Когда ты отцепишься от меня с этим вопросом? — Ты никого не видела тем вечером? Там был один из МакГрегоров. — Нет, — сестра мотает головой, и я не думаю, что она лжет. — Йен МакГрегор держал тебя, пока мы не появились на крыше.       Лицо Рейны бледнеет, она хочет что-то сказать, но губы ее не слушаются. — Да, он ловец, Рейна. Жаль что ты не знала, — вскидывает брови Джед, но я не верю его легкомысленному тону.       Рейна молчит, словно громом пораженная. И до меня только сейчас доходит смысл слов Джеда. Парень, из-за которого так страдала моя сестра тоже был ловцом, но он не сказал ей об этом. Йен МакГрегор и есть тот самый возлюбленный Рейны? Она всегда была уверена, что фамилия МакГрегор ничего не значит, мало ли на свете однофамильцев? К тому же, тот утверждал, что был совершенно обычным, он не был ловцом. — Я помню, не так давно меня чрезвычайно сильно расстроила мысль о вас двоих, — Джед смотрит в потрясенное лицо Рейны, и взгляд его холоден, словно лед. Они и вправду с Куном братья! — Но увидев мальчишку на крыше, я об этом даже и не вспомнил. Сам себе удивляюсь, ну надо же. Мне было совершенно все равно, какая там у вас история.       Рейна щурит глаза, пытаясь разгадать замысел Джеда и гордо выпячивает вперед подбородок. — Да неужели? — с вызовом говорит она Иллюзионисту. — Могу достать его контакты, если тебе интересно, — он пожимает плечами, и я вижу, как сжимается у Рейны кулак. Она изо всех сил сдерживает свою силу, чтобы не подпалить шевелюру своего наставника, а мы с Эмили переводим любопытные взгляды с одного лица на другое.       Последние несколько дней мы с девочками занимаемся подготовкой к празднику урожая и дня начала жатвы. Дома мы никогда не отмечали этот день, просто знали, что есть такой праздник в день первого августа — Лугнасад, в честь древнего кельтского бога (вообще-то, как мы узнали из лекции Джеда, богини) Луга. Но здесь, на острове, придерживаются старых традиций и считают этот день одним из главных праздников года, наряду с Самайном.       Мы с девочками полностью погрузились в процесс подготовки и были очень рады заняться чем-то, кроме упражнений в спортивном зале, лекций или ночных уроков на высоких стенах замка.       Сперва мы убирались во дворе, Джед с радостью работал газонокосильщиком, а Расти сильно ему завидовал, потому что окучивать деревья, рассаженные по всему периметру забора, было не так увлекательно, как разъезжать по лужайкам на газонокосилке. Кун вместе с Дугласом чистили колодец, стараясь при этом не повредить ни одного цветка в клумбе Зака. Конечно, братья могли бы обойтись и магией, щелкнуть пальцами и сделать все в доли секунды, но МакКуарри считали, что это слишком легко и скучно.       Позже мы с девочками под руководством миссис Форбс украшали двор разноцветными гирляндами и резными фонариками, помогали устанавливать братьям огромные столы, шатры и прочее. На кухню нас не пускали, но мне очень хотелось туда пробраться. Уж очень вкусно оттуда пахло хлебом, орехами и сыром.       В общем, все принимали участие в подготовке к предстоящему празднику, все, кроме Захари. Я не заходила к нему в комнату с того дня, как провела обряд исцеления от Чумы. А Кун никого туда не пускал, особенно Эмили. Думаю, Зак пытается найти самого себя в том водовороте событий, которые открылись ему, а заодно и мне.       Рейна сквозь зубы, но очень вежливо общалась с Джедом, Флора даже не смотрела в сторону Расти, хоть он и пытался привлечь ее внимания разными смешными выходками и шутками, я старалась избегать Куна, но холод его глаз преследовал меня в течение всей этой недели. Эмили бросала взгляды на окно спальни Захари, всегда плотно зашторенное. Но иногда я видела мелькнувший рыжий локон за занавеской и мимолетную улыбку МакФи.       Было решено, что следующий день после Лугнасада будет последним, когда мы будем выполнять требования друг друга по условиям исхода игры в волейбол. Но в эти несколько дней я не заметила, что Флора вообще собирается их выполнять, Джед ждет своего часа после праздника, у Эмили не было возможности выполнить требования Захари, ну, а я просто старалась не попадаться на глаза Хранителю, хотя он и не стал бы со мной разговаривать.       Сегодня были закончены последние приготовления. По четырем сторонам двора мы заложили дрова и хворост для ритуальных костров. Накрыли столы скатертями, расставили на них толстые восковые свечи, а братья возвели небольшую сцену.       День был длинный и утомительный. Сразу же после ужина я ухожу в свою комнату, принимаю ванну и забираюсь в кровать. В небе уже появился месяц и звезды, их холодный свет освещает мою темную спальню. Светло-голубые стены кажутся синими и еще более холодными, а каменный пол отливает серебром.       Я закрываю глаза, накрывшись одеялом до самого подбородка, и представляю, как завтра во дворе замка соберется вся деревня Хайвей и будет прыгать через огромные костры. Жду это с нетерпением, никогда не участвовала ни в чем подобном. Во всем этом есть иллюзия нормальности, за время подготовки к празднику я на какое-то время забыла о том, что меня окружают ловцы со сверхъестественными способностями.       Уже погружаясь в сон, слышу звук открывающейся двери и вижу у своей кровати старшего МакКуарри. У меня дар речи пропадает от изумления — совсем не ожидала увидеть его в своей комнате. В последние дни мы явно избегали друг друга: он из-за злости на меня, а я от обиды. Знаю, что не имела права лезть в спасение Захари, но ведь все закончилось хорошо, и я имела право на простое человеческое спасибо. Черт с ней, с благодарностью, по правде говоря, мне она совершенно не нужна. Мне не нужно ничего, просто теплое отношение к тому, что я есть. На самом деле, вообще не понимаю Куна. Он ведь отдал часть своей силы и энергии, чтобы я смогла восстановиться после драки с Заком, да и потом у нас были более-менее нормальные отношения. А после исцеления Захари он с холодным равнодушием смотрит на меня, если иногда кидает взгляд в мою сторону, словно меня не существует вовсе. В общем, все вернулось к тому, с чего мы начали. — Что-то не так? — настороженно спрашиваю я, всматриваясь в строгое лицо моего наставника.       Лунный свет серебрит длинные прямые волосы старшего МакКуарри, отчего он кажется мне сказочным, совершенно нереальным. Кун отрицательно качает головой и усаживается рядом со мной на кровати. В удивлении смотрю на него, не веря своим глазам и пытаясь разгадать смысл его взгляда: обычно непроницаемый, сейчас он ясный и мягкий. Я даже жмурюсь, чтобы проверить, не привиделось ли мне это все. — Что такое? — серебристая бровь взлетает вверх. — Я просто боюсь, что заснула и ты мне снишься, — честно отвечаю я, — добрый. — Хм, — Кун улыбается уголками губ, — ущипнуть тебя?       Я киваю головой в знак согласия, не отрываясь, смотря на него. Мне страшно, что Кун исчезнет. В ответ ощущаю его горячую ладонь на своей руке. Его горячие пальцы нашли мои и переплелись с ними, крепко сжимая, словно бы одно целое. Сердце у меня подпрыгивает к горлу. — Веришь? — тихо шепчет он, наклонив голову набок.       Я снова киваю в ответ, не в силах вымолвить и полслова. Его теплая ладонь, сильная и большая, крепко сжимает мою. В этот миг я испытываю наивысшее счастье, поражаясь самой себе. И не хочу портить такой момент словами. — Я пришел выполнить твои требования, — мягко говорит Кун, прикрывая глаза и останавливая мою реплику, готовую сорваться с губ, — нет, петь я не буду. — Поцелуй в щеку? — шепчу я, не веря своим ушам.       Мне кажется, я сейчас лишусь чувств от переполняющих меня эмоций. — Да, — Кун наклоняется к моему лицу, и его волосы скрывают от меня лунный свет, словно полог. Я вижу, как горят в темноте его глаза, согревая мою душу. Такого взгляда у него я не видела никогда. — Точно не сон? — все же спрашиваю я, изо всех сил всматриваясь в лицо Хранителя, стараясь запомнить в нем каждую черточку, насколько это возможно сделать в темноте комнаты.       В ответ на мой вопрос его твердые губы касаются моей щеки, и я снова жмурюсь, затаив дыхание. Когда же открыла глаза, в комнате были только лунный свет и я.