новогоднее чудо.

обычно, с приходом декабря у юнги настроение только улучшается, ведь этот месяц действительно по-родному тёплый и комфортный. на улице появляются первые снежинки и лужи, недавно расползающиеся по всему двору грязным пятном, замерзают, приятно трескаясь под грубой подошвой новой обуви. люди начинают надевать шапки огромные и тыкаться носом в теплый пушистый шарф, что юноша всегда находил очаровательным и до слезящихся глаз трогательным. но, видимо, не в этом году. когда ближе к вечеру четверга у парня начинает першить в горле, он настораживается: тревожный звоночек перед грядущим выступлением, где голос – главный инструмент. на следующий день, рано-рано утром, на улице во всю метёт снег, а у юнги голос сиплый и немного морозит. "ничего, терпимо" – убеждает сам себя, нанося немного косметики на лицо, чтобы скрыть усталость, и пряча лекарства в кармашек портфеля. правда терпимо, он привык лечиться на ходу, не тратя времени на постельный режим и недельный просмотр сериалов для восстановления сил. всё ухудшается, когда на репетиции юнги почти срывает голос, а руководитель закрывает на это глаза, будучи занятым организацией происходящего. горло дерёт нещадно, потому влить в себя мерзкое на вкус обезболивающее кажется уже не такой плохой идеей. так и получается, что спустя час внутри всё становится словно замёрзшим и совсем бесчувственным, а выступление получается вроде как сносным. публика радуется и хлопает ещё несколько минут, отчего у юноши плечи расслабляются, а тревога, что ещё со вчерашнего тихонечко сердце скребёт острыми коготками, сейчас ушла, оставляя место счастью, совершенно детскому и невинному. он веселится с другими коллегами, даже поёт песни и танцует! рождественская атмосфера радует глаз своими огоньками вокруг, еловыми веточками и счастливыми детьми, что хохочут со всего происходящего и бегают туда сюда, то и дело набивая на коленках синяки из-за скользкой плитки. ему удаётся прогуляться по засыпанному снегом городу и прийти домой в прекрасном настроении, от которого на лице улыбка приторная, а щёки сводит приятной болью. его всё ещё немного морозит, а лекарства, кажется, прекращают своё действие, потому голос немного хрипит и голову начинает неприятно сдавливать , но главное, что внутри всё мигает разноцветно, словно новогодняя ёлка, порождая чувство тягучее и елейное, подобное карамели на кухне дома какой-нибудь стереотипной семьи из фильмов американских. на лице вид усталый, но довольный, как у кота, что сметаны наелся хорошенько, а в глазах, постепенно закрывающихся в сонной одури, огоньки крохотные пляшут. однако всё имеет свойство заканчиваться, да? это случилось на следующий день, когда юнги слёг с температурой под тридцать восемь, жуткой головной болью и ломотой в теле. продрав глаза воспалённые отписался знакомым о своём отсутствии ближайшие дни, печально отменил все планы и завернулся посильнее в одеяло, чтобы не трясло так сильно и можно было немного выпустить свою грусть: в таком состоянии он становился похожим на зверушку, только появившуюся на свет, что беспомощна совсем и падкая на ласку, а без неё совсем растроенная и угрюмая. этот день юнги помнит лишь кусочками какой-то пленки: вот утро и последний пакетик с жаропонижающим в аптечке, потом звонок от друга, желающего узнать о состоянии парня. сейчас мин смотрит на термометр, замечая всё такие же высокие значения, хмурится немного и кладет голову уставшую на столешницу, что приятной прохладой отдает в лоб и кончик носа. от лихорадки сознание совсем спуталось, а сонливость придавила с утроенной силой. и в любом другом случае юнги, наверное, понадеялся бы на силы организма и лёг спать или же попросил кого-нибудь заскочить к нему с лекарствами, но сейчас конец недели и отрывать кого-то от предстоящих выходных он не в праве. потому приходится голову поднять, поправить сползшее с плеч одеяло и направиться к креслу, где со вчерашнего лежали свитер тёплый и джинсы первые попавшиеся, с пятнышками маленькими от химикатов, которые уже успели рассыпать на тротуар. на выходе из дома мин трёт глаза покрасневшие до белых пятен, от боли в висках и глазницах всё ещё мучаясь, а потом коротко хихикает, ведь в отражении не человек, а пингвин: огромная дутая куртка, шапка, что съехала почти к векам, маска, натянутая повыше, и шарф шерстяной, обкрученный вокруг шеи несколько раз. на улице красиво: всё замело, детишки уже успели слепить маленького снеговика и порисовать на различных поверхностях, оставляя маленькие ладошки и улыбки там, где могли дотянуться. и возможно, если бы не резь в глазах от яркого света и горячка, юнги бы тоже радовался, как и младшие. возможно, слепил бы маленькое сердечко и сфотографировал, чтобы позже отослать коллегам и поделиться с ними теплом, возможно кому-нибудь нужным. однако сейчас юноша перебирает ногами через снежные кучки, завидя вывеску злосчастной аптеки, и наконец-то стряхивает с себя собравшийся повсюду снег. смешно, потому что в такие моменты мин сравнивает себя с какой-нибудь милой собакой, которая таким же образом избавляется от снежинок, прилипших к шерсти. на входе звенят крохотные колокольчики, а около окошка кассы стоит небольшая пластиковая ёлочка, напоминающая о приближающихся праздниках. юнги недолго мнется на входе, после подходя к тому самому окошку, наблюдая за скучающим видом фармацевта, что глядел в монитор чуть нахмурившись и губы пухлые вытягивая вперёд. юноша прокашливается неловко, пальцами края шарфа перебирая, и смотрит на ёлочку, ожидая. за преградой слышится шуршание халата и шум отодвигающегося стула, а после и спешных шагов. — добрый вечер. вам подсказать что-нибудь? мин глазами цепляется за посветлевший вид парня напротив и на несколько секунд подвисает хорошенько так: тот не похож совсем на фармацевта, которые обычно усталые от общения с людьми и с поджатыми губами, скорее на модель, сошедшую с подиума только что. лицо молодое, но при том с четкими скулами и чуть заострённым на конце носом, придающими ему статность. юнги одёргивает себя только когда слышит легкое постукивание по стойке и видит обеспокоенные глаза. — да, извините. пробейте какое-нибудь жаропонижающее, пожалуйста. и фигура удаляется, открывая полочки и перебирая несколько разноцветных коробок. его нет несколько минут, а у юноши температура будто разом до сорока подымается. в шарфе становится душно, потому он немного расслабляет его, губы пересохшие облизывает раз за разом и не понимает, почему так реагирует на широкую спину за узким стеклом. когда парень возвращается, юнги уже жадно воздух глотает и кутикулу раздирает. — с вами все хорошо? может, воды? а ему только расхныкаться хочется, потому что у паршивца голос – услада для ушей. он не хрипит, как у самого мина, но при том не пищит в ушах противно. он идеален. у юнги, видимо, кровь вскипела, поэтому он чувствует все так остро. нельзя ведь влюбиться в человека вот так, просто встретившись однажды. это странно, глупо и совсем не по-взрослому как-то. парень наваждение гасит, прокашливается ещё раз и говорит тихо, почти шёпотом: — нет, всё хорошо, извините. сколько с меня? чимин, как сказано на бейджике, прикреплённому к его груди, на это только улыбается снисходительно и проговаривает по-доброму стандартное «ничего», препарат пробивает и чек отдаёт. юнги замечает перед собой небольшую упаковку и пальцы, что в кольцах серебряных и с маникюром аккуратным. «красивые» - думается юноше, и мысли заставляют краснеть сильнее, словно в помещении лето жаркое и солнце палящее. он благодарит и прощается спешно, обещая себе, что зайдёт на следующей неделе ещё раз. надеясь, что столкнётся с ним вновь и мысленно сошлётся на судьбу, которая не против этого человека в его жизни. недели ждать не приходится, потому что у мина дома аптечка – это пачка пластырей и бинтов, теперь с жаропонижающим рядом, а кашель по ночам раздирает легкие и горло и не даёт спать совсем. и юнги снова маленьким пингвинчиком идёт к знакомой вывеске и слышит переливание колокольчиков вновь. чимин теперь стоит около витрин, вероятно, сверяя ассортимент на полках со списком в руках. он вновь хмурится, но теперь кончик языка отводя в уголок губ и вздыхая немного устало. юнги стоит, словно примёрзший ко входу и почти не дышит. любуется. чимин топчется на месте, что-то отмечая на листке, а потом разворачивается и чуть отшатывается от удивления, глаза широко раскрывая. — простите, я не слышал, как вы вошли. что-то подсказать? юнги сглатывает нервно и губы поджимает: слова в голове совсем не вяжутся и это беспокоит ещё больше, чем простуда. он тупит взгляд и мямлит что-то себе под нос, пока чимин тихонько шагает и кладет руку ему на плечо, легонько сжимая. — сэр, не нервничайте. всё хорошо. ваша простуда не прошла? что-то беспокоит? и юнги бы честно сказал, что беспокоит его сейчас только темные радужки глаз, что смотрят пристально, и голос бархатный, заевший в голове на сутки. он щеками краснеет, словно школьник возле своей первой симпатии, и губы кусает, выдавая свою панику с поличным. у мина в голове белый шум, и он правда не замечает, как фармацевт садит его на стул, а сам удаляется куда-то за прилавок. юноша глазами в пол упирается снова и думает, что это вероятно самая позорная ситуация за последние годы, но потом чимин возвращается, сжимая его кисть в своей и мягко улыбаясь. в другой руке стакан с водой, а в кармашке капли успокоительные, которые он туда добавил. он их ладони к стеклу подносит и скрепляет, чтобы юнги стакан на пол не уронил. – сэр, выпейте, пожалуйста. вам станет легче. юнги кажется, что легче уже не станет. чимин сидит перед ним на корточках, ладонь уместив на пухлом бедре и наблюдая за всем, будто перед ним не человек взрослый, а ребёнок, что лекарства пить не хочет. от успокоительного немного мутит, но сердце и впрямь успокаивается и работать начинает исправно. переводить взгляд на парня все равно страшно. поэтому звон колокольчиков сейчас почти спасение. юнги выдыхает рвано, глаза зажмуривая сильно-сильно, о чём очень жалеет в следующую же секунду. – сэр, подождите меня пару минут, не убегайте от меня,- шепчет чимин на ухо, посылая по телу мина разряд в несколько сотен вольт, не иначе, а после улыбается до глаз-щёлочек и уходит стремительно к покупателю, извиняясь за задержку попутно. юнги стакан сжимает чуть сильнее, глазами ища спасения за окном, слышит копошение за прилавком, голос мягкий и писк от кассы. слышит, как дверь закрывается и колокольчики переливаются сотней звуков, и всё равно не уходит. сидит, губы поджимает и пальцами сжимает края стула, не сдвигаясь ни на сантиметр. чувствует шаги и дыхание, что с каждым шагом всё отчётливее слышно, и нервно сглатывает. юноша голову поворачивает и с омутамм сверкающими, как те снежинки на свету, встречается. – я надеюсь, вам стало лучше. выглядите мило, сэр. возьмите мой номер, у нас действует доставка на дом. чимин в пальцах небольшую бумажку держит, ждёт, пока заберут, и смотрит так тепло, что всякая зараза сразу из организма уходит. горло больше не саднит, на голову не давит грузом тяжёлым, а в груди не противное чувство тоски. вместо него там сейчас лава кипящая, что контрастом отдаёт с холодом улицы. юнги голову вновь опускает, бурчит под нос что-то явно недовольное, на что чимин только хихикает тихо, позже предлагая всё таки купить то, за чем пришёл мин. юнги, по дороге домой, написанные синими чернилами цифры перечитывает и, кажется, запоминает наизусть, когда оказывается дома. сердце на месте, а вот улыбка с лица не сходила ещё несколько часов. а потом, ближе к полуночи, юноша думает написать, надеясь на новогоднее чудо и спасение своей одинокой душонки. ворочается в постели долго, набирает и стирает буквы на экране и ногой трясёт чуть нервно. но спустя полчаса все таки отправляет кривоватое "хэй, привет? я тот парень, которому ты сегодня пастилки для горла продал", а потом ударяет ладонью раскрытой и немного холодной по лбу, потому что понимает, что он не единственный покупатель в этой дурацкой аптеке, но не удаляет, сидит смирно и ждёт. ответ приходит через несколько минут, что для мина вечностью кажутся: тягучей и неспокойной. чимин: о, добрый вечер! я ждал вашего сообщения:) как ваше самочувствие? и юнги выдыхает, шумно так, расслабляясь. они общаются до поздней ночи, пока юноша случайно не засыпает, а чимин ему доброй ночи желает и говорит, что был бы не против встретиться ещё раз. через пару дней они обедают в какой-то забегаловке на углу, смеются громко и тыкают друг друга в бока. через неделю юнги приглашает чимина домой. они смотрят какое-то ток-шоу, устраивают бой подушками и лежат после этого в обнимку. мин тогда стеснялся немного, ведь может доставить парню неудобства, но тот лишь вцепился покрепче и продолжил смеяться с глупых шуток ведущей. той ночью, юнги, кажется плакал. пустота, кажется, правда ушла. ещё через неделю, за три дня до нового года, чимин интересуется, что юноша хотел бы в качестве подарка, а у юнги румянец затапливает щёки и смех сам по себе вырывается. он и вправду влюбился. новый год они празднуют вместе, ведь юнги один совсем, а чимин, оказывается, торопился только в этот дом. они пьют соджу и много фотографий делают на полароид, которые потом мин развесит на стене и будет улыбаться от воспоминаний. они сидят близко-близко, так, что юнги клянётся, он слышит как стучит сердце пака прямо за его спиной. или это его собственное? становится не так важно, когда как в сказке, ровно в двенадцать, чимин разворачивает его к себе лицом и взглядом разрешения спрашивает, мягко по колену кончиками пальцев танцуя. юнги разрешает, поэтому губы тёплые и нежные до жути являются тем самым правильным выбором. теперь у обоих сердце гремит и пытается взорваться, как тот фейерверк на улице, от переизбытка чувств. у юнги ладони парня на бёдрах, от которых кожа не щиплется огнём, а приятно греется, а у чимина в руках самый драгоценный подарок. возможно, проходят часы, пока они наконец-то прерываются и смотрят в глаза друг другу, после смеясь громко и пихаясь. ночью они выйдут на улицу и будут валяться в снегу, слепят небольшого снеговика, а чимин назовёт его мини-мини, ведь "это наш ребёнок, юнги!". утром же, когда чимин дрожь от тела чужого почувствует, будет кипятить молоко и ворчать на юнги, который шапку не надел. а после обнимет крепко и носочки тёплые наденет, чтобы температура легче переносилась. возможно, простуда и противная, силы отнимает и заставляет чувствовать себя одиноко, но пока у юнги есть тёплый пак чимин рядом, который в макушку целует и ладошки греет в своих руках, ему она не так страшна. он не один.