***
В покоях Джайса какофония запахов стала и вовсе невыносимой. Здесь пахло свежими фруктами и сухой травой, шерстью, обожженной глиной и сырым мясом, чем-то мускусным и чем-то сладким, и – им. Со всех сторон, будто Мариша все-таки уже сожрали, и вокруг есть только Джайс. В эту-то комнату Мариш и заглянул несколько дней назад, влекомый завораживающей мелодией. Замер снаружи окна, встретив взгляд мгновенно пожелтевших глаз. И – отсюда бежал прочь, преследуемый огромной черной пантерой, в которую перекинулся только что игравший на диковинной лютне иностранец. Мариш думал, во дворце Императора играть будут какие-нибудь там наложницы или обученные услаждать слух рабы, но никак не первый телохранитель! Открытие чуть его не убило. Войдя, Джайс странно шаркнул ногами при входе, будто не то начал танец, не то стер невидимый круг. Его плечи поднялись и опустились по очереди, левое, потом правое. Руки волной распахнули полог, висевший перед дверью, и многочисленные бусинки и трубочки, составлявшие его, зазвенели и застучали, приветствуя хозяина комнаты. Мариш испуганно перескочил с одного плеча на другое, случайно обернув цепочку вокруг шеи Джайса. Ну, а что. Тот сделал из него украшение. А теперь поди шкуру сдерет. Вон их здесь сколько, шкур... Джайс выскользнул из обуви – по замку он расхаживал в кожаных сандалиях, а не сапогах, как вся прочая охрана – и ступил на мягкий ворс. За ним по расстеленным шкурам зашуршали полы его одежды. Он щелкнул пальцами, и в расставленных по комнате плошках – не золотых подсвечниках, а скорлупах экзотических орехов – вспыхнули огоньки. В прошлый раз Мариш не успел разглядеть помещение, а в этот – некуда было деваться. Он увидел ложе из шкур с отдернутым балдахином, низкий столик в стороне, на котором стояло несколько кувшинов, и вытянутые деревянные маски на стенах. Несколько ящериц, разбежавшихся, когда Джайс вошел. Кости вместо изящных украшений под потолком. Его инструмент – похож на лютню, но пахнет кожей, высушенными фруктами и деревом – лежал рядом с россыпью золотых колец и других украшений. Джайс не прятал их, уверенный, что никто из слуг не посягнет на его собственность. Можно ли сюда войти без ведома хозяина? Он ведь маг. Мало того что перевертыш, так еще и какой-то странный... маг. По крайней мере, он еще ни разу не произнес ни слова! Что это за магия такая – бессловесная?! В колдовстве Мариш не разбирался, но прежде не слышал, чтобы от щелчков загорались свечи. От рождения ему не досталось даже захудалого волшебного таланта. А теперь – на нем магический ошейник, он в магической комнате и его держит на магической цепи магическая тварь! – Смотри, что я для тебя заказал, – мурлыкнул Джайс, подхватывая его и стягивая с плеча. Мариш с ненавистью уставился на клетку и оскалился. Сколько золотых вещей ему придется теперь возненавидеть? Клетка была просторной и устойчивой, но сама мысль о ней приводила в ужас. Он попытался вывернуться из рук Джайса, и тот не стал сжимать его сильнее – а просто зарычал. Мариш прижал уши и притих. Он видел однажды, как лицо Джайса удлиняется, челюсть движется вперед, лоб скашивается, как и без того острые клыки становятся длиннее, а глаза вспыхивают в полутьме желтым; он в лапах у хищника. Все еще. Джайс с ним играет, но может и закусить им. Вокруг клетки лежали разноцветные камушки с насечками, все – отметками в одну сторону. Мариш старался не задумываться, что это за магия, но ему моментально стало некомфортно, когда Джайс посадил его внутрь этого неровного круга. Он уцепился коготками за решетку изнутри и тут же поднялся повыше, просовывая голову между прутьями. Джайс наклонился и коснулся его горла. На каждой руке три пальца были с коротко остриженными ногтями, а два других – с длинными, заостренными, будто когти, и выкрашенными в черный. На каждом блестел драгоценный камушек, вроде крошечного бриллианта. Этими «когтями» Джайс почесал его шею. – Пока тебе нечего бояться. Я поделюсь с тобой маленьким магическим секретом. Ты же любишь секреты, воришка? – спросил он, урча на «р». Маришу нравилось почесывание. Ему не нравились магические секреты, он старался держаться от них подальше... но как сказать Джайсу «нет»? Цапнуть за пальцы? Так он голову свернет! – Я был удивлен, что ты смог уйти, – продолжал Джайс. – Я чуял твою кровь, – он облизнулся. Мариш навострил уши. – И мой след на тебе, – слышал бы канцлер, как складно он теперь рассказывает! Почти поет. – Ты сбежал, не зная, что обратишься. Глупо было удирать, но что вы понимаете в настоящем колдовстве? – он слегка стукнул его пальцем по мордочке. – У вас модно запирать магию в геометрию и свитки, а не давать ей течь по родному руслу. Знаешь, при первом превращении умирают, если рядом нет того, кто умеет говорить со зверем внутри тебя. Потому что сам ты не умеешь... Мариш вообще больше не умел говорить, иначе непременно пискнул бы, что Джайс забыл предупредить его, что от укусов пантер можно становиться горностаями! Эти магические закономерности совершенно не очевидны! – Но ты не умер, а значит, кто-то тебе помог. Кто-то другой нашел тебя, выбрал тебе... подходящий облик. У него хороший вкус, – добавил Джайс, и тут улыбка стала угрожающей. – Видишь ли, я считал себя единственным шаманом в городе. Я должен быть таким, это часть моей службы. Выходит, я ошибался, и теперь мне стр-р-рашно интересно, кто украл тебя у меня, воришка. Ему, наверное, небезразлична твоя жизнь, раз он вмешался. Поэтому ты послужишь мне в поисках. А потом я подумаю, вернуть ли тебе твою прежнюю симпатичную мордашку и голос... Я же совсем не слышал твой голос. Только когда ты кричал, – ноготь надавил на кожу под самой челюстью и исчез. – Наслаждайся отдыхом и секретами, которые узнаешь в императорском дворце. Здесь здорово! Ты будешь в восторге. Мариш понятия не имел, о каких шаманах – тем более, доброжелательных к нему – говорит Джайс. Он потерял сознание от ран, чуть не свалившись в реку, а пришел в себя уже пушистым и с хвостом! И почти сразу началась новая погоня, в конце которой у него появился золотой ошейник. Но Джайс и не считал, что он кого-то знает. Наверное, он собирается провести какой-нибудь ритуал. Мариш перепрыгнул на другую стенку клетки и скукожился, как смог, под неуютным взглядом глаз, отливающих желтым в свете свечей. При каждом шаге Джайс издавал музыку. Он шуршал широкими полосами ткани, задрапированными в немыслимую по меркам имперской моды юбку. Бренчал украшениями и звенел золотом. И – когда не гнался ни за кем – двигался, будто танцевал. Мариш начал понимать, что такое – «магия, которая течет по родному руслу». Он все еще недоумевал, как дикому магу канцлер Пауль позволил поселиться при Императоре, но не похоже, что он Джайсу указ. Первым делом, когда Джайс отвлекся на свои дела, Мариш оббежал и обнюхал свою клетку, мстительно содрал несколько цветных ниточек, которые Джайс накрутил на прутья, но ощущения не изменились, дверца не открылась... Никогда еще удача так не подводила Мариша! Джайс сказал, он смог бы превратиться обратно. Мариш не очень понял, есть ли у него контроль над обликом горностая, раз уж его «украл другой шаман», но сам Джайс превращался, когда захотел. Должно быть как-то так, правда? Он просто не умеет или вокруг него магические камни, которые ему мешают? В тревоге и отчаянии Мариш кружил по клетке, пока его пыл не умерило плавно накатывающее спокойствие. Скакать, как ужаленному, и впустую пушиться ему расхотелось. Он ощущал легкий голод, но и только. В остальном, эта клетка защищает его от канцлера, чьи секреты он ненароком выяснил во время своей вылазки, и никто пока не торопится его убивать, и Джайс так потрясающе играет... Джайс делал что-то странное. Поднеся к губам широкую дудку из тонкого полого дерева, расписанную рыже-черными узорами, он похлопывал по ней левой ладонью, а пальцами правой руки перебирал небольшие отверстия. На плавное пение изящной флейты эта музыка не походила, но убаюкивала, несмотря на ритм. Босые ступни скользили по меху, устилающему весь пол, Джайс... танцевал? Он творил магию. Мариш завороженно наблюдал, как он рисует воображаемые круги, то склоняясь, то выгибая спину. Под темной кожей перекатывались мышцы, хвост частично распустился, и выбившиеся пряди взметались в воздухе, не успевая упасть на плечи. Помаргивание свечей отзывалось музыке в такт. Спохватился Мариш, когда Джайс резко замер, пригнувшись, как пантера в прыжке, и уставился на горностая одним глазом. Белые зубы скалились в усмешке, не угрожающей, но Мариш немедленно отвернулся, будто и не любовался вовсе. И ничего ему не понравилось, и вообще! Он шустро свернулся в клубок в центре клетки и накрыл мордочку хвостом. Джайс засмеялся. Мариш слышал, как он подходит. – Твой благодетель хорошо прячется, – нисколько не запыхавшись после танца, отметил Джайс. – Он хорош, но я терпелив. Мы с тобой надолго вместе теперь, воришка.***
Джайс ухаживал за своим инструментом. Походя он рассказал Маришу, что тот называется «кóра», а сделан из выделанной звериной кожи и половинки какого-то заморского фрукта. Кожа местами протерлась, а на деревянном грифе виднелись щербинки – инструмент много путешествовал вместе с хозяином. Джайс заботливо протирал его и перетягивал струны, пощипывая, чтобы проверить звук. Было их больше двадцати – не лютня, а целая арфа. Джайс настраивал кору, мурлыча под нос мелодию, расслабленный и погруженный в себя. Миролюбивый и... сытый. Мариш понимал это очень четко: Джайс доволен, немного взбудоражен грядущей охотой, но не зол. Эмоции превращались в запах, выходя вместе с потом... Мариш даже не думал, что столько всего можно понять, просто принюхавшись к кому-то. От скуки он обнюхал все, что смог. Например, кувшины, стоявшие неподалеку – в одном оказалось вино, в другом лежало что-то жгучее и острое, в третьем, с широким горлышком, вяленое мясо. Мысли о мясе оказались особенно приятны. Мариш не ел с тех пор, как пришел в сознание в этой маленькой пушистой тушке. Он гнал прочь тень мысли о пище, хотя с некоторым вожделением поглядывал на ящерок, которых Джайс тут развел. Они не были оборотнями (а ведь раньше ему и в голову не пришло бы задуматься, кто перед ним – зверь или перевертыш). И они не так пахли кровью, как Мариш бы хотел... О, нет, нет, нет, это же варварство! Мариш возмущенно подпрыгивал на месте, надеясь, что бросаться на прутья в надежде дотянуться до ящерки ему расхочется. Кульбиты только разогрели чувство голода. Джайс мог бы искать другого шамана побыстрее, а? Прямо сейчас? Чтобы к ужину Мариш мог закусить чем-нибудь... приготовленным? Но Джайс развалился на шкурах – пол плавно переходил в постель, словно Мариш попал в шатер, а не в одну из комнат замка, – и занимался своей корой. Нежно поглаживал гриф, подбирая какую-то мелодию. Параллельно он ел виноград – по одной брал из прозрачной вазы крупные красные ягоды. Он не заглатывал их полностью, а каждую раскусывал надвое, и за этот хруст Мариш его ненавидел. Демонстративный ублюдок! Он специально! Пальцы Джайса блестели от сока, на одежду попадали капельки, вплетаясь в вышитый узор. Мариш услышал шаги снаружи чуть позже, чем уловил запах. Раздались голоса – мужской и женский. – Не упирайся, ты должна его услышать! Это просто какая-то магия! Да хватит, пойдем! Джайс поднял взгляд. Неуловимое движение рук, похожее на перебор струн в воздухе, – и полог шевельнулся, будто от ветра. Бусины застучали друг об друга. Отложив кору, Джайс перетек вперед и оказался сначала на корточках, потом на ногах очень быстро. Длинные концы расшитого пояса змеями проскользнули по шкурам – и вот он выпрямился, улыбаясь. – Ты слишком увлекся этим дикарем, Ксиндр! – зазвенел женский голос громче. – Ну же, не порти все опять, Санья! Десять минут, ты только послушай... Они были молодыми – двое воинов, влетевших в покои Джайса. Вернее, первый втащил вторую, сердясь и посмеиваясь разом. Оба носили нашивки императорской гвардии на рукавах. Оба пахли, как звери. Не как Джайс, потому что сами были местными, а их вещи, их оружие и одежда – самыми обычными. Сталь, бычья кожа, недавно съеденная похлебка... м-м... похлебка. Мариш на всякий случай отскочил в дальний угол клетки и встал на задние лапки, разглядывая гостей. Молодой мужчина с рыжими волосами – Ксиндр – не отпускал руку мускулистой блондинки в латном нагруднике. На ее лице читалось презрение. Губы скривились, когда она посмотрела на Джайса. Мариш не видел, улыбается тот или нет, но наверняка – да. Джайс придерживал полог, отставив руку. Унизанные бусинами нити болтались, задевая его юбку. Санья окинула его взглядом и хмыкнула: – Так и не научился прилично одеваться. – Тело должно дышать, – возразил тот и продемонстрировал глубокий вдох. Аж ожерелья немного сдвинулись на темной груди. – Не слушай ее, она зануда, – Ксиндр прошел внутрь, развернулся, положил ладонь на предплечье Джайса. Шумно втянул запахи и на секунду бросил взгляд на клетку. Правда, тут же потерял интерес к ней. Его вниманием полностью завладел Джайс, который, кажется, был совсем не против, чтобы его трогали. Слишком много крупных хищников в одних покоях! В замке что, все – оборотни? – Твоему телу нравится эта... бочка? – Джайс потянулся, чтобы постучать по нагруднику Саньи, та перехватила его руку и огрызнулась: – Я со своим телом разберусь. – Брось, – оборвал ее Ксиндр. – Джайс пригласил послушать музыку, а не соревноваться в оскорблениях, будь благодарной гостьей, расслабься, эй. Теперь, когда Джайс немного повернулся, его улыбку стало видно лучше. Он чуть щурил глаза и не показывал зубов. Демонстрировал, что не настроен делить территорию или власть. Санья фыркнула. Наступила на подол его юбки окованным сталью ботинком, заходя в комнату. Джайс не возмутился. Он опустил полог, а пока гости оглядывались, незаметно «поправил» разорванный ради них магический круг. Или... или не круг? Кажется, Джайс презирал «магическую геометрию». Мариш привык, что заклинания можно увидеть, что хотя бы часть компонентов материальна – в них маги и фокусируют энергию, разве нет? Джайс ничего не воплощал, но совершал все свои будто бы случайные жесты, движения пальцев и головы, неспроста. – Располагайтесь, – предложил он, подхватывая Ксиндра под руку и проводя вперед, к более мягким шкурам. – Угощайтесь, чем пожелаете. С ними он говорил не так чисто, как с Маришем, но и не путаясь в синтаксисе, как с Паулем. Чтобы подразнить Санью, но не оттолкнуть ее. Та прислонилась к столику, стянула с него кувшин вина, принюхалась. Тоже поглядела на горностая. – Это что за колбаса? – Игрушка, – пожал плечами Джайс. Он приобнял Ксиндра, усаживая, и задержал руки на его плечах. Тот свою броню, видимо, снял, прежде чем прийти в гости. Ненадолго Джайс даже... прижал Ксиндра головой к своим ногам. Очень ненадолго. Возможно, вообще – показалось. Ксиндр поймал хвостик пояса и намотал на палец. А Мариш возмущенно подпрыгнул, изгибая спину. Колбаса? Игрушка? Он пленник! Чуют ли эти оборотни, что он – из них? Запертый в ловушку и бесправный? Джайс мог что-нибудь намагичить, чтобы не чуяли, но если и да, Санью это явно не обеспокоило. Она взяла один из глиняных стаканов, повертела в руках и плеснула в него вино. – Твой брат сказал, ты разбираешься в музыке, Саньяр-ра, – довольный неизвестно чем, расплылся в улыбке Джайс, отбирая у Ксиндра пояс. Тот махнул рукой в воздухе, будто кот, играющий с лентой. – Давай уже, дикарь, удиви меня. – Она не умеет быть вежливой, – посетовал Ксиндр, подтягивая к себе вазу с виноградом. О, нет, они издеваются? Устроят творческий вечер с закусками прямо перед ним, сейчас? Мариш звонко ударил когтями по прутьям, перебираясь на другую стенку клетки. Саньяра лениво бросила кусочек вяленого мяса внутрь; он набросился на него, но быстро разочаровался. Мясо не жевалось, застряло на клыках, казалось несвежим. Повозившись с ним, Мариш с недовольством вытолкнул его через прутья. Отчаянно пострекотал – но на него не обратили внимания. Вскоре и его зачаровала музыка. Джайс играл обеими руками, скрестив ноги вокруг ее корпуса и откинув назад гриф, он не перебирал струны, а поддевал и быстро отдергивал пальцы. Стало ясно, зачем ему ногти – когда подушечками подцепляешь струну, звук один. Когда ногтем – другой. Джайс тоже двигался, пусть и едва заметно: он то склонял голову набок, то тянулся к грифу, то позволял пальцам взлетать наверх, выжимая низкие тяжелые звуки, и сам приподнимался следом, то похлопывал по натянутой на корпус коже сзади, добавляя глухой барабанный ритм. Кора была слишком большой, чтобы вовлекать ее в подобие танца, как он поступил с дудкой во время ритуала. Но Джайс, видимо, мог заставить что угодно двигаться в том ритме, который он диктует. Он играл… грустную, но быструю мелодию, песню о красивой смерти, о диком и свободном пламени, пожирающем редкий высушенный кустарник, о ветре, задувающем пепел тебе в лицо. Мариш слушал – и видел черные изломы редких кустарников на фоне рыжего хаоса очень ясно. Музыка вдыхала в него желание – но не бежать, а замереть, протянуть руки к огню, окунуться в него, потому что посреди бескрайней пустоши спастись негде. Можно только надеяться, что сам станешь огнем. Мариш лег у края клетки, поджав под себя лапки. Он слишком восприимчивый. Красивые… шутки всегда так на него влияли: он никогда не имел их, даже права на них смотреть не имел, но – хотел. Джайс играл по-прежнему прекрасно. Ради этой музыки Мариш так рисковал, бродя по дворцу. Лишь бы одним глазком взглянуть на исполнителя, думал он тогда, и сразу спрятаться… Если забыть, что интерес к музыке Джайса в итоге превратил его в горностая – то Мариш бы послушал еще. Голод стал почти не важен. Мариш покачивался, не вставая, и шевелил ушками. Джайс не следил за тем, какие струны трогает, он смотрел прямо – на Ксиндра. Непонятно, чем тот больше увлекался, музыкой – или самой игрой. Вот Саньяра расхаживала туда-сюда, с наслаждением топча ботинками шерсть. А Ксиндр почти не шевелился. Его взгляд постоянно соскальзывал с пальцев Джайса на его плечи или на ноги, задрапированные в ткань. Он дышал все более возбужденно, не глядя шарил в винограде, то и дело слишком сильно сдавливал нежные ягоды. Санья замечала это и злилась, отвлекаясь от музыки. Мариш думал о том, что это похоже на гипноз. И в конце Джайс должен разодрать Ксиндру горло. Откуда взялась мысль, что он сделал бы так же, если бы маленькую и наивную теплокровную жертву удалось заманить и очаровать? Мариш никогда не был жестоким! Он… он в жизни никого не убил! Джайс откинул волосы с лица, запрокинув голову; серьги взметнулись, а кадык шевельнулся под кожей, когда он сглотнул. Ксиндр повторил его жест, явно – невольно. И смутился. Не отрываясь от игры, Джайс кивнул на вазу и символически клацнул зубами. Ксиндр, покраснев – едва ли не до темно-рыжего, как его волосы, цвета щек, – взял ее и подсел ближе. Задел колено Джайса своим, чуть не сбив игру, но тот не прекратил улыбаться. Ксиндр отковырял крупную виноградину от ветки и поднес к его губам. Он ожидал, что Джайс ее проглотит, но тот – разумеется – раскусил надвое. Сок брызнул на лицо Ксиндра и потек по подбородку Джайса. Растерялся только один из них. Темп ускорялся, огонь вспыхивал со всех сторон, Ксиндр моргал, Джайс улыбался, левая ладонь стучала по дну коры, правая сощипывала со струн жалобный, частый, экстатически рваный ритм. Ксиндр вытянул шею, чтобы собрать губами розовую полосу с его лица, и тут у Саньяры кончилось терпение. – Довольно цир-рка! – рыкнула она, бросая стакан. Вино выплеснулось на пепельно-серую шкуру. Ксиндр вздрогнул, вскинулся, оскалился на нее за то, что помешала. Кто там они друг другу, правда брат с сестрой, члены какой-нибудь стаи, да хоть из одного магического эксперимента вылезли; Ксиндр явно сменил сторону только что. Когда они с Саньярой пришли, они казались двумя частями одного целого. Пахли как части целого. Но Джайс успел проникнуть в их связь и накинуть петлю себе на руку, и теперь Ксиндр хотел остаться. Мариш снова встал на задние лапки. Прутья слишком близко друг к другу, чтобы он мог хотя бы мордочку просунуть. Его тревожило, что может начаться драка. Музыка не останавливалась. Саньяра издала «пфф», развернулась и собралась уходить. Джайс метнул в ее сторону один из своих браслетов. Его многочисленные украшения более-менее походили друг на друга: крупные золотые кольца, разноцветные нитки и мелкие бусины. Ксиндр едва ли заметил его жест, а вот Мариш хорошо разглядел: Джайс, поднимая руку от корпуса к грифу, тряхнул кистью. Нитка браслета слетела с нее, развернулась в воздухе и – волшебным образом – захлестнулась вокруг щиколотки Саньяры, поверх сапога. Она как будто не увидела и не почувствовала этого. Уже сгребла шуршащий полог, чтобы отдернуть (или порвать?) и выйти, и вдруг остановилась, обернулась, задумчиво сверкнула позеленевшими глазами. Зарычала. Без магии браслет бы до нее не долетел, да? Но Джайс не прекратил играть! Мариш чудом обратил внимание на эту ниточку… Он зачаровывает их, так? Ксиндр оказался податливее, но и Саньяра не сбежит. Мариш недавно приполз на этот звук по стене замка, а у него тогда было, чем еще заняться, мало кто из воров был так удачлив, чтобы пробраться в императорские владения! Джайс – будто воронка урагана или водоворот, с его музыкой невозможно бороться, а если попробуешь – то даже не заметишь, как он вновь захватит твое внимание. Ксиндр снова полез к нему, но Джайс выставил плечо, прошептал что-то, и тот опустил руки, жадно глядя ему в рот. Саньяра расстегнула ремни и скинула нагрудник. По дороге назад подхватила кувшин снова, глотнула прямо из него. Теперь ее взгляд тоже приклеился к Джайсу. Тот заканчивал. Финал провибрировал в воздухе долгой нотой и затих. – Хорошо ли я играю, Саньяр-ра? – проурчал Джайс, шевеля пальцами левой руки, будто наматывая на них что-то. – То, что ты выжимаешь мелодию из старого фрукта, еще не делает тебя хорошим музыкантом, – буркнула она. Ксиндр заворчал. – Но руки у тебя ловкие. – Этот старый фрукт даст фору вашему мертвому дереву, крошка, – засмеялся Джайс и вдруг мазнул пальцами по лицу Ксиндра, стирая сок. Облизал – тот аж взвился и пересел так, чтобы крепко вжаться бедрами в чужое колено. Он метнул нетерпеливый взгляд на Саньяру, и она, закатив глаза, шагнула в их с Джайсом сторону. Мариш возмущенно тявкнул. Прыгнул в клетке и тявкнул снова. Музыка ему понравилась, но это же хамство – заставлять его смотреть на эту… звериную оргию! Он не хочет, он не собирается!.. Джайс отложил кору и выпрямился, как раз когда Саньяра подошла. Она немного обескураженно отстранилась и тут же напрягла плечи, всегда готовая врезать, даже если ее уже оплели и втянули в соблазнительный творческий ритуал. Джайс приобнял ее, но проскользнул мимо. Посмотрел Маришу прямо в глаза, улыбка стала заговорщической и хитрой, а после – дернул за один из свисавших вокруг ложа шнуров. Балдахин опустился, скрыв и ерзающего по шкурам Ксиндра, и его агрессивную «сестру». И Джайса. И больше Мариш не услышал из-за него ни звука. Запахов оттуда тоже не доносилось, как будто ложа из шкур за балдахином не существовало вовсе, как будто на нем никого не было… Один раз из-под балдахина высунулся хвост – не черный, как у Джайса, а рыжий, с короткой шерстью, но тут же исчез. К тому времени Мариш уже настолько устал и утомился от этих шаманских ритуалов, голода и музицирования, что задремал, свернувшись калачиком и устроив голову у себя на хвосте. Прежде чем искать способ выбраться, нужно набраться сил, а думать, что в этом обличье стало для него приемлемой пищей, не хотелось. Он лучше отдохнет, а планировать побег будет позже. Разве он не самый ловкий вор в столице? Неужели не справится?