Самую крепкую стрелу свою Муза еще не сработала для меня.
Пиндар. Первая олимпийская ода
Тарн занес ногу, чтобы сделать первый шаг к Пулазии. Самый страшный, самый пугающий шаг в его жизни. Живот завязывался узлом, и Тарн невольно скривился, сам не зная, к чему он готовится — то ли уклоняться, то ли бить самому. Он не волновался так, когда в первый раз выступал перед Советом Старейшин, когда пришел гонец с известием о смерти его отца. Нет, тогда Тарн был спокоен. Даже на их с Пулазией свадьбе он не переживал, скорее даже, он скучал — всё-таки, в седьмой раз брачная церемония уже мало чем может удивить. Тарн сделал самый волнительный шаг в своей жизни — и ничего не произошло. Земля не разверзлась под ним, сад его поместья не исчез. Он — был, и всё вокруг него тоже — было. Нет, Тарн вдруг со всей ясностью осознал, что виденное им было настолько реально, насколько может быть реальна загробная жизнь. То есть слабо — сказал бы раньше он. Теперь, однако, он не был так уверен. Тарн сделал второй шаг. — Говоришь, что-то интересное в твоей книге? — спросил он у Пулазии, напуская немного скепсиса в голос. Самую капельку. Чтобы не расслабляться. И чтобы проверить. Она всегда отвечала ему с сарказмом. Пулазия открыла рот, чтобы ответить — но Тарн её не услышал. Точнее, услышал не её. — Я… кажется, его вижу? — Кажется? Кажется, Захрифа? Клянусь Лунами, если мы достанем еще одного мертвого культиста… — Неси лучше целительский набор. Сай! Сай, чтоб тебя, помоги мне с этим булыжником! Тарн моргнул. Голоса… Ему показалось, что он слышал голоса, но откуда? Он обернулся, бросил быстрый взгляд вокруг. После определенного возраста всем власть имущим начинают мерещиться убийцы в каждом кусте и в каждом переулке. Однако после еще более определенного возраста власть имущие перестают об этом беспокоиться. Может быть и зря, мог бы сказать Тарн, но какой прок об этом думать сейчас? Мертвее ему не стать. Нет, в саду их было все-таки двое, не считая кошки. Он эту кошку, конечно, не помнил, но вполне мог предположить, что Пулазия заскучала без компании. Ему бы стоило радоваться, что он обнаружил в поместье лишь одного питомца, а не гарем любовников. Хотя из молодых остолопов получаются отличные мишени… Мир вдруг накренился, и Тарн лишь запоздало подивился смене перспективы — а потом до него дошло. Это не горизонт решил завалиться набок, а он сам. Тарн полулежал на земле, деревья сада вокруг вращались, словно карусель. — Абнур! Расплывчатое лицо мелькнуло над нид в нимбе солнца. Он пытался сфокусироваться на нем. Взгляд выхватывал отдельные черты — седые пряди волос, морщины лба, льдисто-серые глаза. — Абнур, что с тобой? Обеспокоенный, взволнованный голос. Он попытался открыть рот и ответить, хотя и не знал, что сказать — и задохнулся, когда мощный удар вдруг сотряс его грудную клетку. Он повалился на спину, на теплую весеннюю землю. Воздух вышибло от силы, а потом грудь заходила ходуном, словно толкаемая кем-то сверху. И снова — бестелесные голоса где-то рядом с ним, но он не видел их владельцев. — Позвольте, ему нужно сделать искусственное дыхание. — Кадвелл, у тебя же нет легких! — А это, досточтимые дамы, не порок! — Десять, одиннадцать… Кхамира, на тридцатом ударе зажмешь ему нос, ясно? Он хрипел. — Я… — в горле сухо, рот рвано хватал ускользающий куда-то воздух. Тарн щурился сквозь слепящие лучи солнца, пытаясь посмотреть на Пулазию. Он больше чувствовал, чем видел, что она обхватила его лицо руками, холодными, тонкими, точеными руками. «У тебя кисти мраморной эльфийской богини», — любил он говорить ей. Любил? Он пытался и не мог вспомнить, когда же это было. — О, небо, — прошептала богиня, её царственные каменные брови сходятся вместе. — Ты… Абнур, ты возвращаешься. — Возвращаюсь? — прохрипел он. Он хотел спросить, куда он мог возвращаться, но ему не хватило вдоха. Снова крики и ругань, громче в этот раз, и голоса вдруг показались ему знакомыми. Почему знакомыми? Откуда он их знал? Мысли путались, слова ускользали, как вода сквозь пальцы. — Ну что, как он? — Чтоб ему в Обливион провалиться, вот что! Не знаю… — О, Ту’вакка, на всё твоя воля… — Веки, веки дернулись!.. Сосредоточиться… Он должен был сосредоточиться. На кончике языка прыгало имя, очень важное имя, которое он должен был произнести. Обязан был, как обязаны в храмах шептать молитву. Вспомнил. — Пу…лазия… — Он смог поднять руку и прикоснуться к её щеке. Не мрамор. Нет, она была горячая, и еще горячее были дорожки слез на ней. — Я… не хочу… уходить, — прохрипел он. Пулазия горько улыбнулась, и на мгновение пролетающее сверху облако закрыло солнце. Тарн вдруг со всей ясностью смог рассмотреть её лицо. Нисколько не изменилось. Ровно такое, каким он её запомнил. — Мы обязательно увидимся, — сказала она спокойно и уверенно. Словно это был совершившийся факт, запечатленный в Имперских архивах, которые она знала назубок. Нет, так говорят только цари и боги. — Ты обещал, что вернешься к ужину. На мгновение оно мелькнуло перед ним вспышкой. Воспоминание. Они прощаются в фойе — срочное донесение из Совета поздним вечером. Пулазия помогает ему надеть плащ и целует в щеку, но он будто не замечает этого, лишь полуосознанно кивнув. Мысли, мысли вертелись в голове. Как он был раздражен! «Я жду тебя к ужину, Абнур». «Я разберусь с тем, что натворили эти имбецилы, и вернусь точно к семи, дорогая». Ему тогда казалось, что дело не стоило его внимания, и он не переставал проклинать всю имперскую контору канцлера — и всё-таки он поехал. Он думал обо всём на свете, пока трясся в карете — но уж точно не о том, что спустя десяток лет будет вспоминать по вечерам, один в своей комнате с бутылкой бренди, что в последний день со своей женой он был небрежен с ней. Дело оказалось серьезней, чем он думал, и к ужину он не успел. Как знать, может, это спасло ему жизнь. Но это точно убило Пулазию. — Я… вернусь, — пробормотал он, и Пулазия кивнула. Крики стали совсем рядом, столь громкие, что он перестал различать отдельные слова, только непрекращающуюся какофонию звуков, тонов и смыслов. Ясно было одно — кто-то на той стороне вцепился в него и не собирался отпускать. Солнце снова вынырнуло из-за облаков, оттеняя лицо Пулазии, и сквозь слезящиеся глаза он смог различить лишь её расплывающийся неземной образ. Она склонилась над ним и прошептала: — Только не торопись сюда. Мир вдруг взорвался, когда она поймала его в поцелуе. Солнце поблекло и опустилось за горизонт, потянув за собой вечернюю мглу, потом взлетело вверх и упало вниз, всё быстрее и быстрее, и сотни, тысячи мгновений проносились вокруг них, смешивая краски дня и ночи, пока наконец все не стало столь ослепительно белым, что Тарну пришлось зажмуриться. Он вдруг понял, что в него буквально вталкивают воздух, словно набивают игрушку пухом. Он пытался отбиваться, но кто-то продолжал держать его. — Во имя Лун, он дышит! — Абнур, друг мой, послушайте… Он никого не собирался слушать и продолжал дергаться. Наконец его рот освободили, и Тарн судорожно вздохнул, продирая склеенные грязью глаза. Сверху, на фоне закатного розового неба, над ним склонилась темнокожая женщина, белые дреды испачканы в саже и крови, лицо усыпано порезами и ссадинами, нос свернут набок. Ее светлые глаза блестели, словно в лихорадке. Она ощерилась, показывая залитые алым зубы: — Дыши, Тарн! Дыши давай. Второй раз за тебя я это делать не буду. Потом повернулась к людям, сидящим вокруг него, и устало махнула рукой, заставив бряцнуть изломанные доспехи: — Я же говорила, что его так просто не убить. А я пыталась! — и принялась сдирать с себя остатки брони. Вмятины, дыры, поломанные сочленения… И как только она с ними выжила? «Это… безумие. Чистое безумие. Ничего не понимаю. Где я?» Каджитка с черными мехом воззрилась на него с круглыми от удивления глазами, словно он был привидение. Левое ухо её было порвано и кровоточило, но она словно не замечала этого. — Клянусь Лунами, я его недооценивала, — воскликнула она. — Тарн, ты нас слышишь? Имя будто само всплыло в его голове. Кхамира. Это была Кхамира — живая, хоть и немного помятая. Хотя, судя по постепенно возвращающимся ощущениям в его теле, ей повезло больше его. Тарн попытался ответить — но лишь зашелся в приступе кашля, заваливаясь на бок. Твердая, вся состоящая из натянутых жил и мышц, рука, похлопала его по спине. — Легче, старый друг, легче. Ты всё-таки вернулся из мертвых! — Голос, один из тех, что он слышал до этого. Там. Да, где-то Там, он начинал припоминать то странное место — и то, что было до него. Мужчина тем временем обратился к остальным: — Я же говорил вам, что Тарн сделает то, что он обычно делает — спасет Тамриэль и ускользнет в самый последний момент! — Спасибо, что без Амулета Королей в этот раз, — пробормотала женщина, высвобождаясь из грудной пластины. В районе солнечного сплетения зияла дыра шириной с кулак, словно её пробило снарядом на вылет. Но нет, этого не могло быть, ведь тогда бы редгардка перед ним не сидела бы сейчас– Кашель закончился вместе с пришедшим осознанием. Он снова перевалился на спину и на мгновение зажмурился. Он наконец вспомнил. Вспомнил, кто были все эти люди и когда он их в последний раз видел. Но это было невозможно. Тем временем мир, кажется, наконец встал на свою ось и перестал мелькать во взрывах сиреневого и золотого. Тарн огляделся. Вокруг лежали целые куски земли, то ли вывороченные взрывом, то упавшие с неба, глыбы камня и обломки разрушенных строений — и где-то внизу, за пределами его зрения, плескалось море. Вестиж перегнулась через него и повернулась к кому-то, все это время сидящему за Сай Саханом — и Тарн с удивлением узнал в бледном, высушенном существе с котелком на голове Кадвелла. Нет, теперь он точно перестал что-либо понимать. Кадвелла с ними тогда не было, это Тарн помнил хорошо. Значит, он все еще мертв? Или умер во второй раз? Сколько вообще раз можно умереть? — Кадвелл, — тем временем сказала Вестиж. — Будь другом, вправь мне нос. — Почту за честь! — бодро ответил лишенный души. С самым театральным видом он принялся, по собственным словам, «выбирать правильный угол» и жужжать про необходимость точечного удара. Сай Сахан, нежная душа, скривившись, отвернулся, а Кхамира закатила глаза. Тарн, моргая и щурясь, чувствуя тяжелую пульсацию в голове, пробормотал: — Я… мертв? Его посетило странное чувство дежавю. Однако собравшуюся компанию нисколько не удивил его вопрос; наоборот, все как-то истерически переглянулись и хихикнули. Видимо, нервы сдавали. Кхамира фыркнула. — Если ты мертв, тогда мы тоже, Тарн. — Честно говоря, я бы не удивился, — заметил Сай, водой из какого-то бурдюка промывая свою бороду. Здесь Тарна чуть самого не пробрал нервный смех — человек был весь один ходячий синяк, оба глаза подбиты, чудом что не выбиты, одна нога плотно перевязана куском парусины — а он беспокоился о своей бороде! Великолепно, нет просто великолепно! — Честно говоря, — вмешалась в ход его мыслей Вестиж, — я была бы даже не против побыть хоть десять минут мертвой. — На осуждающие восклицания со всех сторон она приподняла руку. — Я просто отдохнуть хочу, понимаете? Кадвелл, — резко рявкнула она, сменой тона заставив всех дернуться, — хватит уже ужиматься, вправляй давай. — Я, значит, хотел всё по-правильному, по-благородному… — бубнил он, берясь за нос редгардки. — Ну ладно те– о-о-о! — резко вздохнула Вестиж, когда Кадвелл вдруг один резким движением поставил нос на место под отвратительный хруст хрящей. На мгновение повисла оглушающая тишина — а потом изо рта женщины полилась такая отборная солдатская ругань, что даже он, Тарн, неловко отвел глаза. Матери, ноги, органы всех богов… Он почувствовал некое уважение к такому немыслимому в обычном языке нагромождению священных фраз и оскорбительных конструкций. Однако Кадвелла это не смутило, он хлестко ответил ей, и завязавшаяся перепалка между двумя созданиями даэдрической жижи могла бы перейти в потасовку — если бы у Тарна не лопнуло терпение, и он глухо не воскликнул: — Захрифа, что… что здесь, во имя Обливиона, происходит? Дальше произошло что-то удивительное. Собравшаяся группа спасителей Тамриэля, все закаленные бойцы, прошедшие огонь и воду, видевшие смерть товарищей и чувствовавшие горечь победы — они все замерли. Захрифа и Кадвелл резко повернулись к нему, пораженные, у Сай Сахана отвисла челюсть, а Кхамира прикрыла рот рукой. Наконец Кадвелл в замешательстве чуть повернул свой котелок, и, нахмурившись, прошептал: — Абнур, дружище, с тобой всё в порядке? — Что? — прокаркал он, выкашливая сгусток крови и песка. Теперь насупилась Захрифа. — С каких пор ты называешь меня по имени, Тарн? Он, не думая, ответил: — С тех пор, как ты проводила меня в личный рай после смерти. Снова пауза, еще более длинная и неловкая, чем в первый раз. Кхамира повела ушами, а Сай Сахан почесал голову. — Кажется, — пробормотал он неловко, — его приложило сильнее, чем мы думали. — О боги, Тарн, — с отвращением заметила Захрифа, — только не рассказывай свои сексуальные мечтания… — Нет-нет, — прохрипел он, пытаясь подняться. Несколько пар рук помогли ему аккуратно сесть, прислонившись к полуобвалившейся стенке. — Я помню, Захрифа, ты встретила меня и сказала, что умерла в девяносто девять лет и пришла меня проводить… — Он все-таки рассказывает, — простонала Вестиж, закрывая уши руками. Кхамира на это покачала головой и начала подниматься. — Его надо срочно отнести к лекарю. У него явное сотрясение. Тарн поймал её за руку. — Я сохраняю здравомыслие, если ты об этом, — сказал он как можно увереннее. Получилось, правда, не очень — он нахмурился тогда и при вспышке боли обнаружил, что у него рассечен лоб. Тарн невольно потер это место свободной рукой, и на пальцах осталась горячая кровь, смешивающася с черной сажей и золотым песком. Но, несмотря на это, он все-таки смог усадить Кхамиру. Не без нового приступа головной боли, конечно. — Я… не брежу, хотя возвращающиеся воспоминания и кажутся… довольно беспорядочными, — пробормотал он, оглядывая своих соратников. — Каалгронтид… Остров… Я остался, чтобы удержать взрыв Эоновых камней, а вы ушли через портал… Но что было потом — для меня загадка… И, к слову, — он указал взглядом на Кадвелла, — что здесь делает герой рыцарских романов? Захрифа и Кхамира переглянулись. — Ну, по мне звучит, как обычный саркастичный Тарн, — заметила она с ухмылкой. Кхамира кивнула, и Вестиж махнула на Кадвелла, которого так и затрясло от видимого предвкушения. — Я еще пожалею об этих словах, но — пусть лучше он тебе сам расскажет. Казалось, тот только этого и ждал. Он придвинулся еще ближе, лихо завалив свой котелок на бок, как карсарскую шляпу. Сай Сахану пришлось освободить пространство для чуть не вибрирующего даэдра и отползти в сторону. — О, это удивительная история, Абнур, друг мой! Значит, я искал своего бантам-гуара, который по неосторожности своей потерялся в каком-то плане Обливиона, бедное создание! Я, к слову, почти его нашёл, но… — Однако Кадвелл не успел совсем уйти от темы, так как Захрифа слегка ударила его по котелку с металлическим звоном. — Хорошо-хорошо, мадам, я вас понял, не надо рукоприкладства! Значит, я прыгал из портала в портал, как вдруг!.. — он драматически растянул вибрирующую «р». — В межпространстве мимо меня пронеслось что-то, а точнее, кто-то. Им оказался никто иной, как… — он выдержал театральную паузу, — Абнур Тарн собственной персоной! Ну, дальше уже было дело техники, — сказал он с напускной скромностью. — Отследить место твоего перемещения для такого профессионала портальной магии, как я, не представлялось большой сложностью… — Он раскидал нас троих в радиусе пятисот метров со словами «он находится где-то между вами!», — перебила его Захрифа с кислой усмешкой. — Так что без Кхамиры с её чувствительностью к магии лежать тебе под завалами и видеть сны про загробную жизнь! — Её видимо тряхнуло. — Девяносто девять лет, Тарн, ну у тебя и вкусы… Тарн, не обращая внимания на комментарии Вестижа и вытряхивая остатки песка и щебня из волос, повернулся к Кхамире. — Ты… смогла найти меня в среди обломков целого острова? — спросил он неверяще, обводя рукой разруху вокруг них. Та лишь пожала плечами. — Ну, кто бы что ни говорил, у меня был неплохой учитель. Нет, не ты, Кадвелл, — бросила она, ощерясь, влезшему между ними рыцарю. — О. Прошу прощения. Я просто был уверен… — Великолепная героическая баллада, достойная памяти в веках, — перебил его Тарн, чувствуя, как понемногу к нему возвращается чувствительность в теле. На самом деле, без этого было лучше, так как он скоро понял, что у него болело вообще всё. То, что было, и чего быть не должно. Он устало потер виски. — Значит, если мы все еще живы, то можно закончить эту очень интересную дискуссию и переместиться в чуть более приятное место… Хохот. Оглушающий, безудержный хохот пробрал Захрифу. Её затрясло, она ойкнула, продолжая гоготать, схватилась за ребра и повалилась наземь. Тарн поднял бровь. — Что это с ней? — О, Тарн, ты даже… не представляешь! — выдавила она, вытирая слезы, проступившие то ли от веселья, то ли от боли в сломанных ребрах. — Нас ждет… такое… захватывающее путешествие! Тарн, не желая реагировать на эту явную провокацию, протянул руку к бурдюку, который еще держал Сай Сахан, и жадно приложился к горлу. Он только сейчас осознал, насколько же он хотел пить. А что говорить о песке, хрустящем на зубах… — Она имеет ввиду, Тарн, — с глубоким вздохом сказал глава Драконьей Стражи, заканчивая поправлять свою бороду и тяжело вставая на ноги. — Что Кхамира и Кадвелл израсходовали всю свою магическую энергию и не могут больше открывать порталов. В этот момент Абнур Тарн, имперский боевой маг с сотнелетней выдержкой, подавился. Вода пошла в нос, он закашлялся, и пока несколько человек хлопали его по спине, Захрифа, которая почти пришла в себя, зашлась в новом приступе хохота, перемежаемом болезненными вздохами. Тарн хотел, но был не в силах проклясть свою живучесть. Зато он теперь прекрасно понимал Вестижа: смерть сейчас казалась неплохим вариантом. — Ты же не хочешь сказать… — выдавил он, уже зная ответ. Кхамира поднялась и сложила руки на груди, стрельнув в него безжалостным взглядом. — Если выйдем сейчас, доберемся до Сеншаля к рассвету. Хотелось прошипеть: «Нет, убейте меня, но я не встану», но Тарн лишь крепче сжал челюсти. «Молчи, а то Вестиж точно превратится в Титанорожденую и исполнит эту просьбу». Вестиж наконец уняла свое безудержное веселье и с кряхтением тоже встала на ноги. Подбирая остатки брони, она вскользь поймала его взгляд и резко вздернула бровь. — Что, Тарн, не нравится? Недостаточно хорошо тебя спасли? Он фыркнул. — Знаешь, Захрифа, это именно ты заставила меня называть тебя по имени, — заметил он, медленно приподнимаясь, поддерживаемый Сайем и Кхамирой с двух сторон. Кадвелл уже браво прокладывал путь в сторону, в которой, по его мнению, находился Сеншаль. Боги им в помощь, если он заведет их в логово какого-нибудь дракона. — Значит, я могу заставить тебя перестать, — огрызнулась Захрифа, закидывая за спину щит. — Слышала, со сломанной челюстью особенно трудно делать умные замечания. На это Тарн учтиво улыбнулся и уже хотел ответить что-нибудь едкое — но вместо этого охнул, когда перевязанная нога Сая подвернулась, его повело в сторону, Тарна потянуло следом, и в боку стрельнуло острой болью. Если бы не шипящая от натуги Кхамира, они бы все повалились на землю. Нет, путешествие впереди было действительно захватывающим. Просто захватывающим. Ему только одно было интересно: если по пути они с Захрифой все-таки убьют друг друга, они встретятся вновь на Дальних Берегах? Вот это будет неловкая встреча, это точно. Однако сама Захрифа сказала, что умирать во второй раз уже не так неприятно. Тарн скривился. Если хоть половина из того, что он видел после своей мнимой смерти, была правдой, ему не было нужды торопиться. Нет, Тарн твердо знал, как свершившийся факт из Имперских архивов — в этот раз он вернется вовремя, ни раньше, ни позже, но ровно в семь. К ужину.