***
Каким-то образом Чонгуку удаётся уговорить его сесть на велосипед. Хосок прижимается к широкой не по годам спине и вдыхает терпкий аромат слишком взрослого парфюма. Наверное, отцовский, думает Хосок и почему-то эта мысль дико умиляет. — Слушай, Чонгук, — Хосок подставляет ветру покалеченное лицо и кожу, с запечённой на нём кровью, неприятно тянет, — Тебе вот не противно, что к тебе сейчас прижимается гей? Спина Чонгука будто становится твёрже и Хосок думает, надо бы попросить не бить больше по лицу — второй раунд он за этот вечер не вынесет. — Почему мне должно быть противно? — тихо спрашивает Чонгук. — Ну как же, — веселится Хосок, — Мы, геи, мерзкие твари, недостойные жить на земле, мы долбимся в жопу, и это отвратительно, — Хосок перечисляет только часть того, что услышал сегодня, — Я вот люблю члены сосать, это же так… Так… Приходится замолчать, потому что голос предаёт. Хосок утыкается лбом в спину Чонгука и надеется, что тот не услышал его жалкий всхлип. Чонгук тормозит и Хосок внутренне подбирается, чтобы в случае чего не быть просто грушей для битья. Он слезает с велосипеда первым. — Извини, что вывалил на тебя это всё, я пойду… — Почему, — повторяет Чонгук, — мне должно быть противно? Хосок глупо хлопает глазами, глядя на сведённые брови Чонгука. — Я только что тебе… — Не смей так говорить больше, — прерывает Чонгук и делает шаг к Хосоку, — То, что ты не знаешь меня, не значит, что я тебя не знаю. Ты один из лучших танцоров на потоке, ты помогаешь младшим группам. Я знаю, что ты подрабатываешь в танцевальной студии, а для детей из бедных семей проводишь бесплатные занятия. Хосоку кажется, что у него сейчас будет инфаркт — так часто и больно бьётся сердце. — Откуда ты всё это..? — И после этого ты говоришь, что ты — мерзкий? — не слушает его Чонгук, наступая, — Тогда я тоже мерзкий, хён. И, если позволишь, я хочу быть мерзким рядом с тобой. Я больше не дам тебя в обиду. Хосок смеётся, растягивая лопнувшие от ударов губы, но беззлобно: всё-таки этот Чонгук очарователен. — Чонгук… — Я серьезно, хён. Я готов на любые условия. Мне не хватало смелости подойти к тебе раньше, но раз мы уже тут, — он подходит совсем близко и Хосоку, измотанному переизбытком эмоций сегодня, хочется зафиналить день какой-нибудь глупостью, но мама воспитала его порядочным человеком. — Ты мне давно нравишься, Хосок хён. Очень нравишься. Так, что я из последних сил держусь, чтобы не поцеловать тебя. Но я хочу сделать всё правильно, поэтому, — Чонгук облизывает губы и Хосок максимально не кстати залипает на блестящую кожицу, — Поэтому, — с нажимом и громче говорит Чонгук, и спасибо ему за это: Хосок снова смотрит ему в глаза, — Я хочу позвать тебя на свидание. Когда тебе станет лучше. А пока садись обратно, я обещал довезти тебя до дома. Наверное, Хосоку неслабо прилетело по голове там, у чёрного входа в клуб, раз он как идиот улыбается в широкую спину мальчишки, которого видел до этого, дай бог, пару раз. Будто читая его мысли, Чонгук, нажимая сильнее на педали и перекрикивая ветер, просит: — Дай мне шанс, хён! Ты не пожалеешь! Хосок смеётся открыто и крепче обнимает Чонгука.Часть 1
15 декабря 2021 г. в 03:01
Хосок откашливает вязкую кровь и, опираясь о шершавую стену, поднимается, хватаясь за ноющий бок. На самом деле, пора бы привыкнуть отхватывать за то, что «любит долбиться в зад», но каждый раз как-то обидно: то, что он гей не делает его плохим человеком.
Такси вызывать бессмысленно — в таком виде в салон его не пустят, поэтому Хосок плетётся домой пешком. А как хорошо начинался вечер: он пришёл в клуб, опрокинул пару шотов, потанцевал вдоволь, выпил ещё… А потом, захмелев, подкатил не к тому. Как закономерный итог: разбитый в кровь рот и отбитое напрочь желание посещать питейные заведения ближайшие лет сто.
Хосок зачем-то останавливается на светофоре, хотя народу в этот час, как и машин, на улице нет, но мама воспитала в нём чистоплюя и добропорядочного гражданина, поэтому он терпеливо ждёт следующие 100, 99, 98…
— Хён? Хосок хён!
Рядом останавливается какой-то пацан на велосипеде и смотрит на Хосока огромными тёмными глазами. Кажется, он где-то их видел.
— Хён! Боже, хён, ты в порядке? У тебя что-то болит? Садись, я отвезу в скорую!
— Ты кто такой для начала? — Хосок щурится, пытаясь вспомнить парнишку.
— Чон Чонгук, мы в одной академии учимся, только ты на четвёртом, а я на первом кур...
— А, точно. Ты друг Чимина.
Мальчишка светится как новогодняя гирлянда:
— Да, хён! Серьёзно, давай я отвезу тебя…
Светофор подаёт сигнал, что можно идти и Хосок, не дослушав, двигается по переходу. Пацан — Чонгук — катит свой велик рядом.
— Давай хотя бы до дома подброшу, — как-то умоляюще звучит Чонгук и это заставляет Хосока посмотреть на него.
— Что ты вообще в такое время делаешь на улице? Тебе спать не пора?
Чонгук прикусывает щёку изнутри слишком сильно на вид.
— Эй, ну, не хочешь, не говори, всё норм, — пытается Хосок.
Они переходят на другую сторону дороги и Хосок сворачивает влево. Чонгук продолжает идти за ним.
— Нет, просто… В общем, мне надо было... подышать.
Хосок не хочет лезть к нему в душу: они не друзья, даже не знакомые, а Хосок сейчас вообще не в состоянии включить режим няньки-психотерапевта, поэтому ограничивается лаконичным «окей».