Воспоминания

Angelo Badalamenti – Death Of Albrecht Я просто хотел прожить счастливую и достойную жизнь без лжи, лицемерия и чувства вины. Я не хотел быть злом, я хотел избавить от него мир. Но осознание моей никчемности в лапах самой Жестокости, сеющей смерть и разрушение, пришло ко мне не сразу. И когда я понял, что все это время был обманут фальшивыми речами и обещаниями нашего фюрера, грозными наставлениями и угрозами своего отца — я выбрал смерть. Никакого светлого будущего и красивой молодежи не могло быть в этом уродливом и извращенном мире. Будь на моей стороне хоть сотни людей, ничего не изменить. Наши мысли ничтожны. Наши действия пагубны. Наши жизни вовсе не принадлежат нам. Я один против всех. Что может сделать 17-летний глупый ребенок против корня зла в лице фюрера, подкупавшего сердца людей одними громкими словами? Этот мир, оставшийся далеко позади, был огромным склепом забвения жизни и кладбищем мятежных душ. Я задыхался, потому что был бессилен, мне было больно и одиноко в этой клетке. В какой-то отрывок своей жизни я даже стал мириться со своей судьбой, терпел колкости отца и безразличие матери. Начал считать себя "жалким хлюпиком", как звал меня отец, гауляйтер Хайнрих Штайн. Огонь в мятежной душе стал понемногу угасать. Но вскоре судьба подарила мне друга. Фридрих был единственным человеком, который старался меня понять и по-настоящему заинтересованно читал мои сочинения. А я был бесконечно ему благодарен за это. Всю любовь, на которую был способен, я разделил между матерью и ним. Потому что не было больше никого. Хоть мама и не была такой, какой ей быть следовало, я все равно любил ее. А Фридрих заполнил пустоту в моем сердце, вскоре став моим лучшим другом. Я стал замечать, что его в мыслях становится слишком много. Это случилось, когда однажды в очередной схватке он бил соперника, который уже терял сознание, с таким нескрываемым возбуждением и жестокостью, что я испугался. Я помню, как после смерти Зигфрида, Фридрих ударил учителя физкультуры, потому что он был одной из главных причин самоубийства подростка. Я был горд за Фридриха, хоть его поступок и не был моей заслугой. Но я всегда верил, что он не такой, как они. Я любил его. Настолько, что сердце готово было рвать плоть изнутри и рваться наружу, чтобы больше никогда не забиться. Это было неправильное и пугающее чувство. Это была неправильная любовь. После ночи захвата русских пленных, я понял, что наша академия выращивает бездушных роботов, а не перспективных людей. Я выразил протест, но в меня ткнули палкой и велели убираться. И в тот день, когда Фридрих нашел меня в туалете, накричал, обвинил в эгоизме, я понял, что мои чувства взаимны. Он толкнул меня, и мы оба повалились на пол. Мы беззвучно рыдали и еще долго были в объятиях друг друга. А потом я ощутил почти невесомый поцелуй. И это был самый яркий момент в моей жизни. Еще... Я помню его испуганное и заплаканное лицо по ту сторону толстой корки льда. Я видел очень размыто, но все же видел, как он сотрясался в рыданиях. Я чувствовал, как легкие наполняются ледяной водой, но я не мог не попрощаться с ним. Наши ладони разделял лед, но я ощущал прикосновение. Хотел сказать ему, чтобы он не плакал, потому что я сам это выбрал. А после.. Я перестал противиться смерти и позволил себе опуститься в глубокую бездну, где бы боль меня не настигла. Я эгоист, но он должен был меня понять и отпустить. Это не мой мир, и мне нет в нем места.