Discovery

Обычно, когда Гарри одолевают кошмары, он просто мирится с бессонницей. Но сегодня что-то заставило его покинуть комнату: он и сам не знал, почему, но ему вдруг захотелось обо всем рассказать профессору Дамблдору — и найти утешение в его мудрости. Надев мантию-невидимку и оказавшись перед статуей золотого орла, парень решает подняться в кабинет директора прежде, чем сомнения одолеют его, но перед самой дверью вынужденно останавливается, заслышав приглушенный женский голос: — Альбус? Дверь была приоткрыта, и Гарри, крепко сжимая в руке волшебную палочку, отваживается толкнуть ее еще немного, чтобы заглянуть внутрь. Оказалось, что голос принадлежал профессору МакГонагалл. Которая... Одета в ночной халат и, кажется, сейчас стоит на коленях перед сидящим в кресле директором и гладит того по щеке. У Гарри кровь застыла в жилах. Дамблдор нездоров? Без сознания? Мертв?... Нет, он жив: тихо вскрикивает и дергается в плюшевом кресле. Гарри затаивает дыхание, обдумывая, стоит ли ему вторгаться... А может, именно поэтому нечто сподвигло его прийти сюда сегодня? Может, Дамблдор в опасности? Профессор МакГонагалл наклоняется ближе к лицу директора, реагируя на его бормотание. Гарри с удивлением наблюдает за тем, как она вновь ласково проводит ладонью по его щеке и непривычно нежно и мягко произносит: — Альбус, это всего лишь сон. — Дорогая... «Дорогая»? — озадачился юноша. Дамблдор вздрагивает, просыпаясь, и его руки мгновенно отыскивают лицо профессора МакГонагалл и мягко обхватывают его в ответ. Он смотрит на женщину так внимательно, что Гарри даже отсюда видит, что директор сейчас держится за реальность лишь благодаря ей. — Минна... — бормочет снова он. — Минна? — и одной рукой касается ее волос. Гарри только сейчас понимает, что волосы у профессора МакГонагалл распущены; он никогда раньше не видел ее такой. Волны длинных и окропленных сединой темных прядей ниспадают по ее спине. — Мне снился восхитительный сон, — придя в себя, тихо произносит Дамблдор. — Ничего подобного, Альбус, — напряженным от беспокойства голосом пресекает она. Директор отвечает ей не сразу, молчаливо теребя прядь ее волос своими длинными сухими пальцами. — Да, ты права... — на выдохе признается он неохотно. МакГонагалл утешающе похлопывает его по колену свободной рукой. — А теперь не мог бы ты вернуться в постель, пожалуйста? «Вернуться в постель»? — от этого Гарри окончательно впадает в полное замешательство. Не «идти спать», а именно лечь в постель... То есть вместе? Профессор МакГонагалл спала здесь? Сколько же тут комнат?... — Разумеется, моя дорогая, разумеется, — директор мягко улыбается ей. Он накрывает ее ладонь своей и чуть сжимает пальцы. К ужасу Гарри, Дамблдор наклоняется вперед в своем кресле и осторожно целует профессора МакГонагалл. — Спасибо, Альбус, — вскоре тихо отвечает она, прежде чем с усталым стоном подняться на ноги. — Будет тебе, любовь моя; из нас двоих старый тут исключительно я, — улыбается директор, тоже вставая. — Мне следует напомнить, что это не ты последние десять минут простоял на коленях, — вновь недовольно осекает профессор МакГонагалл; в ее глазах сверкнули знакомые отблески ее шотландского нрава. Дамблдор подносит ее руку к своим губам. — И ты вновь права, дорогая. Это было эгоистично с моей стороны. — Действительно, эгоистично, — отзывается женщина, пряча во взгляде улыбку. Он еще раз целует ее, после чего они вместе поднимаются по лестнице и исчезают в соседней комнате. Однако буквально через пару мгновений профессор МакГонагалл появляется в кабинете снова. «Я вернусь через минуту, дорогой», — чуть колеблясь в дверях, тихо сообщает она засыпающему Дамблдору и ждет, когда вокруг наступит полная тишина, после чего спускается вниз. — Я была бы признательна, если бы Вы смолчали о том, что видели здесь, Поттер, — произносит вдруг она, не поворачиваясь в сторону затаившегося под мантией-невидимкой Гарри. Юноша, вздрогнув и покраснев, стаскивает ту с себя. — Конечно, профессор... — Нам с профессором Дамблдором удавалось скрывать наши отношения в течение многих лет. И ни к чему кому-либо знать об этом сейчас. В такие-то времена. — Да, я понимаю. Она наконец поворачивается к нему; ее изумрудно-зеленые глаза изучающе смотрели на него. — Выкладывайте, Поттер, — требовательно изрекает МакГонагалл, видя, как он отчего-то колеблется. — Просто... Знаю, профессор, это не мое дело, но... То, как профессор Дамблдор назвал Вас... — Как-то раз он имел несчастье назвать меня... «Минни». В начале нашей дружбы он считал это ласковым обращением, — зачем-то объясняет она. — «Минна» — это компромисс, которого мы достигли вскоре после того, как профессор Дамблдор провел целую неделю в качестве обеденного стула. Гарри, не сумев сдержаться, хохотнул — отчасти от недоверия. Их строгая и суровая профессор МакГонагалл однажды превратила директора в обеденный стул на неделю! — Можете мне поверить, ничего меньшего он не заслуживал, — добавляет женщина, и уголок ее губ создает подобие улыбки. Она кивает Поттеру, и тот, тоже кивнув, решает накинуть мантию обратно и уйти, однако его снова останавливает кое-что, о чем ему вдруг показалось важным сказать. Собравшись духом, он, все еще слегка запинаясь, произносит: — Профессор... Уверен, что Вам нет необходимости слышать это от меня, но... Не думаю, что кто-нибудь был бы против, если бы... Если бы о Вас с профессором Дамблдором знали. В конце концов, мы на грани войны. Нет, разумеется, я никому не скажу, но... Мне кажется, никто не пожалел бы для вас немного счастья. МакГонагалл спокойно смотрит ему в глаза, и на мгновение Гарри кажется, что сейчас они равны — будто бы она всерьез обдумывает его слова. — Возможно, Поттер... Возможно. А теперь сейчас же возвращайтесь в Вашу комнату, пока мне не пришлось вычитать баллы. — Да, профессор! — очнувшись, Гарри наконец набрасывает мантию на голову и покидает кабинет директора. В какой-то момент Минерва МакГонагалл поднимает взгляд к потолку, и громкий вздох срывается с ее губ. Затянув халат, она возвращается в спальню, где обнаруживает Дамблдора спящим на богато украшенной с балдахином постели. С невесомой улыбкой Минерва укладывается рядом, осторожно кладя голову ему на плечо, и приобнимает его. — Итак, юный Гарри знает, — тихо подмечает Альбус, не открывая глаз, и тоже приобнимает ее. — Я думала, ты спишь. — Талант, который я совершенствовал годами, дорогая. — Он обязательно расскажет обо всем Уизли и Грейнджер... — продолжает Минерва. — Я бы не был так уверен. У Гарри преданная душа. — Или тебе придется поговорить с ним самому. Он очень уважает тебя. — Я так и сделаю, — соглашается Дамблдор, целуя женщину в висок, прежде чем рассеяно пробормотать: «мудрость и война»... Едва Минерва успевает возразить, что ее не следует сравнивать с римской Богиней, директор меняет тему и добавляет: — Мне очень жаль, Минна. Голос ее уже звучит сонно: — О чем ты? — Мне жаль, что наша жизнь прошла в тайне... Отогнав подступающую сонливость, Минерва поднимает голову, чтобы встретиться с ним взглядом. — Я бы предпочла одну тайную жизнь с тобой, чем десяток жизней в одиночестве. Мерцающие голубые глаза Дамблдора внимательно всматриваются в ее изумрудные, изучая их, ища истину прозвучавшим словам... — Как и я, любовь моя. — А теперь, пожалуйста, больше никаких кошмаров. МакГонагалл наклоняется вперед, чтобы поцеловать его, прежде чем снова устроиться у него на груди, пока его рука мягко скользит по ее спине. — Я постараюсь не допустить их в свое сознание. Ради тебя, дорогая. Минерва ухмыляется про себя, проваливаясь в сон. — Я не ожидала ничего меньшего от величайшего волшебника нашего времени. ㅤ ㅤ ㅤ ㅤ