Все теперь без меня

Скорее инстинктом, чем разумом, я тянулся к большевикам, видя в них единственную силу, способную спасти Россию от развала и полного уничтожения. Генерал М.Д.Бонч-Бруевич Спасайте человеческую истину, защищая правду русскую. Анатоль Франс и Анри Барбюс Уму — республика, а сердцу — Матерь-Русь. Пред пастью львиною от ней не отрекусь. Пусть камнем стану я, корягою иль мхом, — Моя слеза, мой вздох о Китеже родном. …Упокой Господи, душу раба Твоего!.. Под красным знаменем рудеет белый дух, И с крыльев Михаил стряхает млечный пух, Чтоб в битве с Сатаной железноперым стать, — Адама возродить и Еву — жизни мать… Свят, свят Господь Бог Саваоф! (Николай Клюев) В последнем окошке огонь погас, И спит деревенька. Ночь... И кони неслышно придут сейчас К костру – понять и помочь. (Далия Трускиновская) Дисклаймер: религиозная дискуссия. Буденный со своими гостями жил на конезаводе, спасаясь от супружницы, которая ему выклевала всю печень. Донская кобыла Забава, три года ходившая в тачанке, дважды раненная, как-то сумела выносить и родить жеребенка, но молоко у нее пропало на следующий же день после родов. Малыша выпаиваили молоком норовистой строгой Гитаны, - у той молока хватало на двоих, но кормить чужое дитя она отказывалась наотрез. Приходилось доить строптивицу, а кобылица это вам не корова - как раз получишь копытом в лоб. …Буденный и Хлудов в две лопаты разгружали грузовичок «пежо» с овсом, бывший генерал Копачев таскал воду из колодца – после жаркого дня лошади выпивали по четыре ведра, - а Фрунзе доил злюку Гитану, называя ее умницей, дочей и почему-то козявочкой (ростом «козявочка» была полных сто семьдесят пять сантиметров, Михаил ей макушкой до холки не доставал). Могучая кобыла стояла развесив уши (буквально) и даже не пыталась норовиться. - Седьмой десяток лет живу, и первый раз такого человека вижу, - сказал Копачев. Буденный прихлопнул на загорелой шее овода (летучие кровососы не видели разницы между конем и человеком) и проговорил задумчиво: - Такого - можно век прожить и не увидеть. Я, Николай Николаевич, за четыре войны каких только командиров не повидал, а не перестаю ему удивляться. Ведь накануне штурма Перекопа он лично в каждой дивизии побывал – и у меня, и у Блюхера, и у Уборевича. Смотрел на Турецкий вал из окопа, беседовал с красноармейцами. Седьмого и восьмого ноября он весь день провел на переднем крае, в частях Блюхера, - тот только приговаривал «Господи, спаси и помилуй», боясь, что на его участке командующего фронтом убьют. Оттуда уехал под Чонгар, в четвертую армию. Лично провожал в бой штурмовые батальоны на берегу Сиваша. И в Севастополь прибыл с передовыми частями, хотя в городе еще орудовала банда Орлова. Хлудов стоял в кузове грузовика, опершись на лопату, которой перекидывал овес, и внимательно слушал. - Никогда мы не слыхали от него – «Идите», «Сделайте это», - продолжал Буденный. – Всегда только: «Идемте», «Давайте сделаем это». Знаете, как его в войсках называют? «Наш Фрунзе». Наш! - Михаил Васильевич – достойный преемник Скобелева, с которым его часто сравнивают, но я имел в виду нечто иное, - возразил старый генерал. - Откуда у него столько силы, чтобы быть таким добрым?.. - А я почем знаю? – удивился Семен. – Но ваша правда, добрее человека я не встречал. Закончив работу, чихая от пыли, Хлудов подошел к выгону, где паслись кобылы с жеребятами. Михаил поил жеребенка Забавы из бутылочки только что надоенным молоком. - Кузнечик какой, - улыбнулся Роман. Смешной длинноногий жеребенок и вправду смахивал на кузнечика. - Хочешь его подержать? - Как? - Обыкновенно, на руках, как дамских собачек. На, держи! – Михаил подхватил под пузо жеребенка, который был, понятно, не с дамскую собачку, а с добермана, и Хлудов с некоторой растерянностью подставил руки. Забава, которую ничуть не смущали манипуляции с ее малышом, вдруг забеспокоилась и подошла к ограде. Михаил ласково почесал ей лоб под челкой: - Небось, Забавушка, мы хорошие, не обидим. Держать жеребенка было не тяжело, и он, казалось, не возражал – не вырывался, только забавно чмокал, слизывая с губ молоко. - А как его звать? - Дерзкий. Он от семенова Дезертира. - Имя как у линкора. - Хорошая мысль. Надо будет построить линкор с таким названием. Дай срок, все у нас будет – кони, линкоры, самолеты еще получше «эсифайфов». Роман не ответил. Он переживал одну из тех минут, когда человеку открывается подлинная красота и глубина жизни, обычно скрытая пеленой повседневных забот и поверхностных эмоций. Вдруг, как при вспышке молнии, перед его умственным взором просияло бесконечное богатство дружбы, участия, доброты, понимания, утешения, которым бескорыстно одаривают друг друга люди; бесконечные источники радости и благодарности за простые вещи, такие, как этот день; бесконечные возможности для познания, свободного и глубокого мышления и созидательного труда. Озарение длилось один миг, человеческий ум не в силах пребывать на таких высотах долго. Но память о мире, осенившем в этот миг его душу, он сохранил навсегда. *** - Завтра приедет Митрофан Греков, придется ему позировать, - тосковал Буденный, на правах хозяина раскладывая по тарелкам донскую яичницу с помидорами. – Хороший человек, не хочется обижать. Но позировать я ненавижу! Сидишь, как идол, моргнуть боишься, стараешься не выглядеть слишком большим идиотом… - Попал в историю - терпи, - улыбнулся Михаил. – Меня вообще по партийной линии скульптору позировать заставили. Хорошо, хоть разговаривать можно было. Беседовал с ним о Торвальдсене, о моей любимой скульптуре – «Умирающий лев». - Памятник швейцарским гвардейцам, - сказал Хлудов. - Он самый. Скульптора это удивило – как же так, они же защищали монархию и вообще были наемниками? Пришлось объяснить, что швейцарцы погибли, исполняя свой долг, и проявили самый доподлинный героизм. Который нужно уважать и в противнике. - И часто тебе звонят? – спросил Буденного Роман. С утра они побывали на соседнем хуторе, где стояла конармейская часть, и были встречены местным батюшкой - с хоругвями, хлебом-солью и колокольным трезвоном. Буденный скомандовал конвою: «Шапки долой!», и бойцы дружно обнажили головы, а потом по команде «Накройсь!» снова нахлобучили кубанки и богатырки. При этом красный командарм перекрестился, а Фрунзе так вообще слез с коня и подошел под благословение. Объяснил это потом так: «Зачем людей обижать?» - Бывает, звонят, - пожал плечами Семен, - а могут и антихристом обозвать. От попа зависит. Но наш владыка Арсений к таким мракобесам строг. - Он симпатизант Советской власти, это очевидно, - заметил Копачев. - Думаю, всякий честный христианин обязан симпатизировать Советской власти, - сказал Фрунзе. – Апостол Павел учил, что несть эллина и иудея, раба и свободного, - но как реализовать этот принцип в обществе, где одни рождаются в деньги, а другие обречены на нищету?.. В сословном обществе не может быть христианской любви к ближнему, поскольку все благополучие привилегированных классов основано на бесправии и эксплуатации трудящихся. А в буржуазном – вообще не может быть никаких идей высшего порядка: они не уживаются с идеей наживы. Если Церковь не призывает к социальной справедливости, она неизбежно обслуживает интересы правящего класса, санкционирует угнетение народа. Оттого в церковной среде процветают ужасающее лицемерие, ханжество, моральная низость. Я бы спросил всех этих мнимых христиан: вы отрицаете коммунизм? Следовательно, вы отрицаете, что человек по сути своей не волк и что человеческое общество может строиться на началах сотрудничества и взаимопомощи, а не насилия и конкуренции. Но на каком же основании тогда вы примазываетесь к величайшему революционеру в истории - товарищу Иисусу Х.? И не о вас ли Он сказал: «Отойдите от меня, делающие беззаконие»?* - Но ведь революция использует насилие как инструмент, - заметил генерал, подув на кружку со слишком горячим чаем. - Придя к власти, большевики отменили смертную казнь, - возразил Фрунзе, - мы отпускали пленных врагов под честное слово, но никто из них слова не сдержал. Террор был развязан нашими противниками, а не нами; гражданская война была начата не нами, а английскими интервентами на Севере и белочехами в Поволжье. Вот что писал еще в девятнадцатом году Черчилль: «Было бы ошибочно думать, что в течение всего этого года мы сражались на фронтах за дело враждебных большевикам русских. Напротив, русские белогвардейцы сражались за наше дело. Эта истина станет неприятно чувствительной с того момента, как белые армии будут уничтожены и большевики установят свое господство на всем протяжении необъятной Российской империи». Разве мы мстили дутовским казакам, которых я принудил сложить оружие, или тысячам сдавшихся деникинцев в Новороссийске, или десяткам тысяч пленных колчаковцев в конце «Сибирского ледяного похода»? - Нет!.. Конечно, мы отвечаем ударом на удар, и притом с сокрушительной силой, - ну, так не лезьте с нами драться! - А вы верующий, Михаил Васильевич? – спросил Копачев. Видимо, личность красного маршала возбуждала в нем сильнейшее любопытство. - Я?.. - задумался Михаил. - Пожалуй, что беспоповец**. То, что говорят попы, плохо согласуется с Евангелием и отдает подлостью - я это заметил еще мальчишкой, когда был вынужден соблюдать обряды, чтобы не отчислили из гимназии. А чем вызван вопрос? - Я много размышлял об этом, - сказал Копачев, - и пришел к выводу, что русский большевизм – не совсем коммунизм. Это христианская ересь, причем именно ересь Православия, и именно на русской почве. Россия – ближе всех к небу и Богу… Знаете, Семен Михайлович какое-то время прятал меня от фильтрации КрымЧК среди своих бойцов. Я спрашивал их: за что воюете, братцы? Люди были разные, от сознательных коммунистов до бывших махновцев и пленных белоказаков, и ответы тоже были разные – за коммуну, за Советскую власть, за мировую революцию, - но чаще всего отвечали: «за правду» и «за святое народное дело». - Русский большевизм – это коммунизм, - отрезал Фрунзе. – Хотя, бесспорно, носящий отпечаток русского национального характера, сложившегося не без влияния тысячелетней христианской культуры. Но давайте не будем отбивать хлеб у господина Бердяева***. - А что может понимать в этом господин Бердяев и подобные ему господа Балаболкины? - Ну, не скажите, кое-что он понимает. Ведь это он писал: «России грозила полная анархия, анархический распад, - он был остановлен коммунистической диктатурой», - живо возразил Фрунзе. – У этого парня еще есть мозги. Копачев отпил чаю и поднял руку, призывая к вниманию: - Русская революция – это очистительное возмездие за века угнетения и унижения народа, она имеет религиозно-нравственное измерение. И тип русского большевика, такого как вы, Михаил Васильевич, - это же чисто национальный религиозный тип воителя за справедливое жизнеустройство, за добро - против зла. Русским большевиком движет христианская любовь к ближнему, притом доходящая до страсти, до самопожертвования. Он – «меч Господа и Гедеона», который не только имеет моральное право разить и карать, но даже обязан это делать, чтобы вправить вывихнутый сустав времени****. Вы уж извините старика за переход на личности, но у вас биография раннехристианского мученика: тюрьмы, тюрьмы, каторга и Сибирь! - Да у нас у всех такие биографии, и у грузина Джугашвили, и у поляка Дзержинского. Можно тоже личный вопрос? А сами вы, Николай Николаевич, зачем к белогвардейцам подались, в ваши-то годы? - По слабости характера. Меня привели туда, как телка на веревочке. Я хоть и не трус, но человек очень кроткий. Это большой недостаток, - сокрушенно признал Копачев. - А «Сказку о попе и чёрте» слыхали? – вмешался Буденный. И, не дожидаясь ответа, продекламировал: В церкви, золотом залитой, Пред оборванной толпой Проповедовал с амвона Поп в одежде парчевой. Изнуренные, худые Были лица прихожан. В мозолях их были руки... Поп был гладок и румян. «Братья! — он взывал к народу, — Вы противитесь властям, Вечно ропщете на Бога, - Что, живется плохо вам?! Это дьявол соблазняет Вас на грешные дела, В свои сети завлекает, Чтоб душа его была. Вот зато, когда помрете, Вам воздастся по делам: В пламень адский попадете, Прямо в общество к чертям!» Мимо церкви в это время Черт случайно проходил, Слышит — черта поминают, Уши он насторожил, Подобрался под окошко И прислушиваться стал. Всё, чем поп народ морочит, Черт всё это услыхал. Повалил народ из церкви; Наконец выходит поп. Черт к нему... Сверкнул глазами И попа за рясу — цоп! «Ну-ка, отче толстопузый, Что про нас ты в церкви врал? — Отвечай, какие муки Беднякам ты обещал?.. Чертом вздумал ты пугать их, Страшным адовым огнем! Что им ад?.. Они и в жизни Терпят тот же ад... Пойдем!..» Поп — бежать... Но черт за ворот, Как щенка, его поймал И, подняв с собой на воздух, В даль туманную помчал. Он принес попа к заводу. В дымных, мрачных мастерских Печи яркие горели, Адский жар стоял от них. Молот тысячепудовый По болванке ударял И фонтаном искр горящих Всех рабочих осыпал. А машины грохотали, Точно в небе майский гром; Стены толстые дрожали, Все ходило ходуном. И куда наш поп ни взглянет, Всюду жар, огонь и смрад: Сталь шипит, валятся искры, Духота... Уж чем не ад?! У попа дыханье сперло, Жмется, мнется, — сам не свой. Слезно к черту он взмолился: «Отпусти меня домой!» — Что ж?! Так скоро надоело?! Хочешь скоро так назад?! Посмотрел ты очень мало: Это ведь еще не ад! Вновь схватив попа за ворот, Черт взвился под облака И в другую мастерскую Опустил он толстяка. Здесь, средь мрака и шипенья, Из огромного котла В приготовленную форму Лава яркая текла. Вдруг большими языками Лаву стало вверх кидать... Люди в ужасе смертельном Попытались убежать. Но напрасно... С страшной силой Клокотал чугун в котле, Обгорелые стонали, Корчась в муках на земле. Поп, от страха замирая, Полы рясы подобрал И быстрей косого зайца Из завода тягу дал*****. - Отличная вещь, как же ее не знать? Использовал для агитации, и не раз, - улыбнулся Фрунзе. - А помните, Семен Михайлович, как вашего комиссара Левинсона отец игумен благословил? – улыбнулся Копачев. - Такое забудешь! – фыркнул Буденный. – Левинсон от него и так и сяк – ну чего пристал, я ж не по этой части, не по православной! А святой отец гнет свою линию: мне это, говорит, без разницы, потому как положено молиться «о богохранимой стране нашей, властех и воинстве ея», а как вы и есть «власти и воинство», то слезайте с лошадки, товарищ комиссар, – я вас благословлять буду!.. Наверно, надеялся, что Левинсон от этого прыщами покроется. - А он? – представив эту картину и прыснув со смеху, спросил Фрунзе. - А он из себя такой мальчик в очочках, со скрипочкой – вежливый очень. Неудобно ему стало, человек пожилой… Ладно, говорит, благословляйте. Так игумен минуты три ему голову ощупывал****** – рога искал, не иначе! *Мф. 7, 23-24. И тогда объявлю им: Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие. **беспоповец - нецерковный христианин, отрицающий священников и обряды. *** Николай Бердяев - русский философ-идеалист , справедливо видевший истоки русского коммунизма в христианстве. ****Шекспир, "Гамлет". *****Сказка "Поп и черт", записана в 1891 году, автор неизвестен. ******Священник кладет руку на голову того, кому хочет преподать благословение.