***
Горная река не спеша катила свои воды, разрезая Карпаты на две части. Она шумела на перекатах, пенилась под дном лодки, бурлила, но несла, несла старенькую рыбацкую посудину вдоль по течению. По обоим берегам возвышались гранитные скалы, с каждым передвижением лодочки меняя свои размеры: то они тянулись вверх, к небу, то спускались вниз, к земле, и практически постоянно отличались друг от друга. Невзирая на бурление ледяной воды, писка комаров, что тучкой кружили над головой, и звонкого стрекота оркестра сверчков где-то на берегу, по всей округе воцарилось спокойствие. Но спокойствие это было обманчивым: какое-то смутное предчувствие подсказывало молодому человеку, что покой огненного весеннего вечера – лишь затишье перед яростной майской грозой. Конечно, не буквально. На небе не было ни облачка; солнце спокойно садилось за холмы; воздух казался тихим, спокойным. Все будто бы застыло в неподвижности, и только лёгкий ветерок, разнося затхлый запах водоёма, смешанный с чуть влажным мхом, землёй и хвоей, шевелил листья кустов, хвоинки сосен, елей, лозы каких-то растений, обвивавшие скалы, а также колыхал угольные волосы, попутно приятно щекотя кожу бледного лица. Округа выглядела невыносимо безмятежной, однако, на душе у Иштвана осело беспокойство, а в голове бушевала страшная буря: сотни мыслей переплетались между собой, наскакивали одна на другую, подобно льдинам во время весеннего ледохода, и топили несчастного в омуте сомнений. Казалось, что он совершает ошибку, что не стоило было покидать пещеру, идя против воли Матери Миранды, но... если она так не хочет отпускать его, то почему не заперла на замок? Почему оставила главную дверь, ведущую к выходу, открытой? Неужели владычица доверяет ему? Или же решила, что случившееся ситуация напрочь отобьёт желание парня выходить за пределы её надёжного убежища? Ежели так, то она безусловно оказалась бы права… не получи тот заманчивое приглашение на интересную беседу, что должна будет ответить на волнующие его вопросы, разумеется. И сейчас он, спустив ветхую рыбацкую лодочку на воду, плывёт прямиком к той самой деревне, к месту, где поджидает пугающая неизвестность. Мысли настолько сильно овладели сознанием, что Иштван не заметил, как достиг места назначения: нос лодки стукнулся о хлипкий деревянный пирс, отчего судёнышко колыхнулась и молодой человек едва не перевалился за борт. К счастью, удержался. Затем аккуратно вылез из лодки, вступив на небольшой причал, и торопливом шагом переправился на другую сторону, через надёжный перекидной мост. И далее, так же, как в прошлый раз, забрался вверх по ступеням, тут же оказавшись на каменном, чуть уничтоженном временем сооружении. Когда они с Матерью Мирандой направлялись на празднество, та свернула от лестницы направо, где возвышались полуразрушенные арки и протягивались каменистые выступы с узкой горизонтальной плоскостью. Отсюда следовало (даже на указанный маршрут смотреть было необязательно), что следующий его шаг будет – налево, в место, которое напоминало безжизненные руины. В них он не видел ничего примечательного, не замечал ничего интересного – просто-напросто кучка кирпичей, некогда стоявших здесь построек. И всего-то. Однако, нечто любопытное он всё же нашёл – большие деревянные врата из прогнивших обапол и тонких веток, обмотанные тугой верёвкой. Пусть они и были ему уже знакомы (в помещении, где собирались владыки стояли такие же дверцы), эти жуткие ворота с оккультной символикой, костями и перьями, привязанных друг к другу, так же пугали и будоражили интерес одновременно. Недолго думая, он надавил на них ладонями и те совершенно бесшумно отворились. Странный ключ не понадобился, врата не заперли, но для чего же тогда Донна вложила его в конверт? На всякий случай? В любом случае, он это выяснит, ведь, если ориентироваться на написанную специально для него карту, то путь ещё лежит долгий. Когда Иштван прошёл через ворота, перед ним предстала некая площадь, смутно напоминающая то самое место, где проходил местный праздник: всё те же тонкие постаменты с кубками, те же каменные узоры на плитах под ногами, похожий выпуклый круглый центр, на котором стояло что-то вроде пьедестала. Но различия, надо признать, были несомненно тоже: в отличие от Места Ритуала, данную территорию небольшие горы, в которых восседали на тронах таинственные короли, не окружали, вместо них по четырём сторонам образовались распутья с одинаковыми воротами – жуткими старыми дверьми с двумя крылатыми эмбрионами в золотых кольцах, ограждённых кирпичными заборами и кустами. Сторона, из которой пришёл парень, единственная имела вокруг себя две невысокие возвышенности, соединяющиеся маленькой деревянной пристройкой, похожей на проход; по бокам её охраняли две скульптуры с телом человека, облачённого в длинную мантию, но с головой козла, скрытую за монашеским капюшоном, и большими изогнутыми рогами, торчащими из него. В одной руке они держали потухшие фонари, а другую вытягивали перед собой, словно встречая заблудшего путника. Они выглядели жутко. Да всё здесь выглядело жутко! Даже горизонт, вспыхнувший огнём уходящего солнца, что виднелся впереди; огромные горы, разрезающие его, громады готического замка, устремившие свои острые шпили в пылающее небо, пронзая его насквозь, и корявые ветви старых деревьев, на которых давно не распускалась листва. Иштван нервно сглотнул и сверился с маршрутом. В записке говорилось, что, как только он выйдет к алтарю, дальше необходимо будет пройти в левые врата, расположившееся близ бочек, какого-то хлама и маленькой закрытой лавочки. Именно эти пугающие дверцы вели в Долину Туманов, к особняку, где живёт кукольница Донна Беневьенто. И он, свернув подобие карты в четыре раза, затем сунув её в карман брюк, не мешкая, двинулся прямиком к ним. Стоило только подойти к воротам, как молодой человек мигом понял, зачем Донна предоставила ему эту непонятную часть крылатого ключа: толкнув обветшалые обаполы, раздался лязг. Противный металлический лязг, кричащий о том, что дальше пути не будет. Но не для него. Иштван решительно вставил стальную бородку в большую замочную скважину и повернул её несколько раз, пока не услышал лёгкий победный щелчок штифта. Дверь моментом отреагировала: скрипнула и приоткрылась, неохотно пропуская чужака в свои мрачные владения. Во истину тёмные и пугающие. Последние лучи закатного солнца не пробивались сквозь плотно стоящие деревья, во всю тропу раскинулись заросли высокой травы, а ветер подул резко, неожиданно, взметнув волны пыли и принеся за собой непонятный могильный холод, что тут же проник под бледную кожу. Иштван поёжился. «И в этом жутком месте живёт эта хрупкая одинокая девушка?». Глупо скрывать – парню идти туда совершенно не хотелось. Но ещё больше не желалось возвращаться обратно; особенно после преодоления столь неблизкого пути, ещё и с пустыми руками! Без информации, а также ответов на вопросы. Посему делать было нечего. Молодой человек, чуть поразмышляв, шагнул в дебри высоких тоненьких стеблей осоки, и сильный порыв ветра захлопнул за ним старые ворота, будто бы лишая возможности вернуться назад. Пока он пробирался через заросли, сумерки слишком быстро заволокли небосвод, опустились до самой земли, постепенно погружая и без того мрачную местность в безмолвие и тьму; ветер совсем распоясался: завывал, гонял пыль прямо в глаза, колыхал траву, развивал чёрные волосы, ткань лёгкой одежды, но он явно не играл с ним – останавливал, словно предостерегал, дул в сторону, откуда шёл странник, дабы тот возвратился обратно, пока не стало слишком поздно. Однако, молодой человек не следовал совету. Продолжал прокладывать себе путь, подминая ногами высокую траву. Наконец, заросшая тропа вывела его к небольшому протоптанному по кругу участку, в центре которого рос старый раскидистый тис. С его ветвей от сильного ветра покачивались повешенные на тугой петле какие-то маленькие мешки, а под стволом, у самых корней торчали зловещие мраморные надгробия. Иштван едва не попятился от увиденное картины, но, смачно сплюнув под ноги и с силой сжав кулаки, пытаясь, вероятно, овладеть собой, продолжил путь. Но далеко уйти ему не получилось. Обойдя величественный тис, украшенный жуткими сумками, наполненные чем-то вонючим и слизким, он спиной почувствовал чей-то зловещий взгляд и истошный стон, похожий на кряхтение старухи. Парень замер. Оцепенел, как кролик, заметивший удава. Но он никого не видел – лишь ощущал, всеми клеточками кожи; страх сковал его в прочные тиски, без надежды выбраться. Нет, Иштван не боялся, что кто-то притаился позади, дабы навредить ему (смерть он уже пережил... дважды), абсолютно нет. Он боялся, что этот "кто-то" настоящий. Не просто плод его шального воображения, а реальная тварь, которая не может существовать априори. Но почему-то существует и сейчас намеривается полакомиться человечиной. С одной стороны, было страшно убедиться в существовании ещё кого-то мистического, но с другой... интересно узнать, какие же ещё твари прячутся в тени. «Когда-нибудь это чёртово любопытство и жажда приключений меня погубят!». И в ту же секунду стал медленно поворачивать голову назад. То, что предстало взору молодого человека, заставило волосы на макушке и на теле встать дыбом, а серые глаза испуганно округлиться – сзади к нему приближался... мертвец. Ходячий труп в чёрной, обвязанной на поясе, тунике, лысый, серокожий, с кривыми жёлтыми зубами и святящимися безумными глазами, еле перебирал ногами, двигаясь точно в направлении парня. И двигался он дёргано, хаотично, будто бы приплясывал какой-то пугающий танец... или просто-напросто корчился в припадке. Но менее жутко от этого не становилось. Когда мертвец увидел, что его лакомство заметило судорожное наступление, вытянул руки в попытке схватить на большом расстояние и значительно ускорился; побежал как мог, чуть ли не падая, споткнувшись несколько раз о собственные костлявые ноги. Иштван стоять, как истукан, и ждать, когда тварь вцепиться ему в горло, не стал, собирался было ринуться вперёд, насколько позволили бы силы, но что-то цепкое схватило его за щиколотку и больно впилось в кожу заострёнными нестриженными ногтями. Молодой человек взвыл: хватка была настолько сильно, что хрустнула берцовая кость. Он тут же, почти интуитивно начал вырываться, вследствие чего сумел дёрнуть ногой так сильно, что оторвал мертвецу руку по самый локоть. Казалось, чудесное освобождение. Однако, тонкие, но крепкие пальцы продолжили безжалостно сжимать его лодыжку. — Сука! – грязно выругался он. А затем, попробовав скинуть с себя вырванную из тела твари конечность, выставил ногу вперёд и затряс ею, что было мочи. В результате, цель была достигнута: оторванная рука с торчавшей локтевой костью полетела куда-то за небольшие угры, на почве которых росли тонкие деревья. Победа была за ним... до поры, до времени. Иштван настолько сильно увлёкся избавлением себя от назойливого мертвеца, вырывавшегося из-под кладбищенской земли, что напрочь позабыл о первом ходячем трупе. Неровные зубы мигом цапнули его за предплечье, прокусив ткань чёрной рубашки. — А-А! — вскрикнул парень от столь неожиданного нападения. — ЗАРАЗА! Помимо резцов, ходячий мертвец вцепился в него и обеими руками, пронзив грубую плоть своими точно такими же безобразными, но чертовски острыми роговыми пластинами. Жгучая резкая боль поразила его тело; Иштван вновь истошно завыл, но далее... зарычал. Грозно. Зарычал словно дикий зверь, и, забыв об опасности, о том, что он совершенно безоружен перед кровожадным существом, перешел в атаку: ухватил оживший труп за шкирку, резко, неаккуратно отдёрнул от своего предплечья, благодаря чему мертвяк получил солидный кусочек плоти, что до последнего не выпускал из смердящей гноением челюсти, а потом проломил ему голову, насквозь прибив её к острой стеле ближайшего надгробия. Раздался хруст раздробленных костей; брызги тёмной крови, ошмётки тухлого мяса и остатки сгнившего мозга разлетелись в разные стороны, попав на землю, перепачкав могильную плиту и угодив прямо на лицо обезумевшего от ярости парня. Тварь издать и последнего предсмертного хрипа не смогла; от такой силы голову просто размозжило в кашу. Сам Иштван, вытерев останки твари тыльной стороной ладони с лица, возвышался над безглавым трупом, неистово дышал, словно злость душила его, и старался унять эмоции, что бурлили гейзером и перехлёстывали внутри него абсолютно всё; серые глаза выпучились, налились кровью, кожа стала мертвенно-бледной, вены, где только могли, тут же вздулись. Собственное состояние пугало. Однако... оно плескалось силой, мощью, рвалось наружу необъяснимыми возможностями. Так сильно захотелось содрать с себя плоть, разорвать грудную клетку, дабы высвободить это могущество. Это всесилие. И он был сделал то, чего оно желало, если бы не постороннее угрожающее подвывание и звуки рассыпающихся осколков, что моментом вытащили его из аффекта. По могучему телу сразу пробежала лёгкая нервная дрожь, когда молодой человек заметил, как туша мертвеца распадается на мелкие кристаллические осколки. — Что за... — с трудом прошептали его тонкие губы. — Как это... А потом, обратив внимание на мерзкое постанывание со стороны зарослей, непристойно выругался под нос. Группа восставших из братских могил гниющих тел, кое-как держась на ногах, ломанулась прямо на него. Количество мертвецов сильно перевешивало его возможности; в одиночку парню явно с каждым из них не справиться, какой бы силой тот не обладал. Однако, где-то глубоко внутри родилось желание разодрать эту мертвечину на кусочки, устроить настоящее кровавое представление; выпустить того, как так яро просится на свободу. Но стоило только блеснуть в сумраке лезвию стального серпа, поднятого над головой тощей рукой ожившего трупа – в мозг моментально ударил заряд адреналина, мигом растекшийся по всему организму. «Ну вас к чёрту!» — прозвучало в голове, в момент, когда здравомыслие, наконец, взяло верх. И молодой человек тут же рванул прочь, словно по голой спине стегнули розгами. Он мчался сломя голову, куда глядели испуганные глаза. Почти не разбирая дороги, парень нёсся по узкой проложенной кем-то тропе, руками раздвигая низко нависшие ветви деревьев, что так намеривались наотмашь хлестануть по лицу, поцарапать кожу; кусты цеплялись за жаккардовую рубашку, а порывы ветра взрыли из-под ног каскады песка, сразу же устремившихся прямо в зрачки, в ноздри, попав в лёгкие, вызвав приступы кашля. Но, несмотря ни на что, он бежал. Не оглядываясь, не останавливаясь, дабы перевести дыхание, продолжал удирать от кучки мертвецов, что давно остались позади и нипочем бы его не догнали. Единственное, что смогло остановить неудержимого вепря – длинный верёвочный мост над глубокой пропастью, являвшейся только одной переправой на другую часть долины. Но это сооружение не внушало никакого доверия: очень старые, гниющие доски, большие щели между ними, непрочные канаты – так кричали о том, что, лишь вступив, измерить уровень высоты над ним и землёй можно будет почти мгновенно, причём собственной тушей. А этого ему как-то не хотелось. Однако, запасного варианта не было совсем… да и не будет, посему парню ничего не оставалось, как шагнуть на одну из этих ветхий дощечек. Пронесло. Первый плоский кусок трухлявого дерева, на удивление, выдержал вес молодого человека, что несомненно придало уверенности. Затем Иштван, взявшись обеими руками за провисший над бездной канат, аккуратно переступил на следующую. И тоже вышло удачно. Убедившись, что мост мало-помалу, но выдерживает давление, парень медленно пошёл дальше. Ветер раскачивал сооружение из стороны в сторону, из-за чего Иштвану постоянно приходилось останавливаться; горная река бурлила где-то внизу, а скрип древесины заставлял нервничать и напрягаться. Молодой человек, в который раз ловил себя на мысли, что было бы лучше, оставшись он в пещере: «Лежал бы себе, глазел в каменный серый потолок и забот не знал! Любопытство… мать его». Однако, осознание того, что в скором времени всё же удастся добраться до особняка и утолить интерес, побеждало и усиливало энтузиазм. Продвинувшись чуть дальше, стараясь не смотреть вниз, дабы голова не пошла кругом, он заметил, как наступил на сгнившую доску, что под его ногой мигом треснула, переломилась пополам, и парень провалился по самое колено. Он вскрикнул, яро сжал в кулаках канаты, а затем немедленно принялся вытаскивать застрявшую ногу. Ему очень повезло, что дощечки лежали вертикально и под ступнёй сумела проломиться лишь одна, а не все, так бы он камнем полетел вниз и, вероятно, разбился бы об речные валуны. Дальнейший путь по мосту, к счастью, более обошёлся без происшествий. Как только подошва кожаных чёрных ботинок коснулась почвы, Иштван облегчённо выдохнул, перекрестился и точно готов был припасть к земле, дабы расцеловать каждую травинку, каждую её грязь – вот настолько был рад вновь прощупать надёжную поверхность под ногами. Но на это абсолютно не было времени. Солнце почти окончательно скрылось за горизонтом, в Долине Туманов становилось всё темнее и темнее (казалось, что если выколоть себе глаза – ничего не поменяется), а в ночи скрываться от толпы тварей куда сложнее; да и пугающее кряхтение на той стороне подливало масло в огонь нарастающей тревоги, поэтому, взяв себя в руки, парень рванул дальше. С каждым передвижением дорога становилось всё более проходимой, словно пользовались ею гораздо чаще; по одному боку стоял деревянный заборчики, по второму – решётчатый, той же высоты, а впереди виднелась тяжелые кованные ажурные ворота, в которые Иштван без промедлений залетел. Пробежав ещё какое-то расстояние, он разглядел другую высокую калитку, которая выглядела точно также, что и первая; за ней скрывался небольшой домик, так и просящий заглянуть в него заблудшего странника, нуждающегося в хорошем отдыхе. И молодой человек, не мешкая, выполнил эту просьбу. Ему действительно хотелось передохнуть, перевести дух и почувствовать себя в безопасности, ибо на открытой тёмной местности, где рыскают ходячие мертвецы, подобного он явно не получит, а здесь, как раз-таки, стоит одинокий дом, будто бы сами боги так и велят войти в него. Добежав до входа, Иштван ворвался в здание, как хозяин: дёрнул ручку, распахнул дверь, которая оказалась открытой (видимо, в нём и впрямь никто не живёт), влетел в помещение, затем быстро захлопнул её за собой и, на всякий случай, подпёр первым попавшимся стулом. — Надеюсь, тут-то я в безопасности? Поправив растрепавшиеся волосы и оглядев маленькую неосвещённую область, молодой человек двинулся прямо по коридору. Домик ещё с улицы выглядел довольно небольшим, но внутри он оказался намного меньше – разгуляться здесь было особо негде, вдобавок бардак или же, как его называли лентяи, творческий беспорядок своим хламьём занимал свободное место. В этой хижине была всего лишь одна комната – в неё-то молодой человек и собирался войти. Пройдя пустой проём (в нём по какой-то причине не было двери), Иштван внезапно замер. В этой крохотной комнатушке бардак царил не меньший: разбросаны листы бумаги, поношенное бельё, коробки раскрыты, некоторые вещи лежат не на своём месте, хаотично раскиданы по столу, который вот-вот и разрушится на мелкие щепки, а кровать не заправлена, одеяло взъерошено. Но самое странное, что заставило парня остановиться и растеряно захлопать глазами – сидящий на краю пожилой мужчина, одетый в просторные штаны и белую хлопковую майку. Старичок невысокого роста, с бледно-голубыми безжизненными глазами, серыми от седины остатками волос, удивленно глазел на ошарашенного Иштвана. — Чем… могу помочь? — хрипловато, но довольно спокойно произнесли тонкие сухие губы, над которыми нависали седые усы. Во взгляде старика быстро пропало изумление, появился интерес. Складывалось ощущение, что незваные гости здесь – обычное дело. Хотя Иштван в этом сильно сомневался. — Я не знал, что здесь кто-то живёт. Прошу прощения. — Что же, пора избавляться от дурной привычки и начать наконец запирать дверь на ночь… — не отрывая заинтересованного взора с неожиданного посетителя, по-доброму усмехнулся старик. — Потерялся, сынок? — Не совсем. Незнакомец непонимающе уставился на молодого человека. — Мне нужно добраться до особняка, но по пути сюда на меня напали и… — До особняка? — хозяин дома перебил своего незваного гостя резко и неожиданного, словно слова об особняке дошли до него только сейчас. — Зачем, ежели не секрет? Очередной искатель приключений? Или... — Что? — недоумевающе переспросил Иштван. — Нет, меня пригласила Донна Беневьенто. На чай… полагаю. Старик неопределённо хмыкнул, сочувственно покачал головой, а затем, взял трость, что стояла у кровати и привстал, опираясь на неё. — … ты голоден? — его молчание длилось недолго. Хозяин дома сделал несколько шагов прежде, чем приблизиться к ветхому столу, и выглядело это довольно жалко. — Прости, сынок, но это всё, что я могу сейчас для тебя сделать… — О чём вы? Не надо для меня что-то делать! Старик усмехнулся и принялся рыскать в тумбе, одиноко стоявшей подле стола. — Неужто даже рану твою вылечить не нужно? «Рану?». Молодой человек совсем позабыл об укусе, которым его относительно недавно одарила восставшая из мёртвых тварь. Увечье никак не давало о себе знать: не болело, не жгло, его будто бы не было. Лишь часть рукава рубашки, пропитанная кровью и слегка порванная, намекала на то, что произошло что-то неладное. И, вероятно, старик обратил внимание именно на него. Иштван судорожно засучил рукав до плеча, оголив предплечье полностью, и удивленно ахнул. На месте, где по идеи должен был сочиться багровой жидкостью оторванный кусок плоти, он обнаружил лишь свежий рубец, перепачканный давно засохшей кровью. Увечье затянулось само по себе. — Какого... И если в прошлый раз к удивительной регенерации приложила (буквально) руку Матерь Миранда, то здесь обошлось без "целительного" вмешательства. Как такое вообще возможно? «Что со мной, чёрт возьми, происходит...». — «Ты не простой человек» — важные чужие слова промелькнули в мыслях, но он не смог их поймать, отчего лишь эхо отскочило от стенок черепа, прозвучав в голове громко, но невнятно. — Ну так что? — хриплый голос старика вырвал его из мыслей. — А? Нет, спасибо... нет нужды, — ответил Иштван и быстро расправил рукав, пряча зажившую рану. — Я чуть посижу здесь, потом сразу уйду. Вы не против? — Сиди сколько хочешь, сынок. Тебя никто на гонит. На, держи. С трудом подойдя к молодому человеку, пожилой хозяин хижины протянул ему сухарь с изюмом, а затем вернулся на свою койку, заняв то же положение, в котором находился ранее – присев на деревянный край. — Угощайся. И хорошенько подумай, прежде чем отправиться дальше. Парень сперва понюхал сладкий сушёный хлеб, потом, убедившись, что съедобно, отгрыз от него верхушку. — О чём я должен подумать? — поинтересовался он, грызя отданный ему сухарь. — Ты такой молодой парень. Ещё вся жизнь впереди... — старик кашлянул в дрожащий кулак. — Неужто ты хочешь, чтобы родители запомнили тебя таким? — Я вас не понимаю... — Присядь. Хозяин дома указал на старый табурет, что стоял чуть дальше от стола, и Иштван охотно выполнил его просьбу. — Я понимаю, что мы, местные, для них всего лишь расходный материал – пища, развлечение, служащие... ресурс. Но ты не должен идти туда. Развернись и ступай обратно. А лучше беги. Беги, как можно дальше отсюда. «Местные?» — начал мысленно переваривать сказанное стариком парень. — «Расходный материал? Всё интереснее и интереснее... а ещё опаснее и опаснее». — Я не здешний. Хозяин дома округлил свои бледно-голубые глаза. — Как это не здешний? Тогда откуда? Кто ты? Молодой человек неоднозначно пожал плечами. — Полагаю, из Венгрии. Зовут Иштван. — Не-е-ет, ты не венгр. — положив подбородок на ладони, скрещенные сверху деревянной рукояти трости, заметил старик. — Это точно. — Это откуда такие выводы? Иштван немного смутился. Альсина Димитреску тоже усомнилась в его национальности. Но по какой причине? — Венгры не пьют чай. — старик улыбнулся иссохшими устами так тепло и заразительно, что молодой человек невольно улыбнулся и сам. — Шучу. Юмор у меня своеобразный. Но чужаков у нас не бывает, сынок. Только, если... да, конечно. Праздник, посвящённый Матери Миранде. Ты, скорее всего, был на нём. — Был, — подтвердил он. — Вот оно в чём дело... Что же, и такое бывало. — Мне кажется, мы друг друга не совсем понимаем... а ещё я до сих пор не знаю, кто вы такой. Могу поинтересоваться, с кем имею честь? Пожилой мужчина устало прикрыл глаза. — Иосиф Симон. — он слегка поклонился. — Я садовник Госпожи Беневьенто. Этого тебе знать достаточно, сынок. — И давно вы... — Сколько себя помню. Работал ещё на её деда, засим на родителей и вот – верно служу госпоже Донне. Старик немного призадумался. — Она славная девушка, Иштван, очень добрая. — а потом резко изменился в лице – помрачнел; улыбка пропала с морщинистого лица бесследно. Это насторожило. — По крайней мере, была. Ох, что только не пришлось пережить бедному дитя... и смерть Бернадетт, и гибель родителей, опосля ещё и Матерь Миранда своим "даром"! Я-то думал, что со временем всё станет только лучше. Матерь и впрямь осчастливила её, когда удочерила... Он умолк. В неосвещённой комнатушке повисла тишина. Но это была легкая тишина – не невыносимая, не гнетущая. Однако, чтобы она закончилась, хотелось. — Знаешь, сынок, — словно бы услышав эту мольбу, продолжил садовник. — Время не лечит. Оно просто убивает все то, что мы любим и чем дорожим. Иштван перестал слушать Иосифа, перестал понимать; его мысли полностью захватили слова о том, что Матерь Миранда удочерила Донну Беневьенто, что преподнесла той какой-то "дар". «Эту жуткую куклу? Ну и подарок!». — Иосиф. — Ась? — Вы сказали, что Матерь удочерила Донну. — Всё так. Я хоть и старый, сынок, но от дурной памяти не страдаю. — Значит, она не её родная дочь? Старик прыснул, хрипловато рассмеялся – чуть ли не до кашля. — Кхе-е! Умеешь ты, конечно, строить умозаключения! Иштван на такое остроумие лишь что-то обиженно буркнул себе под нос. — Да. Не родная. Как и остальные лорды. Это подтверждение принесло какое-то непонятное облегчение, что разлилось по телу почти с такой же теплотой, как и красное вино. И молодой человек даже не мог понять по какой причине. — ... её родная дочь умерла, кажется, — уже шёпотом продолжил садовник. — Мне об этом случайно обмолвилась Донна. Через Энджи. «У неё была дочь... девочка с фотографии. Ева? Вряд ли ему об этом известно». — Кто такая Энджи? — спросил он, вероятно, сам зная ответ. — Её кукла. Молодой человек цокнул языком. — Что не так? — Ничего. Просто доводилось её видеть. — Она... может напугать. — согласился Иосиф. — Но она дорога госпоже Донне, как память. Энджи смастерил её почивший отец – господин Беневьенто. Добрый был души человек. Жаль его... и госпожу Беневьенто тоже. — тут садовник резко достал из-за пазухи какой-то маленький амулет в виде серебряного четырехкрылого эмбриона, висевший на верёвочке, и поцеловал его, попутно про себя прошептав: — Пусть Тёмные Боги даруют им вечный покой. «Сделал отец? Не Матерь Миранда? Но тогда... что же за дар?» — вдруг Иштвана осенило. Перед глазами застыло странное, омерзительное существо, плавающее в трёхлитровой банке, снизу которой был прикреплён обрывок с такой колющей надписью: «Дар». Воспоминание вынудило невольно прикоснуться к груди. — Что... что это был за дар, Иосиф? Чем осчастливила Донну Матерь? Пустым взглядом Иштван уставился в ближайшую стену; он с нетерпением ждал ответа, нервно ощупывая чёрную ткань своей рубашки; и он боялся, что ответ придётся ему не по вкусу. — Я не знаю, сынок, — произнесённые слова сработали по большей мере, как успокоение, нежели смятение. И это было странно. — Но это что-то, что наделило госпожу Донну способностями. Энджи говорит её устами, Иштван. И это не чревовещание! Кукла действительно оживает. — старик вытащил из-под подушки носовой платок и протёр им капельки поты, что начали течь с его морщинистого лба. — А когда я посадил ей эти жёлтые цветы... голова закружилась, весь двор поплыл, и словно во сне увидел покойную жену. Садовник вновь замолчал. Однако, после тяжело вздоха тут же продолжил: — Я почти семь десятков лет живу на белом свете и мне не доводилось видеть ничего подобного ранее. Когда я рассказал об этом госпоже Донне, она сильно обрадовалась. Потом попросила прийти к ней в особняке на следующей день. Ох, сынок... ты и представить не можешь, что будет ждать тебя там. В самом деле. — Вы видели покойную жену... — зачем-то повторил парень, пропустив мимо ушей последние слова садовника. — Мне тоже предстала возможность встретиться с мертвецами. Старик заинтересовано выгнул брови. — На меня напала кучка ходячих трупов на кладбище, за мостом. Еле отбился... Иосиф как-то странно, безумно улыбнулся. Эта улыбка заставила парня сглотнуть вставший в горле ком. — Они охраняют долину. И они очень не любят чужаков. Мурашки мигом забегали... нет, ломанулись по спине так быстро, что Иштван вздрогнул. — ... что за чертовщина здесь происходит? — Я задаюсь этим вопросом, сынок, с тех пор, как Матерь Миранда явилась к нам, как гром среди ясного неба. В новую волну страшной эпидемии гриппа, дабы исцелить нас, детей Тёмного Божества, от этой напасти. — Это была пандемия испанского гриппа, я правильно понимаю? Пожилой мужчина утвердительно моргнул. — Какого года? — 1920-го. — Сорок лет прошло... Иосиф, скажите, почему Матерь так молодо выглядит, если она, возможно приходиться вам ровесницей? — Тебе должно быть известно об этом, — как-то недоверчиво произнёс садовник. — Ты был приглашён на празднество! — Я... я новенький. То, как подозрительно покосился на него старик, вероятно, означало, что парень звучит слишком неубедительно. Однако, он и впрямь был впервые на подобном мероприятии и о местной религии ему известно не так много. Матерь в этом была немногословна. — Новенький ты аль нет, но должен знать, почему имя Матери Миранды возводят к божественному, а также почему каждый человек чтит её и молится ей. Увидев, как молодой человек смущенно потупил взор, садовник удручённо вздохнул, а затем, прокашлявшись, принялся объяснять: — Она очень могущественна, сынок. Она смогла сделать то, что не смог весь мир. Она защищает нас от тварей, что пробудились в то ужасное время... она хранит эту деревню, клянусь тебе, ведь именно для этого она была послана нам Тёмным Богом. Она – воплощение божества. А боги, как известно, не стареют. Парень задумался. «Божество... его воплощение. Эти крылья, возникающие изо спины по одному лишь желанию, эта возможность исцеления, эта таинственность и мудрость, вечная молодость; четыре последователя и тайная вечеря...» — что-то всё этому смутно напоминало. Но что конкретно не мог вспомнить. «Неужели она и впрямь божественная сущность, пришедшая спасти мир при помощи неких "даров", наделяющих людей сверхъестественными способностями? Но... разве у бога может быть телесное воплощение? Может ли его оболочка состоять из плоти и крови? И может ли у неё быть ребёнок?». Слова садовника напоминали бред сумасшедшего, какого-то неистового фанатика; и молодой человек ни за что бы ему не поверил, если бы не видел всю силу владычицы деревни своими глазами. Посему волны смятения накрыли его с головой. — Чего это с тобой, сынок? Бледный ты какой-то... — Ничего страшного... наверное, — с сомнениями выдал тот, вставая с табурета. — Спасибо за кров, угощение и беседу, но боюсь, что опаздываю на чаепитие. — Поверь мне, время здесь давно не имеет такого значения, что прежде. Вряд ли ты можешь опоздать к тому, в чьём кармане целая вечность. Парень вновь погрузился в собственные мысли. Однако, быстро вынырнул. — Иосиф. — Да, Иштван? — Берегите себя. Старческое лицо озарила тёплая улыбка, но она мгновенно пропала, стоило ему о чём-то подумать. — Не зачем, сынок. Со мной всё будет в порядке. Госпожа Донна ценит друзей, а их у неё не так уж много – я, да Энджи. — кое-как поднявшись с кровати, Иосиф приблизился к парню. Его рост сильно отличался от роста молодого человека – садовник дышал ему чуть ли не в грудь. Со стороны, должно быть, это выглядело забавно. — Но вот тебе – нужно быть осторожным. Не стань новой игрушкой в её сыром особняке. — и похлопал его по плечу, по тому место, до которого только смог достать. Иштван повторил жест старика, кивнул, мол, все понял, и, ещё раз поблагодарив, направился к пустому дверному проёму. — И, вот ещё что, — внезапно добавил пожилой мужчина вслед уходящему парню. — Старайся не вдыхать пыльцу жёлтых цветов.***
Тонкие деревья продолжали нависать над молодым человеком по обе стороны, огораживаемыми двумя разными заборами. Их ветки, на которых сидели ночные, страшные и угрюмые вороны, торчали прямо над головой, то и дело норовя ухватиться за длинные чёрные волосы, что растрёпывал разбушевавшийся ветер. Вокруг уже совсем сгустились сумерки, небо осыпало звёздами, а тусклая темень вязкой смолой заволакивала глаза; тропа окончательно перестала различаться. Вдобавок ко всему, у земли начал клубиться пепельный туман, что ещё больше мешало видимости. Иштван ступал, не разбирая дороги, пока неярким жёлтым светом не зажглись длинные уличные светильники, вокруг которых сразу же забились крупные мотыльки. Видимо, садовник вовремя опомнился, что где-то снаружи, в таком зловещем мраке бродит молодой парень – отличная закуска для местных жутких обитателей, коим тьма приходится уютным пристанищем. И такая услуга старика явно была очень кстати. Дойдя до ещё одного старого домишки – более разрушенного и на сей раз точно заброшенного (о чём хорошо говорили разбитые прогнившие доски и расколотые кирпичи, валяющиеся под выбитыми окнами), – у него закружилась голова. Это показалось необычным, ведь воздух в саду стоял свежий: он приятно проникал в организм, благодаря чему чувствовалось, как кровь полностью пропитывалась им, как наполнилась необходим кислородом; он пробегал по телу, давая жизнь каждой клетке. Однако, всё же почуялось в нём что-то ещё… что-то сладкое, томное и пьянящее. Неизвестные нотки, парящие в тумане, внезапно обволокли его своим густым и соблазнительным флёром. Округа сразу поплыла перед глазами. Воздух постепенно тяжелел, всё сильнее пропитываясь знакомым запахом дурмана, а всякие природные звуки стали эхом отдаваться в голове, пока постепенно не стали человеческим голосом. — Иштва-а-ан… — протяжно, будто смакуя это имя, протянуло женское эхо. — А? — молодой человек вздрогнул, завертелся на месте в поисках источника таинственного голоса. — Что? — Иштван! — продолжила настойчива звать загадочная девушка. — Кто здесь?! Однако, никого по близости не было. — Что за чёрт… — прошептал дрогнувшим голосом молодой человек. — Хочешь поиграть в прятки? — к непонятно откуда доносившимся звукам присоединился новый голосок – звонкий и… игривый. — Да! — вдруг раздался резкий и громкий смех, заполонивший цветочный сад. — Да… Поиграй с нами ещё! — это был третий глас – дерзкий, повелительный… И все они доносились с разных сторон, но их владельцы в поле зрения никак не желали попадать, как бы он ни крутил головой. Перестав оглядываться, Иштван протёр лицо руками, и вернул свой взгляд вперёд – туда, куда тянулась протоптанная тропа. Увиденное там, заставило молодого человека мигом обомлеть: могучая, высокая тень, сотканная из тумана и мрака, постепенно обретала очертания мужской фигуры. Когда всё чёрное тело, наконец, проявилось, силуэт заговорил холодным, грубоватым тоном: — Ничтожество, — суровый упрёк кольнул прямо в сердце. Он казался безосновательным, но почему-то резал сильнее справедливого. — Трус. Ты опозорил меня! А затем тень резко помчалась на парня с кулаками, наугад молотя ими воздух, раздавая пустые удары направо и налево, предназначающиеся, надо думать, именно ему. Однако исчезла, так и не добежав, и не попав по цели; испарилась в тумане, из которого возникла. Иштван тут же оторопело замотал головой, как конь, которому докучают мухи, и, поморгав глазами, ожесточённо протёр их костяшками пальцев, пытаясь понять, померещилось ли ему случившееся – не обманывает ли его собственное зрение, – или всё это действительно было, есть и ещё будет? Результат парня не устроил, даже по большей части напугал: этот же однотонный силуэт стоял к нему могучей, широкой спиной и держал, готовое в любой момент выстрельнуть, охотничьей ружьё, и нацеливался на вторую тёмную тень – женскую, стройную… знакомую, облачённую в какой-то капюшон. Мужская безликая фигура плавно зажимала спусковой крючок, и, Иштван быстро осознал, что сейчас произойдёт, — Нет! — душераздирающе завопил он. Однако, крик получился совершенно беззвучным, будто во сне. И далее, сам не понимая по какой причине, рванул на здоровую тень диким вепрем. Но стоило только приблизиться, как она мигом обернулась и огрела его прикладом по переносице. Парень упал, а следом прозвучал выстрел, оглушительный, как раскат грома. Вороны тут же перепугались, слетели с веток и, встревоженно каркнув, устремились вверх, прочь из долины. Женская тень, получившая в чрево залп дроби, рассыпалась на отдельные клочки темноты, напоминающие осколки стекла… нет, кристаллов! А мужская и вовсе вновь бесследно исчезла. Молодой человек попытался подняться, но внезапно разболевшаяся голова нарушила планы; из носа вытекло две струйки, а переносица и лоб невыносимо заныли. Он неуверенно прикоснулся к губному желобку, а затем взглянул на два пальца, кончики которых перепачкала кровь. Его кровь. Настоящая. Остывшая. Она завладела всем его вниманием, вследствие чего тот не заметил, как большой мужской силуэт, образовавшись из ниоткуда, с солидного размаху пнул его пудовым сапогом прямо по рёбрам, и тут же растаял в тумане. Парня от такого сильного удара подбросило вверх, он перевернулся на спину, закашлял – боль пронзила позвонки. И она тоже была настоящей. С трудом распластавшись на пыльной дороге, Иштван планировал поскорее подняться, как вдруг над его ногами возник женский силуэт в капюшоне. Тёмная тень склонилась к нему, гибко, грациозно, подобно дикой кошке, а затем сделала глубокий вдох. — М-м-м, да… — она будто бы только что обнюхала его; насладилась сладостным для неё ароматом крови, рекой струящуюся из ноздрей. — Мужская кровь. Смех. Её заливистый, злорадный смех сжал все внутренности, пронзил плоть и чуть ли не удушил. Он не видел лица девушка, чёрная пелена скрывала его, но он чувствовал, как та широко улыбается, чувствовал на своём теле хищный, звериный взгляд… он чувствовал в неё что-то до невозможности узнаваемое. «Девушка из сна?». Пока парень безуспешно старался рассмотреть в непроглядной темноте какие-то черты, силуэт быстрым движением вонзил острый серп прямо ему в голень. — А-А-А-А! —громко и мучительно закричал он, когда без особых проблем лезвие прошло сквозь ткань, плоть, разрубило кожу, мышцы и кости; когда кровь хлынула фонтаном, окропляя собой протоптанную почву. Сразу, как провернув своё бесчеловечное дельце, тёмная тень отпрянула от корчащегося в муках молодого человека, дёрнула его ногу вверх, а затем, издевательски посмеявшись, потащила несчастного вперёд, вдоль по тропе, ведущую в неизвестность. Она не побежала, даже не пошла, она полетела. Буквально. Её ноги плавно левитировали над землёй, а вокруг безумно метались чёрные крохотные пятнышки, чем-то напоминающих мошек. Всё это выглядело, как какое-то безумие. На половине пути из тумана сформировалась второй силуэт, точно такой же, что и первый – женская стройная фигура в капюшоне, лишь смехом, отличавшийся от первого – он звучал гораздо громче, зловеще. И эта тень поступила с парнем подобнейшим образом: вонзила серп в правую голень и теперь помогает близнецу тащить беднягу в своё логово. Однако, сам парень оказался не из робкого десятка – сдаваться был просто так не намерен: крепко хвастался за колючие ветки кустарников, что больно хлестали по лицу, цеплялся за молоденькую траву и отчаянно впивался пальцами в могильную землю, из последних сил стараясь отсрочить свою приближающуюся гибель. Вслед за извивающимся телом тянулась алая полоса крови. — П-п... помогите! — хрипел он, сам зная, что помощи ему оказать некому. Но надежда всегда умирает последней. — Иосиф! Д-донна! Ничего. Тишина. Сплошное безмолвие, прерывающееся лишь хохотом двух злобных теней, что волокли уже смирившееся тело по сырой, холодной земле. Однако, в один момент они всё же соизволили остановиться. Грубо бросили нижнюю часть туловища молодого человека обратно вниз, вытащили свои острые серпы из плоти, злобно рассмеявшись, когда Иштван в очередной раз закричал, не в мочь терпеть адскую боль, а потом просто исчезли... растворились в воздухе, словно их никогда и не было. После чего яркая вспышка белого света больно ударила по серым глазам. Под черепом возникла минутная дикая резь; ощущение такое, будто лопнули глазные яблоки. А слух оглушил какой-то протяжный писк. К счастью, длилось эта напасть недолго. Когда боль стихла, парень с опаской разомкнул очи и заметил, как дёргается на грязной земле жуком, повалившимся на хитиновый панцирь, в попытке подняться. Рядом не было никого, ни единой души, ни девушек, ни теней... всё будто бы происходило во сне; в таком до невозможности реалистичном сновидение, что мучил его с момента пробуждения. Но этот был новый. Не такой как обычно. Несколько мгновений Иштван просто лежал неподвижно, пытаясь привести мысли в порядок и восстановить дыхание. А потом поднял голову, дабы оглядеться, и тут же с удивлённым вздохом вскочил на ноги. Место, куда его притащили силуэты, напоминало ещё одну братскую могилу, расположенную в жутком саду, где росли, на удивление, очень красивые цветы; и эти лимонно-жёлтые датуры цвели на участке захоронения, прямо возле безымянных надгробий, распыляя по местности свою светящуюся золотую пыльцу. Аромат стоял просто замечательный! Однако, он настолько приелся, что при каждом вдохе вызывал лишь першение в горле и головную боль. «Старайся не вдыхать пыльцу жёлтых растений» — прозвучало внутри голосом садовника. И это воспоминание расставило кое-какие моменты по полочкам. — «Дурман... точно». — догадался молодой человек, затем сразу же оглядел себя сверху донизу. Жаккардовая чёрная рубашка, тёмные брюки, кожаные ботинки были испачканы в пыли и песке, а под ногтями скопилась грязь – всё это результат его безумных метаний по земле. Однако... на самой одежде ни следа крови, ни дыр от порванных тканей, даже ран никаких! Вообще ничего того, что могло говорить о недавнем нападении. И это только подтвердило догадку. Происходящее с ним было лишь галлюцинацией, красочной, чувственной и ощутимой иллюзией, под воздействиями которых он, сам того не помня, как-то добрался до сада, а затем в бреду повалился наземь, начав отбиваться и пытаться спасаться от несуществующей опасности. Но эти события заставили испытать острейшее дежавю, будто бы подобное происходило с ним прежде, когда-то давно... может, в другой жизни? И, казалось, якобы те теневые картины каким-то образом породили новые ощущения – чувства становились яснее, а разум наполнялся новой информации. Сложилось впечатление, что память начала возвращаться к парню... обрывками, кусками. Однако, объяснить возникшие воспоминания он по-прежнему не мог. Что-то мешало проникать им в сознание; чего-то явно не хватало, чтобы мозаика сложилась в целостную картину его жизни. Или не его? Всё, что хранилось в нынешней памяти ни под каким видом не формировалось с тем, с чем пришлось столкнуться в странном видение. Но почему-то именно они так сильно взволновали нейронные связи в мозгу. Что бы это могло значить? Помассировав виски, приведя себя столь нехитрым массажем немного в порядок, отряхнув одежду и поправив волосы, Иштван направился к дверям главного, надо думать, здания, о котором в маршруте писала Донна. Молодого человека немного смутило то, что некоторые детали предстоящего путешествия до её особняка леди деревни решила не оглашать, устроив ему самый настоящий сюрприз. И отнюдь не приятный! Волей-неволей, но на ум сразу лезут слова Иосифа об опасности, что таится в стенах её дворянского жилища, о неком даре, о кукле и о том, что есть вероятность оттуда не вернуться. Но ведь... Матерь Миранда же не позволит? «Матерь...». Иштван вздохнул. «Она будет недовольна. Определённо». Вновь думы о том, что стоило бы немедленно вернуться начали беспокоить разум. Однако, что-либо делать с ними было уже бессмысленно. Он прошёл слишком много и, в любом, случае, путь нужно продолжать. Подойдя к главному входу, молодой человек тут же с силой надавил на красные тяжёлые двери. Цепь задвижки взвизгнула; они не поддались. — Чёрт! Неужели опоздал... Тогда, оглядевшись, он заметил сбоку прибитую к дверной раме золотую табличку с выгравированной надписью: "Оставь свои воспоминания". Это показалось парню смешным, чертовски нелепым – как можно оставить то, чего нет, подумал он. Хотя... кое-что важное всё же было. Иштван сунул руку в карман брюк и извлёк оттуда красный драгоценный камень – маленький сверкающий рубин. Единственная вещь, что была при нём, когда он очнулся. «Понятия не имею, откуда он и каким образом со мной связан, но лишь эта драгоценность является той самой нитью, что соединяет меня с моментом, когда моя жизнь не висела на волоске». И, не раздумывая, сунул его в широкую щель позолоченной почтовой накладки. Что за странный и глупый ритуал, понять было трудно, но раз того требуют правила – нужно им следовать. Звука падения драгоценного камня не прозвучал, но двери чудеснейшим образом отворились. Дальше был тоннель; недлинный освещённый коридор вёл прямиком к грузоподъемному устройству, что являлся средством для передвижения вверх. И, казалось бы, куда ещё выше? Они находятся в горах! Но, видимо, особняк девушки стоял в самом отшибе деревне, говорят о всей нелюдимости его хозяина. Поднимался он довольно долго, едва ли не целую вечность. Но, когда лифт, наконец-то, громыхнул и вздрогнул – остановился, распахнув перед парнем свои решётчатые дверцы. Далее идти пришлось не так много – лишь выйти из тоннеля и ступать по узкой каменной тропе, что вела к одинокому большому особняку, расположившегося на вершине, близ пенистого водопада. Виды здесь открылись довольно красивые, но чертовски мрачные. Ощущение такое, что природа хотела создать композицию невероятного изящества, смешав её с безысходной тоской и унынием. И по итогу получилось очень живописное место со своей, вероятно, трагичной историей… под стать его хозяйке. Войдя в отворённые врата, Иштван обратил внимание на несколько любопытных конструкцией: четыре толстые обветшалые ветки, перевязанные между собой прочной верёвкой, с внешней стороны которых прибитые палки поменьше – напоминала она какой-то вигвам, только вместо звериной кожи покрыт он был сизо-зелёными листьями странной формы, с клиновидным основанием, заостренным на верхушке, а также фиолетовыми бутонами, чем-то походящие на цветы баклажанов. Красивые… и загадочные. Молодой человек взошёл по каменным ступеням на широкое крыльцо и сдержанно постучал в дубовую входную дверь. Отклика не последовало. — И впрямь опоздал… уже легла спать? Тогда он прошёл чуть левее, скрывшись за внешней стеной прихожей, и осторожно заглянул в первое попавшееся окно, в котором слабо горел не выключенный свет: видно в нём никого не было, лишь жёлто-белое мерцание настенной лампы и старенький комод, стоявший под ней. Костяшками пальцев молодой человек легонько побарабанил по оконному стеклу в надежде, что этот звук будет громче и отчётливее, дабы хозяйка наверняка прознала о наконец явившемся запоздалом госте – всё также никакой реакции. По телу прошла волна тревоги и разочарования. — Зараза! Однако, опускать руки он всё ещё не собирался: вернулся к большой входной двери, настойчиво покрутил круглые металлические ручки, а потом и вовсе с немалой силой толкнул дубовые пластины; дверь нехотя повиновалась и поехала под давлением его ладоней в две разные стороны. Медленно, но верно путь открылся. Первым делом глазам предстала уютная прихожая с ведущей наверх винтовой лестницей: пара пустых арочных проёмов, деревянные колонны, поддерживающие пол второго этажа, а также узорчатый серо-зеленый шерстяной ковёр, на котором стоял круглый столик и качающейся стул. Действительно комфортная атмосфера. Но самое интересное – портрет, висящий на стене, прямо над подъёмом в верхнюю часть особняка: изображённая девушка с большими тёмно-карими глазами, чёрными шёлковыми волосами, собранных в небрежный пучок, и куклой в руках определённо являлась законной владелицей богатого родового дома. И она была особенно миловидной, когда овальное бледное лицо не срывалось наполовину карнавальной маской. — Леди Беневьенто? — громко позвал он хозяйку особняка. — Простите, что так поздно. Вы не предупреждали об… В одно мгновение вся комната поплыла перед его глазами, изображения стали нечёткими, блеклыми и туманными, словно бы зрачки заполонила непонятная дымка, а огни ламп и люстр замерцали, зарябили, как если бы намеривались потухнуть. Когда в висках закололо, а в ушах зазвенело, парень увидел появившуюся из ниоткуда девушку, наряжённую в закрытую траурную одежду; её лицо и волосы были спрятаны под плотной чёрной вуалью, доходящей до груди, а у однотонных туфель сидела, склонив голову, та самая говорящая кукла – жуткая Энджи, облачённая в излюбленное белое свадебное платье и ажурную фату. — Д-донна? — уточнил Иштван чуть волнующимся голосом. — Я… Не успел он договорить, как горло свело спазмом. Спазмом, вызванного её сверхчеловеческой выходкой: Донна Беневьенто плавно взмахнула кистью, и невидимая сила подняла над паркетом её пугающую марионетку, что мигом оказалась в худой руке таинственного кукловода. Это магия безусловно ошарашила, напугала молодого человека, от чего слова просто-напросто застряли в горле, не желая выходить. Ещё мгновение и Энджи ожила, захихикала и взлетела, тут же устремившись озадаченному парню. — Я та-а-ак долго ждала тебя… — замерев возле его лица, протянула игриво и одновременно обижено кукла. — Ты опоздал на чаепитие! — Прости, я… Донна! — Иштван чуть отстранился от ожившей игрушки, глянул вбок и поднял руку, дабы кукольница его заметила. Леди Беневьенто стояла позади неподвижно, сплетя тонкие длинные пальцы в замок на уровне груди, она молчала, и её взгляда под плотной тканью не было видно; однако, не нужно быть ясновидящем, дабы предположить, что тёмно-карие глаза (или глаз) точно направлены на него. И всё же та на жест внимания не обратила. — Все уже давно собрались в гостиной! — двинувшись за его головой, продолжила писклявым голосом Энджи. — И ждут тебя! Нехорошо гостю заставлять ждать себя… Она снова захихикала. — Мне очень жаль, правда, но позволь поговорить с твоей… владелицей. И на сей раз раздался скрипучий смешок жуткой куклы, но более громкий и… насмешливый. — Я прощу тебя, если… догонишь меня! — Что? — непонимающе захлопал глазами он. — Догнать? Энджи издевательски прыснула, а затем полетела в сторону, где стояла её кукольница; но направлялась она явно не к ней – в закрытую дверь, что располагалась под винтовой лестницей. Вход, как по волшебству, распахнулся и куколка исчезла в проёме, оставляя за собой лишь насмешливое хихиканье, которое, казалось, раздавалось по всему особняку… со всех его сторон. Иштван был обескуражен. Что за дурацкие игры? Он пришёл поговорить, а не гоняться за безумной куклой по всему зданию! И почему Донна всё время молчит? Она же его позвала! Разве нет? Хотел парень было что-то произнести, обратиться к Леди Беневьенто, но та ждать не стала – поправила полы своего длинного закрытого платья и спокойно зашагала в открывшуюся дверцу, настукивая каблучками по дощатому полу. «Да какого чёрта!». Оставаться одному в этой плывущей в глазах прихожей молодому человеку как-то не хотелось, да и смысла попросту не было – пришлось торопливо двинуться за ней. Перейдя порог, разделяющий прихожую и следующую комнату, первое, что молодой человек увидел – круглый накрытый всякими сладостями и вкусностями (бублики с кунжутом, рогалики, из которых вытекал расплавленный мармелад, миндальные печенья и тарелочка конфет из сухофруктов и орехов) столик, за которым сдержанно сидела Донна, не находила себе место взбалмошная Энджи, что вечно хихикала и дёргалась, а также остальные куклы, но фарфоровые и не живые. Это выглядело странно. На вид Донне было где-то двадцать семь лет, может, меньше, однако, такое поведение и игры подобное рода считались характерными для детей младше двенадцати. Видя, как парень замер в непонятках, Леди Беневьенто плавно указала ладонью на свободный стул, что стоял напротив, предлагая тем самым присесть и выпить, наконец, чаю с ней и её маленькими друзьями. И Иштван неуверенно, но всё же принял это приглашение. Так или иначе, а отказывать дамам не очень красиво. — Ты проиграл! — злорадно воскликнула Энджи, когда тот присаживался за стол. — Неудивительно, ведь я всегда-а-а побеждаю! Иштван смотрел недоумевающими глазами на куклу, и растерянно хлопал ресницами. Казалось, он сходил с ума. — Угощайся, — тихо, скромно предложила Донна, пододвигая ему блюдечко с миндальными печеньями. А потом привстала, взяла фарфоровый заварочный чайник и налила в тонкую, изящную чашку с блюдцем чёрного ароматного кипятка. Молодой человек благодарственно кивнул, взял поданную чашечку и демонстративно отпил из неё, вкусив горячий, немного отдающий травами, сладкий чай. Таким образом он показал хозяйке особняка, что готов играть в её игры, а ещё серьёзно настроен на предстоящий разговор. Донне это очень пришлось по душе. Хоть парень не видел её лица, но точно был уверен, что она улыбнулась. По крайне мере, могла разделять восторг совей куклы, которая чуть ли не сияла от радости. — Вкусный? — поинтересовалась Энджи после того, как отхлебнула из совей чашки, которая, как ему показалось, была пустой. — Вкусный. — Попробуй миндальное печенье. Я сама испекла его! С трудом натянув уголки губ, изобразив милую улыбку (хотя напоминала она больше истеричную), Иштван потянулся к блюдечку и взял зарекомендованное угощение, тут же надкусив половинку. Запив чаем печенье, что словно растаяло во рту, он произнёс: — Оно восхитительно. Большое спасибо. Кукла смущённо хихикнула, а Донна, слегка приподняв вуаль, нерешительно поднесла край чашки к пухлым губам. Беззвучно отпила маленький глоток, поставила её на блюдце и поправила ткань, вновь скрыв от него лицо. Иштван искренне не понимал, зачем милая девушка прячет свою красоту, которой её явно не обделила природа. «На праздник она была без платка. Зачем он ей вообще нужен?». — Донна, могу я задать вопрос? Хозяйка особняка слегка кивнула. — Почему вы прячете лицо? Я же видел… — Не твоё дело! — недовольно выкрикнула Энджи. — Такое некрасиво спрашивать у леди! — Как и возраст, я полагаю? После слов парня Леди Беневьенто нервно дёрнула рукой, когда пыталась дотянуться до горочки конфет, отчего верхние сладости сразу же попадали из тарелки. — Да! Ты же в гостях, веди себя прилично! Иштван склонил голову в извиняющемся поклоне. — Где мои манеры… — и всё же смог выдавить из себя тёплую улыбку. — Что касается нахождения в гостях: Могу я узнать, чем заслужил такую честь? Девушка кивнула. — Необходимо поговорить. — О чём? — О тебе. Каким же приятным был голос Донны Беневьенто… она так редко говорила, и была такой немногословной, от чего даже стало жаль. Молодой человек надеялся, что диалог будет вести именно владелица, а не её кукла со своим скрипучем, писклявым голоском. Однако, вспоминая рассказ садовника, вещает обычно именно Энджи. В любом случае, тема его заинтересовала и слушать он будет внимательно, кто бы беседу не начал. — Обо мне? — переспросил Иштван, будто бы не расслышал. — Что вы можете сказать? Вы же меня не знаете. Энджи сдавленно хихикнула, закрывая ладошками рот. Донна молчала. — Ты уверен? — спросила куколка и спрыгнула со стула. — Уже… нет. — его глаза следили за нелепыми движениями приближающейся игрушки. — Ты такой забавный! — подвинув стул, стоящей рядом с парнем, ещё ближе, заявила жуткая куколка. — Ты мне нравишься! — А… спасибо? Ещё один смешок, который уже начал напрягать. — И почему ты не нравишься большой злюке и уродцу? Молодой человек нервно сглотнул, затем запил застрявшей ком в горле чёрным чаем. — Нам кажется, ты станешь хорошим членом семьи! — продолжила она, запрыгнув на седалище, которое пододвинула к нему едва ли не вплотную. — Подожди, кем? — Иштван оторопел. Его растерянный взгляд, что всё время блуждал за куклой, метнулся в сторону леди деревни. — Каким ещё членом семьи? Вернув фарфоровую чашку на блюдце и отдёрнув слегка приподнятую вуаль, Донна, наконец, заговорила: — Матерь Миранда приютила тебя и облагодетельствовала своим “даром”, сделав таким образом одним из нас. «Облагодетельствовала своим даром…» — молнией пронеслось в голове. Такой молнией, что бьёт по одинокому, стоявшему в поле дереву, мгновенно заставляя его загореться. Эти слова обожгли его, как огонь… пламя горящего древа. Подобное он боялся услышать больше всего. И всё же услышал. Догадки подтвердились – стало страшно, стало мерзко. — Ты выжил и теперь наш! — раздался над ухом довольный взвизг Энджи, которая во всю пыталась дотянуться до волос Иштвана. — Это… это невозможно. Я же… я просто… п-почему? — Почему она спасла тебя? — уточнила Донна. — Потому что ты ей нужен. Как и мы все… когда-то. — Нужен? Для чего, чёрт побери?! Леди Беневьенто ещё раз испила из своей чашки постепенно остывающий чёрный чай, всё также поднимая, а затем отпуская плотную ткань. — Об этом тебе хочет рассказать кое-кто другой. — Кто? Она не ответила. В гостиной тут же повисла тишина, казавшаяся очень напряжённой, как перетянутая струна, готовая с надрывным вскриком лопнуть; даже Энджи замолчала, заинтересовано перебирая тёмные пряди его волос. Затем послышались чьи-то шаги, мигом нарушавшие это невыносимое безмолвие, и в помещение, с подносом в руках, вошла худощавая девушка. — Госпожа Донна, — поприветствовала она хозяйку особняка легким кивком. — Госпожа Энджи. — кукле внимания уделила тоже. Затем поставила серебряный поднос с яблочным пирогом на стол и взглянула на Иштвана. — Госпо… ди-ин. Когда её голубые очи столкнулись с его серыми, служанка резко переменилась в лице. На исхудавшем круглом лике одновременно отразился непонятный испуг и искренне удивление. Девушка с длинной светло-коричневой косой вздрогнула, затем отшатнулась, продолжая глядеть на парня, как на какое-то чудовище. Однако, энергично помотав головой, будто бы в попытке отогнать наваждение, заморгала глазками и, поклонившись госпоже и её кукле, сразу же соизволила их покинуть. Её поведение парня встревожило. «Странная она…» — Иштван. — неожиданно окликнула его Донна своим немного хрипловатым, тихим голоском. Она будто бы не обратила никакого внимание на служанку, даже не попрощалась с ней. — Расскажи о себе. — Да! — вернула растерянную прыть Энджи, продолжая ковыряться в волосах парня. Её пальчики скользили по чёрным прядям так, словно она что-то заплетала. Молодой человек почувствовал себя слишком некомфортно. — Хи-хи, мне интересно что ты помнишь! — Немногое… простите, но могу рассказать только то, что рассказала мне Матерь. А это вам, если я правильно понимаю, известно. — Не всё. Тогда, закинув в рот конфетку из сухофруктов и орехов, Иштван отряхнул ладони от сахарной пудры и, смачно жуя, начал рассказывать то, о чём ему доложила вкладчица деревни. История была недлинной, недолгой, немного нудной и банальной: молодой самоуверенный, амбициозный альпинист решил покорить неприступные Карпаты, взобравшись на самую их высь. Однако, выбрав неудачное время для скалолазания, попал под лавину и едва не умер, будучи захороненным под белым холодным снегом. Матерь говорила, что нашла его окоченелого, безжизненного, когда прогуливалась у подножья, увидела в сугробе торчащую руку и поспешила оказать помощь. С тех пор, с самого февраля он находится у неё, проходит обследования и всячески ей помогает. Отпускать она его, почему-то, не торопится. Разумеется, после пробуждения вопросы у парня возникали можно сказать постоянно – и кто он, откуда, как сюда попал, и кто же такая его спасительница. А та, в свою очередь, старалась отвечать на них, но без всякого желания и как-то скупо. Информации о себе у него было мало. Также Иштван посвятил Донну и Энджи в свой повторяющийся кошмар, который периодически беспокоит его, пугает и порождает вопросы, вследствие чего вторая нервно засмеялась. — Что смешного? — возмутился он, слыша, как над ухом посмеивается куколка. — Всё! Молодой человек растерялся. — Ты не задумывался… почему тебе это снится? — подлив чаю своим фарфоровым друзьям, спросила Леди Беневьенто. — Постоянно. — И что скажешь? — не дожидаясь слов своей владелицы, встряла Энджи. — Это всё маковое молоко. Мне так кажется. — Сгущённый млечный сок мака содержит двадцать видов алкалоидов. Один из них – морфин. — голос кукольницы прозвучал необычайно живо, воодушевлённо. Словно тема растений и их органических веществ для неё очень увлекательная. В принципе, растущие ядовитые цветы в её саду это хорошо подтверждают. — Возможно, ты видишь этот сон из-за него. Но вопрос в другом: почему именно он и лишь он? Парень сделал глоток чая и пожал плечами. — У меня слишком много вопросов к себе, к Матери, к этому месту... я думал, что вы поможете мне найти на них ответ, а в итоге – сижу и отвечаю на ВАШИ. И всё больше перестаю что-либо понимать... — парень неосознанно дотронулся до груди. Нечто, живущие там за всё время ни разу не напомнило о себе. Но оно точно жило и живёт в его рёбрах, теперь ему об этом известно. Но почему Матерь Миранда это отрицает? — Потому что это мы захотели, чтобы ты пришёл к нам в гости, глупый. — сказала кукла и ткнул молодого человека в раздувшуюся щёку, когда он сунул в рот конфетку. — Это мы играем с тобой, а не ты с нами! «Действительно. Мною просто... играют. В какие-то дочки-сыночки! Что за бред? Я понимаю, что обязан ей жизнью, но... у меня же есть другая семья. Так ведь?». Внезапная яркая вспышка и перед глазами мелькают картины: удар могучего кулака в лицо, пинок в живот тяжёлым ботинком, приклад ружья по переносице; удар, ещё удар. Он быстро размыкает веки. В ушах снова стоит оглушающий звон, а лобную долю пронзает колющая боль, вынуждающая схватиться за голову. «Так...». — Ты в порядке? — спрашивает Донна, и её хрипловатый, глухой голос разносится эхом по всему черепу. — Д-да... сейчас пройдёт. — Он просыпа-а-ае-е-ется-я! – радостно завопила Энджи, кружась на стуле. — Что ты чувствуешь? — Б-боль... — Что ты видишь? — Боль. После чего этот необъяснимый эффект моментом проходит. Новые чувства, мысли и картинки разом заполняют мозг. Боль отступает, но оставляет неприятное послевкусие. — Что... ох, Дьявол. Второй раз уже! Как это возможно? Энджи тихо хохотнула, а Донна принялась подливать чай себе и молодому человеку. — Здесь творится какая-то чертовщина! — от такого равнодушия он слегка вспылил. — Почему вы не предупредили в письме, что на меня могут напасть мертвецы? Почему не сказали об этих странных галлюцинациях? Это ненормально! Я мог умереть! — Не мог. — ответила кукла и спрыгнула со стула. — ... то, что мертво, умереть не может. — тут же подхватила кукольница. — Не бойся, постепенно память вернётся к тебе. — Но для этого нужно её взболтать! Скрипучий смех говорящей игрушки резанул слух. — О чём вы? Энджи нелепо подбежала к хозяйке, и когда та нагнулась, что-то шепнула ей в плотную вуаль. Донна согласно кивнула, а затем посадила свою жуткую куклу к себе на колени. — Альсина и Сальваторе невзлюбили тебя, — тихо промолвила Леди Беневьенто. — А мы – нет. — Вы с... — Тебе нужно найти моего старшего брата. — не дала ему закончить кукольница. — У-у-у! — в каком-то волнении протянула говорящая игрушка. — Он та-а-ак хочет тебе всё рассказать! — Старший брат? Карл Гейзенберг? Энджи утвердительно качнула своей деревянной головушкой и тихонечко прыснула. — Он сказал, что вы давние друзья! — И что он хочет помочь. «Давние друзья?». То, как седой владыка вёл себя с ним на празднике действительно могло намекать на это. Но... где они могли встречаться раньше? — Помочь? С чем? — С тем, чтобы всё вспомнить, глупый! Ты имени-то своего не помнишь... Иштван. — выплюнула его имя кукла, как какую-то шутку, от которой впоследствии разразилась хихиканьем. Вдруг Донна решила закончить чаепитие, встала изо стола, взяв на руках свою хохочущую единственную подругу, далее свободной рукой поправила длинное платье и робким жестом попросила молодого человека сделать то же самое, а потом последовать за ней. И Иштван охотно выполнил её просьбу, но сперва стащил из тарелки ароматный и аппетитный бублик с кунжутом. Все трое быстро покинули гостиную, выйдя в фойе, находящееся подле главных дверей, ведущих из особняка на улицу. И прежде, чем заговорить, продолжить их странную беседу Донна взяла с тумбочки какой-то старый, потёртый конверт, а затем всучила его молодому человеку. Он заметил, как дрожала её худенькая рука; как длинные пальцы судорожно сжимали сложенный бумажный пакет, дурно пахнущий машинным маслом; как участилось дыхание, стало прерывистым; и как она старалась держаться невозмутимо... однако, получилось у неё это плохо. Тем временем, Энджи что-то нашёптывала своей владелице, гладила по чёрной ткани, пыталась успокоить. Но от чего? Что вызвало такое переживание, волнение? Леди Беневьенто явно было некомфортно. «Смущается?» — подумал он, потом предпринял попытку взять поданный конверт. — Что это? Иштван аккуратно потянул на себя, но Донна его отдавать почему-то не хотела. Хватка была очень цепкой. — Вредный ворчун просил передать, — ответила за неё Энджи. — Наверное, ты его самый лучший друг, раз он убедил нас помочь тебе! Тот усмехнулся. — Наверное... хотел бы я знать. Позволите? Донна всё ещё плотно сжимала конверт между пальцев. Но после украдкого взгляда Иштвана на оболочку для писем, всё же отпустила, затем начала нервно протирать вспотевшие руки об полы платья. — Благодарю. — он улыбнулся. — Значит, я могу идти? Леди Беневьенто медленно кивнула, тем самым давая ему своё разрешение; Энджи мигом за ней повторила, но быстрее, энергичнее. Они смотрелись очень гармонично: сдержанная, скромная, тихая девушка и взбалмошная, смелая, излишне шумная кукла. Чёрное и белое. Луна и солнце. Смерть и жизнь. — Благодарю, Леди Беневьенто... за чай, гостеприимство, — он демонстрировано поднял конверт. — информацию. За всё. Но не могли бы вы мне оказать ещё одну ма-а-а-аленькую услугу? Стеклянные глаза куклы блеснули заинтересованностью. — Скажите, как обойти мертвецов? Энджи, на удивление, как-то добродушно посмеялась. — Зайди к садовнику. Скажи, чтобы сопроводил. Они его не трогают. — Понял. Ещё раз большое спасибо. Когда он поклонился и собрался было уходить, Донна окликнула его. — Иштван... — глухо бросила она ему вслед. — М? Молодой человек остановился, замер практически у самого входа, и, услышав её голос, сию же секунду обернулся. Увиденное заставило вздрогнуть от неожиданности – младшая леди деревни, вся в чёрном, траурном, безликая и с пугающей куклой на руках стояла рядом с ним едва ли не вплотную. Очередные фокусы. — Забирай, — хриплый шёпот прокатился по нему, как электрический заряд. — Возвращаю. В ответ на её сомкнутый худой кулак парень вытянул ладонь. Он даже оглянуться не успел, как длинные пальцы разомкнулись и в неё аккуратно упал красный драгоценный камушек – его рубин. — Спасибо. — поблагодарив хозяйку особняка, Иштван заметил, что её бледная кисть застыла на уровне его руки. И по какой-то причине он захотел до неё дотронуться: осторожно накрыл её своей ладонью так, чтобы их кожа едва-едва касалась друг друга. Кукольница боязливо вздрогнула. Однако руку не отдёрнула. Вероятно, прочла в его серых глазах неподдельную теплоту и искреннюю благодарность. Несмотря на то, что ответов ему девушка как таковых не дала, по верному пути всё же направила, да и компанию не самую дурную составила, так что благодарить было за что. Контраст на фоне той безумной вампирши получился довольно неплохой, ничего не скажешь. Правда, кукла её всё же понервничать заставляет. «И чего Иосиф меня предостерегал? Милая девушка, пусть и со странностями. Но у кого их здесь нет? Кажется, что всякий обитатель этих мест сошёл с ума. И я в том числе». Ещё раз, благо в последний, распрощавшись с Донной Беневьенто, молодой человек, наконец, покинул стены особняка. Однако, далеко уйти не успел. Остановившись на крыльце, он тяжело вздохнул, бросил усталый взгляд в звёздное небо и призадумался: «Стояла ли эта игра стольких свеч? Такой путь проделал и ради чего? Конфет, печений, чая и новых загадок? Да Матерь мне голову оторвёт, если узнает, что я покинул пещеру! Уверен, что она давно вернулась... и уже приготовила для меня порку». — Иштван нервно усмехнулся. «Приёмный сын... какая глупость. Хотел ли я этого? Думаю, что нет. А Донна хотела... Донне она была нужна. А может, и мне тоже? Просто я этого не помню. Но тогда какой смысл мне что-то недоговаривать? Чёрт бы побрал это место! Ничего не понимаю. У меня появилось чувство, что всё гораздо сложнее, что причина нашей встречи с ней – иная. Я не попадал под лавину. Я не был на волоске от смерти. Я умер. Точно. Беневьенто мне на это намекнула... и причина явно кроется в моём сне. Дьявол! Я обязан всё выяснить. Пора сделать следующий шаг». Взглянув на старый, потёртый конверт, парень заметил яркие чёрные чернилами, складывающиеся в приятную надпись: "С возвращением!"