Дом за туманной рекой

Душистый запах дождя рвался в помещение через открытые настежь окна, ветер танцевал в легких белых занавесках, и лето по-детски открытое и молодое манило прогуляться по ароматному асфальту, а иногда у юной официантки даже возникало желание погрызть мокрую кору свежих, недавно расцветших деревьев. Посетителей почти не было, только несколько человек, да и те ее одноклассники и друзья. Вечером должна была состояться вылазка за широкую туманную реку, ребята с нетерпением ждали свою подругу, изредка переговариваясь друг с другом, и снова утопая либо в своих мыслях, либо в книгах, принесенных с собой. Сара довольно улыбалась, глядя на них. В последний учебный день этого года она сама просидела за книгой в библиотеке до самого вечера, Сара читала пьесу, и называлась та «Синяя птица». Девочка опомнилась только, когда солнце заглянуло в школьный кабинет, наполнило его светом и обогрело исписанные нерадивыми учениками парты, знаменуя окончание дня. На следующий день наступило лето, и Сара устроилась на подработку в это кафе со странно созвучным прочитанной пьесе названием — синяя птица. Деревянные стулья и столы, потемневшие от времени, но не утратившие прелести, на стенах несколько картин: на одной изображены какие-то мифические птицы, на другой фантастические цветы — вот и вся обстановка, если забыть о белых прозрачных занавесках и вполне обычных цветах в вазах на каждом слегка запыленном подоконнике. Мерный поток мыслей нарушил вкрадчивый шепот одного из мальчишек. Это Чонгук. Он определенно самый красивый у них в классе. И он определенно нравится Саре, и, замечая пристальный взгляд, мальчик весело подмигивает ей, и она, осчастливленная его вниманием, которым он одаривает далеко не каждого, смущенно улыбается в ответ. — Я совершенно точно это знаю, — настаивает Чонгук, когда Софи выказывает свое недоверие слишком очевидно, — может, в таком случае сходишь туда сама, ведь я не раз там был и знаю, о чем говорю. Они обсуждают таинственный дом за рекой. Чонгук уже не раз упоминал о том, что ходил туда один, и все ему верили, кроме Софи, которую хлебом не корми, дай придраться к кому-нибудь. — Все именно так Чонгук, по ночам привидения разгуливают по нашему глухому городку, и если бы не ты… не знаю, может быть, мы уже все превратились в привидений, — предположила она, не скрывая насмешки. На минуту Саре тоже стало смешно, Софи ее лучшая подруга и такая надоеда, если ей этого захочется. Чонгук же, кажется, даже немного обиделся, но тут ему на помощь пришел Ча Хакён: — Какая же ты вредная, Софи! — воскликнул он, не скрывая досады. — Можно подумать, будто ты действительно не веришь в привидений. И что это за книга у тебя? — неожиданно отвлекся он. Рабочий день близился к концу, и все были несказанно рады, теперь они, наконец, доберутся до того заброшенного много лет назад дома за туманной рекой. — Эй, Софи, так нечестно, я спросил у тебя, и ты должна ответить. Что это за книга? Покажи! — Ты вроде бы защищал Чонгука, — напомнила девочка, глядя на Хакёна из-под длинных красивых ресниц, — забыл? Сара нарушает их дружескую перепалку, сообщая о том, что ее смена закончилась, и они могут уже идти. И они идут по теплой влажной земле, смеясь и дурачась, им в лицо светит медовое солнце, липкие лучи золотят кожу, замечая это, все снова смеются над Хакёном, а он как самый старший делает вид, что вовсе не обижается. — Мне нравится цвет твоей кожи, — говорит Софи мальчику едва слышно, чтобы никто не услышал, но кое-кто все же слышит, хотя и старается не обращать внимания. И совсем скоро ему это удается, Чонгук заворожено смотрит на солнечный свет, запутавшийся в волосах Сары. Само ее имя кажется ему воплощением лета и тепла, и он несказанно счастлив, что ему пятнадцать и что можно так запросто идти рядом с девушкой, которая тебе нравится. Хонбин тащит на себе тяжелый рюкзак, периодически меняясь с Чимином, никто не знает, по какой причине эти двое вызвались нести общие вещи, да и, глядя на них нельзя сказать, что они чем-то недовольны. Рядом с ними Санхёк, и ведет он себя невероятно тихо, что немного изумляет остальных. Мальчишки заглядывают в книгу Намджуна, а тот с умным видом объясняет им значение непонятных слов. Чонгук иногда смотрит в их сторону прищуренным, настороженным взглядом, но потом снова отвлекается на Сару. Он случайно слышал, что Софи и Хакён уже целовались, ему тоже хотелось целоваться с Сарой, но он не знал, как ей об этом сказать. Парень наблюдал за друзьями, они шли немного в стороне от всех, Хакён держал девочку за руку, а она что-то тихо ему говорила, может быть, опять о том, что ей нравится цвет его кожи, так предполагал Чонгук, смело сжимая в своей по-мужски большой ладони маленькую ручку Сары. — Что там за история, Чонгук? — спросила Сара, любуясь тяжелым закатным светом, играющим в зеленой листве. Они сворачивали на лесную тропу и были все ближе к заброшенному дому. — Если войти туда и не покинуть дом до рассвета, то исчезнешь. Мой старший брат рассказывал об одном мальчике, который так сделал и исчез навсегда. Его никто никогда больше не видел. Но я думаю, хён сочинил эту историю, чтобы меня напугать. Все это не более чем выдумки. — Хорошо, — сказала девочка, едва слышно, слегка касаясь плечом Чонгука и чувствуя исходящее от него тепло и надежность. Сгущались сумерки, солнце уходило под землю, от которой поднимался пар, земля умиротворенно дышала, избавляясь от зноя, накопленного за день. Чонгук и Сара слегка отстали от остальных, парень прижимал к себе юное, почти детское тело и радовался тому, что они почти одни. Где-то вдалеке слышался смех и плеск воды — это Хакён и Софи дурачились у реки, их нестройные голоса сливались с журчаньем воды и странно успокаивали и усыпляли. Чонгук не переставая, думал о том, что делается там, у реки, когда голоса его друзей затихают: Хакён целует Софи? Почему бы ему — Чонгуку — не поцеловать Сару. Она выглядит такой красивой. Он слегка наклоняется и замирает в нескольких сантиметрах от ее алых губ. Их тянет друг другу сила древняя, как сама жизнь, тянет неодолимо. Чонгук едва касается чужих губ сначала несмело, затем все напористее и настойчивей. Все это пока еще совсем неумело, но от этого не менее желанно. Они возвращаются к друзьям, полные своей маленькой тайны, загадочно счастливые, озаренные каким-то высшим светом, над их головами светит луна, и Намджун ворчливо спрашивает, где это они пропадали? Они неловко улыбаются, их туманные ответы устраивают всех. Чуть позже к ним присоединяются Софи и Хакён: на щеках у нее разлился румянец, Чонгук с удовлетворением отметил, что у Сары тоже румянец. Хакён смотрит на Софи хитрым лисьим взглядом, его рука у нее на талии, и всем своим видом он как бы говорит «моя». Иногда он совсем нескромно прижимает к себе Софи, крепко держит ее тонкие руки и совершенно не обращает внимания на шутливые нападки Хонбина. Они переходят реку вброд на мелководье, минуя длинный старый мост и пройдя еще немного в сторону леса, оказываются на месте. — А вот и наша цель, — громко тянет Ци, самая младшая девочка в их классе, — кто пойдет первым? Чонгук? Он нравится ей, а сейчас, когда он так особенно близко к Саре, ей хочется обратить на себя его внимание. Ци знает, что он уже целовал одноклассницу, это понимают все, и она не глупая и наивная — она тоже поняла это. Ей бы хотелось, чтобы Чонгук вел себя с ней, как Хакён с Софи. Она слышит красивый, мужественный голос Хакёна, и в который раз поражается громадному несоответствию между звучанием голоса и внешним видом этого парня. Вот Чонгук другое дело: он мужественный во всем, ни у кого из одноклассников Ци нет такого манящего, нагловатого взгляда, такой ленивой, уверенной походки. Спустя минуту, до девушки дошло, что она уж слишком откровенно рассматривает парня, она смутилась и отвернулась, но сделала это слишком резко, чем привлекла внимание остальных. — Пусть идет Софи, она так яростно спорила со мной. Иди одна, если не струсишь, — довольный одноклассник насмешливо поглядывает на девушку, которая слегка стушевалась под его напором. Сейчас ей не хотелось задирать его. — Отстань от нее, — заступается за девушку Хакён, ему нравится, как Софи стоит за его спиной и робко держит его ладонь тоненькими пальчиками, он млеет от горячего, едва заметного электрического импульса, пронзающего его каждый раз, когда девушка прикасается к нему. В такие моменты ему странно хорошо. Особенно хорошо было у реки, когда он мог мокро, по-детски неумело целовать Софи. Гладить ее руки и шею. Случайно касаться юной груди и внутренней стороны бедер, где кожа на ощупь, как бархат. Слышать сдавленный, полный желания стон, наблюдать за ее метаниями и млеть от того, с каким придыханием она произносит его имя. Ему хотелось опустить ее на землю и лечь сверху, придавив хрупкое тело собой, а затем целовать, целовать и касаться везде, где только хочется и мучительно хотелось сделать еще что-то: чего нельзя и от этого хотелось еще сильнее. — Ладно, — отмахивается Чонгук, вырывая парня из мира сладких грез, которые пронеслись в его голове за долю секунды. — Идем все вместе. В конце концов, это же небезопасно. Они забираются наверх по ветхим от времени ступеням; дом кажется невероятно древним, кое-где ребята могли наблюдать гнилые, трухлявые дощечки и чувствовать терпкий запах старого, политого пряными дождями и иссушающим солнцем, дерева. Чонгук берет на себя роль лидера, потому что Намджуну не до того, он без устали подсвечивает фонариком страницы очередной мудреной книги. Хакён в этот вечер слишком увлечен Софи и теми волнующими чувствами, которые она разбудила в нем. Чонгуку же хочется показать Саре, какой он смелый, и как прекрасно парень может направлять и командовать. Саре в этот момент он кажется странно загадочным, она старается не отпускать его сильную руку, пока они минуют террасу. Девушка запрокидывает голову, и в дырявой крыше виднеются кусочки неба, усыпанные сияющими звездами, похожими на сахарную пудру. Существование закончилось, подумала она в тот момент, время остановилось. Но они шли вперед, девушка споткнулась, и Чонгук испугавшись, придержал ее и заглянул в глаза на короткий миг, желая удостовериться, что все хорошо. Она улыбнулась, потому что все действительно было хорошо — в его взгляде целая вселенная, отраженная в небесной сахарной пудре. Внутри пыльно и темно, лунный свет, льющийся из пустых окон, напоминает призрачный свет, струящийся из пустых глазниц — картинки из древних сказок. Маленькая Ци крепко держит руку Санхёка, который с любопытством разглядывает окружающую обстановку и не боится абсолютно ничего, если бы в ту минуту перед ним явился призрак, он бы даже не вздрогнул. Он ободряюще улыбается Ци, и ей жаль, что рядом с ней не Чонгук. В какой-то момент они решают разделиться, и снова Чонгук контролирует ситуацию. — Я, Сара, Намджун, Чимин и Ци идем на второй этаж, — заявляет он, и все невольно обращают на него свое внимание. — Хорошо, — соглашается Хакён, — мы посмотрим, что на чердаке. А потом спустимся, и все вместе осмотрим первый этаж. Принятое решение подкрепляют шум шагов и скрип старых половиц. Оказавшись на втором этаже, Чонгук уводит Сару в сторону темных комнат, а остальные остаются патрулировать коридор, Намджуна не впечатляют обычные комнаты, вот если бы здесь была библиотека, тогда дело другое. Он обходит помещение второго этажа, особо ничем не интересуясь, и пожимая плечами, спускается вниз: — Я в подвал! — информирует он друзей, и те согласно кивают ему, но Намджун этого уже не видит. Чимин и Ци тяжело вздыхают, смотрят друг другу в глаза, пытаясь найти тему для разговора, отовсюду раздаются голоса их увлеченных делом одноклассников. В конце концов, Чимин предлагает пойти на первый этаж, может быть, там найдется что-нибудь интересное и для них. Ци, смеясь, соглашается. — На кухне мы можем найти тараканов, вдруг у них есть еда! Ци изо всех сил удерживает маску радости на своем лице. Чонгук не взял ее с собой. Сара слышит шаги наверху, это ребята устроили игры на чердаке, смех Софи прерывается окриками Хакёна, но тихо не становится, потому что Санхёк, который на протяжении всего вечера будто и вовсе не существовал, в эту минуту довольно громко заявил о себе. Сара засмеялась и прикрыла ладонью лицо: все эти звуки были для нее только фоном, все, что сейчас имело значение это рука Чонгука на ее обнаженном плече, его пристальный взгляд и сердце, бьющееся, словно из последних сил, иногда от его ударов становилось больно. Чонгук берет в руки ее лицо и слегка наклоняется, чтобы поцеловать. Ветер гуляет по заброшенной комнате, тревожит старые занавески, заглядывает в темные углы, но ничего не находит, и отчаянно воет забираясь в трубы. Сара закрывает глаза, чувствуя мягкие губы Чонгука на своих губах. Перед ее глазами небо в сахарной пудре. Парень прижимает к себе ее стройное податливое тело, с его губ срывается короткий вздох, который сливается с шумом ветра и тонет в другом таком же вздохе. Саре кажется, что они слишком близко, что они одно тело и одна душа. Аромат его тела сводит девушку с ума, она с упоением целует его обнаженную шею, гладит широкую спину и с придыханием стонет, когда он касается ее чувствительных мест. Ими овладевает непостижимая радость первого обладания, радость бытия, которая в перерывах между горячими поцелуями превращается в гимн новой, расцветающей жизни. Сара не замечает, как оказывается прижата к стене, как Чонгук совсем обнаглев, задирает ее короткую юбку и исступленно гладит обнажившиеся бедра. — Тебе нравится? Этот вопрос остается без ответа. Сара до предела смущена. — Я не знаю… — срывается с ее влажных губ, ей хорошо, и Чонгук видит это. Он прижимает ее к себе еще ближе, берет на руки, словно маленькую, переходит на середину комнаты, зарывается носом в волосы, шепчет на ухо наивные нежности — они почти танцуют, сквозь прохудившийся потолок в помещение проникают лунные лучи. — Представь, — шепчет Сара, — что идет снег, а за этими пустыми окнами зима, и мы призраки, мы остались здесь навсегда, вдвоем до конца вечности. И голос ее похож на тишину в снежный зимний вечер, на шелест листьев в начале лета, на шорох страниц. Санхёк издевается и над Хонбином и над Хакёном, увещевания Софи не действуют, наглый младший продолжает пугать своих друзей. Иногда Хонбину хочется ударить Санхёка, но он вспоминает, что оставил тяжелый рюкзак внизу и бить наглеца попросту нечем. — Так значит, ничего не боишься, да? — угрожающе скалится Хонбин, щуря свои темные глаза, в которых полыхает едва заметный, недобрый огонек. Пол скрипит под его тяжелыми шагами, ветер треплет каштановые волосы, и легкая прохлада накрывает ребят. — Выглядишь умопомрачительно, — совершенно серьезно заявляет Софи, и Хакён изумленно смотрит на нее. Санхёк заливисто смеется и прячется за девочку, улыбкой встречая возмущенный взгляд Хакёна. — Иди ко мне, Софи, — Хакён протягивает ей руку, она игнорирует его жест, едва заметно улыбается, подбегает к нему, прижимается близко-близко, вдыхая его запах, целует край подбородка, запрокидывает голову, заглядывает в его глаза и теряется в их глубине. Она смотрит на него с затаенной нежностью, проводит ладонью по щеке и снова улыбается. Санхёк тоскливо наблюдает за развернувшейся прямо на его глазах любовной сценой, он утверждает, что ему вдруг стало абсолютно неинтересно и тащит Хонбина подальше от увлеченных друг другом друзей. Хонбин с усмешкой смотрит на Санхёка, но поддается, и уже через минуту они оказываются в другой половине обширного, разделенного на несколько полноценных комнат, чердака. Там ребята находят множество, сваленных в кучу коробок, достают первую попавшуюся и открывают ее. Внутри полно старых, пожелтевших от времени листов. Санхёк разочарованно вздыхает, ему эта находка совершенно не нравится. Никаких тебе сокровищ и призраков, Хан Санхёк. Рядом с тобой только злющий, словно голодная мантикора, Ли Хонбин. Вот и живи теперь с этим! — Вот если бы у меня была девчонка, я бы сейчас здесь не сидел, — задумчиво улыбается маленький Хёк, тщетно пытаясь рассеять легкое уныние, так внезапно и некстати нахлынувшее на него. — Если бы, — противно передразнивает Хонбин, — это условное наклонение, ирреальная модальность. — Чего? — тянет Хан Санхёк. — Ты чего умничаешь? Тебя что Намджун укусил? На этом диалог заканчивается. Хонбин не отвечает на вопросы одноклассника, вместо этого он, нахмурив брови, сосредоточенно разбирает пыльные листы. Санхёк от скуки еще раз оглядывает комнату: она пуста, кроме коробок и кучи ненужного хлама здесь ничего, в маленькое окно заглядывают ветви зеленого молодого дуба, слышится, успокаивающий сердце, шум листвы. — Санхёк, — произносит Хонбин тихо, так что друг едва слышит его, и вместо того, чтобы ответить на возглас Хёка, Хонбин просто протягивает ему вырезку из газеты неизвестной давности. Мальчишка заинтересованно рассматривает их, недоумевая, что могло так поразить хёна и застывает сам. Они пропали. Они все. Ушли в лес и не вернулись никогда. — Мы ведь здесь всего лишь несколько часов, — сокрушенно шепчет Санхёк, отказываясь верить своим глазам. В его руках пожелтевшая от времени вырезка из какой-то газеты. — Этого же не может быть. В их руках пыльные письма из старой коробки, которые на деле оказываются воспоминаниями, дневниками, простыми школьными записками. Кто копил их здесь годами? Чьи они? Где теперь эти взрослые незнакомые люди? И как так случилось, что они пропали, оставшись здесь всего на одну ночь? Санхёк сворачивает письмо с газетной вырезкой и кладет его себе в карман легкой толстовки. Он хочет сообщить всем о находке, он совершенно не замечает того, что в доме уже около четверти часа стоит завораживающая тишина. Неслышно даже возни в другой комнате, где Софи и Хакён. Он оставляет Хонбина одного, и тот не протестует, продолжая разбирать бумаги. Санхёк бежит вниз проверить, как там остальные его друзья. Но в доме пусто, никого нет на втором этаже и на первом тоже, пустым оказывается и подвал. Мальчик снова забирается на чердак, но и в комнате, где они с Хонбином оставили наедине Хакёна и Софи, только ветер и лунный свет, а сквозь дырявую крышу падает снег. Санхёк проводит потной ладонью по щеке, желая убедиться, что не спит — рука оказывается холодной, он замечает, что и в доме стало очень холодно, во время дыхания изо рта вырывается пар. Хёк зажмуривается, щипает себя и вспоминает о Хонбине, он открывает скрипящую дверь, ведущую в комнату с пыльными старыми письмами, только Хонбина там нет. Вне себя от нахлынувших на него чувств, мальчишка снова спускается вниз. Они с самого начала знали, что этот дом необычный, но ведь рассвета не было: у них было уйма времени, они должны были успеть за ночь рассмотреть каждый уголок в этом старом доме. И не успели. Хёк вспомнил о том, что люди умершие внезапно обычно до бесконечности повторяют последние минуты их жизни. Он был уверен, что для Сары и Чонгука, Софи и Хакёна длится все тот же один нескончаемый счастливый день. Хонбин до сих пор там, среди бумаг и коробок. Намджун наверняка превратится в библиотечного монстра, Ци и Чимин будут вечность смеяться над тем, что им на самом деле нечего делать в этом доме, а он — искать их всех и не находить. Он снова срывается с места, одна единственная мысль, порождающая еще десяток, связанных с ней мыслей, пронзает его мозг, что там в этих письмах, кому они адресованы? Чьи это воспоминания? На чердаке все совершенно так, как он и оставил: перевернутая вверх дном коробка и листки бумаги с рукописным текстом. Он берет в руки первую попавшуюся запись и начинает читать: Время течет неравномерно: я слышу за стенкой свои пятнадцатилетние шаги, время течет, и шум палой листвы в моих ушах сменяется запахом весеннего ветра. Каждый год с наступлением нового лета мы с друзьями приезжаем домой и как прежде собираемся в кафе «Синяя птица», да, да, оно до сих пор существует. Чонгук держит за руку Сару — вот еще что осталось неизменным. Это до сих пор приносит мне боль — вот еще что осталось неизменным. Софи и Хакён давно не вместе и ни одному из них это не приносит неудобств, они вспоминают свои детские забавы, как счастливый сон, но не пытаются повторить потому, что так прекрасно не будет уже никогда. Руки у Софи грубые и неухоженные, она археолог и часто копается в земле, Хакён же напротив, выглядит безукоризненно, у него ослепительная улыбка, он прекрасно шутит и обращает на себя внимание всех, как когда-то Чонгук. Намджун - бизнесмен, он одет просто и говорит просто, но каждый из нас знает, учитывая его опыт и невероятно острый ум, что он не прост. Он тоже стал очень красивым, очень мужественным. Он уже второй раз приводит на их вечера свою девушку Мину. Она тоже очень красивая. У нее светлые волосы, темные глаза и чистая белая кожа, когда она говорит, то водит в пространстве своими изящными ручками, имитируя знак воды. Софи называет ее речной русалкой, вдвоем с Сарой они вечно подшучивают над Намджуном, а он, в свою очередь, с удовольствием их поддерживает. Чимин психиатр, он помогает больным людям снова стать здоровыми, по правде говоря, он и сам немного ненормальный. И даже если ему сказать об этом, он не обидится. Он и раньше был добрым, а теперь он просто излучает свет и тепло, и каждое его слово подобно тысяче солнц. Я к тому, что иногда в его обществе слишком тепло: он вызывает ощущение всезнающего старца, а не молодого человека. А вот Хонбин и его лучезарная улыбка, он пишет книги, он очень наблюдателен. Он сказал мне, что знает о том, что я до сих пор люблю Чонгука. Он сказал, что я должна начать жить, а не продолжать бессмысленно страдать, еще он сказал, что у меня больная душа, и я красивая. Вот так он сказал, и мне стало весело. Я обещала прочитать все его книги, а Софи и Сара заметили, что книги вполне ничего. Они много знают о книгах. Хёк тоже очень вырос. Он теперь такой взрослый и серьезный, что даже Хонбину не по себе. Все дружно смеются над ним. Он не верит, что мы все вместе столько лет, что время нас не разлучило. Он просит минуточку, достает из своей дорожной сумки какие-то документы и протягивает их Софи, она бегло просматривает их, констатируя, что это годится для анализа. Они пожимают друг другу руки, и возвращаются к разговору с друзьями. А вот я, Ци, я красивая, как сказал Хонбин, я до сих пор влюблена в Чонгука. Я наблюдаю за остальными, у меня нет постоянного места жительства, я путешественник. Я не сижу на месте ни дня, сегодня я там, а завтра здесь. Такова моя жизнь и судьба, если так можно сказать. Я знаю, что мы с Чонгуком не пара, но запретить себе любить, не способна. Из всей нашей компании только Чонгук, Сара и Намджун нашли себе половинку, остальные одиноки… И я все время думаю, так ли важна любовь в человеческом понимании, особенно когда тебе уже давным-давно не восемнадцать? На этом запись оборвалась, Хёк все еще не понимающий, что происходит, отбросил ее. Дом молчал. Хан Санхёк поднялся с пыльного пола, разве это их будущее? Так все будет? Он вдруг вспомнил о другом письме, о том самом письме, что лежало в его кармане. Санхёк достал его и развернул, газетная вырезка зашуршала по полу, мальчик не удостоил ее своим вниманием. Ты ничего не никогда не знаешь до самого конца, человек. Особенно о том, чего больше всего боишься. Одиночество как одно из бесчисленных проклятий сожмет тебя в своих крепких объятиях и никогда не отпустит, станет твоим лучшим другом, хотя ты его об этом не просил. Никогда не упускай возможности победить свой страх, никогда не упускай возможностей вообще, никогда не лги себе о том, что ничего не боишься, ибо это неправда. Запись была коротка и малопонятна, Санхёк отбросил ее так же, как и газетную вырезку. Он был напуган, потому что оказался один и не знал, куда исчезли все его друзья и в порядке ли они. Особенно он переживал за маленькую Ци, в которую был немного влюблен, оказывается, ей нравится Чонгук, а он чем хуже, он тоже может быть таким крутым! Он такой же сильный и если очень захочет, вполне может взять на себя обязанности лидера, он справится. Ради интереса и от неспособности сделать что-то, Санхёк подобрал еще несколько записок, две из них оказались пусты, на других невозможно было разобрать написанного, его смыло дождем. Мальчик собрал некоторые из этих дневников, он решил взять их с собой, раз в этом доме никого нет, то надо выбраться отсюда, а после он непременно придумает, что делать. Его легкие шаги гулко звенели в пустом доме, где стены, потолок и пол промерзли от внезапной зимы. Он спустился по лестнице вниз, стараясь игнорировать страх, навеянным странным голубоватым сиянием, разлившимся по всему дому, пересек гостиную и оказался у выхода. Дверь была заперта изнутри, Санхёк без труда открыл замок, и легкая дверь распахнулась сама, ступив за порог, мальчик оказался среди ясной сияющей ночи. Холод и снег остались позади, здесь было то же лето и тот же год. Его друзья стояли рядом с домом, испуганные, утомленные, они с облегчением смотрели на него, появившегося так кстати. — Мы по всему дому искали тебя, Хёкки, — сказала Ци, — только тебя нигде не было, мы думали уже, что ты в призрака превратился. Вы посмотрите, и вещи наши он нашел! Санхёк хотел возразить, но в руках у него вместо положенных бумаг и, правда, был тяжелый рюкзак. Он бросил его на траву, спускаясь по низким ступеням с террасы. На сердце у Санхёка стало тепло оттого, что Ци беспокоилась о нем. Друзья бросились ему навстречу, девушки обняли его: Ци прижалась к его груди, Софи к спине, а Сара уткнулась в плечо. Мальчишки наперебой болтали о том, как они все испугались. — Куда ты исчез, Хёк? Мы чуть не умерли от страха, Чимин даже заплакал! — воскликнул Чонгук, во все глаза глядя на друга. Санхёк в ответ не сказал ничего, он был до смерти напуган, а еще он чувствовал, что кого-то в их дружной компании не хватает. Вот Хакён, напуганный не меньше его, держит за руку совершенно спокойную с виду Софи, Сара и Чонгук успокаивающе улыбаются ему, Ци крепко обнимает его и плачет, Чимин сидит на мягкой траве, разбирая их общие вещи, Намджун тоже где-то поблизости дает указания, что делать дальше: — Ребят, валим домой, пока еще кого-нибудь не потеряли! — Где Хонбин? — Санхёк даже не понимает, что задал этот вопрос вслух. — Он ушел домой, — подал голос Чимин, все еще разбираясь с содержимым рюкзака, — еще в самом начале, помог нам донести вещи и ушел. Санхёк не помнит этого, он помнит только то, Хонбин был вместе с ними в этом доме и, кажется, так и остался там. — Что за ересь ты несешь? Он же был с нами, когда я пытался напугать Хакёна на чердаке, ведь так Хакён? — Да, — согласился друг, устало глядя в сторону Хёка, — но потом вы решили оставить нас с Софи наедине, и он предупредил меня, что пропишет тебе звездюлей и уйдет. Он сказал, что ты его достал! — Я этого не слышал, — возразил Хёк. — А я причем? — возмутился Хакён, одаривая негодующим взглядом младшего друга, — кстати, звездюлей-то ты получил? — Сполна, — кисло отозвался Санхёк, усаживаясь на траву, чтобы немного прийти в себя от пережитого стресса. Он оглядывается по сторонам, осматривает друзей: каждый из них занят своим делом, они тоже устали. Санхёк смотрит на дом, заглядывает в его пустые окна и видит в них Хонбина. Парень лучезарно улыбается, показывая, что с ним все хорошо и можно не волноваться. Взгляд его так и говорит: за себя беспокойся, придурок! Будто издалека он слышит голоса своих друзей, Хакён справедливо утверждает, что это жуткое место, и он сюда больше ни ногой. — Просто ты трусишка, хён, — смеется Чонгук, за что получает весомый удар в плечо. Они рассеивают темноту своими молодыми, веселыми голосами, и страх отступает, Санхёк еще раз оборачивается, чтобы взглянуть на дом: на террасе стоит счастливый Хонбин и машет ему обоими руками, и легко становится у Санхёка на душе, так легко, как никогда не было и не будет. — Эй, Ци, — зовет он девушку, — пойдем завтра на свидание! Никаких больше домов с призраками! К черту Чонгука, — добавляет он тише, чтобы слышала только она и слегка подмигивает, — я лучше. Она удивленно смотрит на него, но кивает, закрепляя свое согласие легким пожатием руки. Санхёк знает, что так просто ее любовь не пройдет, но он попытается. В конце концов, уверенности в своих силах у него через край.