Засвети же свечу
На краю темноты.
Я увидеть хочу
То, что чувствуешь ты.
Иосиф Бродский
Чернильное, подёрнутое дымкою туч небо кажется мне фиолетовым. Едва заметная изморозь покрывает лужи тонкой корочкой, и снежный рисунок витиеватой змейкой ползёт по прозрачному льду. Он жалобно трещит под подошвой твоих серых замшевых ботинок. Стылый воздух окутывает высокую фигуру, заползая под полы нового пальто. Он пропитывает отливающие рыжим в свете одинокого уличного фонаря волосы и раскачивает оголённые ветви деревьев. Ты ёжишься, плотнее кутаясь в чёрный воротник, и поправляешь очки. Отчего ты никогда не носишь шарф? Хотя бы тот, из мягкого дымчато-голубого кашемира, что я подарила на прошлое Рождество. Да, да, знаю, ты хранишь его в простой деревянной коробке, пряча под скрипучей половицей в кладовой за никому не нужными банками с тушёным мясом. Неужели думаешь, что она обратит на него внимание? Даже если ты наденешь усыпанное заплатками пальто, ей никогда не будет до этого дела. Мне жаль, милый… Чуть отодвигаю полотно лавандовых штор и вижу, как ты мнёшься на пороге, нерешительно сжимаешь металл ручки и, отворяя дверь, скрываешься за ней. Отхожу от окна, лихорадочно прислушиваясь к пронизывающей квартиру тишине. Тяжёлый маятник настенных часов отбивает час, и я улыбаюсь, различая торопливые шаги, заполняющие пустые лестничные пролёты. Замок щёлкает, и в полумраке появляешься ты. Дрожащими пальцами нервно сминаю изумрудный подол. Тонкий шёлк приятно холодит разгорячённое тело, которое готово расплавиться под твоим пристальным взглядом. Я знаю, платье понравилось тебе. Видела прожигающую кожу ревность в свинцовых глазах, когда не твои руки обнимали меня. Цепкий серо-голубой взгляд следовал за мной по пятам. Он оставлял горячие поцелуи на точёной шее, скользил по обнажённым плечам, мысленно срывая ткань с белоснежной кожи. Длинные пальцы с силой сжимают бокал односолодового виски, стоит чужой ладони прикоснуться к моей оголённой спине. Ревность сжигает тебя изнутри, и я ликую, нарочно дразня твоё неуёмное эго. Раздираю душу, вынимая невидимой дланью твоё быстро бьющееся сердце, и выставляю напоказ тайные желания. Признаюсь, Томас, я играю с тобой. Наслаждаюсь болезненными вздохами, что гроздьями сыплются с узких искусанных губ. Намеренно соприкасаюсь с немного шершавой ладонью, проходя мимо и не поднимая глаз, продолжаю флиртовать с ненавистным тебе Далтоном. Майкл улыбается и неприлично низко кладёт левую руку на мою поясницу, цепляя кончиками пальцев кромку ткани. Его пухлые изогнутые в похабной улыбке губы нежно касаются плавной линии плеча. Ты дёргаешься… «Да, милый, я знаю все твои болевые точки и рычаги давления». Вижу, как ты беспокойно кусаешь губу, и салютую полупустым бокалом Prosecco. Ты что-то говоришь Эштон и направляешься в нашу сторону. Мы в каких-то тридцати сантиметрах от вас, и я не успеваю придумать причину, позволяющую улизнуть. — Эти изгибы я узнаю из тысячи. Майк, дружище, — приветственно хлопаешь мужчину по плечу. Лживая улыбка расцветает на губах. — Тейс, — коротко киваешь мне. — Томас, — восклицает Далтон, пожимая широкую ладонь. Он по-хозяйски прижимает меня ближе. Предательски проступающие на скулах желваки выдают твою ярость, и мне хочется сбросить с себя чужие руки, но вместо этого я игриво перебираю перламутровые пуговки на груди спутника. — Не знал, что вы знакомы, — отставляя бокал и сжимая мои пальчики, замечает Майк. — Да, пересекались несколько раз, — отвечаешь, прожигая меня взглядом. — Прекрасное платье, — бросаешь невзначай. Я открываю рот, чтобы ответить, но ты добавляешь, — повезёт тому, кто сегодня снимет его. Je parie que ce veinard sera moi, — воспользовавшись тем, что Майкл отвлёкся на напитки, ты наклоняешься ближе. — Sait-il que tu aimes plus fort? — самодовольство отражается на твоём породистом лице, пока ладонь ласково гладит моё бедро. — Allez au diable! — цежу я. Ты усмехаешься и отвлекаешься на разговор с незнакомым мне мужчиной. Нарочно делаешь вид, что меня здесь нет. «Чёрт, кажется, я просчиталась, забыла, что партию разыгрывают двое», — проносится в голове. Злюсь: ты переиграл меня по всем фронтам и одним ходом выбил почву из-под ног. Извиняюсь и говорю, что мне нужно отойти, а сама ищу уединённый угол, чтобы продумать следующий шаг. Пересекаю богато украшенный зал и замечаю тёмно-синюю штору, из-за которой выходят двое парней. Молюсь, чтобы больше там никого не было, и направляюсь к ней. Почти скрываюсь за тяжёлой бархатной тканью, отделяющей уединённый альков от шумных гостей, когда горячая кисть сжимает локоть. Подталкиваешь меня внутрь и заходишь следом. Здесь пахнет травкой и потом, но твой аромат, заползая в ноздри, вытесняет прочие запахи. И я теряю голову. «Чёрная ладья съела белого ферзя. Шах и мат, дорогая», — с досадой думаю я. Ты поймал меня, загнал в ловушку… Я с вызовом смотрю в свинцовые глаза. Ты наступаешь, и мне ничего не остаётся, как забиться в угол. — Хочу тебя, — шепчешь, зажав между холодящей спину стеной и своим горячим телом. Кончик длинного аристократичного носа упирается мне в висок. — Обожаю твой запах! — дыхание прерывистое, а голос полон вибраций. Слова липнут к коже, заполняют поры, и я растекаюсь в родных руках, ощущая твёрдый член, упирающийся в мой живот. Твои пальцы обжигают, пересчитывают позвонки и заползают под край изумрудного шёлка, едва прикрывающий поясницу. Они будят вожделение, вынуждая всепоглощающее желание медленно течь по венам. Сухая ладонь сжимает ягодицы, и ты удивлённо вскидываешь бровь. — Ma petite не надела белья, — мурлычешь, смыкая губы на нежной мочке. Язык касается серебристой дужки усыпанной бриллиантами серьги. Твой подарок на прошлое Рождество. Трёшься колючей щетиной об оголённое плечо, оставляя на мне свой парфюм. Коварный собственник. — Через час у тебя, mon amour, — мята опаляет горящие румянцем щёки. Я приподнимаюсь на носочках. Мягкое прикосновение в уголок рта оставляет след на загорелой коже. Ты прижимаешь меня к себе и углубляешь поцелуй, сплетая языки. Влажно, пошло, грязно и до сладости порочно. Волны мурашек стекают по моим запястьям, теряясь в покалывающих кончиках пальцев. Низ живота тянет, и мне хочется сжать ноги, позволяя ощущениям раствориться в горячей крови. Кожа покрывается испариной, и моя миниатюрная ладошка сжимается на проступившей под тонкой тканью брюк набухшей плоти. Ощущаю заметную пульсацию, с силой стискивая пальцы. Глухой рык тонет на моих губах, и я выскальзываю из опьяняющих объятий. Вздох разочарования вырывается из твоей широкой груди, а я прячу победную улыбку: «Этот раунд за мной». Поворачиваюсь к полотну и собираюсь покинуть столь укромный уголок, но твои длинные пальцы аристократа обхватывают запястье. — Том, мне нужно идти, — ласково смотрю в потемневшие глаза. Нехотя отпускаешь мою руку. Приоткрываю тяжёлую ткань и возвращаюсь в зал. Нужно найти Майкла. Далтон стоит в паре метров от меня и о чём-то увлечённо беседует с Зави. Морщусь: «Не хватало ещё, чтобы она заметила, как ты выходишь следом». Роюсь в сумочке, выуживаю мобильный и быстро набираю: «Твоя рядом, подожди минут пять». Мгновение смотрю на светящийся экран и стираю. Ты взрослый мальчик, Томас, и способен сам решать свои проблемы. Поправляю платье, проверяю причёску и направляюсь к ним. — Привет, — обнимаю Эштон. — Прекрасно выглядишь! — Ложь, безвкуснее платья я сегодня не видела. Растягиваю губы в дружелюбной улыбке и, не дожидаясь ответной лести, продолжаю. — Прости, я украду Майкла на минутку? — она кивает, а я тяну мужчину за собой. Мы отходим на пару шагов, так, чтобы я могла держать вас с Зави в поле зрения. Она замечает, как ты появляешься из-за полотна портьеры и, поджимая губы, спешит навстречу. Эштон что-то говорит и протягивает салфетку, указывая на бледный след губной помады отпечатавшийся на воротнике белоснежной рубашки. Ты гневно сверлишь мою фигуру взглядом. Клянусь, любимый, я не специально. — Милый, я неважно себя чувствую, — возвращаю внимание к Майклу. — Думаю, мне лучше вернуться домой, — нежно дотрагиваюсь до его плеча. Мужчина понимающе кивает. — Конечно, Тейси, — говорит он и аккуратно сжимает мои плечи. — Давай я отвезу тебя. — Нет, не стоит, — реагирую слишком резко. — Не хочу портить тебе вечер, — смягчаю тон и ласково улыбаюсь. Мне незачем портить отношения с редактором Penguin Books. Ты мне ещё пригодишься, малыш… — Ты уверена? — Далтон беспокойно изучает моё лицо, ища хоть каплю намёка на желание провести эту ночь с ним. Слабый наклон головы в ответ, и он провожает меня в гардероб, помогает надеть пальто и ловит такси. Благодарю за прекрасный вечер и оставляю невесомый поцелуй на гладковыбритой щеке. Чёрная отполированная дверца классического кэба закрывается, и я ликующим взглядом провожаю здание отеля «Savoy». Цель достигнута. Расслабленно изучаю ночные улицы Лондона. От Фёрнивал-стрит до моего дома жалких двадцать минут, но они кажутся вечностью. Мне жарко, словно тёмно-зелёная ткань вплавилась в кожу, сковывая обручем лёгкие, не позволяя дышать. Нервно тру запястья. Время медленно тает, и я спешу оказаться дома. Лифт снова не работает, и мне приходится подниматься на шестой этаж пешком. Ноги гудят, а казавшиеся ещё в начале вечера умопомрачительными туфли сравнимы с орудием пыток. Достаю ключи и открываю дверь. Скромная крохотная квартирка встречает меня тишиной. Снимаю пальто и прохожу на кухню. Щёлкаю выключателем, и тусклый свет озаряет пространство. Достаю из холодильника припасённую бутылку вина и, прихватив бокалы, ставлю на журнальный столик. Устраиваюсь возле окна: до твоего прихода осталось двадцать минут… Мы стоим друг напротив друга и не решаемся сделать шаг. Нет никаких дежурных: «Привет, я так скучал». Лишь тишина, разбиваемая мерным покачиванием маятника. Ты толкаешь ногой дверь, и та защёлкивается, отрезая путь к бегству. Шаг, и я могу различить запах талого снега, успевший пропитать вьющиеся волосы, мятной жвачки и тёплого кедра, приправленного отголосками амбры. Твои пальцы нежно касаются моей щеки. Они ласкают зудящую кожу, рисуют линию скулы и зарываются в тёмные пряди, присобранные на затылке. Сухие прохладные губы завладевают моими, и мир вокруг меркнет. Темнота поглощает нас, скрывает очертания пространства и оголяет нервы. Дрожащими руками высвобождаю крупные пуговицы из петель. Они с глухим стуком ударяются о пол, едва пальто сползает с широких плеч. Жадные руки блуждают по моей спине, а властный язык проталкивается в рот, лишая кислорода. Зарываюсь ладонями в слегка влажные кудри. Они, словно бронза, текут сквозь пальцы, тяну за них, и ты отрываешься от меня. Помутневшие серо-голубые глаза горят, изучают моё лицо. Они лишают воли, сминают сомнения, высвобождая похоть наружу. Ты словно силишься запомнить расплавленный металл страсти, затаившийся на дне моего расширившегося зрачка. Прохожусь кончиком языка по верхней губе, продолжая с вызовом смотреть в твои глаза. Ты хочешь меня, я знаю, вижу, и что уж греха таить, чувствую. Подтверждение порочных мыслей упирается мне в живот. — Как тебе вечеринка? — отстраняюсь и отхожу к низкому журнальному столику у любимого старого кресла. Да, милый, игра ещё не окончена. — До того, как ты оставила на мне клеймо, или после, — усмехаешься ты и внимательно следишь за моими руками. Смыкаю пальцы на тонкой ножке бокала, наполненного молодым Bordeaux, и отворачиваюсь. Сейчас поведение на приёме кажется мне ребячеством: неоправданным риском, способным разрушить нашу хрупкую связь. Передёргиваю вмиг озябшими плечами и устремляю взгляд в окно. С грузного антрацитового неба срываются редкие хлопья снега. Они, раскачиваясь, опускаются на асфальт, скрывая своей чистотой графитовое покрытие улиц. Влажные губы обжигают изгиб шеи, и я судорожно вдыхаю. Кажется, воздух не успевает достигнуть лёгких, когда крепкие руки с силой сжимают талию. Моя спина упирается в мускулистую грудь, и ноздри заполняет терпкий аромат мокрого кедра. Он одурманивает, вынуждает отринуть всё прочее. Забыть, что наша любовь неправильна. Ты нежно сжимаешь мои плечи. Лениво цепляешь точёными пальцами тонкие бретели, и они не сопротивляясь ползут вниз, обнажая мою жаждущую твоих прикосновений грудь. Прохладный воздух липнет к коже, повторяя дорожку рваных обжигающих поцелуев. Ты знаешь все мои эрогенные точки, словно карту изучив податливое тело. Гибкий язык скользит по выступающим позвонкам, медленно поднимаясь вверх. Острые зубы прикусывают мочку уха. Мой тихий стон прорезает тишину. Ты улыбаешься, накрывая своими широкими ладонями изнывающие полушария. Глухой всхлип срывается с моих приоткрытых губ. Он словно камень ударяет по напряжённым нервам. «Хочу тебя!» — бьётся в голове, и я прижимаюсь ближе. Хочу коснуться твоей обнажённой кожи, пройтись по ней кончиком языка, ощутить на губах солоноватый вкус пота и неровный стук сердца. Тонкий хлопок не позволяет мне насладиться тобой. Накрываю миниатюрной ладошкой твою изрезанную венами кисть. Музыкальные пальцы смыкаются на затвердевшем соске. Я не в силах сдержать сладостный стон. Тело прошибает волной возбуждения, словно жгут связывающей напряженные мышцы. Кажется, меня пронизывает до самых костей, и я поворачиваю голову, ища твои твёрдые губы. Языки сталкиваются, и ты поворачиваешь меня к себе. Легонько подталкиваешь вперёд, к приоткрытым шторам. Мои ладони зарываются в рыжеватые кудри, а ягодицы упираются в деревянный подоконник. Слуха касаются отголоски северного холодного ветра, что играет в салки с пушистым ворохом снежинок за стеклом. Тускло горит одинокий фонарь, а твой горячий рот чувственно ласкает впадинку под левым ушком. Длинные серьги из белого золота тихо позвякивают, покачиваясь от твоих касаний. Электрические импульсы прошибают моё тело. Они просачиваются в вены и неудержимой лавиной устремляются вниз, за бесстыдными руками, скользящими вдоль моего тела. Приподнимаешь меня и усаживаешь на прохладную поверхность подоконника. Ты поглаживаешь мои напряжённые бёдра, задирая струящийся подол вверх. Наглые пальцы уверенно проникают между ног, смело касаясь влажных складок, находят горошину клитора, надавливают и отпускают. Стон разочарования вырывается из лёгких. Ну же, Томас, не останавливайся… Снова прикасаешься к набухшему комочку. Теребишь его подушечками пальцев, вынуждая меня цепляться за твои плечи. Ловишь ртом мои стоны. Наманикюренные ноготки впиваются в мощную шею, царапают загорелую кожу, оставляя наглядное доказательство нашей связи. Моя спина выгибается, бёдра дёргаются, отвечая твоим движениям. Ощущаю, как ты усмехаешься, жёстко сминая мои губы. Кожу колет. Веки закрываются и сознание мутнеет. Тянусь дрожащими от возбуждения пальчиками к холодной пряжке ремня. Она лязгает, и я получаю доступ к налитому кровью члену. Проникаю ладошкой под ткань, обвожу ноготками головку. Убираешь мою ладонь. Я готова поклясться, что и голос твой сейчас осязаем. Он обволакивает тело, врываясь в спутанные мысли. — Ты была очень плохой девочкой, — выдыхаешь мне в губы. Хриплый баритон мягким бархатом ложится на мои плечи. Приподнимаю трепещущие ресницы и смотрю в потемневшие глаза. — Знаешь, что делают с дрянными девчонками, Тейс? — отнимаешь ладонь, сжимая пальцами внутреннюю сторону бедра. Рефлекторно развожу ноги чуть шире. — Не знаю, Томас, — нарочно растягиваю слова, привычным движением приспуская твои брюки. — Их жёстко трахают, ma petite, — обхватываешь длинными пальцами стройную ножку чуть выше колена и резко подтягиваешь к себе. Розовая гладкая головка упирается в припухшие складки, трётся о слизистую, задевая исходящую влагой петельку входа, и я в нетерпении прикусываю губу. Ты дразнишь, заставляя меня ждать. Наказываешь за помаду, так некстати оказавшуюся на твоём воротнике. Ничего, я готова играть по твоим правилам. Лёгкое постукивание головки о горошину клитора, и я теряю терпение. Притягиваю тебя к себе, и ты довольно хмыкаешь, целуя в основание шеи. Вскрикиваю, когда острые зубы впиваются в тонкую кожу. Хочешь, чтобы все знали, что я твоя. Мягким движением языка обводишь отпечаток зубов, нежно посасывая пульсирующую кожу. Толкаешься, заполняя собой моё лоно. Кажется, я чувствую каждую бугристую венку, что извиваясь обвивают твой возбуждённый член… — Ооо, Тейси, — шумно выдыхаешь в мои тёмные локоны. Сильные пальцы впиваются в узкую талию, и короткий резкий толчок выбивает из моей груди воздух. Сладостный стон срывается с губ, за ним ещё один. Они вторят твоим движениям. Полуоткрытые губы опаляют дыханием моё ушко. Они нежно касаются скулы, контрастируя с жёсткими методичными фрикциями. Мои ноги дрожат, и сладостная истома тугим клубком опускается в низ живота. Она подогревает, вынуждая бёдра подаваться навстречу, едва ты с силой вторгаешься в меня снова. На коже проступают капельки пота. Новый резкий толчок, и мужской стон тонет где-то в районе моей челюсти. Наши тела сталкиваются, наполняя квартиру звуком влажных шлепков. Он смешивается с твоим тяжёлым дыханием и моими приглушёнными всхлипами. Жар охватывает низ живота. Предоргазмический зуд наполняет мышцы, и я ощущаю, что вот-вот достигну развязки. Кажется, воздух давит на кожу. «Люблю тебя», — слова прожигают сетчатку, навечно отпечатываясь на подкорке мозга. Твои аристократические пальцы сильнее впиваются в кожу, грозя оставить после себя следы. Ускоряешься. Ты жаждешь экстаза, и я не в силах больше терпеть. — Как же мне не хватало тебя, Тейс, — выдыхаешь в основание плеча. Очередной толчок, и пружина внутри меня лопается. Ноги сводит и я поджимаю пальчики. Мышцы внутри дрожат и сокращаются, обхватывая твой пульсирующий член. Пара коротких фрикций, и твой громкий стон влажным дыханием оседает на моих тёмных прядях. Кончаешь, содрогаясь в коротких секундах оргазма. Ночь медленно истлевает, теряя былую привлекательность. Тёмно-пурпурное покрытое снежными тучами небо кажется грязно-серым, точно пепел дешёвой сигареты в моей руке. Полупрозрачный дым тонкой струйкой поднимается вверх, растворяясь, так и не достигнув полотна потолка. Тёплый свет торшера рассеивает бледнеющий полумрак спальни. Я делаю затяжку, пропуская яд никотина. Он наполняет лёгкие, заполняет собой нутро, и я думаю о несправедливости мира. Что нам стоило познакомиться на пару лет раньше? Выпускаю клубы белесого дыма и стараюсь выглядеть безразлично, сверля взглядом твою спину. Четыре часа утра. Пора. Ты поправляешь волосы и этот ужасный бархатный пиджак, что прибавляет возраст. Знаешь, мне нравятся твои завитки. Я поджимаю губы и ищу глазами одежду. Моё изумрудное платье валяется у окна, на светлом дереве пола. Я знаю, что больше никогда не надену его, ведь оно хранит память твоих рук. Рядом лежат туфли — эти капканы для женских ступней с неимоверно неудобной колодкой и высоченным каблуком. Ненавижу их, но каждый раз надеваю, зная, как сильно ты любишь мои ноги в них. Ты поворачиваешься и ловишь мой взгляд. Глубокие серо-голубые глаза изучают покрытое тенями лицо. Я знаю, как трепетно ты любишь мои губы и ненавидишь табак, протиснутый меж них. — С каких пор ты куришь? — спрашиваешь, а я стряхиваю пепел на пол. А ведь я любовно натирала его этим утром. Я ненавижу себя. Презираю себя, такую слабую рядом с тобой… Забывшую о принципах и рамках приличия, способную пойти на всё, лишь бы еще хоть раз ощутить голодное прикосновение родных пальцев к коже. — Не всё ли равно, Том. Ты ведь и сам не против раскурить косяк, — выдержав паузу, замечаю я. О да, милый, я знаю о тебе гораздо больше, чем ты думаешь. Знаю, что первую сигарету ты выкурил в тринадцать, вместе с теми богатенькими французами, что учились в Итоне по обмену. Твой первый секс случился в пятнадцать, с девчонкой из Блексли, которую не имел разве что ленивый. И как ты не подхватил сифилис или чего похуже, ума не приложу? Да, родной, я знаю это и многое другое, чем готов поделиться твой верный Джо. Знаешь, на твоём месте, я бы остерегалась таких друзей, ну или фильтровала базар. Кажется, так говорят выпускники элитных школ? И всё же, я должна сказать Джозефу спасибо, ведь не притащи меня Эстер на вечеринку в честь его дня рождения, мы бы не встретились. О, сладкий, я помню наше знакомство, и то, как через час ты жёстко трахал меня в тесной туалетной кабинке клуба. Кто бы мог подумать, что разовый секс может перерасти в нечто большее? Ты всегда был страстным, ненасытным и немного странным. Я бы даже сказала, неземным, с этой пылкой и преданной любовью к Шекспировским драмам… — Мне это не нравится, Тейс, — указывая пальцем на сигарету в моих губах, говоришь ты, и я выскальзываю из водоворота мыслей. — Тебе это ни к чему… Улыбаюсь. Тебе не всё равно. Именно поэтому ты здесь: в маленькой скромной квартирке подающей надежды писательницы. Там, куда в прошлый свой визит обещал не возвращаться. Делаю очередную затяжку и откидываюсь на спинку синего потёртого кресла. Я знаю, ты смотришь на меня, изучаешь покрытую бликами уличных фонарей бледную кожу и не можешь заставить себя уйти. Подходишь ближе, вынимаешь полускуренный окурок и затягиваешься, блаженно прикрыв глаза. — Что за отрава?! — морщишься и выпускаешь кольца белёсого дыма. — Эти сладкие уста не должны пропитываться подобной дрянью, — длинные пальцы нежно касаются моей нижней губы, поднимаются вдоль щеки, ласкают скулу, цепляя продолговатый бриллиант серьги. — Рад, что ты носишь их, — тушишь тлеющуй бычок о матовое стекло стола. — Не хочу оставлять тебя одну, — шепчешь и опускаешься к моим ногам. Трёшься колючей щетиной об икры. — Так не уходи, — зарываюсь расслабленными пальцами в спутанные кудри. — Ты всегда можешь остаться со мной… — Я должен, — коротко целуешь мою коленку. — Завтра сложный день, — очередная ложь неприятно режет слух. Телефон в кармане брюк вибрирует, и ты грустно смотришь на светящийся экран. Теперь уж точно пора. Встаёшь и отряхиваешь дорогую ткань от пепла. Глаза рассеянно ищут пиджак, который аккуратно сложенный лежит на мятой постели, до которой сегодня мы так и не добрались. — Томас, — оборачиваешься. — Я знаю о помолвке… — слова вылетают вместе с воздухом. Они ударяют в твою широкую спину, и между нами повисает тяжёлая тишина. Она буквально вдавливает меня в кресло, не позволяя дышать. — Кто тебе сказал? — твой голос становится бесцветным, лишённым красок, и я уже жалею, что начала этот непростой разговор. — Эстер поделилась. На неделе обедала с ней и Джо, — я стараюсь говорить непринуждённо, но голос предательски дрожит. И куда только девалась беспринципная соблазнительница прошедшего вечера? Вдыхаю полной грудью, пытаясь успокоить натянутые нервы. — Почему ты не сказал мне? Плавно поднимаюсь из кресла и, не спеша, направляюсь к большому платяному шкафу. Дверца привычно скрипит. Тянусь всем телом к верхней полке. Со стороны я напоминаю кошку, и ты не смеешь отвести взгляд. Мои пальцы смыкаются на мягкой ткани халата. Прохладное полотно черничного цвета деликатно обволакивает кожу. — Это ничего не меняет, — говоришь ты, и воздух кажется стылым. Мелкая дрожь касается пальцев, и я в защитном жесте скрещиваю руки. — Ты моя, — аккуратно приподнимаешь мой подбородок, заглядываешь в ореховые глаза, и тонкие губы сливаются с моими. Чувственный поцелуй отдаёт горечью табака, сменяясь грустью прощания, последним оплотом тайны. Он кончается, и ты уходишь, оставляя меня стоять на месте, вслушиваясь в твои удаляющиеся шаги…