Årsgång

      Не каждому посчастливилось быть вытащенным «с того света»; мысли об этом почему-то начинали вгонять в тоску. Почему же не всем везло, и гуманно ли вообще называть это везением? Ощущать себя мертвецом, пусть и настолько похожим на человека, было… чуточку жутковато и неспокойно. Джон все еще хотел верить, что это была лишь чья-то шутка.       Можно ли было точно так же воскресить кого-то из умерших? Можно ли вернуть в этот мир кого-то, кого ты давно потерял? Вернуть старых друзей, что погибли на службе? Родных?       Джон старался, правда старался жить как обычно: есть обычную еду, спать, заниматься домашними делами, иногда помогать Шерлоку доить коров. Но что-то не давало ему покоя. Январь подходил к концу, когда от мыслей, казалось, было просто невозможно спрятаться.       Иногда, в особо морозную погоду, Джон снимал с себя верхнюю одежду, с удивлением обнаруживая, что действительно не мерзнет, хотя давно должен был окоченеть. Это была своеобразная проверка на прочность: сколько выдержит его уже не живой организм на морозных ветрах? Он перестал топить камин: какая теперь была разница, если он все равно больше не мерз по ночам?       С каждым днем становилось труднее запихивать в себя еду, пересиливая тошноту. Как ни странно, но мысли о чужой крови действительно вызывали в нем необъяснимую тягу, схожую с голодом. Джону было так страшно от осознания, кем он становился; если уже не стал таковым. Постепенно пришло полное понимание, что он не нуждался больше ни в чем человеческом: ни в крове, ни в еде. Он даже, ради эксперимента, не спал всю ночь, и наутро чувствовал себя не хуже, чем после хорошего сна. Значит, и в этом у него потребностей не было, хоть по привычке он продолжал спать. Так он мог убедить себя, что это все — лишь шутка.       Все эти скверные мысли лишь сильнее погружали в безнадегу. Хотелось напиться до беспамятства, потому что ложь самому себе уже не была столь действенна. Единственное, что останавливало его — воспоминания о сестре, что доводила себя до алкогольной комы в попытке убежать от собственных мыслей. Да и не был он уверен, что мертвецы способны пьянеть.       Говорят, что время лечит, но ему становилось лишь хуже. Появилась слабость, заторможенность, а также виделись сны весьма странного содержания. В этих кошмарах он пил чью-то кровь, а наутро вскакивал с кровати, обливаясь холодным потом. Уж лучше не спать вовсе, чем видеть такие сны, что лишь подпитывали его усиливающееся чувство голода.       От осознания, насколько страшным существом он стал, становилось дурно. Джон совершенно не знал, куда себя деть и как прожить эти несколько месяцев, пока, наконец, реки не превратятся в вино. Да и подействует ли на него загадочный напиток — ни он, ни Шерлок не знали наверняка.       Однажды он вышел на крыльцо, торс его был полностью обнажен, и зимний ветер ласкал его тело, покрытое белыми шрамами. Интересно, мог ли Джон, скажем, заболеть? Мертвецы могут слечь с температурой?       Он наклонился, потрогал мягкий свежевыпавший снег, точно снимая пробу, и, не долго думая, лег прямо в сугроб. Холодно не было. Он с меланхоличным спокойствием смотрел на плывущие по небесам облака. Где-то на периферии сознания он услышал чьи-то шаги. Может быть, Шерлока или горного козла. Кто знает. Но тут над его головой кто-то склонился, загораживая источник света. Джон зажмурился, сфокусировал взгляд на фигуре.       Первое, на что он обратил внимание — светлые волосы, спадающие на лицо, затем — на мягкую улыбку ее обладательницы. За ее спиной был огромный рюкзак, который весил, по меньшей мере, треть от ее собственного веса.       — Простите, вам там нормально? — поспешила убедиться она, лучезарно улыбаясь. Видимо, находила это забавным. — Простудитесь ведь. Или жить надоело?       Сказанное попало прямо в точку. Джон нехотя поднялся на ноги, стряхнув с себя остатки снега и смущенно прикрыв оголенный торс сложенными на груди руками.       — Закаляюсь, — уклонился он, украдкой оглядывая девушку и запоздало понимая, что это первый турист, что наведался сюда. — А вы какими тут судьбами?       — А я гуляю вот, — она кивнула на свой рюкзак. Переложила треккинговую палку в другую руку и протянула свободную Джону. — Меня Мэри зовут.       — Джон, — он ответил на ее неловкое рукопожатие. Ее ладонь казалась раскаленным металлом, только что вытащенным из кузницы.       — Приятно познакомиться, — она вновь мило улыбнулась, но все еще с долей смущения оглядывала его оголенный торс. — Я тут всего на одну ночь. Не знаете, как найти хозяина отеля?       — Хозяина тут нет, но сейчас за главного — я, — Джон поклонился в шутливой манере. — К вашим услугам.       Мэри выдохнула короткое «Оу» и рассмеялась.       — Видимо, тут настолько скучно, что ничего лучше закалки не придумать.       — Так оно и есть, — он, конечно, слукавил, ведь в лесу на самом деле скрывалось много чего интересного. — Простите за мое негостеприимство, — поспешил извиниться он, неловко переминаясь с ноги на ногу. — Можете выбрать любую свободную комнату, давайте я вас провожу.       Он почувствовал резкую потребность в общении с человеком. И, к счастью, ему не хотелось съесть Мэри или испить ее крови, по крайней мере, пока что. Это было к лучшему. Тем более, что завтра она покинет отель, и Джон надеялся, что эта ночь пройдет спокойно.       Она устроилась в одной из комнат, наспех бросив туда рюкзак, и Джон провел для нее небольшую экскурсию по отелю и заварил большую кружку чая. Мэри же рассказывала, как она любит путешествовать и какие красивые виды она встречала в местных горах.       — А вы тут надолго? — поинтересовалась она, оглядывая убранство гостиницы.       — До конца весны. Делать тут, на первый взгляд, нечего, но на самом деле, здесь весело. И местные жители забавные.       — О, вы знакомы с ними? Хотя что это я: конечно, если общаться больше не с кем.       — Да, знаком. Точнее, только с одним. Они не особо общительны.       — Не представляю, каково это — жить в такой вот глухой деревушке, глубоко в горах.       — Есть в этом своя прелесть, — пожал он плечами. — Иногда живешь в городе и думаешь: вот бы выбраться в такое тихое место, где нет столичной суеты и налогов. И просто живешь в свое удовольствие: пасешь коров и овец, готовишь домашний сыр и творог, вяжешь, читаешь. Благодать.       — А я, если хочу отвлечься от города, предпочитаю путешествовать. Физическая нагрузка снимает моральную усталость. Не люблю сидеть и киснуть дома, даже если это уютный коттедж в живописной деревушке.       — Тоже верно. Может быть, вы голодны? — полюбопытствовал он, но тут же поспешил ответить себе сам: — Глупый вопрос. Конечно, голодны. Я приготовлю что-нибудь на ужин.       В кладовой все дышало ветошью и пылью, лениво циркулировал густой воздух в тесноте небольшого помещения и неприятно оседал в легких. Тут не помешала бы уборка: протереть лежалую пыль, подмести деревянные полы. Это, возможно, отвлекло бы Джона от мрачных паршивых мыслей. Он ступал по отсыревшим доскам, что скрипели под ногами как-то жалобно, искал продукты, из которых можно приготовить что-нибудь вкусненькое для заглянувшей в гостиницу Мэри. Решив приготовить рагу из тушенки и сублимированных овощей, он схватил нужные продукты и поспешил наверх.       Сквозь распахнутое окошко пробивалось зимнее холодное солнце, старательно заливая столовую разбавленным светом близившегося заката. В его лучи попадала и Мэри. Джон словно… чувствовал запах ее кожи, прогретой под солнцем и… слышал биение ее сердца. Жуть окатила его, и кровь застыла в жилах, словно он искупался в стылой проруби. Ничто не давало забыть о том, кем он стал. Настоящим вампиром, жаждущим теплой крови. Но нет… он никогда не поддастся этому пагубному влиянию. Стараясь держать себя в руках, Джон прошел в столовую. Он ничего не сделает бедной девушке, просто не позволит себе.       — Я могу помочь нарезать овощи, — предложила Мэри, закатывая рукава водолазки.       — Да, это было бы кстати, — он протянул ей ножик, сверкнувший в медовых лучах убывающего солнца. — Извиняюсь, что нет свежего мяса: я давно не выходил на охоту, не думал, что такой поздней зимой сюда кто-нибудь заглянет.       — Да, только экстремалы вроде меня, — усмехнулась она, попытавшись нарезать овощи. — Кажется, у вас ножи затупились. Нет чего-то более… острого?       — Да, надо бы заточить. К сожалению, тут мало ножей...       — Ничего, я возьму свой из рюкзака, — отмахнулась она и вскоре вернулась с походным ножичком. Его красная рукоятка напоминала кровь, и Джона вновь помутило. — Мне этот даже привычнее. Брат подарил.       — Симпатичный.       — И компактный!       — Что ж, в походе это… замечательное качество для ножа, — закивал Джон, почти физически ощущая неловкость текущего диалога. — И давно вы ходите в такие походы?       — Ох, с самого детства, — она тепло улыбнулась, вспоминая что-то приятное. — Мы с отцом и братом ходили раньше в походы, пока…       Но она так и не договорила; уголки ее губ дернулись нервно.       — Неприятные воспоминания? Извините, если что…       — Ничего, — быстро отмахнулась она, продолжая нарезать овощи. — Просто… однажды отца загрызли медведи. С тех пор мой брат не ходит в походы.       — Мне очень жаль, — скорбно произнес Джон, поджимая губы и опустив голову. Это была страшная смерть, и даже мысли о чем-то подобном вгоняли в дрожь.       — Ну, к сожалению, мертвецов на этот свет не вернуть, — пальцы Джона дернулись нервно. Оказалось, еще как можно: только не всех возвращают. — А вы почему решили сторожить этот отель?       — Подумал, что это — неплохой способ отвлечься от городской суеты, — уклонился Джон, хоть в его словах и была доля истины. — Да и платят… неплохо.       Мэри хотела сказать что-то еще и открыла было рот, но в следующий же миг нож случайно соскользнул, оставив на ее пальце неглубокий порез, и она успела только невольно вскрикнуть, тут же хватаясь за мизинец.       Тут же жажда крови забушевала внутри Джона с такой неистовой силой, что он обреченно вцепился пальцами в столешницу, стараясь унять разогнавшееся сердце. Глаза его будто бы заблестели в предвкушении, а ноздри то и дело подрагивали, втягивая запах чужой крови. Он отступил на несколько шагов, краем глаза косясь на ее порез, из которого уже виднелись брусничные капельки, и зажал нос. Не смотреть, не смотреть…       — Джон? Все в порядке?       Он впечатался позвоночником в деревянную полку, и это хоть немного отрезвило его. Мысли лихорадочно кружились в голове, а язык невольно мазнул по губам. Притяжение, что он испытывал, казалось гораздо сильнее земного.       — Это всего лишь небольшой порез, — произнесла Мэри, прижимая раненую руку к себе и косясь в сторону Джона с настороженностью. — Вы меня пугаете…       — Да, я просто… боюсь крови, — солгал он, прикрывая глаза. Его руки потянулись к окошку, открывая его и вдыхая отрезвляющий зимний воздух. Чушь, что он сморозил, была первой, что пришла на ум, и он надеялся, что Мэри не придаст этому слишком большого значения. Он же, в конце-концов, был врачом и крови никак не мог бояться.       — Ладно… — в ее голосе по-прежнему слышалась пугливость, но она старательно прятала ее. Повисшее молчание ощущалось неуютным на физическом уровне. — Я пойду… замотаю пластырем.       С этими словами Мэри бросила нож на столешнице и сорвалась в комнату, а Джон, стараясь унять дрожь в пальцах, словно бы от героиновой ломки, опустился на колени. Если бы он верил в Бога — обязательно помолился бы, да только не верил. Он все не мог прийти в себя: странный голод скручивал его желудок, а к горлу подступала удушливая жажда. Джон дрожащими руками налил себе стакан воды, только это не помогло избавиться от нее.       Ему нужно было срочно извиниться перед Мэри, но он осознавал, что, как только заглянет в ее комнату, то уже не сможет сдержать себя. Казалось даже, что само ее присутствие в доме способно было вызывать прежнюю одержимость.       — Мэри, я пойду нарублю дров, чтобы растопить печь! — крикнул он и услышал одобрительное мычание.       Браня себя за несвоевременную несдержанность, он чуть ли не выпорхнул из отеля. Снег захрустел под его тяжелыми шагами, а в ушах засвистел рьяный ветер. Джон хватал ртом остужающий воздух, надеясь, что это приведет его к чувство, да только тело его все слабело и слабело. Его трясло, и он ощущал себя так, словно очутился в ужасающем и хтоническом урагане или огромном и всепоглощающем водовороте. Перед глазами все плыло, и ноги не удержали его: Джон упал на колени в сугроб и покатился с горы куда-то вниз. Снег набился под одежду, облепил лицо и ладони, попал даже немного в рот.       Он плохо помнил, как перед глазами проплывали знакомые пейзажи домиков, в которых жил местный народец. Джон беспомощно то ли выкрикнул, то ли прошептал имя Шерлока — он плохо контролировал свои действия. Ему необходима была чья-то срочная помощь, и она не заставила себя долго ждать: судя по всему, Шерлок услышал его.       — Джон, что произошло? — знакомый голос звучал где-то в отдалении. Белый шум стоял в ушах, мешая сосредоточиться. — Во имя О́дина: ты весь трясешься…       Взгляд уцепился за знакомые светлые глаза, и он постарался удержать все внимание на них. Сейчас они казались... красивыми? С его губ потерянно сорвались какие-то бессвязные слова, но, кажется, ему удалось донести до Шерлока основную мысль: он чуть было не набросился на Мэри в отеле.       — Джон? — Шерлок потряс его за плечи. Закралась нечаянная мысль, что он все же старался не прикоснуться к нему кожа к коже. Но Джон подумает об этом позже. — Вот же ж… Жди меня тут.       А куда он денется?       Простонав что-то нечленораздельное, он уткнулся носом в сугроб. Он не знал, как долго не было Шерлока, но, когда он вновь разлепил глаза, тот уже делал надрез на своей молочной коже.       — Что ты… делаешь? — выпалил Джон: в нос тут же ударил такой желанный, сладкий и красочный запах его крови.       — Я наполовину человек, — напомнил ему Шерлок. — Так что пей.       С этими словами он поднес руку к его губам, и Джона помутило окончательно. Сопротивляться было невозможно, и он прижался губами к надрезу, с каждым мгновением отчетливо осознавая, что он сейчас творил. Ему становилось все лучше и лучше, когда питательная и живительная кровь попадала к нему в организм, и сознание прояснялось. Когда он смог вновь контролировать себя, то тут же оторвался от пореза, в ужасе отползая от Шерлока.       — Что ты только что сделал? — пролепетал он, все еще чувствуя на губах теплоту его кожи и терпкий металлический привкус.       — То, что должен был, — фыркнул тот, тут же скрыв свою руку под длинным рукавом рубашки.       — Нет, Шерлок, это ужасно и… просто омерзительно, — он зажмурился, отворачиваясь от него. — Я просто чудовище. Прости меня, мне нужно было сдержаться…       Тот хмыкнул, поднимаясь на ноги и держа ладонь поверх пореза.       — Ты не побоялся меня, когда увидел мое истинное лицо. Это меньшее, что я могу сделать в данный момент, чтобы… — но он не договорил и поджал губы. Очевидно, что ему было трудно говорить о своих чувствах. — В общем, я думаю, что мне придется раз в месяц жертвовать свою кровь, чтобы ты чувствовал себя нормально.       — Ты не обязан этого делать.       — Знаю, — коротко ответил он, а затем добавил то, что Джон никак не ожидал услышать: — Но я сам так хочу.       — Но… зачем? — сорвалось с его губ, когда он вскинул на него потерянный взгляд. Сейчас ему казалось очаровательным то, как Шерлок отводил от него глаза, смотря куда угодно, только не на Джона.       — Так надо, — стиснув зубы, неоднозначно ответил тот, и Джона эти увиливания начинали выводить из себя.       — Кому надо? Шерлок…       — Я обещал одному человеку, что присмотрю за тобой.       — Хозяину отеля? — получив утвердительный кивок, Джон продолжил засыпать его вопросами: — Да что такого ты должен ему, чтобы идти на такие жертвы?       — Когда-нибудь я расскажу тебе. Возвращайся в отель. Кажется, та женщина будет не рада, если ты пропадешь на столь долгое время.       Ему хотелось схватить его за руку и остановить, заставить поговорить с ним, но Шерлок отвернулся и зашагал прочь, ясно давая понять, что этот разговор окончен. Губы все еще жгло от их соприкосновения с кожей хульдрекалла, и Джон, поднявшись на ноги, с остервенением пнул сугроб.       Когда он вернулся в отель, то уже не чувствовал прежний голод, и вечер прошел относительно спокойно: они с Мэри приготовили ужин и поболтали еще о чем-то незначительном, а наутро она покинула гостиницу и продолжила свое путешествие.       Тревожное чувство, засевшее внутри Джона, все не желало покидать его. Он пообещал себе, что выяснит причину такого странного поведения Шерлока.