Дары волхвов

В приюте с утра царит суетливая атмосфера – все бегают, носятся в последних хлопотах перед наступающим в ночь Новым годом. Даже сироты в этот праздничный период будто становятся чуточку счастливее, а воспиталки – чуть менее ворчливыми. Кажется, один Олег остаётся в стороне от предпраздничной суматохи – совсем не следит за новогодним представлением аниматоров, приехавших в их детский дом, и даже не разговаривает с Разумовским, прильнувшим к его плечу. У Олега в голове сейчас все мысли лишь о том, как сделать этот праздник для Серёжи незабываемым. Только вчера Серёжа вернулся с награждения за призовое место на городском художественном конкурсе – сначала упирался, не хотел участвовать: мол, ему уже семнадцать, думает он только о поступлении, да и не практиковался уже давно. Но Олег, как и всегда, убедил его принять участие – своим искренним восхищением его творчеством, своей абсолютной поддержкой во всех его начинаниях: «Серый, ты самый лучший и можешь выиграть. А если не выиграешь, то у них просто нет вкуса. А так хоть подарят что-нибудь за участие». Серёжа в итоге его послушал, но в отместку на конкурс отправил именно портрет Волкова – с лукавой улыбкой сообщив ему, что он лишь пытался воссоздать жалкое подобие шедевра, сотворённого самой природой. Сам Олег не видит себя в себе сходства с портретами Серёжи – каждый раз жутко смущается – вроде и похож, но не такой же он красивый, откровенно говоря. А потом в сердце щемит нежностью – неужели он и правда меня таким воспринимает каждый день – лучше, чем на самом деле: на одном портрете он изображён мужественным и строгим, с правильными чертами лица и выразительными скулами; а вот на другом скетче Олег улыбается широко и искренне, и его лицо преображается – приобретает дружелюбно-открытое выражение, а глаза блестят игриво. Сам Волков перед зеркалом такую мимику отыграть не может – получается глупо и наигранно, а само выражение лица скорее искажается, как в кривом зеркале. Олег жалеет, что сам не умеет рисовать – ему бы так хотелось закомплексованному из-за прыщей и веснушек Серому в ответ показать, каким красивым он его видит: как его лицо светится и глаза будто сияют из самой глубины души в те моменты, когда он рассказывает о своих увлечениях; или какое нежное, открыто-уязвимое выражение приобретает его лицо, когда Олег его гладит и целует, шепчет всякие нежности и глупости в порозовевшее ушко; и что веснушки только украшают его, придавая ни с чем несравнимый контраст нежно-молочной коже. Хотелось бы дать ему понять, насколько он прекрасен – что Олег не врёт и не лукавит, когда называет его самым красивым – лишь озвучивает очевиднейший факт. Но поскольку особых талантов у Олега нет, остаётся лишь дарить ему всю свою любовь без остатка, в любой доступной форме: разбивать носы его обидчикам, гонять с ним по музеям, отдавать свою порцию сладкого, топить Серёжу в своих нежных объятиях и поцелуях или же, наоборот, сгорать с ним вдвоём от переполняющей страсти в редкие моменты уединения. Вот и сейчас Олег знает, как выразить свои тёплые чувства к Разумовскому. Тот, как только вернулся вчера домой, поспешил похвастаться Волкову своим выигранным трофеем – новеньким набором дорогих масляных красок. Здесь, в приюте, им ничего дороже гуаши отродясь и не снилось. Взбудораженный подарком Серый под конец своего рассказа о конкурсе отметил, чуть грустно улыбаясь: - Шикарный приз, конечно. Жаль, что я им пользоваться всё равно не буду – слишком жалко тратить, рисуя по нашей дешёвой бумаге. Так у Олега и созревает план, как порадовать Серого. Осталось успеть незаметно провернуть задуманную авантюру до наступления Нового года. *** После обеда Олег спешит ускользнуть из приюта, оставив Серому записку, что ушёл по делам часа на три. Перед этим, правда, незаметно для Серого продаёт свой кассетный плеер одному из их одноклассников – вырученных денег как раз должно хватить на подарок Разумовскому, а свои Олег уже все потратил – в том числе и на подарок своему парню – очередной учебник по программированию – который сейчас казался Олегу недостаточно важным презентом: он даже не уверен, что в нём окажется хоть сколько-нибудь новая информация для Серого. Олег добирается до центра Петербурга и направляется уверенным шагом в уже знакомый художественный магазин – они с Серым неоднократно бывали тут вдвоём: иногда просто поглазеть, а иногда и прикупить что-нибудь нужное из того, на что хватало выданных карманных денег. С помощью продавщицы удаётся подобрать хорошую бумагу для живописи, и Олег спешит вернуться в приют. Однако уже рядом с домом он решает заскочить в продуктовый неподалёку – вроде немного денег осталось, хватит на кулёк дешёвых конфет – положить к подарку в довесок. Проходя мимо полок со сладостями, Олег цепляется взглядом за упаковку «Несквика» и вспоминает, как Серый мечтал его попробовать – удалось это лишь однажды, когда они были ещё детьми. Тогда к ним в приют приезжали представители компании и угощали своей продукцией, подарив напоследок несколько коробок с какао. К огромной обиде Разумовского, ни одной из этих коробок детям так и не досталось – директор и остальной персонал все до единой умыкнули к себе по домам. Олегу сейчас резануло этим детским воспоминанием о несправедливости по сердцу, как ножом – и он, быстрее, чем успевает сообразить, воровато оглядывается по сторонам и тащит упаковку какао к себе под куртку, после чего спешит на выход к дверям, позабыв об изначальной цели своего визита. Уже у распахнутой двери его ловит за капюшон куртки амбал-охранник: - Далеко собрался? Я уже задрался шугать вас, приютских щенков. Олег пытается извернуться и убежать, однако охранник оказывается весьма крепким и сильным и не выпускает его руку из своей стальной хватки, пока кассирша вызывает милицию, не поддаваясь на попытки Олега решить конфликт мирным путём и отпустить его. Угораздило же так влипнуть. *** Молодой милиционер по приезде в магазин тоже не поддаётся на откровенно паршивые попытки Олега вести переговоры и увозит его в участок, ухмыляясь и обзывая его будущим уголовником. Сидя за решёткой в обезьяннике, переполненном самым разнообразным людом – от перепивших и разбуянившихся в честь праздника алкашей до вызывающе одетых девушек, отловленных на трассе, Олег жалеет только об одном – не о самом факте кражи, нет – как и почти любой выросший в детдоме ребёнок, он и правда время от времени этим грешит, – он жалеет, что не успеет к Серому, отметить Новый год вместе, как и всегда: наверняка тот будет его ждать и переживать. В приюте, как назло, не берут трубку – видимо, все уже собрались в общем зале и не слышат звонящий в кабинете телефон. Олег злится на дурацкого охранника, на посмеивающихся над ним сотрудников милиции, на игнорирующих звонки воспитателей – но больше всего на себя. Боже, какой придурок – испортил праздник и себе, и Серёже. В участок заходит взрослый усатый мужчина, и молодой мент, задержавший Олега, спешит к нему: - Товарищ майор, сегодня у нас тут просто праздник какой-то – кого только не собрали. Правда, есть тут один несовершеннолетний сирота, совершивший кражу. – Он вертит в руках изъятую пачку «Несквика». – В его приюте трубку не берут, и я думаю, давайте подержим его тут пару деньков, в воспитательных целях, так сказать. - Михайлов, твоё рвение наказывать особо опасных преступников похвально, конечно, но предлагаю тебе лучше пойти заняться расследованием висящего на тебе вооружённого ограбления ювелирного, а с мальцом я как-нибудь сам разберусь. – Приподняв уголки губ в усмешке, отвечает мужчина и направляется в сторону Олега. - Ну что, малец, и зачем тебе это? На учёт хочешь встать или уже состоишь? Олег одаривает его хмурым взглядом исподлобья, однако всё-таки отвечает: - Не хочу. – Если его всё-таки поставят на учёт, то праведного гнева от Серого ему точно не избежать – он будет просто в ярости, если Олег всё-таки испортит себе характеристику в последний год до выпуска и их переезда в Москву. Майор щурится, всматриваясь в его черты лица, и неожиданно восклицает: - Олег Волков, да? И правда, давно тебя у нас не было. Помнится, раньше частенько с тобой воспитательные беседы проводить приходилось – то руки, то носы ломал обидчикам своего хиленького друга, рыжего такого. Ты же вроде за ум взялся, зачем же сейчас воровать решил? – Хмурится он, добавляя в голос строгие, почти родительские нотки. Олег решает умолчать тот факт, что он так и не перевоспитался – просто научился бить так, чтобы не оставлять синяков и переломов – как раз-таки чтобы не иметь проблем с милицией или Серым, и отвечает просто и честно: - Всё того же друга порадовать хотел. Он сладкое любит, а в детдоме нас только парашей вроде цикория поят. А вы дядя Костя, да? – Уточняет Олег, чуть смутившись: он смутно припоминает, что и правда уже беседовал с этим мужчиной в детстве, но не уверен, что по-прежнему может к нему так фамильярно обращаться, как раньше. Тот кивает в ответ, едва заметно улыбаясь и, чуть помедлив, открывает дверь и машет ему рукой: - На выход, Волков. На этот раз в честь праздника прощаем тебя и отпускаем с миром. Только обещаешь больше не воровать? – Олег послушно кивает головой в знак согласия. - Жди меня здесь, сейчас отвезу тебя домой. – Приказывает майор. Через пару минут он возвращается с бутылкой молока в руках, и протягивает её Волкову: - Держи в дополнение к своей добыче, а то какао с водой разводить будет совсем неправильно. Ты добрый парень, и хороший друг, но используешь свой потенциал неправильно. - Спасибо Вам. – Искренне благодарит Олег, растрогавшись от такого жеста доброй воли. Он поднимает взгляд на висящие в участке часы, пробившие одиннадцать вечера, и спешит на выход из участка следом за милиционером. *** После непродолжительной, но захватывающей поездки на мотоцикле дяди Кости, Олег ещё раз от всего сердца благодарит его и спешит вбежать в здание детского дома. Не обнаружив Серёжу в общем зале, он направляется в их комнату, где обнаруживает Разумовского, почему-то тоже одетого в уличную одежду, нервно ходящего из стороны в сторону. - Ну наконец-то! Где ты был вообще! – Восклицает он, гневно хмуря брови, затем хватает Волкова за руку и тащит за собой на выход. – Пошли скорее, Новый год уже через полчаса. Он ведёт его в их место уединения – чердак, и Олег, заходя внутрь, широко распахивает глаза: Серёжа в его отсутствие успел там прибраться и украсить комнату, как мог: на окно повесил самодельные снежинки из бумаги, где-то раздобыл парочку еловых лап и повесил на них парочку игрушек – Олег безошибочно распознаёт, что они ранее точно висели на ёлке в общем зале – и невольно усмехается: надо же, не он один сегодня совершал криминальные поступки. Серёжа давит Олегу на плечи, заставляя того присесть на старенький матрас, и усаживается сверху ему на колени, утягивая в долгий, неспешный поцелуй, по завершению которого шепчет ласково ему в губы: - Так соскучился по тебе, Волчик. Больше недели уже с тобой не уединялись – и будто вечность прошла. Олег в ответ сжимает его крепче в своих объятиях, гладит суматошно руками по всему телу – знает, что Серёжа тактильный до ужаса; ему много не надо – несколько минут подобных ласк, и он приоткрывает рот, тяжело дыша и тихо постанывая от усиливающегося желания, и в глазах его появляется шальной блеск. У Олега каждый раз захватывает дыхание при виде такого Серёжи – открытого, уязвимого – и главное – только его. Из сладкой неги взаимной близости их выдёргивают праздничные крики детей и поздравления с наступившим праздником, раздающиеся эхом даже в месте их уединения. - С Новым годом тебя, Олеж. – Улыбается Серёжа Олегу в губы. – Настало время вручить тебе подарок, ты будешь в восторге. – Самодовольно заявляет он. - И тебя с Наступившим, Серый. Надеюсь, ты от моего подарка тоже в восторг придёшь. Разумовский извлекает заныканную среди хранящегося на чердаке хлама коробку, перевязанную тонкой атласной лентой – он всегда стремится украсить свои подарки настолько, насколько это возможно в их условиях. Он торжественно вручает её Олегу, и тот спешит развязать ленточку и снять крышку – и видит внутри кучку кассет его любимейших групп, начиная «Арией» и «Би-2» и заканчивая «Queen» и «AC/DC». - Серый, ты что, банк ограбил? – Смущённо шутит он, быстро обдумывая, как скрыть факт продажи своего плеера от Серого хотя бы на пару дней, чтобы не расстраивать его. – Спасибо тебе огромнейшее. – Он крепко обнимает парня, после чего отстраняется и лезет к себе в рюкзак и вручает свой презент: - Извини, не было времени красиво упаковать, но, надеюсь, ты всё равно обрадуешься. - Олег, ты серьёзно? – Серёжины глаза увеличиваются в размерах. - Ну да, подумал, на такую бумагу будет не так жалко тратить твою новую краску. Серёжа кидается к нему на шею, осыпая хаотичными объятиями и поцелуями. - Ты такой хороший, Олеж… Мне так с тобой повезло. Обещай, что не будешь ругаться и не сильно расстроишься, когда я сейчас кое в чём признаюсь. – Он поднимает на Волкова виноватый взгляд. – Я продал краски сегодня. Хотел тебя как следует порадовать, а денег не хватало, чтобы купить тебе больше пары кассет. Вот я подумал, раз краски всё равно не на чём использовать, да и времени рисовать особо нет, можно их продать. – Оправдывается он, уткнувшись головой в плечо Олега, и неожиданно чувствует, как того начинает трясти от смеха. Серёжа отнимает голову от плеча и смотрит на него недоумённо. Тот, отсмеявшись, объясняет: - Серый, мы с тобой такие придурки. Придётся нам с тобой и твою бумагу, и мои кассеты отложить до лучших времён – я сегодня свой плеер продал, чтобы тебе подарок купить. Серёжа, как только до него доходит смысл, тоже срывается на нервный смех: - И правда придурки. Я так тебя люблю, Волче. – Признаётся он от чистого сердца. - Не так сильно, как я тебя. У меня всё равно кое-что для нас есть. – Улыбается Олег и извлекает из рюкзака трофейную пачку какао и подаренную бутылку молока. Олег с Серёжей устраиваются на одновременно самом неудобном и самом уютном матрасе в их жизни, разводят какао холодным молоком в пластиковых стаканчиках и залипают на медленно кружащийся за окном снег, красиво подсвечивающийся на фоне тёмного неба тусклым светом от уличной лампы. Они не знают, что их ждёт впереди. Но они знают только одну-единственную – и самую важную – вещь. Это будет ещё один год вместе из множества уже прошедших и только предстоящих.