Профессиональная попаданка: Слизеринка

      Вечером десятого января в Хогсмид прибыл Хогвартс-экпресс, который привёз студентов с каникул. И встречать его я не пошла. Откровенно говоря, я и в Большой зал на ужин идти не больно-то хотела. Но заставить себя всё же пришлось — на пустой желудок плохо спалось, а быть полусонной в первый учебный день семестра было не самой лучшей идеей. Я действительно вызвала повышенное внимание к своей персоне, когда появилась там, однако было явное ощущение того, что в школе уже привыкли к тому, что я что-нибудь отчебучивала, так что это самое внимание не выразилось в давящей толпе. Хеймдалль, когда я пришла, уже сидел за преподавательским столом, который ограждал его от любого рода поползновений. А вот профессора Сне… Северуса в тот момент ещё не было. Насколько мне было известно, Рири побывала у него в четверг, но когда Хеймдалль спросил его об этом, он загадочно промолчал.              На столах появилась блюда с сосисками и запечённой картошкой, и оголодавшие студенты загалдели, накладывая еду себе в тарелки. Прошло пару минут, и огромные двустворчатые двери в Большой зал с грохотом открылись. Тишина воцарилась мгновенно. Ну почти — в течение пары секунд ещё можно было услышать стук падающих столовых приборов и челюстей. Потому что в зал вошёл Северус Снейп. Одет он был в новую с иголочки мантию бутылочного цвета, того же оттенка сюртук и брюки, а из-под платиново-серого шёлкового галстука-аскота выглядывали кипенно-белые уголки воротничка сорочки. Лицо его хоть и было как всегда бледным — что не удивительно для человека, который жил в подземелье — не казалось зеленовато-уставшим. Напротив, он выглядел свежим, отдохнувшим и помолодевшим на несколько лет относительно того, каким был, когда студенты из школы уезжали. И он даже почти улыбался. Шёл к преподавательскому столу он довольно быстро, так что блестящие в свете свечей волосы слегка подпрыгивали. Если бы он решил подмигнуть кому-нибудь, то у этого кого-нибудь случился бы сердечный приступ.              — Добрый вечер, — в полной тишине произнёс профе… Северус, садясь на своё место за преподавательским столом.              — Не думаю, что видел вас не в чёрном последние одиннадцать лет, — изрёк профессор Флитвик. Я не хотела греть уши, но сидела слишком близко. — Какой-то праздник у вас?              — Нет, — отозвался он, как мне показалось, слегка насмешливо. — Просто мой новый работодатель считает, что я должен выглядеть соответственно.              Это, интересно, кто и, интересно, чему? Новое место работы у него с лета будет особняк в лютейшей глуши, где соседям вообще всё равно, кто во что одет — они больше заинтересованы, какой он на вкус. А соседи по дому — мы с Хеймдаллем. То есть, там уместно всё. Хоть парадная мантия, хоть халат и тапки, лишь бы удобно было. В общем, нёс чушь профе… Северус. А неловко почему-то было мне. Хеймдалль, впрочем, промолчал. То ли не хотел выдавать нового работодателя, которого все, вероятно, уже и так знали, то ли не хотел развенчивать его слова. Сам-то он всегда выглядел «А мы парни хоть куда».              Большой зал, наконец, отмер. И не просто отмер, а прямо-таки взорвался гомоном. Девона даже пихнула меня в бок и воодушевлённым шёпотом сообщила, что наш декан стал очень интересным. Я промолчала. Потому что я полагала его интересным человеком с того дня, как он мне целое занятие сверлил взглядом затылок, пока я варила зелье. И я как никто знала, что внешность всё же вторична. Я даже со счёта сбилась, какая по счёту была, например, у меня.              — Мы не видели вас с пятницы, — продолжил профессор Флитвик. Он говорил не так уж громко, но я никак не могла перестать слышать его. — А ведь вчера у вас был день рождения.              О как. И почему это, интересно, я не была в курсе? Я почти незаметно повернулась к Хеймдаллю и вопросительно изогнула бровь. Он озадаченно мотнул головой и повернулся к Северусу. Тот поморщился.              — Вы же знаете, что я его не отмечаю, — изрёк декан. — Я был занят и не хотел отвлекаться на ерунду.              Да, денёк вчера и правда выдался жарким — мы провели его весь, как и сегодняшний, в учебном классе зельеварения, пытаясь приготовить всё то, что у нас поназаказывали. Я мысленно радовалась тому, что там не было составов особенно высокой сложности и особенно долгого приготовления. И ещё я радовалась тому, что Аврорат изволил дать нам небольшой перерыв, и от них не приходило списка в ярд мелким почерком с пометкой «Срочно» через строку. Каким-то чудом сегодня работу доделать удалось, хотя обедать пришлось там же. А теперь выясняется вот это.              — И всё же мы с коллегами приготовили для вас небольшой подарок, — произнёс профессор Флитвик. Лица его я не видела, но была уверена, что он улыбался. — Тем более, что вы намерены покинуть Хогвартс уже этим летом.              За столом Слизерина раздался разочарованный вздох. Ну, я сидела очень близко к преподавательскому столу — едва ли не на самом краю скамьи — так что просто не могла не слушать разговора. А вот остальным, если они хотели услышать его, приходилось прислушиваться. Однако когда несколько более радостный вздох раздался за остальными столами, я поняла, что беседу преподавателей слушали буквально все. В таком случае странно, что разочарованные и радостные вздохи не прозвучали, когда Северус сам говорил о своём новом работодателе.              Прекрасная способность — уходить в размышления так, что мир вокруг на время перестаёт существовать. Я положила себе на тарелку немного картофеля и сосиску, и принялась за еду. Я не была такой голодной, как студенты вокруг меня, но и обеда из трёх блюд у меня не было. Начав жевать, я опять погрузилась в пучины своих мыслей. На этот раз я не задавалась вопросом смысла моего здесь пребывания — хотя с Франкенштейном мы этого ещё не обсуждали, я рассудила, что нет никакого смысла беспокоиться об этом: то, зачем мы здесь, всё равно рано или поздно произойдёт, и мы уберёмся отсюда только после этого события. Нет, меня заняла другая мысль — о подарке для Северуса Снейпа. Я не могла сказать, что достаточно хорошо знала его, чтобы определить подарок, который бы ему понравился. Книги? У него теперь был доступ ко всей моей библиотеке, хранившей массу редких и даже запрещённых изданий, которые оставались у нас с особого разрешения. Инструменты для зелий? Ну, это было бы странновато — дарить инструменты для работы, хотя подарок от мистера Блэка меня вдохновлял. Северус не казался человеком, которому можно было подарить какую-нибудь символическую безделицу, и я подумала о фамильяре. Эта мысль показалась мне наиболее перспективной.              После ужина я вернулась в общежитие с девочками. Они наперебой рассказывали, как прошли каникулы, как они читали статью, как были удивлены члены их семей. Они поздравили меня с наградой, почти хором спрашивая, как мы это дело провернули. Я вяло ответила, что мы не говорили об этом даже Аврорату, и вообще, что бы мы ни сделали, это ничего не меняет. Тогда они продолжили рассказывать про каникулы, а я взяла альбом, чтобы снова начать рисовать кукол для своей постановки. Мне удавалось слушать их: Девона с семьёй ездила на каникулы в Париж; Абигейл провела неделю у своей бабушки где-то в Уэльсе, а потом они с родителями на три дня перемещались в Шварцвальд; Геката все две недели была дома, и всё это время они устраивали приёмы, так что в их доме постоянно была толпа гостей. Они казались отдохнувшими и взбодрившимися, а я вот напротив — осознала, что только сильнее устала за это время.              — Итак, кто же невеста профессора Эдельштейна? — внезапно спросила Абигейл, и я едва не черкнула по рисунку.              — Эм… Ну… — я определённо не могла сказать, что это я. — Он сказал, что она из Дании. И что это договорные отношения, которые его устраивают.              Они почему-то обрадовались. Я пожала плечами и продолжила рисовать. Девона, очевидно, разобрала свой чемодан первой и забралась почему-то на мою кровать и заглянула в альбом. Я рисовала Смеральдину — куклу с чёрными кудрями.              — Чего это ты делаешь? — спросила Девона, следя за карандашом.              — Я рисую кукол для постановки, — отозвалась я.              — Кого для чего? — она повернулась ко мне и озадаченно склонила голову набок.              — Эм… Театр, — я нахмурилась. — Хеймдалль подарил мне кукольный театр, и там можно поставить свою пьесу. И я хочу поставить одну. Щас…              Я отложила альбом и достала театр. Я сначала подумала поставить его тут же на кровати, чтобы Девона могла посмотреть сказку, но тут подтянулись и Геката с Абигейл, и я направилась с ним к столу. Девона тут же уселась на мой стул, а Гекате и Абигейл пришлось подтянуть свои. Я взмахнула палочкой, и театр начал постановку «Фонтан феи Фортуны», а я вернулась к рисованию. А то так с одними эскизами можно провозиться до Мерлин знает когда. Рисуя, я прислушивалась к сказке. Меня, впрочем, интересовал не текст, а дополнительные звуковые эффекты, которые там были. Шелест, журчание, звон… Они были узнаваемы, но как будто несколько нарочитыми, подстроенными специально. Всё равно что разница между шумом ручья и домашнего фонтана.              Сказка закончилась, и под перебор струн арфы приятный голос произнёс заключительную фразу сказки: «Все они жили долго и счастливо, и никому из них даже в голову не пришло, что источник, дарующий счастье, вовсе и не был волшебным». После этого театр зашуршал, закрывая занавес, а затем убирая кукол и декорации в ящик.              — Это классно, — повернулась ко мне Девона. — Он только эту сказку показывает?              — Нет, — протянула я. — Он показывает пять сказок барда Бидля. Но репертуар можно увеличить.              — И ты хочешь это сделать? — она положила руки на спинку стула и опустила на них подбородок.              — Ага… — снова протянула я. — Это интересно сделать.              — И что это будет? — ко мне повернулась Геката. — Что-нибудь из романов Златопуста Локонса?              — Эм… — ну, я слышала имя этого автора, но романов его не читала. Если быть точнее, Хеймдалль приобрёл один его роман, прочёл, долго смеялся и сказал, что мне эта чушь будет вредна. — Нет. Это будет романтическая комедия.              — Не думала, что тебе может такое нравиться, — заметила Абигейл. — Ты… ну, ты не похожа на того, кому бы нравились романтические истории.              — Это в первую очередь комедия, — я улыбнулась. Пояснять, что я просто хотела посмотреть её, потому что кое-кто не дал мне сделать этого в прошлый раз, определённо не стоило. — А уже потом всё остальное.              — А можешь потом поставить «Каникулы с каргой»? — оживилась Геката. — Или «Духи на дорогах»?              — Напиши сценарий, — я пожала плечами. — Без него ничего не выйдет. С романами есть такая беда, что если ставить совсем уж каждую сцену, постановка выйдет бесконечно длинной.              — Слушай, а воспоминания можно на ней поставить? — задумчиво произнесла Девона.              — М… Я же сказала, только со сценарием, — отозвалась я. — Там… Не так всё просто…              А мысль-то была интересная. Ну, не настолько, чтобы сломя голову бежать к Хеймдаллю, но если бы вот разобраться, как думосбор создаёт образы из воспоминаний и представляет их как запись с полным погружением и каким образом заставить эту магию проигрывать воспоминание как постановки… Тогда не пришлось бы почтенным магам стоять над чашей кверху задом, просматривая, как кто на кого напал.              Одиннадцатого января, в первый учебный день семестра, в половине седьмого утра в холле собралась вся школа за исключением директора Дамблдора и мистера Филча. Ну, и привидений. Но им и физкультура была не нужна, что уж там. Подозревать что-то такое я начала ещё в коридорах подземелья, по которым шагал весь Слизерин во главе с деканом. Непосредственно за ним гордо вышагивала команда по квиддичу, среди которой я вообще пыталась потеряться, а следом и остальные. Северус был в чёрном тренировочном костюме, мы в своих зелёных, а остальные — кто во что горазд. Не могу отрицать удобства мантии в принципе, однако выходить в ней на пробежку — удовольствие ниже среднего.              Хеймдалль нашёлся у самых дверей. Выражение лица его было каким-то пустым, но он всё же слегка оживился, когда мы подошли. Поскольку мероприятие это было добровольным, ждать он определённо никого не собирался, так что открыл дверь и направился на свежий воздух, едва мы поравнялись с ним. Снег начинал подтаивать, и было непонятно, выпадет он ещё или уже нет. Однако тот небольшой слой, что укрывал землю, покрылся плотной ледяной коркой. Было ещё темно, и вдобавок зимнее ещё-не-утро встретило нас пронизывающим ветром. Бывалые бегуны быстренько наложили согревающие чары, чтобы не продрогнуть и не проваляться потом в лазарете. Собственно, бегуны возглавляли массовый исход до стадиона, а так процессия заметно растянулась. Мы добрались до обычного места старта и, получив краткое пояснение от Хеймдалля, что раз на дворе понедельник, тренировка будет на выносливость, побежали. Я откровенно не завидовала тем, кто вышел на пробежку впервые — мало того, что под ногами было Мерлин знает что, так ещё и бежать предстояло долго и тяжко. Мои товарищи по команде, судя по их лицам, не только не завидовали, но даже слегка злорадствовали. Ну, если честно, мне тоже было интересно, сколько протянут остальные школьные спортсмены.              — «Ты не выспался», — обратилась я к Хеймдаллю мысленно, чтобы не сбивать дыхание.              — «Так заметно?» — отозвался он.              — «Ну как тебе сказать, — протянула я. — Я даже усомнилась в том, что среди твоих предков не было панд».              — «Я слегка увлёкся», — Хеймдалль душераздирающе зевнул — не мысленно.              — «Поделишься?» — я покосилась на него, но наст под ногами всё же занимал меня больше.              — «Я углубился в чары думосбора, — он встряхнул головой. — Потом поговорим об этом».              Я кивнула, и мы побежали дальше. Надо признать, что двадцать кругов — это довольно-таки много. И я, в общем-то, не удивилась, когда некоторые из неофитов начали отсеиваться после первых пяти. Надо при этом отдать должное преподавателям — профессор Флитвик пробежал целых семь, а остальные преодолели аж десять. Северус упорно бежал дальше. Хогвартские спортсмены по большей части смогли продержаться ненамного больше, чем большинство остальных студентов — двенадцать-тринадцать кругов. Все двадцать дались команде Слизерина по квиддичу, Вею Хейану, близнецам Уизли — хотя, завершив забег, они дышали, как загнанные лошади, Седрику Диггори, паре назапомненных мной игроков Когтеврана и, пусть и с трудом, Северусу. Хеймдалль немного взбодрился благодаря морозу и самым оживлённым голосом сообщил всем запыхавшимся бегунам, что им бы немного пройтись и восстановить дыхание. И пока они это делали, мы приступили ко второй части комплекса. И вот на неё уже сил как-то почти ни у кого не хватило — к команде присоединились только декан и Вей. Хорошенько протянув мышцы и простояв в самых разных неудобных позах положенное время, мы направились в замок в самом конце вереницы возвращающихся студентов и преподавателей.              — Вот это сегодня толпа, — заметил Северус, шагая рядом с Хеймдаллем.              — Надеюсь, это на один раз, — отозвался он. — Даже удачно, что по понедельникам у нас именно этот комплекс.              — А ты не думаешь, что студентам нужны физические нагрузки? — задумчиво протянул декан. — Ну, может, не в таком объёме, но всё же…              — Я бы ввёл это обязательным предметом, — Хеймдалль глубоко вздохнул. — Но, боюсь, директора в этом мне не убедить. Да и это ставка преподавателя, а тут на них экономят. Историю магии, вон, преподаёт привидение.              Каким-то непостижимым образом от основной массы отделились деканы, подотстали и присоединились к нам. Ну или, точнее, к Хеймдаллю с Северусом. Потому что я и остальные члены команды чуть поотстали уже от них.              — Если подумать, профессор Бинс был привидением ещё когда мы учились, — заметил профессор Флитвик. — Я, конечно, очень уважаю его, однако не уверен, что могу припомнить хоть что-то из его предмета.              — А ведь история магии — очень интересная дисциплина, — изрёк Хеймдалль. — Вот к примеру, интересная история из Китая. В начале пятнадцатого века по нашему летосчислению в Пекин приехал чужеземец — известный в те времена маг Риттер. Он проделал долгий путь вдоль моря. В Индии его называли Гура за его светлые волосы, а в китайскую историю он вошёл как Тайзу. Он принёс с собой учение о волшебной палочке и мече как артефактах для управления магией. Однако в Азии развитие этого направления не пошло тем же путём, что и здесь, в Европе — там палочки были преобразованы в веера, а заклинания на латыни и вовсе не прижились.              — А мы всё гоблинские войны проходим… — задумчиво произнесла профессор МакГонагалл.              — А это вся история этого мага? — заинтересовалась профессор Стебль.              — Нет, — улыбнулся Хеймдалль. — Всё его путешествие описано в трёхтомнике «Путь на восток». Книга документальная, но написана очень интересно.              Профессора тут же поинтересовались, есть ли у него экземпляр, чтобы ознакомиться. Он пообещал принести весь трёхтомник на завтрак. Ну, вообще, надо признать, книга действительно была интересной, хоть и очень длинной и местами нудной. Не то чтобы это было очень жирным минусом, но иногда описание пустынного пейзажа на пять страниц было — как бы это сказать? — чрезмерным.              Свободное время — это роскошь. Которая, казалось бы, должна была у меня быть, поскольку я была в некотором роде сопливым школьником. Но вот аж два раза. Когда я говорила доктору Хилеру о том, что у моей семьи должны быть исследования проблемы, схожей с тем, что произошло с мистером и миссис Долгопупс, это было не предположение: я знала, что они были. Память предков в моей голове часто была не очень детальной, однако в некоторых вопросах она была как библиотечный каталог — найди нужную карточку, а потом топай к стеллажам. Так что, начиная с понедельника, я засела за старые записи по вопросу. В целом, как я и предполагала, такая проблема решалась либо тем, чтобы или стереть полностью, или запереть травмирующие воспоминания. И надо признать, мои предки к единому мнению по этому вопросу так и не пришли. Всего таких случаев было описано сорок два, и все они приходились на времена тяжёлых потрясений. Что, в принципе, логично. Однако хорошей новостью было то, что выздоровление, хотя бы частичное, было отмечено во всех сорока двух случаях.              Сначала я думала, что было бы лучше стереть воспоминания полностью. Пропавшие одиннадцать лет объяснить магической травмой, вызвавшей потерю памяти. А потом просто рассказать, что происходило за это время. Но была одна проблема — созданный разумом мир. Его так просто стереть было нельзя — можно было получить неожиданные побочные эффекты, потому что даже созданный, это мир был частью их личностей. Его можно было запереть, но не стереть. А поскольку он был тесно связан с воспоминаниями о травме, то и их, соответственно, нельзя было стирать. Значит, нужно было собрать их и условно положить в два сейфа, окружить их защитной ментальной стеной и строго-настрого запретить эту стену ковырять. Работёнка предстояла адова.              Первая неделя учёбы прошла довольно тихо и мирно. Писем почти что не было, внимания было не больше чем всегда. В общем, ничто не предвещало. Однако в субботу утром, когда я снова чахла над исследованиями между завтраком и обедом, сидя в кабинете Хеймдалля, поскольку исследования по ментальной магии — это определённо не то, что можно было бы читать где попало, в дверь деликатно постучали. Я сидела за столом на преподавательском троне, потому что он был до невозможности удобным, а сам хозяин кабинета лежал на диване и читал. Изба, блин, читальня… Когда раздался стук в дверь, мы переглянулись, и Хеймдалль неохотно поднялся и поплёлся открывать, оставив свою книгу на столе по пути. Я обратила внимание на обложку «Думосбор. Материалы, заклинания, руны». Н-да, мы с ним об этом так и не поговорили…              За порогом оказались мистер Малфой и Северус. Декан в этот раз был в пепельно-синем, и я заметила, что он как будто даже спину стал держать иначе. Мистер Малфой вошёл первым и посмотрел на меня и книги передо мной, а затем прошёл к стулу, что стоял на таком расстоянии, что он не смог бы увидеть содержимое. А если бы и увидел — толку? Там датский, латынь, кое-что на греческом… Ещё и от руки.              — Доброго дня, — поздоровался он, и мы с Хеймдаллем не больно-то стройно и не особенно радостно поприветствовали его в ответ. — Директор написал совету попечителей школы о том, что раздумывает над проведением праздника по случаю закрытия вопроса В… Тёмного Лорда. Он интересуется, какой мы можем выделить на это бюджет.              — Это излишне, — отозвался Хеймдалль. — В школе вагон и маленькая тележка проблем, которые можно было бы решить с помощью денег, и я бы не сказал, что праздник — одна из них.              — Вот как? — изогнул бровь мистер Малфой.              — Для начала, я думаю, стоило бы всё же заменить преподавателя истории магии, — изрёк Хеймдалль. — На своих занятиях я часто ссылаюсь на некоторые исторические события или личностей. И я могу понять, когда они не знакомы студентам младших курсов, но уж выпускники-то должны бы знать о вкладе Фламеля или Брунеля. Уверен, что за годы его работы школа сэкономила не меньше чем на ещё один замок.              — А, мистер Бинс… — протянул гость. — Да, его занятия были мучительны и во времена моей учёбы, и отец говорил об этом… Только это?              — Ну разумеется нет, — Хеймдалль недовольно поджал губы. — Вы как будто здесь не учились! Нет никакой базы артефакторики — студенты элементарно не понимают, как работает их магия. Нет никаких спортивных занятий — первые два курса чахнут над книгами все семь дней в неделю, остальные чахнут только шесть, а в воскресенье получают увлекательное путешествие в соседнюю деревню. Это школа-интернат, а развлечений за учебным процессом — хор, квиддич и дуэльный клуб. В замке находится около двухсот пятидесяти детей, которым некуда девать свою неуёмную энергию, а здесь не только не озаботились за годы — годы! — тем, чтобы как-то нивелировать это, но ещё и устроили нелепое стравливание студентов разных факультетов. А вы, проучившись здесь семь лет, спрашиваете меня, является ли скучное преподавание истории магии единственной проблемой.              — Ты что же, хочешь взять и поменять вековые традиции магической школы? — я изогнула бровь. — Вся магическая Британия строится на традициях.              — Я понимаю, — Хеймдалль устало опустился на стул. — И я согласен с тем, что традиции стоит хранить и чтить. Но… Есть масса вещей, которые давно пора пересмотреть. Мерлин, ты вообще видела, как добрая половина студентов пишет пером? А ведь даже банальная перьевая, не говоря уже о шариковой, ручка решила бы проблему клякс и, соответственно, преподавательских мучений!              — Не было бы проблем, если бы ты не задавал эссе такой длины, — я пожала плечами.              — Кое в чём мисс Нильфхейм права, — задумчиво произнёс мистер Малфой. — Просто так поменять школьные традиции не выйдет. Однако я могу поднять школьные архивы. Там вполне может найтись несколько больше предметов, чем в школе преподаётся в данное время. Почти уверен, что во времена основателей фехтование было основным и обязательным предметом. Вряд ли получится теперь вернуть в школу именно его, однако это предмет физической активности. Сделать нечто похожее можно под предлогом возвращения к славным традициям. Артефакторику тоже стоит посмотреть. Хотя многое из неё стали относить к тёмной магии, всё-таки не всё. Впрочем, я уверен, что и некоторое знакомство с тёмными артефактами лишним не будет. Чтобы волшебники не попадали в глупые или опасные ситуации.              — Представляю себе лицо директора, когда он узнает, что на будущий учебный год ему нужно будет найти не одного преподавателя, как обычно, а целых трёх, — изрёк Северус.              Они с мистером Малфоем переглянулись. И было в их переглядывании какое-то мрачное удовлетворение. Видать, недолюбливали они оба старика. Кто бы, впрочем, говорил.              — Мистер Эдельштейн, я справлялся в Аврорате о том предмете, который вы использовали для уничтожения Тёмного Лорда, — мистер Малфой, как мне показалось, несколько напрягся. — Там мне сказали, что обозначенный вами в интервью предмет остался у вас.              — Руфус осмотрел его, но поскольку мы воспользовались им, он стал бесполезен для Аврората, — Хеймдалль пожал плечами. — Поэтому они оставили его мне. Я намерен отдать его прежнему пользователю.              — Вот как… — протянул мистер Малфой. — То есть, по нему невозможно выяснить, как он попал в Хогвартс?              — Я бы так не сказала, — подала голос я. — Я бы даже сказала, что есть несколько способов сделать это.              — И Аврорат владеет ими? — мне показалось, он напрягся ещё сильнее.              — Не думаю, — Хеймдалль пожал плечами. — Аврорат старается избегать тёмной магии. А Министерство причислило к тёмному колдовству массу дознавательных практик. Иначе они бы уже знали весь путь предмета от его создания до того, как он оказался у Руфуса.              — А они могут обратиться к специалистам, которые бы могли сделать это? — мистер Малфой старался держаться отстранённо холодно, но я уже поняла, что дневник попал к Джинни от него. Тут, какгрится, к гадалке не ходи.              — М… В принципе, могут, — протянул мой наставник. — Но вряд ли будут. Тем более, что на предмете были найдены остатки ментальной магии. Так что он мог сам стремиться в Хогвартс и подталкивать своих временных владельцев доставить его сюда. Так что нет никакого смысла прослеживать этот путь.              — О, в самом деле? — мистер Малфой как будто немного расслабился. — Что ж… Я рад, что на свободе не осталось его искренних последователей.              — Хорошо бы это и вправду было так, — хмыкнул Северус.              — Что ж, спасибо, — мистер Малфой поднялся. — Я вас услышал. Собрание совета будет в понедельник, и мы сможем обговорить поставленные вами вопросы. Думаю, это поднимет вас в их глазах ещё выше. Буду держать вас в курсе.              — Это излишне, — улыбнулся Хеймдалль. — Я лишь рядовой преподаватель.              — Не скромничайте, — сдержано улыбнулся мистер Малфой. — Будете столь любезны открыть мне камин?              Хеймдалль снова улыбнулся и поднялся, чтобы проводить гостя. А я подумала, что дневник теперь простая тетрадка. Ну, почти простая — чары сокрытия текста там остались. А вот функции ответа больше не было. Да и Джинни как будто вовсе не искала его. Возможно, что она как раз поняла, что это за предмет такой помог избавиться от Волдеморта, и теперь просто боялась делать это. Или вообще не хотела больше иметь с ним ничего общего. Мне, впрочем, не хотелось влезать к ней в голову и выяснять это.