Точка схода

      Каминари обнял свою бабушку в холле здания Геройской Комиссии.       — Пиши мне каждый день, — пробурчала бабушка ему в ухо, — а лучше звони по видеосвязи!       — После того, как получу обратно свой телефон — обязательно! — заверил её Каминари с улыбкой.       — Твои вещи отправлю завтра курьером, а эта птица, — бабушка перестала обнимать своего внука лишь для того, чтобы с прищуром посмотреть на Ястреба, — должна проследить, чтобы тебе всё доставили. Он же должен хоть для чего-то сгодиться.       — Бабуль! — Каминари покраснел.       Ястреб помахал ей рукой.       — Удачи добраться до дома с этой тростью, и не потеряйте второй глаз по дороге!       — Я поеду на такси, и смотри, чтобы ночью кошки тебя не ободрали.       — О боже… — Каминари приложил руки к лицу, краснея ещё сильнее.       — Сочувствую таксисту, ведь вы намного страшнее, чем какие-то кошки.       — Слушай сюда, ты, молокосос-       — Ладно, бабуль, тебе пора!       Каминари, схватив бабушку за плечи, начал выпроваживать её за порог. Он хотел, чтобы она ещё ненадолго задержалась, но при этом он устал слушать препирательства на протяжении половины дня между ней и про-героем. Машина уже ждала бабушку у здания, и, ещё раз обняв друг друга, она уехала.       Каминари поплёлся обратно внутрь с хмурым видом; Ястреб остался ждать в том же месте, засунув руки в карманы мешковатых штанов.       — Эй, я не серьёзно про её страшный вид и всё такое, не злись, ладно?       Каминари вздохнул и потёр лицо. Его не беспокоили слова Ястреба о его бабушке. Ему просто было трудно смириться с мыслью, что теперь он будет не только проходить обучение в Геройской Комиссии, но и жить в одном из их зданий, а видеосвязь — отстой по сравнению с реальным присутствием его сварливой бабули. Но, не имея никакого желания обсуждать это с Ястребом, Каминари ответил:       — Я знаю, что она первая начинает нападать. Однако вам, многоуважаемый господин, крылатый про-герой Ястреб, не обязательно ей отвечать.       Ястреб, вздёрнув брови, покачал головой вправо-влево и повёл его в сторону лифта с задумчивым видом.       — Давай без формальностей в обращении, ладно? — улыбнулся он, нажимая на кнопку лифта. — У нас не такая большая разница в возрасте. Плюс ты застрял со мной, и я хочу избежать всей этой иерархии, мне и так хватает этого в геройской работе... Считай, что я твой старший брат!       Каминари настороженно вошёл в лифт за Ястребом.       — Старший брат, — медленно повторил Каминари, физически ощущая, как сомнительно это звучит.       — О, гляди-ка, кто-то быстро учится!       Каминари промолчал, но вопреки желанию, реакция его организма заставила его вновь покраснеть, но на это раз не от стыда. Слышать похвалу от про-героя относительно его обучения было приятно, хоть это и не имело ничего общего с академическими предметами.       Выйдя из лифта, Ястреб повёл его по коридору и остановился возле одних из дверей, он вытащил из кармана ключ-карту и приложил её к сканеру в стене. Со щелчком дверь открылась. Ястреб приглашающим жестом велел войти Каминари внутрь.       Комната в тёплых и серых тонах была ничем не примечательна, однако здесь были все вещи для комфортного пребывания. Кровать, стол, стул, шкаф и настенные полки. Куда больше Каминари удивился, что внутри комнаты есть ещё одна дверь. Он ткнул туда пальцем, посмотрев на Ястреба.       — Ванна и туалет, — пояснил он из проёма дверей.       Каминари не думал дважды, прежде чем выпалить:       — Ты вампир или типа того? — ухмыльнулся он, и Ястреб в ответ издал тихий смешок, поэтому любая мысль о чрезмерном панибратском обращении покинула голову Каминари. Вместо этого он мысленно себя похвалил, потому что он быстро учится. — Без приглашения не войдёшь?       — Ценю твоё личное пространство, — пожал плечами Ястреб с лёгкой улыбкой. — Ну и к тому же я ещё не закончил с экскурсией, так что выходи обратно!       Каминари получил в руки ключ-карту и запер дверь, запоминая номер своей комнаты. Ястреб повёл его дальше по коридору к автомату с газировкой и закусками. Пока Ястреб возился с монетками в руках, Каминари, оглядываясь в коридор, спросил:       — За этими дверьми тоже кто-то живёт?       — Пока что, думаю, нет. Эй, тупая машина, отдай мне еду! — Ястреб пару раз похлопал автомат, но автомат просто сожрал его деньги. — Окей. — Из крыльев Ястреба отделилась пара перьев, и Каминари передёрнуло от воспоминания о том, как он летел над городом с помощью одного маленького пера под толстовкой. Сейчас перья скрылись внутри автомата, а после они вытащили через отверстие два напитка и несколько закусок. — Оу, чёрт, нужно было сделать это до того, как я показал твою комнату, а не после. Пошли обратно.       Они снова вернулись в комнату Каминари.       — Держи. — Ястреб, всё так же не переходя порог, передал ему в руки еду. Каминари кинул в него взгляд, полный непонимания. — Пока оформляются твои документы, путь в столовую и в некоторые другие места тебе закрыт. Но это ненадолго, завтра утром я уже должен получить твой пропуск, так что жди меня.       — Ты придёшь будить меня? — Каминари побросал еду на кровать.       — И послезавтра, и послепослезавтра… Говорю же, ты застрял со мной.       Закрывая дверь ключом-картой, Каминари поинтересовался:       — Почему ты думаешь, что я застрял с тобой, а не наоборот? Обычно присутствие младших братьев воспринимается как нежелательное.       — Давно хотел устроить себе внеплановый отпуск, так что буду возиться с тобой себе в радость. К тому же Сотриголова мне шею свернёт, если я не буду ежедневно присылать ему фото с твоим лицом. Ох, кстати об этом… — Ястреб выудил из кармана штанов телефон.       — Сотриголова? Учитель Айзава? — глупо спросил Каминари, а затем его ослепила вспышка. — Что ты делаешь?       — Отправляю фото твоего лица Сотриголове, очевидно. — Ястреб, улыбаясь, уже что-то печатал на экране (Через перчатку, но как это вообще возможно? О, наверняка это какая-то специальная ткань!..), а закончив, сунул телефон обратно в карман. Каминари всё это время не переставал пялиться. — Ой, ну ты же не думал, что за тобой не будут присматривать?       — Нет, я… ух. — Каминари помотал головой. Ему просто была странна мысль о том, что Айзава намерен присматривать за ним с помощью Ястреба. Такое внимание было не столько приятно, сколько поселяло в нём иррациональное чувство стыда и смущения. Он уже не так боялся Айзаву, как раньше, но несмотря на то, что учитель наговорил ему в палате больницы, он не хотел беспокоить его по пустякам. Затем он задумался о том, что Айзава наверняка был не прочь знать о результате своей работы, и потому Каминари осенило. — …так вот что подразумевалось под шансом, — себе под нос пробормотал он.       — А?       — Ничего! Всё круто! — поспешно ответил Каминари и выдавил из себя самую невинную улыбку.       Ястреб ну точно по-совиному склонил голову и моргнул; пожав плечами, он принялся вышагивать вперёд и отвёл Каминари к лестнице, они спустились к очередным дверям. На этот раз помещением оказалась небольшая библиотека.       — Не знаю, когда именно тебя ждут интенсивные тренировки; всё-таки им ещё нужно разработать для тебя план обучения… — На мгновенье взгляд Ястреба потемнел, но он быстро стёр реакцию с лица, изогнув уголки губ вверх и взмахнув рукой, описывая пространство со стеллажами. Это отвлекло Каминари от раздумий; он, впрочем, быстро терял сосредоточенность. — Но до этого момента ты можешь спокойно брать отсюда книги, чтобы скоротать время. Предлагаю начать прямо сейчас, потому что на данный момент экскурсия окончена.       Пауза.       — Для всего остального нужен пропуск? — уныло спросил Каминари. — Хлеба и зрелища кончились слишком быстро… — Он надеялся попялиться на тренировочные площадки или типа того. Ястреб просто ему улыбнулся.       Пока Каминари рылся в полках с книгами, он не отходил далеко от Ястреба, но, кажется, верно было и обратное; Ястреб почти ступал ему на пятки, пока заглядывал ему через плечо и одобрительно хмыкал на некоторые любовные романы, которые он брал в руки.       — Тут плохая концовка, — в какой-то момент прокомментировал Ястреб. — Он изменит ей, и она утопится в озере. Её тело-       — Спасибо за спойлер, — сухо ответил Каминари, кладя книгу обратно. И если бы не маленькое фанатское сердечко Каминари, то Ястреб бы только что потерял несколько очков репутации в его глазах.       — Оу… извини? — совершенно неискренне выдал Ястреб и встал с Каминари бок о бок. — Но разве тебе не хочется заранее знать, что будет?       Ястреб посмотрел на книги в полках и незатейливо провёл по ним пальцами, и Каминари показалось, что этот вопрос был глубже, чем предполагалось изначально. В первую очередь он подумал о Шинсо, и в его голове сразу же завихрились мысли. Он на протяжении дня старался не думать о Шинсо в частности и о тренировочном лагере в целом, но он не смог справиться с тяжёлыми мыслями тогда, когда сам он уже миновал опасность. Его мать и отец вряд ли теперь доберутся до него, Каминари так же избежал суд и теоретическое попадание в колонию для несовершеннолетних. Комиссия намерена сделать его героем и предоставила ему отдельную комнату с душевой и туалетом, Ястреб — его нянька на ближайшее время, а как только Каминари получит телефон, он позвонит бабушке по видеосвязи и свяжется с одноклассниками.       Но Шинсо… Неизвестно, что сейчас происходит с ним.       А что если Шинсо будет ожидать плохой конец? А что если его не спасут? А что если слова Айзавы о том, что Лиге лучше по отношению к Шинсо вести себя хорошо, поскольку именно такая вербовка будет самой удачной, правда? Какое будущее будет у Шинсо, если он…       Хочет ли Каминари знать ответы заранее?       — Нет, — ответил Каминари непоколебимо, потому что он, как и любой оптимист, надеялся на хороший исход. Потому что всегда лучше пережить взлёты и падения, сохраняя неуклонную веру в то, что концовка будет счастливой. Что бы ни случилось, Каминари хочет знать ответ лишь на один вопрос, заданный им ещё в лесу, когда Шинсо думал, что произошедшее — сон, но это могло подождать столько времени, сколько потребуется. Каминари резко мотнул головой, избавляясь от любой назойливой мысли. — Я не люблю спойлеры, так что не нужно-       — Ах, ты ранишь в самое сердце, — отозвался Ястреб с мнимым разочарованием. — Ты не такой солнечный, как я предполагал!       Отвлечь Каминари было слишком легко; из его груди вырвалось пару смешков.       — Ты путаешь меня с моим одноклассником.       — Хм?       — Мидория солнечный, а не я.       — Тот пацан с причёской брокколи? Помню-помню. Я смотрел спортивный фестиваль и… — Ястреб так и не окончил своё предложение, потому что его телефон начал издавать короткие звуки с беспорядочным интервалом. Кто-то бомбардировал его входящими сообщениями, и поэтому ему пришлось достать телефон из кармана.       Застенчивая улыбка, появившаяся на лице про-героя, заинтересовала Каминари. А по мере того, как взгляд Ястреба сиял всё ярче, пока он печатал что-то в ответ, побудило Каминари отвлечься от всего и начать наблюдать за ним с такой концентрацией, которую он мог лишь силком достать из собственного организма во время тестов и экзаменов. Кажется, Ястреб совершенно забыл о постороннем присутствии, продолжая с кем-то переписку и издавая весёлые смешки по ходу текстового разговора. Это заставило Каминари притихнуть и замереть, как статуя, не смея потянуться к очередной книге на полке. Каминари знал Ястреба меньше суток, но ему хватило внимательности для понимания того, что такое выражение лица у про-героя — редкость, какую не зафиксировало ни одно фото, гуляющее в интернете. Он полагал, что любой фотограф, следящий за про-героями, был бы готов пойти на что угодно, чтобы запечатлеть такого Ястреба. С кем он вообще переписывался?..       — Ох, — внезапно сказал Ястреб, оторвав взгляд от экрана телефона и заметив застывшего перед ним наблюдателя. Он положил телефон в карман и расслабленно (Каминари был уверен, что он просто хотел, чтобы так казалось) приложился боком к стеллажу, аккуратно сложив крыло. — Ты закончил?       Каминари поспешно отвернулся и взял первую попавшуюся книгу, чтобы добавить к тем двум, что у него уже были в руках. Пока Ястреб провожал его обратно до комнаты, он так и не выудил телефон из кармана, хотя сообщения не переставали сыпаться. Они почти прошли мимо автомата с напитками и едой, как Каминари резко остановился, прислушиваясь к собственному организму. Электричество в его теле слабо дёрнулось, по венам начало струиться тепло. Впервые с момента его пробуждения в больнице он почувствовал настолько мощный толчок собственной причуды.       — Каминари?       — Кажется, моё электричество постепенно возвращается ко мне. — Каминари одной рукой прижал книги к груди, а другую поднёс к лицу. В больнице ему удалось выдавить из себя всего пару жалких искр, но сейчас ладонь перед его глазами озарилась куда большим количеством света. Искры поползи вверх, скрываясь за тканью толстовки, и достигли его головы, плавно перетекая к другой руке и расползаясь по всему остальному телу.       — О чёрт, — выдохнул Ястреб. — Впечатляюще!       Каминари глянул на него; почему-то Ястреб выглядел уж слишком удивлённым тому факту, что у него просто на ладонях и, наверняка, на волосах, затанцевали искры электричества. Если бы с такой реакцией на него пялился пятилетний ребёнок с отрытым ртом, то вопросов бы не возникло.       — В чём дело?       — Посмотри на себя. — Ястреб указал пальцем в сторону автомата.       Каминари так и сделал, и то, что он увидел в отражении стекла, за которым едва виднелись напитки и закуски, заставило его отпрянуть, а руки ослабеть; книги посыпались на пол.       — Какого хрена! — испуганно вскрикнул он, а потом зажал рот ладонями, и, о боже... Не только его глаза, но и внутренняя часть его рта и вены на ладонях излучали яркий жёлтый цвет сквозь кожу.       — Оу, не паникуй!..       Каминари не мог исполнить просьбу Ястреба, потому что он заметил, что сонные артерии — ярёмные вены — по бокам от его шеи тоже были подсвечены, а в месте, где можно было измерить пульс, свет мерцал. Он медленно опустил ладонь к шее, очерчивая пальцами линию, и застыл от собственного предположения.       — Бля, — поражённо выдохнул он и резко оттянул край рукава к локтю. Вены на его руке тоже светились, одни — ярко, другие — слабо. Каминари не был знатоком анатомии, но сделал вывод, что «толстые» вены источали больше света, чем «тонкие». Может быть это кровеносные сосуды?..       — Ты похож на гирлянду.       Каминари поднял рассеянный взгляд на Ястреба.       — Что?       — Или точнее сказать, человека-гирлянду?       — Что?       — А ты можешь это контролировать? — Ястреб склонил голову, трогая короткую бородку с задумчивым видом. — Одну секунду — светись, вторую — не светись, третью снова светись и так далее. Если ты можешь это сделать, то из тебя получится рождественская ёлка. Обвесим тебя игрушками и поставим в центре города, чтобы детишек радовать. Звучит круто, а? — Ястреб показал Каминари большой палец вверх и криво улыбнулся.       Каминари шокировано пялился на него несколько секунд, а потом, вопреки тревоге, рассмеялся. Натянутая улыбка Ястреба разгладилась в более приятную и мягкую. Каминари, отбросив любую уродливую мысль из головы, снова посмотрел на своё отражение в стекле автомата и сосредоточился на потоках электричества, циркулирующих в его теле. Он вздохнул и размял ладонь, приказывая причуде уйти, и всё начало медленно пропадать. Его глаза снова стали обычными, из рта не излучалось света, а яркость жёлтых вен потухла и скрылась под бледной кожей.       К этому моменту Ястреб сгрёб книги с пола и уже протягивал их Каминари.       — Спасибо, — с лёгким поднятием уголков губ сказал Каминари, и благодарность была не только за книги.       Они дошли до его комнаты; ключ-карта была приложена к сканеру, и Каминари побросал книги на кровать к остальным вещам.       — Жди меня утром, а пока попробуй вытряхнуть из головы все переживания, — пожелал Ястреб, не переступая порог комнаты Каминари. — Споки-ноки!       И так же быстро, как Ястреб закрыл дверь комнаты, так же быстро Каминари вновь вернулся мыслями к тому, что случилось. Он стянул с себя толстовку, кинул её на спинку стула и тотчас же помчался к шкафу, где на дверце было длинное зеркало. Футболка с изображением Алого Бунтаря, любезно предоставленная ему Киришимой после использования причуды в битве с Мунфишем и после того, как он потерял сознание, поселила в нём ощущение дискомфорта. Дело было не в том, что он оказался абсолютно голым и многие видели его в таком виде. Каминари привык справляться со смущением в любом его проявлении, потому что он слишком часто оказывался в неловких ситуациях и для него это не было чем-то новым.       Каминари опустил дрожащие пальцы к подолу футболки. Его руки уже испещряли тонкие ломанные линии, и он размышлял, хочет ли он ещё раз посмотреть на то, что скрывается под тканью. В больнице он принял быстрый душ, и в помещении не было зеркала из-за мер безопасности, но его взгляд в какой-то момент опустился на его собственные грудь и живот, пока он мылил кожу, и то, что он увидел, захотелось сразу стереть из памяти.       Каминари знал, что в его случае выбраться живым — это удача, но было глупым полагать, что на нём не останется и следа. Одно из металлических зубьев Мунфиша насквозь пронзило плечо Каминари — там наверняка образуется шрам, — но некое божество решило, что этого недостаточно. Каминари зажмурился и вздёрнул футболку к шее, отсчитал три секунды и открыл глаза.       Скопление тонких паутинных линий — светлее, чем его кожа — начинало свой путь с центра его живота, ветвились к груди, в сторону бёдер, и огибали бока. Каминари повернулся, пытаясь поставить голову в такое положение, чтобы увидеть спину — помимо хаотичных линий каждый позвонок был выделен бледностью, по сравнению со здоровой кожей. Теперь он понял всю полноту обеспокоенных взглядов своих друзей, когда вернулся из душа, но тогда он не придал этому особого значения, во-первых, потому что его руки в больнице постоянно скрывались рукавами больничной рубашки, а после — толстовкой, во-вторых потому, что то, о чём он думал после принятия душа — было о суде, о ссоре с родителями, о Шинсо.       Сейчас он мог без чужого присутствия и отвлечения рассматривать новый вид своего тела. У его бабушки было что-то подобное на животе и бёдрах; когда Каминари был маленьким и впервые увидел свою бабушку в купальнике на пляже, он спросил, почему у неё такая кожа, и она объяснила ему, что её кожа была деформирована из-за беременности. Это называлось растяжками. То, что было на теле Каминари, имело больше схожести именно с растяжками, но он знал, что это были шрамы, полученные из-за сильного электрического разряда. Выжившие люди после удара молнии обзаводились узорчатыми шрамами на теле — фигурами Лихтенберга, — но Каминари думал, что люди, наделённые причудой электричества, никогда не будут иметь на своём теле что-то подобное. Он никогда не думал, что с его мощным беспорядочным разрядом в миллион триста вольт… И тут он понял, каким же глупым он был. Каминари вспомнил битву с Мунфишем; энергия пришла к нему из неизвестного направления, когда в его теле больше не было и искры, и он поднял себя и злодея над землёй в электрическую сферу — шаровую молнию.       Если миллион триста вольт — больше не предел, то понятно, почему на его теле есть шрамы. Иногда в стрессовых ситуациях люди могли открыть новые возможности своей причуды. Иногда это имело последствия. Каминари поражённо ахнул от этой мысли, и электричество отреагировало на его эмоцию: ветвистые шрамы вспыхнули ярким жёлтым цветом, пробиваясь сквозь кожу. Он выпустил футболку из рук и погрузил лицо в ладони, сильно зажмуриваясь.       Ему нужен был телефон. Он хотел позвонить бабушке, или Ашидо, или Серо, он хотел вернуть Ястреба обратно, он хотел, чтобы кто-угодно из близких людей был сейчас с ним. Но за окном уже были сумерки, а выходить в коридор и делиться своими сложными мыслями со случайным человеком он не намеревался.       Он выдохнул. Каминари выключил свет в комнате, стянул кеды с ног, залез под одеяло, оттолкнул ногами банки с газировкой, закуски и книги к изножью кровати, и закрыл глаза; сон забрал его довольно быстро.       ***       — Не выспался?       Каминари ощущал усталость, но вопреки всему — он выспался. Ястреб ломился в дверь Каминари в девять утра. В помещение перья внесли несколько сумок с вещами от бабушки, и Каминари едва хватило двадцати минут, чтобы привести себя в порядок и надеть чистую одежду. Однако футболку Киришимы с Алым Бунтарём он всё равно напялил — он слишком остро почувствовал одиночество сегодня утром, но футболка скрылась под толстовкой, и от этого становилось немного грустно. В его кармане также был телефон, но пока что он даже не смог его разблокировать — Ястреб настаивал его поторопиться, сказав, чтобы он съел пару закусок, потому что в столовую они уже не успеют.       Помимо ключа-карты Каминари обзавёлся пропуском с фотографией своего лица. Эта же фотография была на пропуске Юэй. Пока они шли по коридору, изредка Ястреб махал людям в деловых костюмах, а Каминари коротко им кивал, не зная, что ещё предпринять в сторону незнакомцев.       — Я настолько плохо выгляжу? — спросил Каминари, и Ястреб пожал плечами. Это не воодушевляло. Возможно, Каминари заметил у себя небольшие тени под глазами, когда смотрелся в зеркало, но не думал, что это так заметно.       Ястреб остановился у дверей, пару раз стукнув по дереву, он вошёл, и Каминари последовал за ним.       — Эй, приветик! А вот и мы!       Из-за раскинутых красных крыльев Каминари не смог разглядеть человека, ожидавшего их, но он услышал мужской низкий голос.       — Ты принёс мне кофе?       — Как только оставлю Каминари здесь, сразу же слетаю в твою любимую кофейню!       Каминари к этому моменту уже обогнул крылья Ястреба. Мужчина, сидящий за столом в куче бумаг и выглядящий так, будто по нему проехался как минимум автобус, поприветствовал его вялым кивком, и Каминари неловко выдавил «здравствуйте».       — Мэра Йокумиру. Просто Мэра. Садись. — Чёрный костюм на худощавом Мэре выглядел на два размера больше положенного, его светло-русые волосы были растрёпаны так сильно, что казалось, будто у него овальная голова в форме дыни. — Ястреб, раз уж у тебя внеплановый отпуск, то слетай в другую мою любимую кофейню.       Каминари аккуратно присел на стул за стол Мэры; его ладони вспотели.       — Но этой другой конец города!       — И возьми фруктовые пончики, — равнодушно к возмущениям Ястреба сказал Мэра и направил усталый взгляд на Каминари, оглядывая его лицо. — Ему тоже не помешает сахар для бодрости.       Каминари ощутил, как к щекам прилила кровь, когда Ястреб беззаботно рассмеялся.       — Ладно. — Вместо того, чтобы выйти за дверь, Ястреб открыл окно, влез в него и взмахнул крыльями. При этом Мэра испустил усталый вздох, когда пара листов бумаги с его стола упали на пол, и потёр виски.       — Закрой окно, пожалуйста.       После исполненной просьбы Каминари сел обратно; Мэра уже что-то щёлкал на компьютере, затем зажужжал принтер и начал выплёвывать бумаги. Мэра откинулся на спинку стула и посмотрел на Каминари.       — Ты подписал контракт с Геройской Комиссией.       Каминари не мог понять причины, по которой сказанное ввело его в ступор. Было ли дело в том, что Мэра смотрел на него взглядом дохлой рыбы — вполне возможно.       — Угу, поэтому я здесь?..       Мэра продолжал на него смотреть, и это нервировало Каминари. Он потёр вспотевшие ладони о ткань штанов.       — Ты прибавил мне работы. — Это не звучало раздражительно, скорее было похоже на смирение человека, которому из раза в раз подкидывали работу, а он ничего не мог с этим сделать. И, о боже, Каминари понял. Мэра и кофе. Мэра и взгляд дохлой рыбы, и эти усталые вздохи. Мэра и его комментарий о том, что какому-то несчастному ребёнку нужны пончики не меньше, чем ему самому.       Мэра — это клон Айзавы.       Каминари потрясённо фыркнул от этой мысли, а Мэра вздёрнул бровь, задавая немой вопрос.       — Вы просто кое-кого мне напомнили, — сказал Каминари.       Вместо ответа Мэра вытащил внушительную стопку бумаг из принтера и протянул её Каминари.       — Посмотрим, будешь ли ты и дальше улыбаться. Здесь двести девяносто шесть вопросов, на которые ты постараешься ответить.       — Сколько? — пропищал Каминари, теряя любой намёк на улыбку.       — Двести девяносто шесть, — послушно повторил Мэра, и Каминари с опаской взял бумаги в руки. — Вопросы из разных областей, не на все из них ты сможешь ответить, так что не сиди долго над тем, что ты не знаешь.       Каминари дал себе минуту на то, чтобы тупо попялиться на бумаги. Он не сомневался в том, что его будут тестировать, но он надеялся, что всё ограничиться тестированием его причуды или типа того.       — А где потеряли ещё четыре вопроса?       — Хм?       — Ну, знаете, красивое число и всё такое.       — Хочешь, чтобы я добавил ещё четыре вопроса для того, чтобы было красиво?       — ...нет?       ***       Примерно через час Каминари начал паниковать; его нога под столом дрыгалась на манер землетрясения, он съел пару заусенцев, слизал кровь с пальцев и погрыз ногти; ладони не переставали потеть и всё время потирались о ткань штанов. Вопросы были школьными, но у него всегда были проблемы со школой. Раздел математики был практически полностью пропущен, а это целых пятьдесят вопросов из почти трёх сотен. А что будет, если он не пройдёт этот тест? Это повлияет на его пребывание в Геройской Комиссии? А вдруг они решат расторгнуть контракт в одностороннем порядке? Как он будет выкручиваться из ситуации с дохлым Мунфишем, если он больше не будет под опекой Комиссии? Он попадёт в колонию? Тодороки всё ещё захочет претворить в жизнь план с побегом?..       — У меня трясётся стол, — заявил Мэра ровным тоном.       Каминари хлопнул себя по ноге.       — Извините!       Мэра вздохнул.       — Дай мне.       Каминари уныло подвинул стопку бумаг по столу, размышляя, хватит ли у него сил пережить предстоящий позор. Но Мэра, осмотрев равнодушным взглядом его редкие почеркушки на первых страницах, молча вытянул половину бумаг и передал ему вторую половину.       С замешательством Каминари снова углубился в тест, и на этот раз вместо паники им овладело удивление. Вопросы были другого типа и почти не имели связи со школьными предметами. Некоторые были на логику, другие — на эрудицию. По мере осмотра текста, Каминари не покидало ощущение, что часть вопросов просто была случайной, как если бы его бабушка начала говорить что-то невпопад, из-за чего Каминари так или иначе был бы с неё в глубочайшем шоке.       В любом случае, это было лучше математики, так что Каминари с воодушевлением начал записывать первый ответ, а затем второй, третий и так далее. И видя перед собой полностью заполненный лист, он с улыбкой на лице переходил к следующей странице.       Когда он заканчивал заполнять третий лист, послышался хлопок и какой-то скрежет. Мэра вскинул голову с экрана компьютера и посмотрел в сторону, Каминари проследил за его взглядом: Ястреб, махая крыльями, был по ту сторону окна, напитки и несколько бумажных пакетов левитировали в воздухе, но присмотревшись, Каминари заметил очертания перьев, поддерживающих эти вещи. Упс, Каминари же закрыл окно! Но едва он успел обдумать мысль о том, чтобы встать и помочь Ястребу, как Ястреб решительно вытащил из крыла длинное перо и начал усердно ковырять им окно. Мэра издал сухой, еле слышный смешок и вернулся взглядом к экрану компьютера. Каминари продолжал пялиться в окно, потому что его забавляла ситуация. И, что ж, окна в здании Геройской Комиссии либо полный отстой, либо Ястреб очень изобретателен; возможно, верны оба варианта, потому что ему удалось оказаться внутри.       — Вау, — выдохнул Каминари. — Ты использовал перо в качестве лома!       Напитки и бумажные пакеты плавно приземлились на стол.       — Люблю пользоваться клинком-пером, как способ влезть туда, где меня очень сильно ждут. Или не ждут, если вы злодеи. — Ястреб самодовольно выпятил грудь.       — Выпендрёжник, — обозвал его Мэра, уже вгрызаясь в пончик. — Ты долго.       — Пока летел в кофейню, скрутил парочку злодеев, а потом ждал полицейских, — пожал плечами Ястреб и подвинул стул, чтобы сесть за стол. Одно из его крыльев, словно плащ, нависло над Каминари. — Даже с отпуском нет мне покоя, — вздохнул он. — Ладно, приятного аппетита!       Каминари открыл один из бумажных пакетов, но пончиков там не обнаружил. Ястреб украл у него пакет с куриными ножками в панировке и обменял его на пакет с пончиками, затягивая Мэру в разговор, который Каминари не понимал, потому что там звучали какие-то серьёзные слова типа «бюрократии». В любом случае Каминари был намерен поесть быстро и обратно приступить к этому странному тестированию. Так и произошло. Мэра, воспользовавшись свободным временем Ястреба, подкинул ему бумажной работы, чтобы облегчить себе жизнь. (Ястреб не облегчил ему жизнь, потому что постоянно отвечал на сообщения). Тут и там раздавались шорохи, но каждый молчал, поэтому Каминари мог более-менее сосредоточиться.       ***       Вечером, после экскурсии от Ястреба и ужина в столовой, Каминари наконец созвонился со своей бабушкой по видеосвязи. То, как быстро она приняла звонок, впечатлило его и подсказало ему, что она весь день таскала с собой телефон, чтобы не пропустить звонок. У Каминари сжалось сердце от того, насколько это было приятно. Она расспросила его о первом дне пребывания под опекой Геройской Комиссии, и он рассказал ей о знакомстве с Мэрой и о тестировании. Он сообщил о том, что спортивный комплекс на нулевом этаже был настолько громадным по площади, что даже сравнил его с футбольным полем. Он не мог перестать болтать о канатах, свисающих с потолка, блестящих беговых дорожках и велотренажёрах, аккуратно поставленных в один ряд вдоль одной из стен, о секции для бокса, о скалодроме, который был вмонтирован в стену под углом с кучей цветных уступов разного размера. Больше всего Каминари понравился бассейн, но он не стал говорить об этом бабушке, потому что хотел избежать вопросов о том, будет ли он там плавать. Не со всеми этими шрамами, которые теперь покрывают его тело.       Каминари похвастался пропуском, сообщая, что на любую тренировочную площадку он может попасть, приложив пропуск к одному из сканеров, рядом с которыми патрулировали охранники. Охранники были на каждом этаже, но люди в деловых костюмах их не замечали, но Каминари такое количество людей с дубинками было в новинку.       — Всё-таки это здание Геройской Комиссии, не удивительно, что там полно охраны, — высказалась его бабушка, и Каминари согласился.       Так как Ястреб сначала отвёл Каминари смотреть спортивный комплекс вместо ужина, то в столовой им встретилось всего несколько припозднившихся человек. Но помимо таких же опоздавших на ужин, как он и Ястреб, работников кухни не было видно вообще. Еду люди выбирали на кассах самообслуживания, и вместо банковской карты нужно было приложить пропуск, после чего еду можно было забрать из специальных отсеков в стене. Всё в здании Комиссии было оборудовано по высшему разряду и выглядело дорого. Даже люди. Если бы Каминари не утаивал своих ощущений от бабушки, он бы сказал ей, что в своей одежде он выглядел как бродяга среди всех этих деловых костюмов, атласных галстуков, сверкающих часов и ярких колье. Именно раздумья о роскоши и о высоком статусе подняли в нём вопрос о родителях.       — Мама и папа связывались с тобой? — Каминари сел к изголовью кровати. Его бабушка по ту сторону экрана скривилась в лице, и после повисло молчание. Каминари увёл взгляд и начал ковырять подол футболки, где клеевое изображение Алого Бунтаря из-за частой носки и стирки начало отслаиваться от ткани. Киришима любил эту футболку. — Ты им вообще говорила, где я?       — Они хотят отказаться от опеки над тобой.       Каминари, не поднимая взгляда, грустно усмехнулся. Если бы его родители знали, что он теперь станет героем с помощью Геройской Комиссии, они бы ухватились за этот шанс, чтобы хвастаться своим сыном перед кучей серьёзных людей. Но его родители даже не подождали новостей о нём, как уже решили отказаться от него.       — Мне и тебя хватит, — сказал Каминари, и его бабушка тяжело вздохнула. — А ты можешь отправить курьером мою электрогитару? Я тут думал, что было бы неплохо в свободное время вновь начать тренькать всякие мелодии…       Больше о родителях не было сказано и слова. Каминари ещё немного поболтал с бабушкой, прежде чем пообещать ей позвонить завтра, и попрощался. Он проверил чаты и заметил, что одноклассники написали ему лично с вопросами о том, всё ли с ним в порядке. Он не знал, может ли сказать своим одноклассникам, что он теперь не будет учиться с ними, и поэтому на долгую минуту завис, прокручивая сообщения вверх и вниз, пока не решил позвонить Айзаве.       — Видеосвязь? — пробурчал усталый голос, и Каминари метнул взгляд к экрану. Айзава с растрёпанными волосами подносил к губам кружку, наверняка с кофе. На заднем плане Каминари заметил буфеты и кусок плиты со сковородкой. Почему Айзава не живёт в берлоге?.. Ох, точно-точно! Каминари припоминает, как Айзава после инцидента в торговом центре подвозил Шинсо и Эри до своего дома, а после увёз Каминари в полицейский участок для дачи показаний. Ух… было плохой идеей звонить Айзаве, потому что теперь Каминари снова вспомнил о Шинсо, и… — Электрический ребёнок?       — Ой! — спохватился Каминари. — Я случайно! Могу перезвонить? Я вас не отвлекаю?       — Не отвлекаешь. — Айзава к чему-то прислонил телефон, и теперь Каминари видел его по пояс. Перезванивать не было нужды. — Освоился на новом месте?       Каминари сощурился в экран.       — Ястреб присылает вам мои фотки.       Сегодня Айзава должен был получить фотографию, где Каминари жевал лапшу с тефтельками и овощами.       — Это не ответ на мой вопрос. — Айзава невозмутимо отпил глоток из кружки, будто бы не он следил за Каминари таким радикальным способом. — Но ладно. Слышал, ты познакомился кое с кем.       Каминари решил, что его бабушке нужно знать о том, что Ястреб не павлин и не голубь, а самое настоящее трепло.       — Ага. Этот кое-кто очень на вас похож.       Айзава фыркнул в кружку.       — Я знаком с Мэрой. Удивительно, что кто-то может выглядеть хуже, чем я, — сказал Айзава, и на этот раз фырканье послышалось от Каминари. — Не думаю, что ты позвонил мне просто так. Что-то случилось?       Каминари опустил взгляд, начиная снова ковырять клеевое изображение Алого Бунтаря. Хорошо, что Айзава видел только его лицо и шею, а не руки со шрамами. Айзава терпеливо ждал в течении минуты, но хватило лишь тихого звука стукающей кружки о стол, чтобы Каминари наконец пришёл в себя и заговорил:       — Контракт, который я подписал, не обязывает меня скрывать случившееся, но я интересуюсь с точки зрения морали, и не знаю, что сказать одноклассникам. — Если он сообщит, что теперь находится под опекой Геройской Комиссии, то так или иначе кто-то спросит, почему так вышло. — Я не имею понятия, кто кроме тех, кто был в больнице, знают о том, что я… — Каминари замолчал, мотнув головой. — Я не знаю, сколько правды могу сказать остальным. И даже если я могу рассказать им всё, то не думаю, что... — Он вздохнул. — Ястреб делился со мной и бабушкой о том, что может сделать Комиссия и СМИ в отношении меня. Они всё равно узнают это из телевизора, да? Но я не… — Каминари сделал глубокий вздох. — Я не думаю, что готов сказать им. В любой момент времени.       Чувство вины грызло его внутренности. Даже если Каминари убил серийного убийцу, маньяка, психа, даже с учётом того, что Мунфишу светила смертная казнь, он не хотел лишать его жизни.       — Каминари.       Он никогда не хотел быть палачом.       — Каминари.       Он не хотел думать о том, какие мысли будут в головах у его одноклассников — друзей, — когда они будут думать о нём, как об убийце.       — Денки.       Каминари вернул взгляд к телефону и несколько секунд смотрел на Айзаву, удивлённый тем, что он использовал его имя.       — Я в любом случае намеревался обсудить после летних каникул с классом то, что случилось в тренировочном лагере. И то, что случилось с тобой — тоже.       — Ох.       В таком случае Каминари мог просто уйти на дно и дождаться, когда новые сообщения взорвут его телефон.       — В данный момент ты можешь просто сказать им о том, что с тобой всё в порядке. Думаю, Тодороки об этом точно нужно знать, особенно с учётом того, что он при мне высказался о том, что замышляет твой побег.       — О боже… — Каминари потёр переносицу.       — Он даже хотел прибегнуть к помощи своего отца, — добавил Айзава, и Каминари на секунду нахмурился, но быстро стёр выражение своего лица. Даже если Айзава заметил это, он не выдал себя и продолжил.       — Джиро хотела воспользоваться преимуществом своей причуды, работающей автономно, и обойти тем самым закон об использовании причуды в общественном месте, чтобы подслушать всякие вещи, повсюду таскаясь со мной.       Каминари округлил рот.       — Яойорозу готова была опустошить свой личный счёт в банке и нанять тебе какого-то крутого адвоката своей семьи.       Каминари вздёрнул брови.       — Бакуго-       — У его родителей есть связи в СМИ!       Айзава кивнул с едва заметной ухмылкой.       — Твоя бабушка предлагала мне взятку.       — Что?!       — Киришима готов был оказать тебе всю свою моральную поддержку.       Каминари, минуя информацию о фокусах своей бабушки, с теплом улыбнулся.       — Он отдал мне свою футболку. Навсегда! — Каминари вытянул руку с телефоном вперёд и выпятил грудь, тыкая в клеевой принт. — С Алым Бунтарём. Он же обожает его. Это его любимый герой! — И затем на Каминари нахлынуло чувство стыда; его взгляд потух. — …я должен больше доверять им всем, да?       Они столько всего хотели сделать ради него, а Каминари такой неблагодарный. Он даже не мог написать тем из них, кто был в больнице и знал больше других одноклассников. Каким другом он был? Вряд ли хорошим.       — Я не думаю, что дело в одном лишь доверии, — ответил Айзава, зачесав непослушную прядь волос за ухо. Каминари сжал телефон обеими ладонями и подогнул колени к груди. — Ты боишься того, что могут сказать тебе некоторые из твоих одноклассников, боишься последствий, но их в любом случае не избежать. Сейчас у тебя есть два варианта — справиться самому с этим или дать горстку своего доверия мне и дождаться конца летних каникул, где я сам им всё расскажу.       Каминари поджал губы.       — Мне так или иначе будет больно.       — Верно, — кивнул Айзава, — но ты справишься с этим.       Каминари посмотрел в экран телефона; взгляд Айзавы хоть и был направлен в бездушную камеру, но Каминари всё равно мог ощутить его присутствие, как тогда, в больнице, где его учитель сел рядом с ним совсем близко. Когда-то Айзава вызывал в нём страх, но чем больше он узнавал мужчину, тем больше проникался к нему симпатией. Каминари вспомнил тренировочный лагерь и ту тренировку с пьяным кунг-фу, где Айзава показал мастерство боевого искусства ему, Тодороки и Аояме. Была куча неожиданных довольных ухмылок от Айзавы, где трое могли вполне расслабиться и дать себе волю в том, чтобы нарушать все мыслимые и немыслимые правила боя. Было много смеха, исходящего от Каминари и Аоямы, когда они видели Тодороки, который нелепо пытался следовать пьяной походке. Но затем приятное воспоминание заместилось другим воспоминанием о том, как тренировочный лагерь закончился.       — Я напишу тем, кто был в больнице со мной, но… — он замолчал.       — Я понял тебя, — мягко послышалось от Айзавы, когда произошла заминка, и Каминари выдавил из себя мелкую улыбку.       — Наверное, это всё?       — Зависит от тебя. Хочешь ещё о чём-то со мной поболтать?       Каминари увёл взгляд.       — Есть ли о Лиге новости, о которых вы можете мне сказать? — тихо спросил он, думая, что Айзава поймёт, что в первую очередь он спрашивает о Шинсо.       Вздох по ту сторону экрана побудил Каминари вернуть взгляд к телефону. Айзава смотрел куда-то вне камеры, слегка нахмурив брови, и, казалось, он искал нужные слова для отказа.       — Ты помнишь, — вопреки всему начал Айзава, и Каминари приблизил телефон к лицу, будто бы этим жестом он мог прислушаться к чужому притихшему голосу. Айзава долго молчал, явно подбирая последующие слова, и, спустя некоторое время устремив взгляд обратно к Каминари, остановился на аккуратном дополнении: — о какой догадке о Лиге ты мне сказал в больнице?       Каминари понадобилось мгновенье на то, чтобы выудить из недр своего мозга нелепое предположение о том, что Лига будет вести себя по отношению к Шинсо более, чем хорошо, чтобы завербовать его, и закивал так часто, словно был лапой фигурки Манэки-нэко. Айзава больше ничего ему не ответил, а просто смотрел на него ровным взглядом. И Каминари понял; что-то явно произошло, что-то, о чём ему не мог сказать Айзава, но одного лишь намёка хватило, чтобы Каминари осознал — Шинсо жив, и его где-то заметили, скорее всего в окружении Лиги. В окружении злодеев, которые не были намерены ему навредить.       Из Каминари вырвался шаткий вздох, по его телу пробежалось тепло, и ему стало так легко, будто бы всё остальное больше не имело значения.       — Спасибо, — тихо сказал Каминари с расцветающей улыбкой на лице.       Когда разговор закончился, Каминари на воодушевлении отправил сообщение Тодороки и коротко поделился с ним тем, что с ним всё хорошо и теперь он под опекой Геройской Комиссии, поэтому: «Даже не думай о плане с побегом!», на что получил в ответ красноречивое: «О, я понял».       ***       Следующим утром Мэра снова безжалостно отправил Ястреба за кофе и пончиками на другой конец города. И несмотря на то, что Каминари позавтракал в столовой — где было безлюдно, потому что Ястреб не разбудил Каминари вовремя — от пончиков он отказываться не стал, потому что по какой-то причине ему думалось, что Мэра хотел накормить его, словно бездомную кошку.       Мэра слишком долго щёлкал что-то на своём компьютере, поэтому Каминари заскучал и выудил телефон из кармана. Вчера он так и не отправил сообщения кому-то, кроме Тодороки, лишь почитал несколько глав любовного романа и принял душ перед сном, раздумывая о Шинсо. И хотя Каминари всё ещё беспокоился и задавался множеством вопросов, на душе ему было легко. Ястреб с утра даже прокомментировал его посвежевший вид и долго на него смотрел в намёке на то, что Каминари поделится с ним, почему так вышло. На что Каминари отмахнулся, сказав, что одна из книг подняла ему настроение, что было наполовину правдой, поэтому никаких угрызений совести он не ощутил.       Каминари снова просмотрел чаты, раздумывая над тем, написать ли Киришиме, но он так долго не решался открыть чат, что Мэра уже закончил и отвлёк его движением ладони.       — У тебя большие проблемы с усвоением школьного материала, — сказал он, откидываясь на спинку стула с бумагами, где было тестирование, и Каминари с кислым видом убрал телефон в карман, вспоминая, что первую половину теста он так и не закончил. — Но при этом ты знаешь, в чём состоит преимущество револьвера над самозарядным пистолетом.       Однажды Каминари смотрел передачу по телевизору, и ему показался интересным тот факт, что револьвер может выстрелить после осечки, нужно было лишь повторно нажать на спусковой крючок. Он так же видел реализацию этого в фильме про допричудную эпоху, где персонаж с револьвером смог выстрелить в другого персонажа, у которого тоже произошла осечка, но в пистолете, и тому пришлось отвести затвор пистолета для удаления из патронника несработавшего заряда. Револьвер победил.       — «Как открыть алюминиевый замок?» — зачитал Мэра с листка бумаги. — Задача на логику, и самым логичным ответом было использовать ключ.       — Если это правильный ответ, то зачем упоминать, что замок алюминиевый? — спросил Каминари, желая, чтобы земля его поглотила из-за нахлынувшего стыда. Ввязываться в спор со взрослым человеком — не то, что он хотел.       — Я сказал «логичный», а не «правильный», — спокойно поправил Мэра. — Твой ответ тоже верен. Ты определённо откроешь алюминиевый замок, разрушив его галлием.       — О, ладно, — смущённо пробормотал Каминари. Мэра перевернул страницу.       — Ты не смог записать формулу, при которой можно найти площадь фигуры, — сказал Мэра. Видимо, тестирование в его руках было перемешано между собой, потому что это точно задача из первой половины бумаг. Тем временем Каминари ненавидел математику каждой частичкой своего существа, и особенно раздел геометрии. Он не любил все эти формулы и абсолютно их не запоминал.       — Как вы и сказали, у меня проблемы с усвоением школьного материала, — уныло заметил Каминари.       Мэра мельком взглянул на него.       — Спешу заметить, что твой примитивный подход уровня младшеклашки помог тебе дать правильный ответ.       Каминари высчитал площадь фигуры, потому что фигура была вписана в клетки, а он просто их посчитал и использовал математические примеры сложения и вычитания. Вот уж точно, примитивный подход уровня младшеклашки.       — Твои базовые знания по физике оставляют желать лучшего, — продолжил Мэра. — Ты едва описал, что такое молекула и атом, но при этом довольно подробно объяснил, что такое гравитация и скорость света. Ты так же довольно много знаешь об электропроводимости металлов. — Он положил бумаги на стол и подпёр подбородок рукой, смотря на Каминари задумчивым взглядом. — В школах не изучают философию, но ты осведомлён о том, в чём заключается суть Бритвы Оккама. Полагаю, из-за этого задачки на логику дались тебе так легко: ты не стал искать сложные ответы, а выдавал первое просто решение.       — Кроме галлия, — подметил Каминари, и Мэра кивнул.       — Лёгкие вопросы вызывают у тебя трудности, а сложные, напротив, не вызывают у тебя особых проблем. Твои знания довольно разрозненны.       Каминари подождал пару мгновений, прежде чем в нетерпении выпалить:       — Так я сдал экзамен? Тест? Что это вообще было?       Мэра вздёрнул бровь, впервые за утро показывая настолько яркую эмоцию, и в этот же момент распахнулась дверь, а в помещение влетели бумажные пакеты и напитки, поддерживаемые перьями.       — Это просто оценка твоих знаний, чтобы Комиссия выделила для тебя нужных репетиторов, — тем не менее сказал Мэра, и Каминари вернул к нему взгляд, открывая рот для вопроса, но он так и не успел ничего сказать.       — Каминари.       При звучании этого голоса ему пришлось резко повернуть голову. Тодороки, облачённый в спортивную форму Юэй и с перекинутой сумкой через плечо, спокойно прошёл вслед за Ястребом и кивнул Мэре в качестве приветствия, а для Каминари вздёрнул уголок губы в намёке на улыбку. Но Каминари не смог издать и звука, потому что позади них двоих высился Старатель; во всём своём величии он неизменно использовал огонь на лице и вокруг некоторых частей своего геройского костюма.       — Увидел этих двоих внизу и решил спуститься к ним, чтобы познакомиться! — улыбнулся Ястреб, жуя куриную ножку.       — Чем могу помочь? — спросил Мэра, посмотрев на Тодороки, но остановив взгляд на Старателе.       — Мой сын-       — Я слышал, что у вас есть тренировочные площадки не хуже, чем в Юэй, — бесцеремонно перебил Тодороки своего отца. Старатель слегка сдвинул брови, смотря на сына, но не было похоже, что он зол или раздражён. Скорее он был слегка смущён.       — Мы хотим-       — Я пришёл потренироваться. И если возможно, я бы хотел провести тренировку вдвоём с Каминари. Если он свободен. Пожалуйста. Спасибо.       Ястреб фыркнул и чуть не подавился засунутой в рот куриной ножкой, тем временем Старатель, более смущённый, взглянул на Каминари и нахмурился.       — Шото-       — Каминари свободен? — Взгляд Тодороки не отрывался от Мэры в течение всего диалога. Ястреб использовал поедание куриных ножек как попкорн; удивительно, насколько он мог быть тихим, когда вокруг него разворачивалось что-то подобное.       — Да, мы как раз закончили.       — Хорошо.       — Есть желание потренироваться? — обратился Мэра к Каминари, и тот тупо кивнул. Мэра вновь вернул взгляд к Тодороки. — Так как все кураторы в отпуске до конца летних каникул, то вам двоим в любом случае понадобится присмотр.       Тодороки поджал губы, явно не ощущая себя счастливым от этой новости.       — Я присмотрю за ними. — На этот раз Старателю удалось закончить предложение.       Мэра жестом показал Каминари, что он свободен.       — …у меня нет спортивной формы, — выдавил из себя Каминари, вставая со стула.       — Я взял свою старую для тебя, — решительно сказал Тодороки и похлопал по сумке. Позади него Старатель состроил такое сложное лицо с признаками замешательства, будто бы он не ожидал такого от своего сына. Впрочем, он быстро приобрёл обычный, величественно-сдержанный вид, словно ничто не было способно его взволновать.       В коридоре Старатель и Ястреб шли впереди, рядом с ними левитировали напиток и бумажный пакет с пончиками для Каминари, пока позади них Тодороки явно пытался замедлить шаг и создать большое расстояние.       — Я хотел, чтобы мы были только вдвоём, — тихо сказал Тодороки, его нос слегка сморщился, а его взгляд безошибочно покосился на впереди идущего отца.       — Я могу переодеться в своей комнате, а не на тренировочной площадке. Тогда мы на некоторое время-       — Мы пойдём в комнату Каминари, — чуть громче сказал Тодороки, и Старатель с Ястребом обернулись. — Ему нужно переодеться.       — Оки-доки! Каминари знает, где тренировочные площадки! — Почему-то Ястреб выглядел уж очень довольным таким развитием событий, чего нельзя было сказать о нахмурившемся Старателе.       Спустя недолгих три минуты Тодороки оказался в комнате Каминари.       — Твой отец, кажется, думал, что тренировка будет лишь для вас двоих, — высказался Каминари, всю дорогу до этого храня задумчивое молчание.       Тодороки выудил из сумки старую спортивную форму Юэй и передал её Каминари. В подмышке и на краешке штанины были дырки. Было это случайным совпадением или Тодороки обладал предусмотрительностью и тактом, но рукава оказались длинными, чему Каминари обрадовался, потому что светить шрамами лишний раз ему не хотелось.       — Когда-то он говорил о том, что если я захочу, то он отведёт меня на тренировочную площадку Комиссии. Он сам виноват в том, что не уточнил у меня детали, — спокойно поделился Тодороки своими мыслями.       Каминари прижал одежду к груди. Зная некоторые вещи о семье Тодороки, а именно те, где Старатель доводил пятилетнего сына до синяков и изнеможения на тренировке, ему становилось несколько тревожно. Так же после того, как Тодороки признался ему в летнем лагере о том, что его мать вышла замуж по расчёту за его отца, чтобы в их семье появились дети с сильными причудами, Каминари невольно прокручивал некоторые события в своей голове. Примечательным казалось также и то, что Тодороки не упоминал свою маму. Поначалу Тодороки предпочитал свой лёд огню, но это изменилось после спортивного фестиваля — Мидория точно что-то сделал с Тодороки во время их битвы, но Каминари не нужно было знать детали, чтобы понимать, откуда у Тодороки появилась ненависть к огню.       — …сделает ли он что-то за то, что ты обломал его ожидания? — осторожно спросил Каминари.       Они так и стояли в центре комнаты, и чем больше Тодороки молчал, тем больше у Каминари появлялось мурашек на теле.       — Да.       Каминари поджал губы.       — Что именно он может сделать? — выдавил из себя он.       — Он, скорее всего, будет много ворчать. — Тодороки слегка нахмурился, посмотрев в сторону, и скрестил руки на груди, пока Каминари просто округлил на него взгляд.       — Ворчать? — Каминари не смог справиться с недоверием в голосе, но, кажется, Тодороки этого не заметил, поскольку сразу ответил:       — В последнее время он… только и делает, что ворчит без умолку. Он использует много слов. Он стал очень странным. Ему также как будто всё равно на то, что я делаю. Я не понимаю его. Это сбивает с толку.       Каминари склонил голову, часть тревоги сошла на нет, потому что Тодороки сказал так много слов за раз, что это невольно замещало другие эмоции.       — Как ты пришёл к выводу, что ему всё равно?       Морщинка между бровями Тодороки стала глубже.       — Я вчера пожарил себе картошку. Много. Я думал, он вернётся позже после своего патруля. Он зашёл на кухню, когда я ел картошку прямо со сковородки. Раньше он мог просто забрать у меня еду и выкинуть её в мусорку, ссылаясь на то, что я как будущий герой должен соблюдать диету. Но вчера он просто пожелал мне приятного аппетита и оставил меня одного.       По меркам Каминари это не очень походило на равнодушие со стороны Старателя, но Тодороки было виднее. Однако Каминари узнал новую информацию. Старатель раньше явно из «лучших» побуждений забирал еду своего сына и выкидывал её, а сегодня Тодороки перебивал своего отца, точно зная, что за это он получит лишь ворчание в ответ. Что наводило Каминари на другую мысль — как долго такое поведение со стороны Старателя продолжается? Каминари мог бы предположить, что всё из-за того, что Тодороки участвовал в битвах против злодеев в тренировочном лагере, и поэтому Старатель вёл себя так сдержано из-за шокирующего события, но по словам Тодороки такое происходит в «последнее время». Если бы это началось лишь чуть меньше недели назад, вряд ли бы Тодороки начал перечить отцу так рано. Зная, что у Тодороки плохо обстоят дела с намёками, Каминари ничего не оставалось, как спросить напрямую.       — Как давно твой отец просто ворчит вместо того, чтобы что-то сделать в физическом плане? — Каминари немного покоробило от последних слов, и он почти прикоснулся к своей щеке, вспоминая пощёчину, которую ему оставил отец, но вовремя спохватился и сделал вид, что просто приподнял и опустил плечи. Ему не хотелось развивать мысль о том, что Старатель, мягко говоря, мог переусердствовать в «воспитании» сына также, как отец Каминари.       — Думаю, незадолго до поступления в Юэй что-то начало меняться, — тем временем ответил Тодороки. — Он стал прежним в момент спортивного фестиваля, но потом стал… тихим. Я думал, всё из-за того, что я использовал тогда огонь, но это не так. Я при нём после битвы с Мидорией не использовал огненную сторону, хотя знаю, что он очень хочет провести со мной совместную тренировку с огнём. К тому же я стал часто гулять с Фуюми и Нацуо, раньше он был против. И я уверен, что его поведение должно стать прежним. — Нотки злости и непонимания проскочили в голосе Тодороки, морщинка между его бровей только усилилась. — И лучше, чтобы это произошло раньше, потому что… — Вибрация в кармане отвлекла Тодороки, и он вытянул телефон из кармана. — Нас торопят.       — Ох, понял! — Каминари бросил спортивную форму на кровать и начал стягивать с себя одежду, он остановился лишь на мгновение, когда дело дошло до футболки, но вспомнил, что Тодороки уже видел его шрамы, и поэтому стянул с себя её. Тодороки не издал и звука, так и застыв с телефоном в руке, и отвлёкся лишь тогда, когда Каминари уже переоделся.       — Это газировка? — Тодороки задумчиво посмотрел на изголовье кровати.       — Ага! Хочешь?       — Да.       ***       На тренировочной площадке Старатель, едва завидев их двоих, отошёл от что-то говорящего ему Ястреба на пару шагов и начал давать рекомендации по разминке.       — Я хочу пить, — глядя на отца, перебил Тодороки и открыл газировку. Он поглощал чрезмерно сладкий напиток через силу, слегка морщась, но стараясь сохранить каменное лицо, пока Каминари неловко стоял рядом.       — Тут твои пончики. — Ястреб образовался рядом с Каминари, пихая ему бумажный пакет в руки. — Извини, выпил твоё капучино.       — А можно мне тоже? — поинтересовался Тодороки между глотками, смотря на бумажный пакет в руках Каминари.       Грудь Старателя увеличилась.       — Шото! Пончики слишком калорийны-       — Я хочу кушать.       Ястреб легко рассмеялся.       — Дай им поесть. — Ястреб протянул Тодороки бумажный пакет. — У меня осталось пара куриных ножек и немного картошки фри, — улыбнулся он. Тодороки принял от Ястреба еду с благодарным кивком.       — Всё ещё нужен пончик? — осторожно спросил Каминари, стараясь игнорировать присутствие Старателя.       — Да. Спасибо.       Тодороки, не отрывая взгляда от отца, невозмутимо вгрызся в куриную ножку, закусил её пончиком, запил всё это газировкой и не забыл засунуть в рот пару картошек фри.       — У вас двоих будет тренировка с причудами? — спросил Старатель, стимулируя незаинтересованность действиям своего сына.       — Я хочу на скалодром, — с набитым ртом сказал Тодороки. — Каминари?       — О, ух, да, ладно! Никогда не имел дело со скалодромом! Это, должно быть, очень интересно…       — Тогда мы за страховочным оборудованием, а вы двое доедайте, да поскорее!       Тодороки подождал, пока Ястреб утянет Старателя в одну из дверей, а после, скривив лицо, выплюнул еду в бумажный пакет.       — Где я могу выкинуть это? Прости за пончик.       Каминари шокировано усмехнулся и, так и не найдя слов для ответа, молча отвёл Тодороки в коридор. Еда Ястреба, газировка и недоеденный пончик были безжалостно сброшены в мусорку.       — Мне нужна вода.       — Я видел кулер рядом с беговыми дорожками. — Каминари повернул в сторону помещения, но Тодороки схватил его за плечо.       — Сначала доешь.       Каминари прикончил два пончика одним махом под настойчивым взглядом Тодороки. Тодороки не стал пить воду из кулера, и Каминари понял, что это он хотел сделать без внимания своего отца, который уже вернулся на тренировочную площадку с Ястребом, держа в руках страховочное оборудование. В дальнейшем Каминари и Тодороки, осторожно взбираясь по уступам в стене скалодрома, выслушивали сбивчивые комментарии Ястреба и редкие слова Старателя о том, как надёжно обхватить уступы пальцами и не упасть. И хотя страховка в виде верёвок, привязанной к их торсам и к потолку, была надёжной, Каминари всё равно боялся соскользнуть и повиснуть над полом. Когда Каминари и Тодороки приноровились к лазанию, они смогли свободно переговариваться, но темы так или иначе касались тренировки. Их руки были в белом порошке, который высушивал и обезжиривал их кожу, и чем выше они забирались, тем больше пачкались. В какой-то момент, дойдя почти до вершины, Каминари, находясь в устойчивом положении, потёр нос.       — О чёрт, — сказал он, прежде чем сильно чихнуть из-за попавшего в ноздри порошка и потерять равновесие, соскальзывая с уступов. Каминари лишь на секунду испугался, но Тодороки, выставив руку по направлению к нему, моментально пришиб его тело льдом к стене, да так, что осталась свободной только голова, которой Каминари стукнулся о стену. Его испуг сменился удивлением от пробежавшего холода по позвонкам. Тодороки тоже соскользнул, Старатель выкрикнул его имя, но и себя Тодороки припёр к стене льдом в мгновение ока.       — Эй, вы в порядке? — Возле них оказались перья, но Ястреб остался внизу.       — Всё круто! Всегда мечтал превратиться в снеговика! — выкрикнул Каминари, и из него вырвалось пара нервных смешков, а после он взглянул на Тодороки и не удержался от насущного вопроса: — Почему себе ты тоже только голову оставил? — Увидев, как Тодороки моментально смутился, Каминари тихонько рассмеялся.       — Умные мысли преследовали меня, но моя реакция оказалась быстрее…       И от такого ответа Каминари в полную силу рассмеялся, несмотря на то, что его грудная клетка стукалась о лёд; на лице Тодороки тоже проскользнула улыбка, а его неожиданный, поначалу сдержанный и тихий смех, стал громче.       — Я тоже снеговик, — сказал Тодороки и хрюкнул посреди собственных смешков, что послужило началом нового витка хохота со стороны Каминари, пока Тодороки, казалось, сгорал от смущения.       ***       Каминари неловко помахал Тодороки, вышедшему через двери на улицу. Минуту назад Старатель потерпел крушение в споре с сыном.       (— Мне не нужно такси.       — Послушай меня, уже поздно-       — Сейчас даже нет шести.       — Шото-       — Я поеду на метро.       — Шото.       — Метро.)       Старатель не мог подвезти Тодороки до дома, потому что его ожидал патруль, перед которым он намеревался встретиться с Мэрой в здании Комиссии. Старатель должен оформить пропуск, с помощью которого Тодороки без присутствия отца сможет посещать тренировочные площадки. Возможно, Старатель подозревал, что это не вся правда, потому что при просьбе (которая была скорее похожа на ультиматум) сына он мазнул взглядом по Каминари.       — Мэра написал, что освободился, — сказал Ястреб. — Тебя проводить?       — Я знаю, в каком кабинете он сидит, — оскорблённо буркнул Старатель, что вызвало улыбку на лице Ястреба.       — Оки-доки! Было приятно с тобой познакомиться и поболтать, здоровяк!       — До свидания… — тихо пробормотал Каминари, Старатель, едва развернувшись, отвесил ему лёгкий кивок, но Каминари не принял этот сдержанный ответ на свой счёт, поскольку Ястреб и вовсе был проигнорирован, но, судя по сохранившейся улыбке на его лице, его это не заботило.       Ястреб обхватил Каминари за плечи и, пружинисто ступая, повёл его в сторону лифта. Как только двери закрылись, Каминари облегчённо вздохнул.       — Не ожидал такого от сегодняшнего дня? — спросил Ястреб, Каминари даже не успел открыть рот, как он продолжил: — Знаешь, я тоже не ожидал сегодня встретить кумира своего детства, да и ещё понаблюдать за семейным взаимодействием отца и сына! Интересно-интересно…       — Не Всемогущий? — спросил Каминари с лёгким удивлением. Ястреб взглянул на него, мягко улыбнувшись.       — Не Всемогущий.       Ястреб проводил его до дверей комнаты и ушёл, оставляя его наедине со своими мыслями, но ненадолго, потому что как только Каминари вытащил телефон из кармана, то вспомнил, что должен позвонить бабушке. Как раз в тот момент, когда из-за жары Каминари натянул рукава толстовки к локтям, бабушка ему ответила:       — …КУРЬЕР ПРИШЁЛ ОБРАТНО С ТВОЕЙ ЭЛЕКТРОГИТАРОЙ, ПОТОМУ ЧТО НЕ СМОГ ПОПАСТЬ В ЗДАНИЕ! СКАЖИ ЭТОМУ ДУРАЦКОМУ ГОЛУБЮ, ЧТО Я ОБЩИПАЮ ЕМУ ВСЕ ПЕРЬЯ, ЕСЛИ ЗАВТРА ПОВТОРИТСЯ ТОЖЕ САМОЕ! И СКАЖИ ЕМУ, ЧТО ОН ДОЛЖЕН МНЕ ТЫСЯЧУ ИЕН!..       Каминари начал уверять свою бабушку в том, что Ястреб не виноват в случившемся, потому что он забыл предупредить героя о прибытии курьера. Его бабушка всё ещё бурчала, как вскипевший чайник, но Каминари, зная её, начал впопыхах делиться событиями, которые сегодня произошли. Её настроение стало радостным, потому что «воспитанный мальчик Тодороки, уважительно относящийся к таким старым людям, как я» успешно скрасил день её внука. Он как раз начал рассказывать ей о результатах тестирования, когда в его дверь постучались. Бабушка тоже услышала стук, и потому закончила разговор словами о том, что завтра будет ждать его звонка.       Он положил руку на ручку, размышляя, почему Ястреб вернулся обратно, но как только дверь отперлась, то Каминари понял, что никакой это не Ястреб.       — Добрый вечер? — ляпнул Каминари, вздёрнув голову вверх к огненному лицу Старателя.       — Встреть Шото завтра внизу, я не смогу передать ему пропуск. — Старатель протянул руку с зажатым предметом в пальцах.       — О, хорошо! — Каминари осторожно принял пропуск и задержался взглядом на фотографии. Наверняка такое же фото Тодороки было на его пропуске в Юэй. Запоздало он понял, что Старатель всё ещё стоит на месте. — Мм, что-то ещё ему передать?..       Но взгляд Старателя не был направлен на его лицо — он рассматривал оголённые от длинных рукавов руки Каминари.       — Последствия тренировочного лагеря, — тихо оправдался Каминари и поспешно натянул рукава толстовки до ладоней. И, возможно, Старатель, весь день чувствующий смущение и непонимание из-за выходок собственного сына, смог по крайней мере безошибочно учуять неуверенность Каминари, и потому твёрдо и непоколебимо ответил:       — Гордись этими шрамами, поскольку то, как ты их получил, заслуживает как минимум уважения.       Челюсть Каминари была готова встретиться с полом, но отчего-то в нём поднялось раздражение, а не благодарность от столь высокой похвалы от героя номер два. И потому, что сначала он говорит, а потом думает, с его языка сорвался вопрос:       — Должен ли ваш сын гордиться своим? — И хотя Каминари не знал историю шрама на лице Тодороки, не трудно было догадаться, кто нанёс ему это увечье. Не зная, можно было предположить, что шрам был получен в ходе инцидента с причудой, что случалось довольно часто в детском возрасте, но мозг Каминари был способен соединить вещи друг с другом и сделать свои выводы.       Пламя на лице Старателя ярко блеснуло, а его взгляд расширился в потрясении, и Каминари подобно ему округлил свои глаза, но, в отличие от про-героя, им овладел страх, а не удивление. Отчего-то Каминари думалось, что он находился в клетке, в которую вот-вот зайдёт тигр, и потому он резко направил руку к двери, захлопывая её.       Но дверь встретилась с сопротивлением в виде выставленной в проём ноги Старателя, а после показались массивные пальцы, обхватившие её край. Каминари понял это не сразу, а лишь спустя пару толчков по двери, но когда он осознал, что у него ничего не вышло, то отпрянул назад.       — Извините! — крикнул он в панике, потому что ему казалось, что именно этим он задобрит Старателя, который резко толкнул дверь, показывая своё крупное тело.       Каминари вспомнил своего отца. И хотя худощавая фигура его родителя была далека от мышц Старателя, пощёчина его была тяжёлой, а взгляд гневным, прямо как сейчас у про-героя.       По позвонкам Каминари прошла дрожь, и он сделал ещё шаг назад, глядя на Старателя, как маленький зверёк, попавший в капкан. Взгляд Старателя стал тяжелее, его глаза скрылись в тени, пламя струилось поверх ткани его костюма, не предвещая ничего хорошего. Каминари сглотнул, когда чужая нога шевельнулась, но несмотря на все надуманные угрозы, Старатель отступил назад, и в одно мгновенье пламя полностью пропало не только с его одежды, но и с лица. На некоторое время всё стихло.       — Я не горжусь тем, что сделал со своей семьёй, — с ненавистью в голосе сказал он, и его непоколебимость вдруг пала, когда он отвёл голову в сторону, избегая потерянного взгляда Каминари. Старатель всё ещё хмурил брови, но вместе с этим его выражение лица будто опустело от всех эмоций, и он стал выглядеть как усталый после работы мужчина, которого можно было бы встретить поздним вечером на улице. Пока Каминари хранил напряжённое молчание, Старатель, грузно вздохнув, покачал головой, возвращая к нему взгляд, и твёрдо произнёс: — Отвечая на твой вопрос, скажу лишь, что мне бы хотелось, чтобы Шото не отводил взгляд от собственного отражения в зеркале.       Затем Старатель, мазнув взглядом по замершей фигуре Каминари, поджал губы, превращая их в тонкую линию, но не было понятно, сделал он это от недовольства и раздражения из-за молчания Каминари или от того, что он хотел сказать что-то ещё, но почему-то не мог. Эхом отдавались в коридоре шаги Старателя, пока совсем не стихли, и Каминари почудилось, будто он слышал собственное сердцебиение.