Конфеты, газировка и глэм-рок

— "Моя история началась в не самые простые для Америки времена. Хотя, пожалуй, когда они вообще были простыми, да? Это были далекие шестидесятые, времена борьбы за гражданские права, конфликтов поколений и завершения космической гонки. Я основал свою компанию в двадцать три года, в тот момент когда вот-вот закончился кризис. До сих пор с теплотой вспоминаю восьмидесятые. Тогда мы с моим одногруппником Генри были полны идей и энтузиазма. Из-за этого наш бизнес пошел в гору.       Но все это благополучие было лишь красивой верхушкой айсберга. На дне томилось то, что люди обычно предпочитают хранить в тайне. Моя компания довольно необычная. Признаться, когда мы с Генри придумали главную ее идею, мы были не совсем в адеквате. Только в пьяном бреду человек мог придумать концепцию пиццерий для семейного развлечения, где главные ее атрибуты — поющие роботы-животные. Но не смотря на всю бредовость задумки, дела поначалу шли хорошо.       Первую пиццерию я считаю провальной, в каком-то смысле. Она была жутко неинтересная. В ней было всего два аниматроника, и то большую часть времени их, как костюмы носили люди. Тогда я и решил разработать именно роботов для нового ресторана. Только вот, что-то неумолимо тянуло меня к этим старым золотым костюмам. Они обладали, какой-то странной, но притягательной энергетикой.       Когда я впервые узнал о том, что в таком костюме погиб человек, я, признаюсь сразу, не поверил в это. Потом я стал слышать это от Генри. Он уверял меня, как можно скорее убрать этих "чертовых железяк" и заменить их чем-нибудь другим.       В тот день, когда я своими глазами увидел, как человека внутри костюма раздавили пружинные фиксаторы, во мне, что-то изменилось. Я до сих пор помню, как сам лично, впопыхах убирал все это зрелище, чтобы, не дай бог, какой-нибудь ребенок не увидел бы лужи крови.       К тому времени я уже успел завести отношения, а позже и родился мой первый сын Майкл. Своего младшего брата он не особо любил, всегда старался, как-то подшутить над ним или напугать. Когда же голова моего сына оказалась раздавленной в пасти Фредбера мой рассудок пошатнулся окончательно. Я не видел этого воочию, зато я лично присутствовал в тот момент, когда Кэссиди отключили от аппарата искусственного жизнеобеспечения. Мой сын не вышел из комы. Он до сих пор спит и видит кошмары о жутких здоровенных роботах, которые хотят его убить. Ну, конечно, это просто я так думаю. Спросить у него я, к сожалению, ничего не могу, он по-прежнему зол на меня.       Во мне будто произошла, какая-то метаморфоза. По телевизору я стал чаще смотреть криминальные хроники. Меня почему-то больше всего начали интересовать дела об убийствах детей. Внезапно я стал испытывать к Майклу, какую-то странную агрессию. Мы уже давно отпустили смерть его брата, но что-то упорно не давало мне покоя.       Вслед за Кэссиди из жизни ушла и моя дочь Элизабет. Но надо сказать, что этот несчастный случай во многом моя вина. Я открыл вторую пиццерию и создал роботов, которые были не просто болванками, которые могли только крутиться и петь, а они были "живыми". В корпус одного из роботов я поместил конструкцию, которая похожа на большую железную клешню. Я хотел, чтобы эта штука была способна схватить человека. Нет, я вовсе не больной и не начал подумывать об убийствах. Это было сделано в целях... эм... эксперимента. Только вот моя дочь стала в нем подопытной.       Больше я не мог спать спокойно. Моя тревожность росла с каждым днем и я не знал, что мне с ней делать. Генри советовал мне обратиться к специалисту. А я бы порекомендовал ему самому пойти и лечь в психбольницу, раз он такого обо мне мнения. Я знал, что я сильный и справлюсь с такой мелочью. Не нужно сразу приписывать мне ярлык сумасшедшего.       В тот день я и нашел лекарство от своей болезни. Как-то раз на один из многочисленных в нашей пиццерии дней рождения, пришла дочь Генри. Чарли не могла попасть в здание. Она расстроилась и заплакала. Вид плачущих детей возвращал меня к тому дню, когда мой сын лишился лобной доли. Я не вынес этого. Сквозь омерзение от детских слез, я подошел к Чарли и спросил, что с ней случилось. Она сказала, что кто-то из других детей на нее обиделся и они все решили закрыть двери в пиццерию. Я постучал в дверь, повысив тон, наругался. Мало того, они не пускают свою подругу на день рождения, так еще и другим посетителям не дают попасть в здание.       Но в веселой суете они меня не услышали. Я подошел к Чарли, взял ее за руку и решил отвести ее к черному входу, чтобы она попала на праздник. Клянусь, я просто хотел повести ее другой дорогой. Однако, когда я очутился в безлюдном переулке я не смог себя сдержать. В тот момент я столько разных чувств испытал. У меня никогда в жизни такого не было. Я убил ее. Зарезал старым армейским ножом, который завалялся у меня в кармане. Тело я спрятал в пустой костюм от аниматроника (это первое, что пришло мне в голову).       После этого случая я еще долго не мог заснуть. У меня был такой стресс, что я иногда запирался в кабинете и мог не выходить оттуда сутками. Однако вскоре стресс прекратился, причем резко и очень внезапно. Ко мне вернулась моя старая тревожность и ненависть к детям. Тогда я решил повторить свой грязный опыт. И мне вдруг стало легче. Каждый раз, убивая детей, моя тревожность отступала. К тому же мои старые проблемы с некоторыми чувствами, кои я не мог испытать, разрешилась. Чтобы получить удовольствие мне всего лишь нужно было подкараулить очередного плаксивого малолетку и всадить нож. Иногда я даже надевал костюм, тот самый золотой, который Генри велел мне убрать. За милым зайцем Спринг-Бонни дети шли куда охотнее, чем за обычным незнакомцем.       Тела быстро нашли в аниматрониках и я попал под арест. Дважды за один месяц. Пока была вся эта шумиха мои рестораны позакрывались. Генри не желал более иметь со мной дел, хоть и никто из полицейских не мог подтвердить мою вину. А на меня вдруг свалилось еще одно "счастье". У меня родился еще один сын. Сейчас, честно признаюсь, я даже не знаю, что с ним. И на самом деле, даже не хочу знать. Не хочу даже представлять, что его на улице могли разорвать бездомные собаки. Или же, какой-то больной отморозок запер его в своем гараже.       В тот день я был не в себе. Я забрался в здание пиццерии и сломал всех этих чертовых аниматроников. Однако, что-то, что вылезло, нет даже, вылетело из них начало меня преследовать. Я позже понял, что это были души тех, кого я лишил жизни. Они меня так напугали, что я стал действовать иррационально. Я нашел старый костюм Спринг-Бонни и надел его. Это было глупое решение, которое стоило мне жизни. Однако, как будет известно дальше, человеческая жизнь не так уж и ценна, как может показаться. По крайней мере для меня.       У компании в тот год впервые сменился владелец. Под его руководством был создан аттракцион, находящийся в бывшем здании самой первой пиццерии. Они нашли мое проткнутое пружинами тело в костюме старого маскота и решили сделать меня местной "пугалкой". Только вот они не знали, что я был еще жив. Да, от привычного меня там мало чего осталось, но зато я могу управлять этим жутким зайцем.       Я сильно напугал местного охранника, хотя честно признаюсь мне до него особо и дела не было. Я поджог здание и выбрался из него. Все оставшиеся клочки воспоминаний сгорели там, наконец немного облегчив мне участь. Видимо оставаться живым после смерти — это мое проклятие за то, что я творил. Не верьте людям, когда они грезят о бессмертии, они на самом деле не хотят его, а если и хотят, значит они просто глупцы, которые не осознают, какого это на самом деле.       Почему я подбираю именно такие слова? Почему выражаюсь так грубо? Все дело в том, что я это "чудо исцеления" испытал на себе трижды. Я уже устал скитаться по миру людей. Я хочу туда, где, если верить христианам, живет бог. Хочу вместе с остальными грешниками сидеть и ждать Страшного Суда, обсуждая, кто сколько дел натворил. Свой собственный ад я уже пережил, когда в мою самую первую смерть мозг умирал дольше обычного. Когда я увидел красочный сон, как аниматроники из моей же компании пытались меня убить.       Последним был Генри, который сгорел со мной в пожаре. Он думал, что покончит со мной, но я снова выжил. И теперь я уже не знаю, что мне делать. Мои проблемы остались из-за чего решал я их руками Ванессы, ибо сам с физическим миром взаимодействовать не могу. Вернее могу, но на это требуется много сил, коих у меня почти не осталось. Конечно, я не хотел, чтобы все вышло именно так, но назад дороги уже нет. Я все еще не раскаиваюсь, ведь просто не могу раскаяться, мне просто не перед кем. Все дети, которых я погубил сейчас ждут своего часа попадания в рай, а я все еще остаюсь здесь.       Быть может, начать все с чистого листа — это и в правду была не такая уж и плохая идея? Возможно, кто-то просто дает мне каждый раз все новый и новый шанс. Кто-то очень сильно хочет, чтобы я не упустил его. У этого кого-то очень сильная надежда и вера в меня. Он точно не забыл обо мне спустя столько лет. Надо же, ведь я и его тоже хотел убить. Значит не зря все это. Если Бог увидит, что я исправлюсь, значит он подарит мне достойную смерть. На этот раз я не упущу своего шанса. Я буду бороться. Я выживу, чтобы умереть."       Завершив свой длинный монолог мужчина остановил запись. Наверное слишком пафосно звучат все эти слова, но так уж он любил выражаться. Когда наступит нужное время он обязательно даст послушать эту запись всем тем, кто в него не верил. Ну, а пока она побудет на его личной флешке, а флешка — в ящике стола.       Он переслушал сказанное. Кажется, уж больно как-то складно звучит вся эта история, будто он заранее текст готовил. Другие могут не поверить. Но неужели теперь из-за этого перезаписывать все заново? Конечно, нет. И так те кому нужно все поймут. Остается только верить. Верить, что они тоже верят. Ну, или хотя бы он верит.

* * *

— Грегори, аккорд "G" не так играется. — Что опять? — он раздраженно вздохнул, — какая разница на первой струне безымянный палец или на второй? — Большая, — Фредди улыбнулся, — если сыграешь не правильно звук не будет чистым. — Это просто ты слишком сложные выбрал. Вот переходить с "C" на "EM" было куда легче. — Терпение, Грегори, не все сразу. Теперь давай еще раз все от начала и до конца. — Что? Мы так не договаривались! — мальчик раздраженно нахмурил брови, — ты сказал, что мы сегодня сыграем две песни. — Кто ж знал, что у тебя возникнут такие трудности с аккордом "G", — он по-доброму засмеялся, — вот что Грегори, давай, как только ты сыграешь все я сделаю тебе печенье? — Ну, вот это уже другой разговор, — сказал он и поднялся с дивана, — смотри, я сейчас так сыграю, как не играл никогда Джин Симмонс. — Как скажешь, звезда.       Грегори перекинул на плечо ремень, взял гитару поудобнее в руках и принялся играть. С того момента, как он впервые взял инструмент в руки прошло чуть больше недели. Но тут надо понимать, что играл он каждый день. Пока что Грегори не уставал от своего хобби, даже наоборот оно ему очень нравилось.       Мальчик представил будто он находится на сцене. Словно он играет так виртуозно, что зрители притихли в изумлении, слушая его соло. На этот раз он совершил намного меньше ошибок, чем в первые разы. В аккорде "G" так и вовсе — ни одной. Дребезжащий электронный звук отдавался эхом в его голове. Мальчику нравилось слышать то, что вылетало из-под его пальцев.       Завершил он свою партию взмахнув рукой, которой до этого играл перебор. Однако между пальцами, что-то посыпалось. Кажется Грегори так старался, что случайно сломал медиатор. Теперь опять мучиться и играть без него, пока он не купит новый. Зато песня была завершена эффектно. Ведь каждый ребенок знает, что самое главное в выступлении — это красиво поклониться. — Ну, как тебе? — спросил он, повернувшись к своему единственному слушателю. — Молодец Грегори, сегодня ты отлично сыграл. Намного лучше чем вчера, — робот улыбнулся, — скоро ты уже сможешь выступить. — Выступить? Ты правда думаешь, что я смогу выступить? — Ну, конечно, звезда. Только тебе еще нужно учиться, — он поднялся с дивана, — ладно, Грегори, думаю на сегодня урок окончен. Как и обещал пойду сделаю тебе печенье. — Подожди, я с тобой хочу.       Грегори положил гитару в челох и проследовал за аниматроником. Он-то понимал что ему нужно учиться не только играть, но еще и готовить. А уметь готовить печенье — это просто идеальный дар для любого ребенка. Особенно для такого ребенка, которого подпускают к плите.       Дни неторопливо сменяли друг друга и лето близилось к концу. И хоть Грегори более менее наладил свои дела, все равно оставались вещи, которые нужно было исправить. К тому же в глубине души он понимал, что и учебу забрасывать нельзя. Конечно, реализовать дома занятия было сложно, но если попросить у Дианы учебники за четвертый класс, то даже и это можно было устроить.       Однако мальчика не отпускало желание узнать правду. Правду об отце, правду о пропажах и правду о себе. Мия звонила ему каждый день, но не стремилась посвящать Грегори в дело. Ему нужно было набраться больше сил, чтобы его разум окреп. Для осознания такой правды может не хватить и нервов взрослого человека. Хоть даже и самую страшную часть этой правды Грегори уже знал.       Отец, сам того не предполагая, втянул мальчика в череду опасных приключений. Его история хорошо смотрелась бы на страницах, какой-нибудь детской книжки, про отважного маленького мальчика, но не в реальности, которая суровее детских книг.       Благодаря Грегори у Мии было достаточно компромата на "Фредди Фазбер Интертеймент". Она в любой момент могла, буквально, уничтожить репутацию компании. Однако журналистка все еще временила с этим. Ей осталось узнать главную тайну — тайну исчезновений.       На журнальном столике все еще стояла посылка, предназначенная для мистера Афтона. Грегори взял блюдце с печеньем, сел на диван и стал пристально смотреть на нее, как в тот раз, когда он только обнаружил коробку в почтовом ящике. В какой-то момент сверление взглядом его утомило и он посмотрел на Фредди. — Можно я ее открою? — тихо спросил он. — Как пожелаешь, звезда, — ответил он и улыбнулся, — я не думал, что ты так долго продержишься, не открыв ее. — Она предназначалась моему папе, но его еще долго не удастся встретить, — он взял ножницы и разрезал скотч, — к тому же, там наверное, что-то неинтересное, вроде еще одних деталей от роботов.       Разрезав весь скотч, Грегори открыл коробку. Внутри был, какой-то маленький черный сундучок. Мальчик достал его и положил на стол. — Тут замки, отстой. — В коробке не было никаких ключей?       Грегори перевернул ее и потряс, однако там не было ничего кроме маленькой бумажки. На ней было написано: "От Майкла Афтона. Это в память о моем любимом брате." Вероятно предполагалось, что ключ от сундучка уже имелся у отца и был где-то в доме. — Какой в нем смысл, если его все равно не открыть? — раздраженно спросил Грегори, — может можно, как-то обойтись без ключа? — Я мог бы попробовать открыть, но боюсь не рассчитать свои силы и сломать его.       Мальчик покрутил в руках сундучок. С задней его стороны было, что-то очень мелко написано. Грегори прищурился. "Возможно, некоторые вещи лучше пока оставить забытыми". Любопытство тут же разгорелось пуще прежнего. Теперь Грегори считал, что все тайны, которые преследовали его, хранились именно тут, в этом сундучке. Мия столько лет билась над этим делом, а разгадка — вот она. Прямо в его руках. — Фредди, — начал он, передавая ему сундучок, — попробуй подцепить замок когтем.       Тот кивнул и последовал совету мальчика. Однако, как бы он не старался замок не поддавался. Тогда Грегори достал маленькую отвертку из ящика с инструментами, что хранился в подвале и протянул аниматронику. Тот немного покрутил оба замка и в один прекрасный момент, что-то резко щелкнуло и первый замок был открыт. Над вторым Фредди пришлось повозиться подольше, так как от перепада температур и времени в замочной скважине образовалась ржавчина. Сундучок был открыт. — Дай мне, — с нетерпением проговорил Грегори, потянувшись руками к роботу. — Держи. Открывай, звезда.       Грегори с волнением поднял крышку. Внутри сундучка лежала плюшевая игрушка. Ну, конечно же, раз посылка была передана отцу в качестве соболезнования из-за смерти младшего брата, то там точно будет его игрушка. Грегори достал ее и покрутил в руках. Это была плюшевая версия золотого маскота из старой пиццерии — Фредбера. На голове его красовался фиолетовый целиндрик, а под ним — такого же цвета маленький бантик. Однако выражение мордочки его показалось Грегори немного жутковатым. Он улыбался, но улыбка эта радости не вызывала. — Это просто плюшевый Фредбер, — с разочарованием сказал Грегори, — я думал там будет, что-то что приблизит нас к разгадке тайн моего папы, — он улыбнулся, — хотя наверное любой бы хотел открыть таинственную коробку, если бы она просто так оказалась в доме, да? — Ну, да. Особенно, если перед этим было сказано, что-то вроде: "Тайна должна остаться тайной.