applesauce

Итачи стоял совершенно неподвижно, будто замер, когда Сакура протянула ему маленького двухмесячного ребенка. Рефлекс быстро одержал верх, он немедленно, хотя и несколько неловко, взял на руки новорожденного, которого передала молодая мама, инстинктивно обхватив голову малыша своей большой рукой, в то время как противоположное предплечье служило живой колыбелью для крошечного тела. К счастью, на ребенка почти не повлияла внезапная смена взрослого. Девочка тихонько зевнула; маленький розовый ротик открылся настолько широко, насколько это возможно, прежде чем снова закрылся, мягко причмокнув губами. Она моргнула, открыв темные, расфокусированные глаза, чтобы оглядеться вокруг. Пристальные, малиновые глаза сверху почти сразу привлекли ее внимание, и малышка посмотрела в завораживающий шаринган с невинным, бесхитростным любопытством. Впервые отец и дочь смотрели друг на друга. На всю оставшуюся жизнь Итачи запомнит ощущение своей двухмесячной дочери на руках, каким бы кратким ни было это мгновение. Ее пудровый детский аромат был нежным и странно успокаивающим. Она выглядела такой крошечной и болезненно хрупкой по сравнению с его жесткой натурой. Ее маленькое личико было красным и пухлым, а на макушке маленькой головки торчал мягкий пучок волос цвета воронова крыла. Он посмотрел на ее маленькие кулачки, на ее маленькие пальчики совершенной и правильной формы, когда она сжимала и разжимала их, и бессознательно хватка на этом маленьком комочке жизни, который являлся его собственной плотью и кровью, усилилась. Сакура спокойно наблюдала со стороны, как отец и дочь общались. Оба не издали ни звука, но глаза Итачи — она никогда раньше не видела на нем такой особенной эмоции. Изумрудный взгляд куноичи смягчился, а грудь заныла самым болезненным образом. Казалось, прошло довольно много времени, но в конце концов малышка отвела взгляд от отца и начала тихо ворковать сама с собой. Почти осторожно, нерешительно, высокий, тихий Учиха провел поразительно нежными, мозолистыми пальцами по густым волосам цвета воронова крыла новорожденной, которые она явно унаследовала от него. Сакура начала слегка дрожать, наблюдая, как Итачи смотрит на их дочь с такой неприкрытой, нескрываемой любовью. Невольно из ее горла вырвался тихий всхлип. Все пережитое стоило этого момента. Мучительные роды, болезненное, снисходительное разочарование Саске в связи с рождением девочки, а не сына, последние два месяца, когда приходилось одной заботиться о своей бесконечно любимой малышке. Настоящий отец ее дочери не питал презрения к ребенку. Напротив, он казался потрясенным — и почти благоговел перед своей маленькой дочерью. Именно тогда Итачи поднял голову и пристально посмотрел на Сакуру. Малиновый встретился с изумрудным. Куноичи с трудом сглотнула, взгляд потемнел. Его образ она собиралась запечатлеть и запомнить на всю оставшуюся жизнь. Возлюбленный баюкал их ребенка на руках, глядя так пристально — девушка делала все, чтобы слезы не потекли из уже увлажнившихся глаз. Он медленно подошел и вернул их дочь обратно матери. Сакура осторожно приняла свою драгоценную девочку. Глядя на сонное личико малышки, в изумрудных глазах читалась такая любовь и радость, что Итачи мог лишь наблюдать за прекрасной женщиной, на мгновение очарованный ею снова. Розововолосая куноичи не заметила его озабоченности. Она ворковала и шептала нежности своей маленькой дочери, с любовью баюкая в безопасном кругу своих рук. Это была его семья, которую он создал в одиночку и даже не намеренно. Это была ошибка. Но, как ни странно, он внезапно осознал, что не может по-настоящему сожалеть о рождении дочери. Как он мог, держа ее в своих объятиях, чувствуя ее изящный вес и хрупкое маленькое тело? Его репутация запятнана, он запачкал руки кровью невинных, но Учиха дает себе отчет в том, что его душа никогда не сможет быть искуплена, и такому, как он, будет навсегда отказано в спасении. Но все же здесь, здесь находился маленький кусочек совершенства, который он так невольно создал, наполненный такой невинностью и чистотой — ничего похожего на него, и это была его семья. Его… Но он не мог претендовать на них. Они принадлежали его брату; это была жена и дочь Саске, и Итачи явно не разрешат появиться на семейной фотографии. Малиновые глаза, странно мягкие, когда он смотрел на мать и дочь, стали болезненно пустыми. Впервые после резни в клане могущественный нукенин с волосами цвета воронова крыла почувствовал, как что-то шевельнулось в его груди. Ощущение было болезненным, ноющим в костях, и неприятным, исходящим из глубины души, таким напряженным, что перехватывало дыхание и он чувствовал себя изнуренным. Это было сожаление. Если бы ему не поручили эту роковую миссию так много лет назад, если бы он отказался слушать уговаривающие, заманчивые слова Данзо, если бы он… Так много «если», и ни одно из них уже не исправишь. Что сделано, то сделано. Цепочка событий не подразумевала другого выбора, кроме безоговорочного исполнения. Он являлся всего лишь орудием для своей деревни, каким бы сильным и опасным ни был. Итачи Учиха научился жить с тем, что ему пришлось сделать, с тем, что он сделал. Сожаления бесполезны и не нужны, поэтому усилием воли он прогнал чужеродный дискомфорт прочь, сосредоточив свое внимание на Сакуре и их дочери. — Как… ее зовут? — Тихо спросил Учиха, его обычно холодный, мелодичный голос слегка охрип. Сакура тихо укачивала дочь, глядя на своего возлюбленного. В данный момент его внимание было приковано к маленькому комочку живого существа, который дремал в оберегающих объятиях матери. Глаза Сакуры слегка потемнели. — Я… мы еще не назвали ее. — Так же тихо ответила девушка. — Саске, он… Она замолчала. Было очевидно, что знаменитый на весь мир мститель из клана Учиха презирал маленькую девочку, которую родила его жена. Это не сын, которого он так жаждал, чтобы продолжить род. Таким образом, Саске по большей части игнорировал свою новую семью. Горькое разочарование становилось очевидно, ведь он не мог себя заставить даже посмотреть на новорожденную. Малиновые глаза посуровели от невысказанного намека. Но затем он резко вернулся к суровой реальности. Он ничего не мог поделать. Сакура с опаской посмотрела на биологического отца своей дочери. Он казался странно напряжен; бледные, измученные черты лица застыли, а глаза потускнели. Она издала тихий звук беспокойства, и он сразу же посмотрел на нее. Изумрудный взгляд был спокойно настороженным — и полным надежды. — Хочешь… дать ей имя? — Мягко предложила куноичи, наклоняя голову к дремлющему ребенку. Выражение его лица не изменилось, но то, как изменилась его аура, ясно говорило о удивлении. Сакура тоже была несколько озадачена. Итачи чувствовал почти ту же растерянность, как тогда, несколько месяцев назад, когда она сообщила ему о своей беременности. Привыкнув сильно нервничать из-за отсутствия должной заботы и поддержки со стороны законного мужа, она сразу же предположила худшее и поспешила заговорить снова. — Все в порядке, если ты не хочешь… Он мгновенно отреагировал на ее страдания. Учиха посмотрел на свою возлюбленную. Роды сильно сказались на Сакуре; чувствовалось явное напряжение из-за постоянного ухода за малышом. Розовые волосы взъерошены и растрепаны, лицо бледное и почти изможденное, но сейчас она являлась для него самым очаровательным человеком в мире. Эта красивая женщина родила ему дочь, и он был уверен, что никогда не сможет понять множество трудностей, через которые ей пришлось пройти, чтобы родить их ребенка. Она не должна вести себя так, как будто только что совершила серьезную ошибку, как будто он не хотел собственного ребенка. Потому что она больше не могла ошибаться. Сохраняя спокойствие, Итачи отреагировал на ее неуверенность единственным известным ему способом. Он перешел к действиям. Медленно, чтобы не напугать, Учиха потянулся к своему затылку и тихо расстегнул замысловатое ожерелье, которое висело у него на шее, сколько он себя помнил. Прекрасное украшение — подарок от Микото в честь становления генином, драгоценная семейная реликвия, которая, как утверждала его мать, передавалась каждому первенцу в семье при достижении совершеннолетия. Теперь это единственное, что еще связывало Итачи с некогда славными воспоминаниями о его ныне призрачном клане. Защелка ожерелья простого дизайна наконец ослабла, Учиха снял его со своей темноволосой головы и легко собрал в руку. Глубокий зеленый встретился с малиновым взглядом на короткое мгновение, затем он медленно поднес фамильную реликвию к неподвижной фигуре Сакуры и их дочери. Осторожные, изящные пальцы расположили украшение так, чтобы подвески с кольцами были видны наиболее отчетливо. Не издавая шума, Итачи спрятал его в складки своего запеленованного ребенка. Она еще слишком мала, чтобы носить подобное, не рискуя задохнуться, и, кроме того, Саске узнал бы украшение с первого взгляда. Сакуре придется оставить его для их дочери, пока она не станет достаточно взрослой, но сейчас… Глядя на украшение на его ребенке, все становилось еще более вопиющим — и очевидным. Тихая гордость, которую он испытывал, чувствовалась безошибочно — это была его дочь, его плоть и кровь. Теперь он знал, как ее назвать. Маленькая мозолистая подушечка большого пальца пробежала по мягкой, гладкой щеке дремлющего младенца с щемящей сердце нежностью. Дыхание Сакуры перехватило от явной трепетности его действий. Она с трудом сглотнула, чтобы не расплакаться. Малиновые глаза смягчились, наконец-то став беззащитными, но всего на секунду или около того. В этот момент Сакуре не удалось сдержать слезу, скатившуюся по щеке. Насколько она знала, вполне возможно, что это первый и последний раз, когда дочь видит своего отца. — …Нацумэ. Она едва не пропустила мелкую дрожь, сотрясавшую его низкий голос. Сакура посмотрела на Итачи, прозрачные капельки горя стекали по ее лицу. Они оба знали, что это, вероятно, единственное решение, которое ему будет позволено принять в судьбе их дочери. И он знал, как хотел бы назвать своего ребенка. — Учиха Нацумэ. Ее имя будет Учиха Нацумэ. Нацумэ… Изумрудные глаза смягчились, она кивнула. Это было красивое имя. Затем Итачи посмотрел на возлюбленную резким, жестким взглядом. — Ты расскажешь ей об истинном наследии, когда она станет старше. — Учиха был непреклонен. Бескомпромиссным. Сакура еще раз отрывисто кивнула. — Она будет знать. Он выглядел мрачно удовлетворенным согласием, а затем на короткую секунду его взгляд, устремленный на мать и дочь, был полон чистых, нескрываемых эмоций. Сакура никогда бы не поверила, что увидит нечто подобное, промелькнувшее на обычно холодном, отстраненном лице. Сожаление. — Позаботься о ней. — Его шепот практически неразличим. — Да. Он бросил последний долгий взгляд на невинно дремлющего младенца, благополучно устроившегося на руках у матери, а затем ушел так же тихо, как и появился, оставив мать и ребенка одних в пустом помещении клана Учиха. Расти умницей, моя Нацумэ.