Йуле и Король

      Королевский дворец в Вызиме всегда украшался пышно и нарядно, казалось, все приготовления начинались задолго до самих зимних праздников, чтобы как можно дольше создавать зимнее настроение. И каждый в эти волшебные ночи верил, что любые желания способны исполниться, и особая магия Йуле способна сотворить любые чудеса.       Фольтест всегда любил Йуле. Когда они с Аддой ещё были детьми, то ждали зиму с особым нетерпением. Трудности этого времени года, непременно обрушивающиеся на страну и её жителей, не особо касались детских умов. До проблем продовольствия, занесённых снегом дорог и холода и метелей им попросту пока ещё не было дела.              Фольтест всегда вспоминает снежки с Аддой. Вспоминает прятки с ней от прислуги по окрестностям усадьбы, ещё той, прежней, от которой теперь остались лишь горькие воспоминания. Вспоминает еловые ветки, развешанные по всем комнатам, и расставленные по всем вазам, и даже сплетённые венки над камином. И огромную пышную ель в главном зале, которую срубали накануне праздника и ставили в широкую деревянную кадку.              У Адды каждый год были нарядные платья, яркие украшения, которые сперва забавляли юного Фольтеста своей причудливостью и излишней вычурностью, порой когда сестра пыталась “подражать взрослым”, а затем интересовали всё меньше, потому как изгибы на платьях сестры становились всё изящнее, а взгляд юной принцессы с каждым годом сменялся на более игривый и влюблённый.              Каждый канун Йуле она была его чудом.              О том, что происходило в его жизни после, Фольтест предпочитает не вспоминать. Чтобы оставить эти отголоски прошлой жизни теми чудесами, что наполняли его жизнь когда-то.              ***              Вызимский дворец наполняет терпкий аромат хвои — прислуга украшает еловыми ветками, кажется, каждый уголок в каждой комнате. Фольтест рад бы воссоздавать хоть немного той атмосферы праздника из детства, и всё, что он может сделать, это увесить залы дворца хвойным символом праздников, а потом и вовсе ставить елку или ветки лишь в его личных комнатах, да просить поваров о более изысканных блюдах и большего количества сладостей для Анаис и Бусси, и Марии-Луизы, конечно же.              Но он никогда не забывает об одном человеке, вернувшим однажды то ощущение чуда в его сердце.              Когда Вернон Роше, ещё молодой командир Синих Полосок, был первый раз приглашён во дворец по случаю празднования Йуле, Фольтест испытывал смешанные чувства — странно было видеть простого солдата среди знати, обычно увеличивающейся в своих количествах в праздничный период, наверняка Вернон и сам чувствовал себя очень неловко. Однако Фольтесту очень не хотелось отпускать его, король чувствовал важную необходимость присутствия этого человека здесь, в его жизни.              Вернон Роше, который пару дней назад был награждён за очередную успешную операцию, оправдывал почти любую надежду своего короля и готов был отдавать всего себя во благо Темерии. Вернон Роше, верно служивший королю Фольтесту без всяких подтекстов, искренне верящий в самое лучшее своей страны и любящий её всем своим сердцем… И казалось, что не было у этого человека любви горячее, потому как даже Фольтест ощущал это тепло, понимая, что сам испытывает его, но только к человеку, к человеку, к которому не ожидал проникнуться такими чувствами, не задумывался.              Этим человеком был Вернон Роше.              Вернон Роше, которого Фольтест застал непременно в одной из пустых зал, потому как тот явно не хотел приближаться к местной знати. Хотя бы потому что жизнь в казармах была ему куда ближе, и визиты с отчётами к королю являлись ничем иным, как его служебными обязанностями.              Вернон Роше, который чувствовал себя неловко весь вечер, ощущал себя не в своей тарелке и лишь немного расслабился, стоило ему зайти в личный кабинет Фольтеста, стоило ему найти поддержку в глазах своего короля, как это было несколько лет назад, ещё в трущобах Вызимы, стоило ему заметить во взгляде Фольтеста то, чего раньше Вернону замечать не доводилось, а если и доводилось, он старался гнать все подобные мысли. Что было конечно же зря, но разве мог Вернон Роше позволить себе надеяться и думать о своём короле не только в контексте мудрого правителя и человека, за которым он готов пойти в огонь? Ему не позволила бы совесть, Фольтест знал об этом, понимал это. Поэтому в тот день упустить шанс не мог, шанс на новое чудо в канун Йуле, шанс на новое тёплое чувство в его сердце, совсем другое, но по-своему важное.              Фольтест помнит их первый поцелуй. Морозный, кажется, из-за открытого окна, потому что камин нагрел комнату слишком жарко, и немного колкий, потому что Вернон был в растерянности, хоть и старался скрывать это. Поцелуй долгий и становящийся всё горячее и глубже, отодвигающий все ненужные мысли и заглушающий совесть и какую-то там мораль.              Фольтест помнит этот поцелуй, отдающий корицей, орехами, яблочным сидром и одновременно с горчинкой табака.              Помнит, потому что счастлив повторять его пусть не так часто, но с ощущением того самого чуда.              ***              Придворные пиротехники сделали замечательные фейерверки в этом году. Анаис они точно понравятся. Фольтест задумчиво улыбается, отмечая то, что в этом дочь на него очень похожа – любит яркие цветные огни. За окном как по сценарию идёт лёгкий снег, в темноте ночи мерцают сугробы, в комнатах слышны радостные разговоры и смех, а в воздухе стоит аромат хвои и пряностей. Всё привычно, спокойно и тепло.              — Ваше Величество? — дверь открывается сразу же после стука. Фольтест замечает, как серьёзный взгляд Роше теплеет, стоит ему увидеть своего короля.              И сегодня, в канун Йуле Фольтест, сидя за бумагами, но не разбирая ни одной, привычно ждёт того, чьё появление уже несколько лет является самой дорогой традицией на праздник. Вернон Роше привычно заходит в кабинет своего короля, будто с важными новостями, на деле же само его присутствие является для Фольтеста самой важной новостью.              — Здравствуй, Вернон, — мягко приветствует Фольтест, и искренняя улыбка трогает его лицо.              Новостью, в которой неизменно одно. Сладость яблок и корицы, горечь табака и морозное тепло ставших уже родными поцелуев.