***
— Сергей Разумовский, говорите? — с недоверием оглядывая посетителя, уточнил доктор. — Да, он. — И вы хотите забрать его отсюда? — Именно, — терпение уже начинало покидать Олега, так как работник за приемной стойкой все еще косился на него и не торопился с ответом. — Всего на неделю. «Если времени хватит разобраться с этим недоразумением» — уже про себя добавил он. — К сожалению, ничем помочь не могу, — доктор привстал, давая понять, что намеревается окончить разговор. Решив для себя еще с самого вылета из Сирии, что бросить единственного друга детства он тут не может, Олег незаметно достав купюру и медленно положив ее на стол, спросил: — А если так? — Вы меня неправильно поняли, — на лице доктора от чего-то появилась улыбка, — Я не могу отпустить сумасшедшего Разумовского на свободу, даже на неделю. Вон за прошлую, он скольких людей сжег? — Может быть так? — Волков положил на стол еще одну купюру. — Ну, тут уже совсем другое дело, — прикинув что-то у себя в голове, доктор добавил, — три дня. Ах да, еще нам нужно время, чтобы подготовить пациента к перевозке. Он крайне буйный, знаете ли. Про себя усмехнувшись тому, что Чумной Доктор был в чем-то прав по поводу уровня в коррупции в нашей стране, Волков присел на рядом стоящий стул. Видок у больницы внутри был конечно такой себе. Нет, не в плане ремонта, он как раз был идеален. Но эти однотонные белые стены повсюду — жуть. По мнению Олега, конечно. Еще больше настораживала тишина, стоявшая тут с самого его прибытия сюда, прерываемая только их разговором с доктором.***
— Разумовский, я к тебе с новостями, — раздался голос Рубинштейна, идущего по направлению к Сергею. — Тебя вызвался забрать некий Олег Волков. Слышал, что твой давний друг, но это, собственно, не мое дело уже. — Уйди, уйди, уйди, уйди… Скорее всего монолог доктора затянулся бы надолго, если бы он не расслышал очередные странные фразы Разумовского. Этот «субъект» — как называл его сам Рубинштейн, был довольно интересным для наблюдения и изучения, но врачи все еще не могли поставить ему точный диагноз. — Не подходите. Нет. Не подходите… — дрожащий голос Разумовского вернул мужчину к реальности. — Опять эти бредни. Тебе не надоело? — психиатр достал шприц со снотворным средством. — Нет, вы не понимаете! Он сейчас… Он прямо здесь… Поток речи был прерван введенным в тело хлороформом. Стоял он над телом, усмехаясь собственным мыслям о том, насколько нужно быть шизофреником чтобы нести такой бред, какой несет Разумовский. Или насколько хорошим актером нужно быть? Не просто же так диагноз ему до сих пор не поставили. Позвав медсестер для помощи, доктор покинул комнату. Но ведь и не ему то знать, каково это, в зеркале видеть пернатую тварь с его же собственным лицом. Каково просыпаться глубокой ночью в ужасе от осознания, что Птица — так прозвал это существо Разумовский, сидит у тебя на груди и не дает даже пошевелиться. Каково видеть мертвые тела тех самых медсестер в виде галлюцинаций, созданных Птицей, внушающим, что это сделал ты. Верно?***
Руки затекли, голова кружилась, а веки словно налились ватой. «Вот оно — прекрасное действие хлороформа.» Вокруг стояла тишина, иногда прерывающаяся тихими шагами. «Похищение?» Пересилив себя, Разумовский приоткрыл глаза. «Похищение. У меня же дома. Что за…» Оглядевшись по сторонам, парень стопроцентно убедился в том, что находился у себя в офисе. Попытки встать с дивана не обвенчались успехом, как вдруг перед ним появилась протянутая рука. Дернувшись от неожиданности, Сергей перевел взгляд на желавшего помочь. Перед ним стоял высокий мужчина с темными волосами и бородой. В черной рубашке и пиджаке поверх. С кулоном когтя и волчьей головы. Все это очень напоминало Олега Волкова — друга детства Сергея. Но лишь напоминало. Хотя честно признаться, он даже поверил на мгновение. Даже окунулся с головой в воспоминания из детства. Лишь на мгновение. Даже появилась крошечная надежда на спасение. Лишь на мгновение. — Ты меня не проведешь, — Разумовский пытается говорить уверенно, одновременно понимая, что отдал бы все на свете за то, что бы прямо сейчас перед ним стоял Олег, а не очередная вызванная Птицей галлюцинация. Немного пошатываясь, он начинает привставать с дивана. Лицо Волкова выражает лишь непонимание, а протянутая рука опускается. — Нет. Второй раз не получится. — Сереж, я только хочу помочь тебе. Какой второй раз, если я только приехал? Все точно нормально? Напряженный Разумовский стоит напротив, вжимаясь руками в стол сзади. Один лишь вид***
— Рассказывай, — Гром пытается не давить, но выходит не особо, учитывая события прошлой недели. Мысли в голове не могут собраться в кучу, а язык сформировать хотя бы одно предложение. Да что уж там, Разумовскому чего стоит только не впасть в истерику прямо на допросе в участке. Парень до сих пор не может разобрать, что из увиденного было правдой, а что — нет, а потому и не может понять, что стоит говорить майору, а что нет. Кажется, мнение о нем и так уже пробило дно. Вот только не о нем, а о Птице. — Ты должен рассказать все в точности, как и было. Как ты оказался у себя в офисе? — Игорь разговаривал спокойно, но во взгляде читалось, что промолчи бы подозреваемый еще пару минут, и от его спокойствия не осталось бы и следа. — Я… Я не знаю, — после недолгой запинки парень продолжил. — Точнее не помню. — Кончай уже прикидываться невинным. Все мы знаем, каков ты на самом деле, — Гром все-таки повышает голос и чуть ли не бьет по столу со всей силы. Останавливает только то, что платить потом со своей же зарплаты. Нервно постукивая пальцами по столу, продолжает говорить: — По данным от Рубинштейна, твой приятель Волков явился в больницу и попросил забрать тебя на пару дней. — Олег? — пытается скрыть дрожь в голосе, но не выходит, — Но… Как? Это не возможно. Он же… Он мертв. — И знаешь что, меня даже не интересует — как вы это все провернули. И с Сирией, и со смертью, и с больницей, и с Рубинштейном. Но вот что главное, ты — здесь, Волков — нет. Напрашивается вопрос, и где же он? Сказанные пару фраз с целью допросить и выяснить правду, заставляют Разумовского почувствовать нехватку воздуха и удушье на несколько мгновений. Он лишь молиться о том, что бы это не оказалась Птица, стоящая сзади него и впускающая когти прямо в шею. Но нет, кажется обычная паническая атака. И эта мысль заставляет парня расслабиться, что естественно ненормально для психически здорового человека. Но ведь если это все правда, то я, собственноручно убил своего друга, желавшего помочь? Нет. Не может этого быть. Я не способен на такое. Нет. Нет. Это мог сделать только он, но не я. Эти мысли только ухудшили и до того весьма плохое состояние до такой степени, что перед глазами все начало мутнеть. Перед тем, как отключиться, Разумовский смог уловить отдаляющиеся шаги Грома.***
«После поимки Чумного Доктора прошел месяц и девять дней. После моего второго помещения в больницу прошел месяц и два дня… После того, как я убил Олега прошло чуть меньше месяца.» И он все еще не может перестать считать. «После моего повторного помещения под наблюдение к Рубинштейну, Птица, как не было бы странно, появлялся только первые пару дней в виде тени. Затем и вовсе пропал. Не могу понять с чем это связано. Теперь я остался совсем один. Это должно приносить радость, но это не приносит ничего.» Учитывая значительное улучшение состояния Разумовского, врачи решили снизить уровень контроля над ним, но выпустить на свободу не решались. «Словно после… случая с Олегом я не могу чувствовать вообще ничего. Кроме пожирающего душу чувства вины, боли и горечи. Испортил все, что только мог. Олег был единственным человеком, который понимал и принимал меня. Уже месяц я нахожусь в этом гнилом месте и единственной мыслью, не покидающей меня, является желание наложить руки и на себя. Ведь так будет справедливо. По отношению к Олегу, ко мне и ко всем тем людям, которым«Если бы во время поняли, мы смогли бы помочь.» — проносится в мыслях, но он и сам не знает, верит ли себе.