И мудрость, и шутка не имеют конца

То, что темнота поглощает свет - ни для кого не новость. То, что любой дом, погружаясь во мрак, превращается в тонкостенный лабиринт, в котором вещи меняются своими привычными местами - терпимо, если ты застынешь там, где стоишь - флюгером против ветра, и без единой открытой форточки, дурные мысли и страхи тут же наводят тебе соответствующий сквозняк. Затем ты закроешь глаза, сосчитаешь до трех и увидишь, что снова оказался в светлой, как рай, комнате. Нет и нет. Конечно же, Нигма не закрывает глаза каждый раз, когда оказывается в полной, почти ночной темноте. И не бездействует, а сразу же идёт к щитку - копаться в неполадках. Иначе поступают только маленькие мальчики. А Риддлер уже забыл, какого быть плаксивым ребёнком и по-настоящему дрожать ночью под одеялом от страха. Он старел. Его волосы потускнели как у мертвеца, закопанного под землёй, лишенного солнечного света и самого главного - жизни. Его суставы так разламывались от боли, что по ночам он больше не мог разгадывать собственные головоломки - по утрам он был так разбит, словно провел десять ночей у постели умирающего. Он старел. От Эша, поджарого и неуловимого, как ящерица, ныряющая в песок, осталась лишь белокожая худощавая тень. Каких-то три рыжих волоса, отделяющих его от старости - а потом он уже не будет ничего дорисовывать, как в молодости, на ходу меняя планы, загораясь желаниями и тут же остывая. Мрак - тонкостенный лабиринт - там, куда побежишь, вырастет тупик. Даже если на нём не было бы всех этих многочисленных надкусов пролетевших лет, боли и седых волос, он бы всё равно не почувствовал себя моложе. Второго шанса не будет. У Джокера сливочного цвета перчатки, они давят на щёки и сомкнутые губы в тех местах, где боль отзывается чересчур гулко. Больно. Так больно, что практически невозможно дышать. Много лет подряд, гнуть прутья клетки, подкапывать и выстукивать стены, разносить Аркхэм на тысячу тысяч кирпичиков, чтобы один раз прыгнуть на спину Бэтмену, - пролететь через годы, месяцы особо строго заключения, принудительного лечения, упасть на каменный пол камеры - и после всего этого думать, что побывал на самой крыше своего болевого порога. И если бы только постоял, отдышался, насладился видом оттуда - нет, сразу сигал вниз, как какой-нибудь японский камикадзе. Он думал, что знает, что такое боль. И только сейчас понял, что даже когда летел в тартарары - то дна не достигал. Он цеплялся пальцами за всё, что только мог, порой выбивая фаланги, иногда теряя сознание, но рук не разжимая никогда. Он болтался в миллиметре от смерти, а потом резко подтягивался вверх - и только тогда уже его выбрасывало на холодный пол, тюремной камеры или родной комнаты, как бессонница из постели. Джокер поглаживает его по щеке, грубее, явно грубее, чем хотелось бы. Одна из его улыбок, менее безумная чем обычно - улыбка кошки, играющейся с мышкой. Раньше его шутки - тёмный ящик, угадай, что внутри. Теперь - этот ящик прозрачен, как все его намёки, и нет ни трюков в рукаве, никакой страсти. У последней шутки нет ни краю, ни конца. В начале все на свете были старше них - только Бэтмен - бывший Бог Готэма, не обветшал, а просто исчез также неожиданно, как и появился когда-то. Его место занял Найтвинг, и противостоять внезапно стало некому. Каждая чёртова драка оканчивалась порцией тумаков - Риддлер не успевал не то что замахнуться, даже удачно отгородившись от удара - встать и заставить себя ударить ещё раз - он уже не мог. Всё больше тех, кто лез под руку, стремясь принять участие в их бессмысленных, не сулящих ничего кроме поражения схватках, и, внезапно, выходил оттуда с большим успехом. Всё больше злодеев, стремящихся захватить город и противостоящих им героев, и самый центр вселенной теперь - чувство бесполезности, потому что Загадочник был больше не нужен тому миру, который он помог сотворить. Он был уверен, что сделал всё, чтобы оставить после себя хоть что-то.... Джокер всё ещё улыбается ему ярко-красным ртом. - Поцелуй меня, - он оттягивает безжалостным пальцем нижнюю губу Эдди. Этим он заплатил за относительную безопасность? В кругу своих, так называемых, недругов, он ощущал себя не так тревожно, как в данную секунду. Эдвард целует Джокера кровоточащим ртом, и язык от боли бьётся во рту, словно пытающаяся сорваться с крючка рыба. Он дергает связанными руками, пытается отвести взгляд, но зрачки упорно срываются с поводков воли. Он сдаётся, и самое яркое подтверждение этому - его мысли. Загадочник думает, что когда-нибудь мог бы и полюбить этого ужасного человека, больного дурака. Это заставляет его подчиняться с утроенной силой, словно он делает великое дело - пытается доставить им обоим удовольствие. Эдди Нэштон хорошо помнит, что подарки от Бога всегда завернуты в какую-нибудь проблему. - Я - тебе, а ты - мне, - противно пропел над ухом Джокер. Ему ничего не остаётся, кроме как кивнуть. Всё то время, проведённое в Аркхэме, он был неприкосновенной стороной их разномастной компашки, венчающей её короной, умом, который нуждался если не в стеклянной колбе, то в покое от всех, желающих к нему прикоснуться, потрогать. Немое восхищение издалека - то, что надо, но теперь, блять, его пялит претендент на короля. Тот самый, кстати, что и сделал его драгоценностью для остальных членов их недружного альянса - благодаря Джокеру к нему стали обращаться как к источнику любой информации, закопанной для глаз и ушей простых смертных. Он... Он готов был закричать, но не закричал - не хотел признаваться, даже самому себе, что наступила пора звать на помощь. Загадочник ощущал себя подобно разорванной игрушке, которую не только не зашили, но и взяли лоскута для починки другой. Опрокинувшись на пол навзничь, плечами вжимается в источающие холод половицы, привычно игнорируя боль в спине. Джокер задирает его руки за голову, и от резкого движения рубашка распахивается, потеряв ещё одну пуговицу. Он наклоняется над ним, становясь похожим на хищную птицу. Джей - стервятник, только в ярких цветах и в пальто, вместо перьев. Он прижимает указательный палец к груди Эдварда, ведёт снизу вверх, высвобождая оставшиеся пуговицы из плена петель, забирается за края воротника, проскальзывает в полуоткрытый рот, осторожно поглаживая язык Загадочника. Тот едва не давится вдохом, а Джокер надавливает на язык сильнее, требуя стона, и Эдвард выгибается дугой, чувствуя, как в легких кончается воздух и начинает мутиться в голове. Свободной рукой Джокер наматывает галстук Эдварда на кулак и дёргает, заставляя встать на колени. Вклинивает костлявое бедро между его ног, заставляя раздвинуть их. Эдди взъерошенный, словно только что с постели, подчиняется каждому его желанию, позволяя ставить себя в разные позы. Наконец-то вжикнула молния расстегиваемых штанов - и посторонние пальцы, холодные и твёрдые, как камень, с нажимом гладят головку члена. Нервы Эдди пылают, и ему кажется, что он вылезает из своей кожи, погружается в святые воды ямы Лазаря, холодные как лёд. Отталкивается от дна, всплывает наверх - и окунается в тёплую ванну, разгоняя по венам замерзшую кровь. Эдвард шипит, выгибает спину от окутывающего его тело жара, заживо им горит. В последние секунды перед оргазмом он закрывает глаза, отдаваясь собственным неповторимым ощущениям. Самое ужасное в этом то, что ему нравится. - Ну, ну, ну! - слышит он у себя над ухом и инстинктивно зажмуривается крепче. - Смотри. Он распахивает глаза и видит угрожающе возвысившийся над ним силуэт Джокера. Как в былые времена, когда преступники ещё не знали их в лицо, но боялись одной только тени, напоминающей о существовании в Готэме какой-то потусторонней, подчиняющей его силы. Да, теперь он замечает, что волосы у Джокера вьются.... Кем раньше для него был Джей? Ослепительным взрывом, шаром, метко сбивающим все раннее расставленные кегли, грохочущим фейерверком звуков, бедламом, бедствием.... Глаза закатываются вовнутрь, и Риддлер видит уже как нежная, источающая сладкий запах Плющ воркует со своими цветами, сгорбившись и прикрыв лицо широкополой шляпой, быстро проходит мимо него заумный Пугало, а вокруг блестят красотой ледяные фигуры мистера Фриза. Над его преступлениями ломал голову сам Бэтмен. Его называли гением. Он получал письма от поклонников со всех уголков Земли. Он не проигравший. Он не... Его скручивает в приступе кровавого кашля. Его рваное, лающее дыхание нарушает темную тишину в комнате. - Не весело играть со сломанными игрушками, - своим обычным резким голосом подводит итог Джокер. Встаёт и вытирает руки своим цветочным носовым платком. Загадочник смеётся, всё ещё пытаясь справиться со спазмами. Последняя шутка всегда самая весёлая - ты сам выбираешь, где её конец.