Искренний лжец

      В Талонгарде к вечеру стихают голоса и гаснут свечи. Среди океана проблем и хаоса гражданской войны замок Грифона – словно скала, возвышается над низкими городскими строениями, которые теснятся у его стен. Его можно было бы назвать скалой, если бы не внутренние трещины: заботы в герцогстве, слухи, происки неприятелей… Или ещё более тонкие трещины: в каждом из советников Ивана и в нём самом, даже в тех, кто кажется нерушимым монолитом. Анастасия видела, как разваливаются такие монолиты: медленно и величественно, с глухим грохотом, раз и навсегда, и для того, чтобы раскрошить его на куски, порой хватает одного точного удара в самое уязвимое место.              Йорген – такой же монолит, иссиня-чёрный камень, усыпанный неясной серебряной пылью, как звёздное небо, со множеством сколов и граней, от которых свет отражается, множится, в конце концов, тонет в бездне. Спокойный, с неизменным вниманием во взгляде и загадочной полуулыбкой. Нерушимый, непоколебимый и непроницаемый. Таким его видят все окружающие. Но не Анастасия: она знает, какие внутренние трещины и надрывы прячет Йорген ото всех. Но не от неё. Доверие – ценнейший из даров, и пускай Безликих считают лжецами, они тоже способны на искренность, разве что им она может стоить жизни, поэтому обманывать других и себя безопаснее. Йорген – не исключение, но Анастасии он сам, в конце концов, раскрывает своё сердце, и та принимает этот бесценный дар.              Поэтому, когда иерофант не находит мастера-шпиона в его покоях ночью, она знает, где тот может быть.              Йорген молча глядит в ночное небо с высокого балкона замка. Небо сегодня – чёрный бархат, усеянный мелкими бриллиантами звёзд. Свет факелов почти не дотягивается сюда, и фигура в тёмной мантии действительно кажется словно одной из теней, которую легко не заметить, если не приглядываться. Маленькое напоминание о том, кто мастер-шпион на самом деле.              Когда Анастасия в первый раз нашла Йоргена здесь, она долго не решалась подойти и потревожить, пока тот сам не позвал её: телепатией, не нарушая ночную тишину. Наивно было полагать, что Безликий не заметит её приближения. Анастасия тогда спросила, что было видно из окон Невидимой Библиотеки, а Йорген, усмехнувшись, ответил, что большую часть времени – различные пещеры. В последний раз, когда он был в Библиотеке, точно.              Он понял, на что намекает Анастасия: скучает ли он по дому. Дочь Грифонов по-прежнему удивляет его своей проницательностью.              – Напоминаю братьям и сёстрам, каким прекрасным бывает ночное небо и как оно похоже на крылья нашей матери, словно она укрывает ими весь мир, – признался Йорген несколько мечтательно, так несвойственно себе, казалось бы.              Другие члены Совета вряд ли поверили бы, что загадочный и вообще-то безжалостный, когда нужно, мастер-шпион способен на подобные сентиментальности, но этот разговор не предназначен для их ушей. Они видят Йоргена таким, каким он хочет, чтобы его видели, и рассказывает им то, что он хочет, чтобы о нём знали, – не больше. Ещё одна маска.              Но Анастасия – не они.              – Связь между нами ослабла после наложения печати, но не распалась и не распадётся никогда. Мы всё ещё можем слышать наших братьев и сестёр в Библиотеке, если прислушаемся, общаться с ними, и они могут слышать нас. Поэтому иногда мы показываем им то, что они не могут больше увидеть своими глазами: например, ясное ночное небо над Талонгардом.              Некромантка печально кивает. Быть неразрывно связанными – и быть слишком далеко друг от друга без возможности докричаться – Анастасия ведь понимает, каково это. Как бы ей хотелось показать Кириллу это небо и не только его, познакомить со своей семьёй, с Иваном – всё-таки потомок, вот только тот уже три века как пропал в Шио после интриг Сары и Уриэля. Анастасия горько хмыкнула: брат-близнец попал в ту же западню, что и она: влюбился в ангела, только её Уриэль обещал вознести на небеса, а Кирилла Сара утащила в Ад – весьма иронично.              Но Уриэль мёртв, а от брата уже очень давно нет вестей и вряд ли когда-нибудь будут. Поэтому здесь Анастасия понимала Йоргена, наверное, лучше, чем кто-либо.              – И мне просто нравится вид, – добавил потом Безликий, намекая на желание перевести разговор на другую тему. Анастасия поддержала эту идею, и они долго разговаривали почти до самого утра.              Это случилось вскоре после того, как Анастасия впервые обнаружила рядом с Иваном темноволосую фигуру: верный советник, за плечом, как с отцом когда-то. Йорген даже не стал менять свой облик. Анастасию это одновременно и испугало, и опечалило, но больше всего всё же – обрадовало. Смутная мысль барахталась где-то на краю разума, но в тот миг, когда знакомый мягкий голос с лёгкой хрипотцой и нотками лукавства произнёс «здравствуй, Анастасия», некромантка всем сердцем ощутила, как сильно, оказывается, скучала по Йоргену. Даже сильнее, чем скучает порой по Вейну. Но Вейн окончательно мёртв, и никакая сила больше не вернёт его. С этим Анастасия уже почти смирилась. А Йорген – здесь, перед ней.              Потом были долгие разговоры, как тот: попытки понять, что изменилось, а что осталось на своём месте. Анастасия уже не та убитая и воскрешённая девочка и даже не иерофант Королевы Пауков – смертным и тем, кто ими был, свойственно меняться со временем. Анастасия почему-то была уверена, что Йорген, в свою очередь, не изменился ни капли: кому, как не бессмертному созданию Тьмы, оставаться собой веками... пока не заметила лишние морщинки, которых не было раньше, и то, как ещё больше потемнели карие глаза. Он всё тот же Йорген, что и века назад, но он словно постарел: не естественно, а как резко и внезапно порой седеют из-за горя.              Хотя почему «словно»? Просто, в отличие от смертных, Йорген постарел не телом, а душой, а облик просто-напросто отражает это. И когда Анастасия поняла, насколько, – догадалась по оттенкам голоса, позе, взгляду, она достаточно наблюдательна и достаточно хорошо знает Йоргена, чтобы уловить изменения, – ужаснулась. А Безликий только горько усмехнулся и ответил: «Я просто слишком стар для этого мира».              Он не сказал почти ничего и сказал всё.              То было в самом начале гражданской войны, а теперь она бушует и беснуется, как море в шторм, а они вдвоём стоят на балконе замка Талонгарда и наслаждаются затишьем посреди бури.              Вдвоём.              Раньше Анастасия удивилась бы, что всё сложилось именно так, но теперь она уверена, что ничего удивительного как раз нет. Два одиночества, давно пережившие свой мир и слишком старые для нового, в котором им едва ли есть место. Потерявшие то, что было дороже всего, свой дом и близких. С грузом сожалений за спиной. Старые друзья, у которых, по большому счёту, не осталось рядом никого по-настоящему близкого, кроме друг друга.              А были ли они когда-нибудь просто друзьями? Анастасия задаётся этим вопросом, когда анализирует собственные чувства. Такое ощущение, что они сразу стали друг другу кем-то большим, в тот самый момент, когда Анастасия позволила Безликому заглянуть в свой разум и открыла ему все свои секреты, а тот защитил её от самой себя и не потребовал ничего взамен. Словно Прядущая уже давно сплела их судьбы в единый узор, который стал заметен лишь со временем. И почему-то она уверена, что, в каком бы из миров ни странствовал дух Вейна, тот понял и принял бы её, отпустил, как сам когда-то отпускал своё прошлое, которое уже не возвратить: он всегда хотел, чтобы Анастасия была счастлива.              Поэтому иерофант ни разу не жалеет, что сделала шаг навстречу: спросила о слишком личном, задержала взгляд чуть дольше, заглянула в глаза тени и заметила, как на дне бездны плещется удивление и какая-то растерянность. Йорген мог бы оттолкнуть девушку, если был бы против такого сближения – в конце концов, Безликие чувствуют всё иначе, чем смертные, – и несколько секунд он действительно колебался, решая: стоит ли переходить эту черту? Но потом тяжело вздохнул и спросил негромко:              – Ты знаешь, кто мы. Ты знаешь, что это тело – подделка, а личность и лицо – пускай любимый шедевр творца, но тоже лишь один из многих. В наших словах нет истины, и мы никогда не говорим прямо. И всё же ты доверяешь своё сердце, и без того разбитое, существу, рождённому обманывать?              Анастасия не знала многих Безликих: по правде сказать, этот был единственным, но она сомневалась, что все они такого низкого мнения о себе. Йорген хочет, чтобы его слова звучали, как простая констатация факта, но почему тогда Анастасия упорно слышит горькую насмешку над собой и уничижение?              «Ты знаешь, что я за лживая тварь. Едва ли я заслуживают твоего доверия и твоей любви».              Как ещё вынужден думать о себе тот, чей род презирают и ненавидят с незапамятных времён? Просто раньше Йорген не заговаривал об этом, а теперь чувства Анастасии режут без ножа, вскрывая старые раны. Но он парадоксальным образом одновременно и лжёт, и говорит правду. Лжёт – как Безликий, для которого любой облик и всё с ним связанное по определению маска и фальшь, и честен – как Йорген, именно эта личность, со всеми чувствами, характером, тоном голоса и взглядом, которая не может быть кем-то другим, иначе перестанет быть собой. Как эти части целого уживаются в одном сознании, смертные никогда не разберутся, а Анастасии почему-то кажется, что существо перед ней гораздо больше Йорген, чем просто Безликий.              – Мне кажется, больше всего ты обманываешь самого себя, – ответила иерофант, с улыбкой глядя в тёмные глаза. – Ты гораздо лучше, чем думаешь.              И Йорген не нашелся, чем опровергнуть её слова.              Поэтому сейчас Смерть приходит неслышно. Становится рядом с Тенью и тоже смотрит в чёрное небо. Анастасия догадывается, о чём думает Безликий, поэтому мягко берёт его за руку. Пальцы иерофанта – холодные и тонкие, пальцы Безликого теплее, и это чужое тепло, хоть и не совсем настоящее, греет Анастасию вернее любого очага.              «Ты не один», – мысленно шепчет она Йоргену.              Тень грустной улыбки скользит по губам Безликого, когда он обнимает Анастасию, и та кладет ему голову на плечо. Наверное, со стороны это выглядит мило: некромантка ведь навсегда заперта в теле юной девушки и на полголовы ниже Йоргена, а тот – высокий взрослый мужчина. Но их никто не увидит: тени скроют их от любопытных глаз.              Они не говорят о чувствах вслух: им это уже не нужно, и дело не в телепатии. Они оба сотканы из холода, но каким-то непостижимым образом отогревают друг друга. Ведь Анастасия, сколько бы лет ни было мертво её сердце, всё равно тянется к нежности и любви, а Йорген, каким бы лжецом его ни звали, способен на искренность, пускай порой она даётся ему с трудом. И когда Анастасия, закрыв глаза, переплетает с Безликим пальцы и утыкается лицом в плотную тёмную ткань его мантии, Йорген склоняет голову и невесомо касается губами виска иерофанта.              Им не нужны слова, чтобы говорить о любви. Но иногда Анастасия всё же произносила это вслух, особенно в самом начале, обнимая Йоргена, и из её уст это звучало одновременно и как первое девичье признание, и как что-то обречённо-тихое. И, в любом случае, слова Анастасии вгоняли Безликого в некое смущение и замешательство.              Пускай он тысячелетиями существовал бок о бок с малыми народами, ему всё ещё порой было трудно разобраться в смертных чувствах. Каждое из них его род разбирает на составные части, рассматривает вблизи и изучает по своему и чужому опыту и так познаёт его суть. Но любовь слишком сложна, слишком многогранна. Смертные вкладывают в неё столько смыслов, что даже всеведущим детям Тьмы нелегко понять природу этого чувства и скопировать его. Например, смертные, говоря о любви, нередко подразумевают влечение: из их уст фраза «я тебя люблю» может означать «я хочу провести с тобой ночь» или «я хочу от тебя детей». Безликих как существ, не испытывающих потребности размножаться и, соответственно, физического влечения, это повергало в некоторое недоумение: смертные говорят о любви как о сильном эмоциональном порыве, но отождествляют его с инстинктами и часто не мыслят без физической близости, хотя это совершенно разные сферы восприятия мира. Почему? И это не единственное, что вызывало затруднение у Безликих. На такую любовь они не способны.              Но у них существует иное чувство, всеобъемлющее, не менее многогранное, и теперь уже смертные обязательно запутались бы, пытаясь разобраться в нём. Его можно описать как огромную душевную привязанность, такую, когда действительно не всё равно, что происходит с конкретной личностью. Когда есть потребность помогать и заботиться, делиться своим теплом и быть рядом, готовый поддержать и защитить. Когда можно доверить близкому существу свои тайны, не опасаясь разоблачения, и в принципе доверять ему не меньше, чем братьям и сёстрам, – а доверия Безликого добиться очень сложно, тем более полного доверия. Когда можно быть собой, зная, что тебя примут, и самому принимать близкое существо тем, кто оно есть, отдавать ему не меньше, чем получать. Для Безликих это чувство – самое сильное из тех, что они могут разделить с другими, не из семьи.              Не его ли Йорген испытывает к Анастасии? И не это ли у смертных называется искренней, настоящей любовью, такой редкой, что иногда кажется, будто она не существует в природе? И на которую Безликие, по злым слухам, не способны?              Мать Теней загадочно молчит: ответ на этот вопрос её сын должен найти самостоятельно в глубине собственной души.              – Ты сам однажды сказал: «Что отдаёшь безвозмездно, то навеки твоё», – улыбается Анастасия в ответ на чужие рассуждения. – Ты способен быть настоящим и честным гораздо больше многих, пускай и рождён из Тьмы, и я тоже хочу быть честной с тобой.              Она гладит Йоргена по лицу, и лёгкие морщины действительно разглаживаются под её прикосновениями. Безликий возвращает себе облик, привычный Анастасии со времён их первого знакомства, с удивлением ловя себя на мысли, что огромная разница в визуальном возрасте его несколько смущает. Поэтому облик его становится на десяток с лишним лет моложе, а взгляд словно светлеет. Анастасия довольно это замечает, и Йорген, глядя на неё, не может сдержать ответной улыбки.              Никогда сын Тьмы не мог предположить, что однажды ему будет доверено такое сокровище.              Они удивительным образом оживают рядом друг с другом. Плотно задёрнутые портьеры не пропустят и крупицу лунного света, и ночная тьма надёжно скрывает их двоих от всего остального мира. Даже голоса в глубине сознания затихают: другие Безликие словно бы тактично отворачиваются, предоставляя собрата самому себе. Даже у теней есть маленькие секреты друг от друга. Анастасия подходит совсем близко, так мило приподнимается на цыпочки, чтобы дотянуться. Губы иерофанта холодные и бескровные, как и подобает вампиру, Безликий теплее, и поцелуй отзывается неровной дрожью в теле некромантки. Да, иногда её тело что-то чувствует, иногда Анастасии всё ещё хочется чувствовать себя словно живой, настоящей, любимой, выразить иначе то, что едва ли возможно выразить словами.              Поэтому руки Анастасии скользят по мужским плечам к застежкам мантии. Но Йорген мягким жестом останавливает её, и в карих глазах на отражается замешательство и непонимание.              – Ты уверена, что хочешь этого?              Анастасия вспоминает Вейна. Тот ничего подобного не спрашивал. Но Жнец Душ был человеком и вряд ли даже задумывался над тем, как именно смертные (да и большинство бессмертных) выражают свои чувства и желания: это было чем-то само собой разумеющимся, над которым не нужно думать – только наблюдать и замечать. Поэтому Вейн просто отвечал на проявления любви супруги, как мог, ведь чувства его были взаимны. Йорген – совершенно иное существо, и даже проведя среди смертных века, он бывает порой не до конца уверен, что правильно интерпретирует их действия и мысли, касающиеся сферы близких любовных отношений: смертные слишком непредсказуемы. Сложно рассуждать о том, чего не испытываешь сам.              Повисает неловкая пауза. Анастасия смотрит в глаза тени, словно пытаясь прочитать её мысли, хотя это заведомо невозможно. Безликие не испытывают влечения, для них физическая близость – лишь любопытный опыт, им несложно, поэтому на секунду в голове иерофанта проносится противная мысль: как будто она просто использует Йоргена для удовлетворения своих желаний, пользуясь его безотказность, а ведь такое предложение вполне может оскорбить его.              – Это не так, – отвечает тот, считав последнее в разуме Анастасии. – Иначе я бы уже давно ответил «нет».              Но этого не произошло, потому что соврать Безликому невозможно.              Анастасия чуть опускает глаза. То, что Безликий способен прочитать даже самые потаённые мысли, одновременно и смущающе, и пикантно: не нужно говорить вслух о своих желаниях. Хотя Вейн тоже понимал супругу с полуслова, пусть и не умел читать мысли.              В тот же миг любопытство и предвкушение разрывает шепчущий голос:              – Мы можем показать тебе его, если ты хочешь.              Безликий являет свою переменчивую натуру. Черты лица начинают размываться, волосы чернеют и кудрявятся, в тёмных глазах загораются зелёные огни, и небьющееся сердце Анастасии пропускает удар.              – Постой! – она судорожно хватает Безликого за запястье. – Не надо.              Трансформация прекращается, и Анастасия видит одновременно два слишком знакомых лица, перекрывающие друг друга. Безликий чуть хмурится, легко качает головой, совсем как настоящий Вейн. Дети Малассы действительно мастера притворства: они способны повторить даже такие едва заметные детали чужого облика. Неудивительно, что они легко странствуют по миру, неузнанные, скрываясь под своими масками. Но Анастасия знает, что за сущность скрывается под чужим лицом, и её волнует именно он. Поэтому она касается жёстких волос, побледневшей кожи, и, подойдя совсем близко, обращается к мужчине:              – Я не хочу, чтобы ты был Вейном. Я хочу, чтобы ты был Йоргеном. Самим собой.              И подаётся вперёд, обнимает за шею, отдавая сущности под масками свою нежность и такую странную, но искреннюю любовь.              «Как пожелаешь», – когда Безликий обнимает её в ответ, иерофант понимает: просьба была услышана.              Плотная синяя ткань опадает на пол тяжёлым бархатом. Сверху её накрывает чёрная с изумрудным шитьем. Анастасия забирается на колени Йоргену, улыбается игриво – словно она-по-прежнему живая – снова целует, и её губы холодные, но мягкие. Такое выражение любви ей нравится больше всего, и Йорген следует за иерофантом – и не может не признать, что целоваться очень даже приятно. С тихим стуком и звоном на пол поверх мантий падают броши, пряжки и застёжки, блуза чёрным шёлком соскальзывает с острых женских плеч, пока тонкие пальцы ловко развязывают шнуровку мужской рубашки. Иерофант льнёт к Безликому – грудь к груди, холодая кожа к горячей – обнимает его лицо ладонями – сейчас оно кажется ещё моложе – целует настойчивее. И так же крепко смыкаются объятья тени. Кажется, открой глаза, и взметнутся лиловые перепончатые крылья и укроют любовников от всего мира.              Но когда теплые ладони скользят по телу ниже, по внутренней стороне бедра, Анастасия ахает и чуть испуганно вздрагивает. В сознании мгновенно воскресает воспоминание об Уриэле: п0ервый возлюбленный и первый любовник – и первое разбитое сердце. Фантомная боль вспыхивает внизу живота и гаснет: мёртвые ведь не чувствуют боли. Но Йоргену этого достаточно: от него не ускользнет ни один эмоциональный импульс. Поэтому он убирает руки и отстраняется.              – Анастасия?              Иерофант молчит, опускает глаза. Воспоминание сверкнуло само собой, без её желания. С ней был Вейн, теперь рядом – Йорген, которого она любит не меньше, она не хотела даже больше вспоминать об Уриэле! Но белокурый ангел, сердечная рана, вновь напоминает о себе. Особенно в такие... интимные моменты.              – Всё в порядке, – неровно улыбается Анастасия, прекрасно зная, что Безликому врать бессмысленно, но она словно пытается обмануть не его, а саму себя. Когда на деле ничто не в порядке.              Изумрудное сияние отражается и тонет в бездне тёмных глаз, и Йорген тихо вздыхает. Иерофанту не нужно слышать его слова, чтобы расшифровать: «Ты знаешь, что это ложь». И он явно понимает её причину.              Анастасия пересаживается с мужских колен на кровать.              – Я просто вспомнила... – но слова застревают в горле. Как рассказать об этом, она не знает.              – Я вижу, – спокойно отвечает Безликий. Анастасия знает: он действительно видит всю её память, каждое мгновение, и девушке становится стыдно. Она обнимает себя руками под грудью, а призрак ангела, когда-то нежно любимого, словно ухмыляется из-за её спины:              «Вот, с кем ты теперь? Тебя ждала судьба ангела, мы могли бы быть вместе. Но ты ластишься то к одному, то к другому, как продажная девка: сначала взяла в мужья рыцаря смерти, а теперь отдаёшься тёмной твари!»              Вот почему именно сейчас он решил о себе напомнить?! Точнее, почему он вообще всё ещё напоминает о себе?! И ведь с Вейном в первый раз было точно так же, и вампир точно так же отстранился, но смотрел с мрачной настороженностью: кто посмел причинить такую боль его возлюбленной?! – а Йоргену и так всё известно.              Вышеназванная тёмная тварь аккуратно обнимает Анастасию со спины, словно укрывает крыльями. Образ ангела презрительно фыркает и растворяется.              – Мы можем поговорить об этом, – вкрадчиво предлагает Йорген.              Иерофант скашивает взгляд. В отличие от Уриэля, Йорген действительно за её спиной, здесь, близкий. Настоящий, пусть его считают тварью обмана. И он снова предлагает ей свою помощь в исцелении души.              Холодные девичьи губы касаются чуть тёплых в нежном поцелуе. Анастасия тычется носом в щёку Йоргена, льнёт к нему с неозвученной просьбой: побудь со мной, успокой меня.              – Позже. Давай помолчим.              Йорген кивает, гладит Анастасию по волосам. Ему, как никому другому, известно, что молчание порой куда красноречивее слов, поэтому он прислушивается к потоку мыслей иерофанта, ловя и запоминая отдельные фрагменты, обдумывая их вместе с сородичами, и те немало удивляются и ему самому, и этой немёртвой женщине, которая так доверчиво тянется к Безликому. Йорген действительно хочет вновь помочь Анастасии преодолеть её прошлое, и не из корыстных побуждений, а просто испытывает потребность помочь близкому существу, когда он может это сделать. Но он не торопит Анастасию и не настаивает: прекрасно знает, как тяжело говорить о собственных чувствах, особенно когда они такие сложные и хрупкие.              Спокойствие прерывает настойчивый и бесцеремонный стук в дверь. Анастасия вздрагивает от неожиданности, и сразу же вспыхивает тревожная мысль: а если кто-то застанет их вдвоём?.. Йорген тоже чуть хмурится, но ничего не говорит. Значит, опасности нет.              – Госпожа Анастасия! – доносится голос с той стороны. Посыльный.              – Я просила не беспокоить меня, – отвечает та с недовольными нотками.              – Тысяча извинений, госпожа, но Его Светлость собирает срочный совет и желает видеть Вас!              Иерофант со вздохом закатывает глаза: вот почему Ивану приспичило созвать Совет Теней именно сейчас, поздним вечером? Не иначе как что-то случилось. Анастасия коротко усмехается: посыльные небось сейчас разыскивают и Йоргена по всему дворцу, если Иван ещё не понял, что искать безликого советника, мастера скрытности – тень в темноте – бесполезно, пока он сам не появится.              – Хорошо. Передайте герцогу Ивану, что я скоро буду.              А главная тень ничуть не удивлена – только насторожена. Йорген что-то знает – он вообще знает, кажется, обо всём, что происходит во дворце и за его пределами. И, судя по тому, что одевается он торопливо, дело действительно срочное.              Они расходятся, и в душе Анастасии переплетаются разочарование, печаль и стыд. Разочарование – оттого что их так бесцеремонно прервали. Печаль – от нахлынувших воспоминаний. И поэтому же – стыд. Уриэль давно остался в прошлом. Вейн показал Анастасии, какой бывает настоящая любовь, в том числе физическая, а она до сих пор возвращается в памяти к несносному ангелу, который сломал ей жизнь. Уриэль – последний, кого Анастасии хочется вспоминать, но призрак всё ещё ухмыляется из-за плеча, сколько бы иерофант ни просила оставить её, наконец, в покое.              Дела действительно оказываются более чем срочными. Военачальник Кенте отбывает на границу герцогства, Ласир отправляется с дипломатической миссией, Йорген исчезает с тайным поручением и возвращается последним, только через месяц, если не больше. Анастасия узнаёт об этом даже не от Ивана, а лишь когда тень сама сходит со стен её покоев, принимая знакомый облик.              Йорген никогда не вдаётся в подробности своих поручений, и Анастасия тактично не спрашивает, но догадывается по тьме в глазах, что в этот раз Безликому пришлось оборвать чью-то жизнь, а может и не одну. О том, что Йорген при дворе не только мастер-шпион, но и личный убийца Ивана, Совету известно, но о таких деталях его работы принято умалчивать, и только стальной взгляд порой напоминает о том, что устранять препятствия Безликий умеет разными способами и неизменно тихо.              – Мы всё ещё можем поговорить, – в конце концов, намекает Йорген, и тьма в его глазах словно светлеет, сменяясь топленым шоколадом. Когда-то Анастасия любила такие сладости, и тёплое детское воспоминание вызывает у неё улыбку.              – Да. Давай поговорим, – соглашается она. – А потом ты расскажешь мне, что беспокоит тебя.              Йорген вскидывает бровь. Братья и сёстры перешептываются: этой женщине странным образом не всё равно, что творится в тёмной душе Безликого, и это до сих пор удивляет их.              А потом разговор переходит на шёпот. А потом и вовсе теряется. Остаётся шорох ткани, тихий смех, шумное дыхание. Слова больше не нужны, и говорить начинают прикосновения.              Смертные любят ласку, но их тело очень хрупкое, его так легко повредить, поэтому Безликий касается бледной кожи мягко и осторожно. Как будто – а может, так и есть – он ещё не до конца уверен, всё ли делает правильно. Собратья молчат, тактично отвернувшись, да и коллективный опыт здесь не поможет, даже если пропустить его через себя до последней капли: это лишь теория. Чувственные ощущения же сугубо индивидуальны. Поэтому на кончиках пальцев словно немой вопрос: тебе приятно? Мне стоит продолжать? Ему действительно важно, чтобы партнёрше было комфортно: девушка в его объятьях – как прекрасная фарфоровая статуэтка, которую слишком легко разбить. Ответом ему – рваный вздох, хотя немёртвые давно не дышат, когда она подставляется под ласки. Одно дело – знать по чужим воспоминаниям, и совсем другое – прочувствовать всё наяву. Так… волнительно. Как в первый раз.              В первый раз с тем существом, которое он – именно он… любит? Имеет ли право тёмная душа обмана назвать свои чувства таким образом? Голосам это неведомо. Но Анастасия считает именно так, иначе не была бы с ним такой открытой и чувственной – настоящей, и Йорген поддаётся, совершенно искренне. Он – ведомый, но отдаёт всё, что может отдать. Неспособный на своё пламя, он поддерживает чужое, перенимает его, разжигает ещё сильнее.              Этой ночью они близки, как никогда раньше и как, казалось бы, не могли быть. Ближе на одни объятья, на один поцелуй под краем челюсти, на одно прикосновение ладоней к обнажённой коже – слишком близко. Запредельно близко, далеко за гранью мыслимого. Поцелуи Безликого обжигают, словно оставляя горящие отметины на бледной коже, и Анастасия сильнее выгибается в пояснице, откидывает голову назад, прижимается ближе – ещё ближе – к его горячей взмокшей груди, зарываясь пальцами в каштановые волосы. От контраста жара и холода, кажется, начинает кружиться голова, и непроизнесённые слова отзываются тяжёлым дыханием и негромкими стонами на два голоса.              А потом они долго лежат рядом под одеялом, отдыхая и греясь друг о друга. Анастасия осторожно, почти невесомо касается старых шрамов и ожогов на груди Безликого, словно спрашивая разрешения.              – Это те самые? – лицо иерофанта печально. – Они больше не заживут?              – Они зажили, насколько это было возможно, – вполголоса отвечает Йорген. – Они не причиняют боль, и я не замечаю их.              «Но ты всегда помнишь, что они есть», – мысленно добавляет Анастасия, проводя кончиками пальцев по линиям, которые складываются в символ Света. Ей страшно представить, какую боль испытал Йорген, когда у него на груди калёным железом выжигали вот это, как позорное клеймо. А ещё цепи, пропитанные Светом, – бледные ожоги от них до сих пор вьются по рукам Безликого. Анастасия никогда не спрашивала, что Йоргену пришлось пережить в казематах Инквизиции, и не приглядывалась к увечьям. А теперь она видит последствия.              – Прости, – само срывается с её губ, и это короткое слово очень удивляет Безликого. Он тут же считывает продолжение в разуме иерофанта, но Анастасии не за что извиняться.              – В случившемся нет твоей вины.              – Если бы я примчалась раньше…              – У тебя вряд ли хватило бы сил для противостояния с Сальваторе. А до этого ты была мертва. Ты никак не могла появиться в Кастельроузе раньше, чем это произошло, – обстоятельно объясняет Йорген.              Он прав, и разумом Анастасия понимает это, но холодное сердце обливается кровью, когда она видит страшные шрамы, которые сохраняются, она знает, даже в истинном облике Безликого.              – И всё же. Мне жаль, – полушепотом добавляет Анастасия. Словно извиняется за то, что тогда была так поглощена поисками убийцы отца, что совершенно проигнорировала плачевное состояние Йоргена, которого только что вырвала из лап смерти.              Безликий безошибочно улавливает эту мысль, и она кажется ему странной. Но опыт тысячелетий и воспоминания братьев и сёстер подсказывают: иногда смертные испытывают фантомную вину за страдания своих близких не потому, что действительно могли что-то предотвратить, а потому, что тем пришлось их пережить. Так смертные выражают своё участие в судьбе дорогого существа, как бы хотят взять часть его боли на себя. Ещё одно удивительное смертное чувство, и очень искреннее и тёплое. Йорген очень редко сталкивался с тем, что о нём заботятся, что он кому-то по-настоящему важен – едва ли Безликий может рассчитывать на что-то подобное – поэтому чувства Анастасии греют тёмную душу.              – Ты спасла мне жизнь. Это гораздо больше, чем я мог ожидать, – мягко говорит Йорген, поворачивая голову к иерофанту.              – Как и ты мою, – парирует та.              – Фигурально.              – Но спас же.              Безликий коротко хмыкает: несмотря на нежизнь и все прошедшие века, что-то в Анастасии остаётся неизменным. Её улыбка, такой редкий живой блеск в глазах, искреннее, почти детское сострадание, что теплится под осколками разбитых надежд, – всё так, словно она всё ещё живая девушка. И Йорген несказанно этому рад: хоть что-то в этом хаотичном мире не подвержено распаду.              – Знаешь, – вдруг говорит Анастасия после паузы с какой-то горькой усмешкой. – Это так… иронично, что, в конце концов, из всех рядом со мной именно ты, – глаза её становятся печальными. – Вейн встретил окончательную смерть. Уриэль… – она только вздыхает. – А ты рядом, как и когда-то в самом начале моего пути. И кажется, я должна опасаться тебя, как и другие, но я доверяю тебе больше, чем кому бы то ни было. Может даже больше, чем себе.              – Тебя это смущает? – обычно Безликий задаёт такие вопросы с загадочной усмешкой и хитринкой, но сейчас его голос серьёзен и отчасти печален.              Анастасия мягко проводит ладонью по его щеке.              – Нет. Конечно нет, – и улыбается: тоже печально, но как-то щемяще нежно. – Воистину неисповедимы пути Асхи.              И Йорген всецело соглашается этим, отвечая на холодный поцелуй.              Анастасия опускает голову на мужское плечо и кладет руку на расчерченную старыми шрамами грудь, туда, где тихо и словно бы слишком редко бьётся чернильное сердце. Само присутствие друг друга так близко согревает рождённых от холода, даруя такие редкие мгновения покоя в нескончаемом шторме. И большего им сейчас не нужно.              С их первой ночи проходит достаточно времени. Анастасия больше не спрашивает о шрамах. Йорген давно привык к ним, а иерофант делает вид, что не замечает их. Хотя нет-нет, да и огладит ладонью тонкие светлые полосы, как бы случайно. И теперь Безликий делает вид, что не слышит мыслей девушки.              Так продолжается до тех пор, пока Анастасия не решается вновь заговорить об этом.               Безликие отдыхают в тенях, во тьме тёмных углов, иной отдых им ни к чему, но Йорген забывается чутким сном рядом с ней, уложив голову на сложенные руки, и Анастасия устраивается на кровати с книгой. Любовь не ограничивается ласковыми словами, поцелуями и близостью. Это забота, в которой нуждается каждое живое существо, даже Безликий. Поэтому единственное, о чём просит Анастасия, когда вновь зовёт Йоргена к себе, – чтобы он отдохнул. Тот удивленно вскидывает бровь: Грифоны не перестают удивлять его.              – Ты делаешь невероятно много для герцогства. Отдаешь всё, что можешь, и ничего не просишь взамен. Я понимаю, что тебе легко оставаться незамеченным и собирать информацию, но не успеешь ты вернуться с одного задания, как Иван сразу же отправляет тебя в другое место, – недовольные нотки отчётливо звучат в женском голосе. – Я пыталась говорить с ним об этом, но Иван, похоже, унаследовал грифонье упрямство Антона. Или просто не понимает, в чём проблема. Он считает тебя, если не всемогущим, то бессмертным.              – В переломный момент войны шпионы – самые ценные кадры, а, как ты сама сказала, мне нетрудно оставаться незамеченным. И я действительно бессмертен – в некоторых пределах, – спокойно отвечает Йорген. Братья и сёстры внимательно прислушиваются, перешёптываются, а потом заявляют:              «Она знает тебя лучше, чем ты думаешь, брат. Ты раскрыл ей свою душу, и теперь она видит то, что ты пытаешься утаить».              Анастасия вздыхает.              – Архонт Белкет тоже считал, что никто не видит его усталости за низко опущенным капюшоном, но она угадывалась в его движениях, в том, как он склоняет голову над книгами, как складывает и опускает крылья. Скорбная аура тянулась за ним, а мы просто делали вид, что не замечаем этого, потому что Архонт вряд ли станет говорить с кем-либо о таких вещах.              Белкет действительно не любил говорить о своём душевном состоянии даже с Йоргеном, хотя и знал прекрасно, что Безликий давно в курсе его мыслей и ощущений. Чего уж говорить о последователях из Дома Этерна, перед которыми негоже всесильному Архонту показывать свою слабость. Вот только на некоторых напускная стать не действует: Анастасия гораздо проницательнее многих.              – В этом ты похож на него. Совет и Иван, может, и не видят твоей усталости, но я вижу её, – Анастасия обнимает Йоргена за плечи. – Она в твоих глазах, которые потемнели с нашей последней встречи, в сгорбленной спине, в том, как ты тоже опускаешь капюшон, в позе, когда ты сидишь, сцепив пальцы и склонив голову. Она написана на твоем лице.              Безликий коротко смеется. В этот раз ему тоже нечем опровергнуть истину.              – Поэтому пожалуйста, отдохни хоть немного. Хотя бы один день герцогство без тебя переживёт, иначе однажды ты рухнешь, и оно рухнет вместе с тобой, – говорит иерофант вкрадчиво.              «Расскажи мне о своей боли, и я сниму это бремя с твоих плеч».              Когда-то эти слова принадлежали Безликому, а теперь Анастасия возвращает ему их с чистой заботой и нежностью, от которой чернильное сердце истекают кровью из старых ран. Йорген хочет поделиться этим теплом с братьями и сёстрами, но те мягко отказывают: любовь этой женщины обращена только к тебе, собрат, поэтому береги её. Пусть это будет твоим маленьким секретом, ведь даже тени порой хотят утаить что-то друг от друга.              Анастасия не знает, насколько крепко спит Безликий, но всё равно старается не шуметь. Но часы спустя, в конце концов, откладывает книгу и долго всматривается в умиротворённое лицо мужчины. Очерчивает взглядом скулы, линию губ, подбородок – и вдруг ловит себя на мысли, что так спокойны бывают лишь мертвые. Вейн иногда тоже лежал вот так, закрыв глаза, когда думал о чём-то, и кожа его была холоднее снегов Гримхейма. Йорген – тёплый, Анастасия проверяет это, легонько касаясь, почти гладя его по щеке. А потом начинает аккуратно перебирать густые каштановые волосы, жёсткие, но их так приятно пропускать сквозь пальцы. И мёртвое сердце Анастасии в этот момент переполняет нежность. Йорген всегда распространяет вокруг себя ауру спокойствия и уверенности, у него на всё есть ответ и запасной план действий, и даже если вокруг и внутри него беснуется буря, он будет до конца сохранять ледяное спокойствие – ведь даже его маска имеет удивительное свойство выражать эмоции.              А потом взгляд невольно цепляется за бледные светлые полосы на коже мужчины – вновь. Они обвивают плечи, тянутся от груди к спине длинными щупальцами, навсегда отпечатываясь на коже. Анастасия всегда чувствовала их под руками, но никогда не видела, а в истинном облике они скрыты волосами и крыльями. У неё самой до сих пор сохранился шрам от кинжала Антона – клеймо отцеубийцы, которое тоже никогда не сойдёт с бледной кожи, но оно – мелочь. Иерофант осторожно касается плеча Безликого самыми кончиками пальцев, проводит по светлой линии. Йорген чуть дёргает плечом, и Анастасия немедленно убирает руку, чувствуя пристальный взгляд.              – Прости. Я разбудила тебя.              Безликий отвечает полуулыбкой, ещё сонно щурясь, а потом чуть приподнимает бровь.              «Почему они так интересуют тебя?» – звучит в голове иерофанта мысленный вопрос.              Анастасия тяжело вздыхает. Фантомная вина снова стягивается вокруг неё тугим коконом.              – Я должна была заметить их намного раньше. Твои шрамы.              «Мне жаль. Мне так жаль…»              Йорген тоже садится на постели. Немёртвая женщина не устаёт удивлять его. Как только Анастасия обратила внимание на выцветшие следы ожогов и тонкие светлые полосы на коже, Безликий ожидал, что она заговорит об этом не раз. Но его всё ещё удивляло, что Анастасия словно – или не словно? – винит в случившемся себя. Но в чём? Она не могла появиться в Кастельроузе раньше, это было невозможно. И потом, Анастасия ведь и так сделала для Йоргена гораздо больше, чем он мог ожидать от неё. Но всё же иерофант каждый раз смотрит на него с искренним сочувствием.              – Тебе было больно. Слишком, – одновременно и утверждение, и вопрос.              – Не думаю, что нашу боль можно сравнивать, – пространно отвечает Безликий. – С тех пор прошло три сотни лет. Ты действительно хочешь вспомнить и поговорить об этом?              Анастасия путано мотает головой. Одно воспоминание потащит за собой сотню других, не менее болезненных. Йорген прав.              – Я просто восхищаюсь твоей выдержкой. И поражаюсь своей слепоте. Я должна была заметить их тогда…              – Я скрывал их магией, так же, как скрываю от всех остальных, и как это делают мои собратья с подобными увечьями. Нет ничего странного и постыдного в том, что ты не замечала их.              Неожиданное заявление на пару секунд вгоняет Анастасию в ступор. Она была уверена, что до недавних пор видела их не только в тюрьме Кастельроуз… Иерофант окидывает взглядом обнажённый мужской торс. Йорген просто не захотел тревожить Анастасию, или…              – Но ты перестал это делать, – констатирует Анастасия, и в её голосе слышится вопросительная интонация.              Йорген тихо усмехается. Теперь он не в силах ответить так, чтобы это не звучало резко и самонадеянно, поэтому Безликий, как всегда, уходит от прямого ответа. Но не лжет.              – Ты хорошо знаешь, почему. А я не представляю, как адекватно вербализировать ответ.              – Не может быть, чтобы ты мог чего-то не знать, – смеется иерофант, но в её изумрудных глазах – ещё один вопрос.              Йорген старался избегать этой темы: говорить о чувствах ему очень непросто. Они запутанные, сложные, в них в единый клубок переплетается слишком много нитей эмоций, поэтому Безликому одновременно и интересно, и тяжело: и осмысливать их, и испытывать.              – Говорить о чувствах сложно, тем более мне, поскольку психика Безликих функционирует иначе, чем твоя или чья-то другая, – говорит он, – поэтому я действительно не знаю, как максимально полно ответить тебе, и надеюсь, что ты сделаешь это сама. Но я могу сказать лишь одно, – и когда Анастасия взглядом просит об этом, добавляет как-то приглушенно и отчего-то даже чуть печально: – Я доверяю тебе.              Вопрос доверия – один из самых сложных у смертных, это Йорген понял уже давно. Краеугольный камень любых межличностных отношений, о который разбиваются не только малые расы, но и бессмертные. Искреннее доверие и принятие – то, что Безликие очень редко получают от других народов, ведь сама их натура не располагает к этому. Как можно доверять существу, которое обманет если не намеренно, то по самой своей природе? И как сами Безликие могут полностью довериться кому-то, если они «тёмные твари обмана» и могут рассчитывать лишь на отторжение и презрение?..              Но когда Анастасия смотрит на Йоргена, взгляд её смягчается. Осознание отражается в изумрудных глазах, когда она, наконец, в полной мере понимает, насколько Безликий доверяет ей, и дело не только во внешних шрамах, и даже не в том, что он позволил себе открыться, быть уязвимым, рядом с ней. Йорген доверил Анастасии самого себя, без прикрас, – и уже давно, гораздо раньше их встречи в Талонгарде, просто молчал, а у иерофанта не было возможности заметить это, – доверил свои самые страшные тайны и своё «чёрное сердце», как называют его злопыхатели, – которое, на самом деле, такое же хрупкое, как смертное. Или ещё хрупче. Такой дар доверия Безликие преподносят лишь один раз. Йорген пытался довериться Антону, предложив ему свою помощь, но брат был слишком ошарашен, чтобы принять это. Поэтому шрамы и ожоги на коже Безликого – мрачное напоминание о том, какова для их рода цена ошибки. И вот теперь, три века спустя, он сидит рядом с Анастасией, обнажённый не столько телом, сколько душой, – тот, кто он есть.              – Доверяешь мне настолько, что позволяешь себе быть самим собой рядом со мной. Быть настоящим и не опасаться, что я отвергну тебя из-за твоей натуры, – наконец, произносит Анастасия с толикой печали.              Йорген слегка кивает.              – Я ведь сказал, что ты знаешь ответ.              Иерофант смотрит на него и гадает, что ей сделать, как отблагодарить. Объятьями? Поцелуем? Нет, Йорген может неправильно истолковать эти жесты, да и они едва ли выразят всю глубину чувств. Поэтому Анастасия мягко берёт в руки ладонь Йоргена, накрывая её. На запястьях тоже видны следы ожогов. Анастасия хорошо помнила, как сама снимала с него пропитанные Светом цепи. И, несмотря ни на что, Йорген не держал обиду на Антона, всё равно остался на стороне Грифонов и вернулся к ним.              – Спасибо, Йорген, – говорит Анастасия, улыбаясь. – Я понимаю, какой это риск для тебя, и ценю твоё доверие. Мне стоило сказать это раньше, но… спасибо. Я сохраню твои тайны, и ты можешь быть уверен, что они уйдут со мной в вечность.              – Так же, как мы сохраним твои, – отвечает Безликий.              Возможно, этому разговору стоило случиться несколько раньше, но лучше поздно, чем никогда. И они ни о чем не жалеют.              Ещё некоторое время Йорген и Анастасия так и сидят, разговаривая о мелочах, пока миг единения двух душ не прерывает карканье Синеклюва.              «Всё милуетесь, бессмертные? А Иван уже обыскался свою тётушку и свою тень! – ворон-фамильяр бывает удивительно насмешлив. – Того и гляди, отправит белокрылую на поиски, чтобы точно нашла!»              Анастасия закатывает глаза и фыркает, а Йорген сдержанно смеётся.              – В таком случае, не стоит заставлять милорда ждать.              Разговор плавно утекает в русло насущных вопросов, пока они одеваются: какой Иван порой нетерпеливый и вспыльчивый, и какие другие герцоги порой дураки. Потом Анастасия смеётся: она теперь так похожа на тётушку Светлану при Вячеславе, с чем Синеклюв всецело соглашается, так же порой ворчит на много раз внучатого племянника и читает нотации, а Йорген авторитетно заявляет, что Иван очень многое унаследовал и от Вячеслава и Антона, его прямых предков, и от других Грифонов, – даже от тебя в нём что-то есть, Анастасия. Грифоны есть Грифоны.              Потом Анастасия поправляет Безликому капюшон: «Хоть сейчас не надевай его. Без него ты выглядишь живее», – а Йорген помогает иерофанту привести в порядок волосы. Анастасия вновь против воли вспоминает Уриэля: как тот расчесывал ей чёрные локоны, пока она была ещё живой юной девушкой. Но образ тает, потому что в отражении в зеркале – не белокурый ангел, а Безликий в обличье тёмного советника.              Поклонившись с привычной полуулыбкой, Йорген исчезает в тенях, а Анастасия уверенно выходит из покоев.              «Я надеюсь, ты тоже умеешь хранить секреты», – напоминает она фамильяру, на что Синеклюв утвердительно каркает и удобнее устраивается на плече иерофанта.              Анастасия приходит на совещание первой – Йорген появляется последним, неслышно выступая из теней. Скользнув по нему взглядом, Анастасия хмыкает: он всё же не стал натягивать капюшон! Йорген только едва заметно улыбается уголком губ: «Ты ведь попросила». За круглым столом Совета Теней иерофант некромантов и Безликий – старые друзья, и этого у них не отнять. А их тайны не предназначены для чужих глаз и ушей. Безликий вновь сплетает словесную канву, отвечает вопросом на вопрос и уходит от ответов, чем вызывает недоумение Кенте и раздражённый вздох Муразель.              – Безликие не ведают истин и никогда не говорят прямо, – фыркает ангелица. – Их ложь неотличима от правды, поэтому будьте осторожнее, доверяя свою судьбу сыну Тьмы.              Анастасия бросает на неё косой недовольный взгляд, но ничего не говорит: это знание тоже не предназначено для других. Но иерофант уверена: если Йорген и лжец, то самый искренний из них.