Стервятник

Руки. Ноги. Тело. Голова. Кажется, всё на месте. И кажется, с каждой из частей всё в порядке. Но ни одной частью тела пошевелить не было возможности. Тело ныло от боли, в области груди, куда был нанесён удар. А голова, не способная адекватно мыслить, выдавала перед его глазами странные, необъяснимые логикой вещи. Он видел перед собой Руж. Видел её изувеченное тело и вспоминал то, что сам пережил. И тогда, помимо ноющей по всему телу боли и неясности в голове, начал зарождаться гнев. Он помнил. Помнил всё в мельчайших деталях, и это не давало ему покоя. По венам текло странное вещество, впрыснутое доктором: оно не позволяло его телу сдвинуться с места. Но вместе с веществом, он ощущал, как внутри него шевелится ещё что-то…он знал, что оно не является частью его организма, но при этом отчаянно пытается оставить его в живых, словно от жизни ежа зависит жизнь того, что находится внутри. В одно мгновенье он почувствовал, как что-то начало подступать к его горлу. Изливаясь из каждой части тела, собираясь в одну массу, оно просачивалось сквозь мягкие ткани внутри его туловища, собираясь в единую субстанцию, после чего, подступая к горлу, освобождало тело Шедоу от яда. Изо рта хлынул кровяной поток, смешанный с чем-то болотного цвета, растекаясь по полу и его рукам. Паралич начал отступать: он чувствовал, как шевелятся его пальцы, как мышцы вновь начали работать, приходя в норму вместе со своим хозяином. Спустя минуту, он смог встать на ноги. Нечто внутри не было чудодейственным лекарством: остатки ядовитого вещества всё еще оказывали на него действие, стараясь сохранять бездействие Шедоу как можно дольше. Но чем активнее он шевелился, тем слабее становился яд, отчего он шаг за шагом приближался к выходу из этого пропитанного гнилью места, в место ещё хуже, пропитанное зловонием и смертью. Он шёл прямиком в его логово. Плевать на слова трусливого Доктора, пытающегося спасти собственную шкуру. Его жалкие попытки обречены на провал, как бы он ни крутился. Плевать на то, что у Шедоу не было ни единого шанса против чудовища, с которым он собирается бороться. Ярость кипит в его новом, восставшем из пепла теле, и она стоит выше всякого здравого смысла. В больной голове, раскалывающейся от мигрени, была лишь одна мысль. Убить. Волоча за собой собственные ноги, он цеплялся руками за стены, оставляя после себя следы от когтей. Изо рта тянущейся струйкой стекали остатки крови с ядом: иногда он срыгивал из себя большие массы, останавливаясь и глядя на пол, лишённый даже малейшего представления о том, что сейчас происходило. Ему казалось только, что он идёт к своей цели — большего и не нужно его расшатанному рассудку. Мышцы крепли. Становились даже крепче, чем раньше, напитываясь силой из недавно поглощённой им пищи. Колосс чистилища стал славной добычей, но…ему нужно больше. Перед глазами плыли мыльные, красные пятна. По запаху крови он сразу понял, что перед ним лежит относительно свежее мясо. Рассматривать что это не было ни смысла, ни желания: он знал, что что это убитые Даккаром животные, чьими крохотными тельцами была усыпана почти вся бывшая база Доктора. Шедоу припал к земле: руки сами потянулись к сильно пахнущей плоти, небрежно засовывая куски в рот. Жевал он неаккуратно, нередко роняя части мяса, Словно на автомате поглощая всё, что попадало ему в рот. Неважно, что он ест. Важно, чтобы у него было достаточно сил для восстановления. Передвигаясь от одного к другому, он обглодал тело третьего, четвертого. Целой дюжины мертвых животных, раздирая когтями их кожу, открывая путь к пище. Свой лимит он почувствовал лишь тогда, когда уже физически не мог есть: живот был наполнен до краев, отчего, казалось, от одного только лишнего кусочка вся еда выплеснется наружу. Такая своевременная трапеза пошла ему на пользу: он стал яснее видеть, чувствовать, слышать. Казалось, словно всё его тело навострилось, в какой-то степени став лучшей версией себя прошлого. Шедоу любил называть себя «совершенной формой жизни». В прошлом. Теперь же ему казалось, что с новыми возможностями, ему есть куда стремиться. Шагая всё дальше по коридору, в глаза бросилось что-то необычное. Красный железный ящик, висящий на стене, под своей стеклянной крышкой содержал одну интересную вещь — большой, острый пожарный топор, способный с лёгкостью разрубить древесину, что вызывало некий диссонанс: на базе Роботника почти не было деревянной мебели и дверей, отчего это выглядело скорее нелепо, нежели полезно. Но для Шедоу это была возможность дать хоть малейший отпор существу. Ноги вели вверх, вдоль лестницы, идущей на верхние этажи. Шел он на удивление легко: ноги были полны сил, отчего с лёгкостью ступали на ступеньки, поднимая ежа всё выше. Он ждал встречи с этим чудовищем: крепко сжимая рукоять топора, ёж жаждал вонзить его в тело твари, думающей, что Шедоу был мертв. И как же оно ошибётся, когда почувствует холодную сталь в своей шее. Этаж за этажом, его взору предстало странное явление: чем выше он поднимался, тем больше растительности ему попадалось. Лозы, корни дерева, прорастающая сквозь трещины в бетоне трава. Всё это росло необычайно интенсивно, хоть и не обладало должным светом и питанием. Да и к тому же, сами растения были излишне странными: по большей степени трава имела красноватый оттенок, что сбивал с толку одним своим видом, а лозы и корни, кажется, извивались, пытаясь дотянуться до Шедоу, схватить его, удушить и поглотить. Но сейчас ему было не до природных явлений: злоба не собиралась утихать, а потому он обрубал всю растительность, что пыталась до него дотянуться. Наконец, последний этаж. Обросшая корнями дверь была открыта, позволяя ему пройти дальше. Издалека раздавался странный говор: до боли знакомые голоса общались между собой. И судя по тону каждого из них, разговор был не шибко приятным. В этот раз его благоразумие всё же взяло вверх: откинув ярость, он начал медленно подкрадываться, опасаясь обнаружения раньше времени. Голоса становились всё ближе и разборчивее. В некоторые моменты, слух Шедоу вычленял из диалога такие фразы, как «прочь», «долг», «разум»…«паразит». Последнее почему-то особенно ярко впечаталось в его голову, отчего ёж немного опешил, словно воспринял его как личное оскорбление. Приблизившись достаточно близко, он оказался у разрушенного входа в один из очередных залов, почти целиком заросший растительностью. В потолке была проломлена огромная дыра, дающая путь к свету: сейчас был полдень, но погода стояла пасмурная, отчего солнца было совсем не видно. Заглянув внутрь, он обнаружил то, что так долго искал. Его. Стоявший посередине комнаты монстр беседовал, ведя разговор с чем-то, находящимся в гигантском золотом кольце. Оттуда сверкал жёлтый огонёк, являющийся его глазом — точно такой же, как и во снах Шедоу. Но помимо этого, во второй глазнице существа находилось множество других, куда меньших по размерам глаз, хаотично передвигающихся в пространстве. В отличие от первого глаза, остальные, кажется, не слушались своего владельца: своевольно переводя взор от одного объекта к другому, они словно разглядывали всё, что только можно было увидеть. В какой-то момент, Шедоу показалось, что один из глаз заметил его, но ни Даккар, ни сам владелец глаза не обратили на него внимания. Лица неизвестного было не видно: темнота поглощала его так сильно, что лишь огни его глаз позволяли узнать, что там кто-то находился. — Прекрати терзать мой разум. Я даю тебе последнее предупреждение. — Голос Даккара был уставшим. Словно нехотя, он разговаривал с существом по ту сторону, держась за грань кольца одной рукой. — Не думай, что темнота может спасать тебя вечно. Даже сквозь мрак я могу почувствовать твоё присутствие. — На твоём месте я бы не был так самоуверен, Даккар. Глаз у тебя один, а у меня их сотни. Ты видишь лишь свою собственную судьбу, живёшь настоящим, пока мой взгляд устремляется далеко в будущее. У меня есть право выбора…в отличие от тебя. — От лица неизвестного раздался заливной хохот: он глумился над Даккаром, словно тот для него ничего не представлял. Жалкое, ничтожное пятно, поселившееся в теле не менее жалкого мобианца. Это злило Стервятника ещё сильнее. — Гадкий, мелкий паразит! Я достану тебя, слышишь?! Достану и сожру твоё сердце живьём, чтобы ты увидел это каждым своим глазом! — Рукой оно потянулось за своим неприятелем, пытаясь достать его тело и схватить, чтобы раздавить. Но оно было слишком быстрым, что не позволило ему совершить задуманное и лишь вызвало ещё больший смех у второго. — Неужто ты собрался меня лишить того, чего нет у тебя? Бедный, жалкий Даккар! Неужто тебя это мучает до сих пор? — Прочь с глаз моих, Ничтожество! — Кольцо схлопнулось, в миг исчезнув из поля зрения, после чего оставшееся наедине существо начало вымещать накопленную злобу: оно рвало и метало всё, что только видело, превращая остатки приборов эггмана вокруг себя в ржавое ничто. Такой злобы, кроме своей собственной, Шедоу ещё не видел. Наконец, Даккар стал успокаиваться: сев на землю, он глубоко вздохнул, издавая тихое рычание вызванное усталостью, гневом и невероятным желанием разодрать своего неприятеля в клочья. Он что-то тихо бормотал, сжимая корни вокруг себя, заставляя их сгнивать в его руках. Идеальный момент для нападения. Ненадолго уснувшая внутри ярость вновь пробудилась. Пламя загорелось в его глазах, руки крепко вцепились в рукоять топора, а ноги медленно вели его к ослабившему бдительность существу. Оно всё ещё пыхтело из-за недавной потасовки, издавая страшное животное рычание. Но Шедоу этого ничуть не боялся: ненависть была сильнее всех его чувств вместе взятых, отчего он, занеся топор над его головой, нанес мощный рубящий удар. Клин с хрустом вонзился промеж позвонков его шеи. Вздохи, пыхтение, рычание — все звуки в миг утихли, стоило ему вонзить острие в тело ненавистной твари. На мгновенье могло даже показаться, что таким простым, излишне простым ударом он смог умертвить его. Но движущаяся рука в его сторону убедила ежа в обратном, отчего тот, ни секунды не мешкая, начал несчадно рубить его, замахиваясь снова и снова, снова и снова. Брызги темной крови окрапляли тело мстителя: не той крови, которую он когда-то давно смог ощутить. Она не пахла так отвратно, как настоящая кровь существа: от неё шёл лишь запах тухлятины, что был для Шедоу уже привычен. Тогда же в голове промелькнула мысль: кровь не его. Но не было смысла задумываться о чем-то слишком долго: мощные, но неуклюжие удары попадали то в глотку, то в плечо, дробя собой кости и мясо в неразборчивое месиво. И на удивление, существо никак не отвечало. Усталость постепенно давала о себе знать. Замахи давались всё тяжелее, хлюпающие звуки рвущейся плоти утихали, а клин наносил всё меньше повреждений, пока, с финальным, завершающим ударом по монстру, не остался торчать в его теле, истекающем темными ручьями. Кажется, мертвое тело совсем не двигалось: словно замерев в своём вечном покое, оно смиренно ждало, пока завершится процесс гниения, пока от тела не останется ссохшийся скелет. Но измотанный Шедоу знал, что всё это — лишь цирк, нужный для того, чтобы показать его собственную никчемность перед бессмертным. И даже это не остановило его от безрассудной атаки. Пальцы начали подергиваться. Соскребая металлический пол когтями, по его поверхности начала распространяться коррозия, медленно идущая в сторону напавшего. Чудовище начало неспешно подниматься на ноги, не поворачиваясь лицом к своему обидчику, словно вовсе игнорируя его присутствие. Отчасти целая рука вытащила из сочившейся раны острый предмет, который он затем подолгу рассматривал. Причудливая вещица. В какой-то степени, она даже заинтересовала его своим необычным видом, а потому он осторожно отложил её в сторону, дабы рассмотреть получше, когда появится случай. — Я…не могу не похвалить твою смелость. — Оранжевый круглый зрачок сверкнул в его пустой глазнице, разглядывая в Шедоу новый предмет интереса. Он разглядывал его, стараясь найти раны, ссадины, шрамы, хоть что-то. Под его грудью находилось два круглых следа от удара чем-то острым, почти зажившие до конца и хорошо скрывающиеся за шерстью ежа. — Но идти сюда ради…такого. Кажется, ты не усвоил урок ещё с момента первой своей смерти. Но ничего…я терпеливый учитель. Даккар развернулся к нему всем телом. В полный рост он был куда выше заносчивого Шедоу. На фоне возвышающегося величия творца, он выглядел лишь жалкой пешкой, что, подобно другим, ждала момента, дабы занять почётное место на его шахматной доске. В тот момент вернулись страх и отчаяние, чувство беспомощности, которое он ощущал ещё в момент их первой встречи. Перед глазами промелькнули воспоминания того, как оно несчадно измывалось над телом и духом бывшего лидера команды Дарк, втаптывая в грязь остатки гордости. Решимости на отпор становилось всё меньше: одной своей медленной походкой, неминуемо приближающейся к нему, оно давало понять, кто здесь сильнее, быстрее, свирепее. — Что? Неужто ты думал, что я поверю в то, что ты каким-то чудом выжил в прошлый раз? Я чую твой запах. Запах мертвеца. Единственный запах, что я способен почувствовать. Но что-то заставляет тебя жить, имитируя подобие жизни. Что-то…моё. — Резким и быстрым движением, размашистая лапа потянулась к нему, но на удивление, Шедоу смог ловко увернуться от него. Он словно чувствовал движения своего противника, а потому, завидев опасность, отклонился в сторону, глядя строго ему в глаза. Существо в ответ лишь усмехнулось. — Да…в тебе определённо течёт моя кровь. Так ты пришёл, чтобы вернуть чужое? — …Скорее, чтобы забрать остатки из твоего дряхлого тела. Даккар широко раскрыл глаза. Такая наглость действительно впечатляла его, особенно учитывая всё то, что произошло в прошлый раз. Удивление превращалось в раздражение, а раздражение постепенно перетекало в нарастающий гнев. Ещё один резкий взмах настиг Шедоу, от которого он попытался увернуться, но тут же вторая рука схватила его за иглы на голове, одним мощным броском метнув Шедоу в остатки от устройств Эггмана. Провода, торчащие железки, острые обломки — всё это впилось в его тело, стоило телу Шедоу приземлиться туда. Боль была ощутимой: он терпел, шипя и издавая тихие вздохи, глядя на Даккара со всей ненавистью, что накопилась в нём. Сущность медленно подошла к нему, одной рукой схватив его за грудь и приподняв к себе, лицом к лицу. — Ты всё слышал, верно? Мой разговор с этим…недоразумением. Знаешь, вы с ним в чем-то даже схожи. — Мы оба…противимся…уродцу в теле Соника?.. — За дерзкое предположение Шедоу он тут же всем телом вновь плюхнулся в груду острой стали, на этот раз взвопив от боли сильнее, чем раньше. Кажется, он чувствовал, как длинный провод пронзил его грудь, оказавшись где-то в районе органов, чудом не задев ни один из них. Он впивался внутрь, принося немыслимые мучения, хоть Шедоу в недавнем прошлом, кажется, переживал мучения и пострашнее. Зверь вплотную прижимал его к остаткам оборудования, зная, насколько это болезненно и намеренно добиваясь этого эффекта. — Вы оба забыли, где на самом деле ваше место. Думаю, пора вам обоим об этом напомнить. И начну я с тебя. Прижимаясь к земле всё сильнее, муки Шедоу продолжались и становились всё невыносимее. Вырваться из хватки не являлось возможным: всякие попытки ударить его существо полностью игнорировало. Ноги, руки, пах — ни одна из частей тела не была восприимчива к его примитивным попыткам отбиться. Раны, нанесённые топором, почти зажили, и на их месте осталась лишь былая потемневшая шерсть, без малейшего намека на шрамы. Глаз Существа полыхал; натянутая улыбка рвалась от перенапряжения, отчего губы сочились чужой кровью. Кровью тела Соника, не его собственного. Позволить своей собственной безрассудно циркулировать по этому телу — идея не из лучших, и Даккар понимал это как никто другой. — Ты, Эми, Наклз, Руж…каждый из вас — размером не больше букашки, которую я с лёгкостью могу разбавить своей ногой. Для меня вы столь ничтожны, сколь ничтожны были для вас те мелкие зверушки, которых вы так рьяно защищали от Эггмана. Вы считали, что раз вы сильнее, то значит, вам необходимо их защищать. И я…в какой-то степени ощущаю то же самое. — Слова существа, пока то вонзало в тело ежа проржавевшие куски металла, надавливая на грудь массивной ногой, совсем не убеждали мученика. Но после недолгой паузы, оно продолжило: — Вы прокляты самым ужасным из недугов, который мог когда-либо поразить живое существо. Вы наделены разумом. Разумом, который путает ваши действия, заставляет вас размышлять над каждым движением, отчего ваши решения становятся неуверенными. Вы слабеете от собственных страхов, а слабые умирают под гнётом сильных. Такова природа, таковы её нерушимые законы, которые вы пытаетесь изменить под собственные нужды. И я здесь, чтобы остановить это. Для счастья вам не нужна разумная жизнь, ведь эта жизнь губит ваши тела и души. Вы не готовы к такой тяжкой ноше. А потому, эту ответственность возьму на себя Я. Единолично. — Вздумал…крх-х…царствовать над толпами д…д-дегенератов?.. — Я стану царём зверей. Таким, каким был раньше, ещё с незапамятных времён. Одна лишь мысль о его мотивах была Шедоу противна. Убить всё мыслящее ради того, чтобы превратить жизнь в стагнирующее, не способное мыслить нечто? К горлу подступила кровь от полученных ран, и Шедоу не мог не воспользоваться этой возможностью: он сплюнул её прямо в самодовольную ухмылку демоноподной твари, отчего кровавый плевок начал растекаться по обломанным клыкам. Но существо было непреклонно: оно спокойно слизнуло смесь слюны и крови своим длинным языком, показывая, насколько жалкими были попытки Шедоу его оскорбить. И попутно с этим, ногой он вдавливал его всё сильнее, добиваясь таким образом его кончины. Краем глаза, Шедоу заметил кое-что. Лежащий на земле топор, оставленный Даккаром, был почти в его зоне досягаемости. Рука неспешно потянулась к рукояти, пока сам ёж не прерывал зрительного контакта с чудовищем. — Кажется, ты не в восторге от моих взглядов на жизнь. Видимо, вы с паразитом одного мнения на этот счёт. Как хорошо, что с вашим мнением я не считаюсь. — Опираясь на колено рукой, он, сдавливая грудь Шедоу и лишая его остатков кислорода, расслабленно смотрел на него, кажется, за всё это время совсем забыв, насколько жалкий перед ним лежит соперник. Хотя, его даже соперником как таковым назвать было невероятно трудно. Заносчивый, горделивый юнец, проживший в его глазах считанные крупицы времени. — Вот только в отличии от тебя, у второго куда больше…рычагов давления. Это лицо…этот глаз…он пытается свести меня с ума своим даром, полученным от…неё. В одно мгновенье, нрав Даккара помрачнел. Улыбка, не спадавшая с его лица, вдруг ослабла, а глаз, словно глядя в пустоту, вовсе игнорировал Шедоу. Кажется, он совсем позабыл про происходящее, ослабив своё давление и дав своей жертве некоторую волю действий, которой ему так не хватало. Рука крепко ухватилась за рукоять топора, а затем, замахнувшись что есть сил, нанесла удар прямо в колено Даккара. Нога невольно ослабила давление ещё сильнее, благодаря чему ёж смог высвободиться, отпрыгнув от рвущей его тело на части ловушки. Вся спина была в кровавых ранах: части кожи свисали вместе с иглами с его тела, превратившись в бесполезный лоскут мяса. Мучительная боль настигла его лишь тогда, когда он смог высвободиться, отчего тот, опираясь о свои собственные руки, вскрикнул что есть сил, стараясь хоть как-то облегчить свои муки. Даккар безразлично взглянул на жертву своих жестоких игр. Впервые за долгое время, он вдруг перестал ощущать былой азарт, что был раньше. Воспоминания о прошлом выбили его из колеи: в голове крутились размытые фрагменты, разбитые на множество кусков, подобно пазлу, которому не хватало нескольких важных фрагментов, из-за чего он останется нерешённым навсегда. Она…кто эта «она»? Оставалось только гадать, кого существо конкретно имело в виду. Но из-за бесчисленных ран, Шедоу не мог об этом долго рассуждать даже в собственных мыслях, отчего разум меркнул, а мозг, подобно механизму, перемкнул от болевого шока, заставив Шедоу потерять сознание.

…

— Поднимайся, соня. Ты ведь не хочешь пропустить собственные похороны, верно? — Сладостно подзывающий, отвратный низкий голос существа раздавался изо рта Соника, поглощённого им целиком. В голове Шедоу всё никак не укладывалось то, что теперь Соник являлся лишь жалкой оболочкой, которую натянул на себя урод, жаждущий кровопролития, смеющий оправдывать свой садизм «высшей целью». В какой-то степени в этом плане он похож на прежнего Эггмана, но гораздо более изощренного…и дикого. — Я подготовил тебе сюрприз за время твоего сна. Не хотел, чтобы ты закончил свою жизнь так же жалко, как остальные. В конце концов, ты единственный, кто смог протянуть так долго…в какой-то степени. Спина неимоверно изнывала от ран, которые за это время изрядно истекли кровью на пол. Одним только чудом он не умер, чувствовал свои конечности, был способен мыслить. Руки неспешно начали опираться о твёрдую поверхность, поднимая почти неподъёмное для него самого тело. Стиснув зубы, он старался подняться — он устал чувствовать себя жалким на фоне выродка, стоящего перед ним и тянущего натужную ухмылку на своем лице. Хотя, в момент, когда он начал терять сознание, настроение существа сильно разнилось с нынешней действительностью: он помнил его поникшее состояние, как он, вспомнив о ком-то, вдруг потерял к ежу интерес. Но сейчас, обретя новые силы и придя в себя, он скрывался в тени — сквозь щель в потолке виднелась глубокая ночь, окутавшая небо непроглядной чёрной вуалью. Сквозь темноту виднелся яркий рыжий глаз, так сильно напоминавший своим видом кольцо, а вместе с глазом в темноте светились его зубы — жёлтые, испятнанные чужой кровью обломки клыков. — Я хочу…проверить тебя. Ты благословлён моей жизненной силой, а значит должен соответствовать моим взглядам. Напади на меня. Сделай мне больно так, как до тебя не смог никто другой. Заставь меня ощутить, что я нахожусь в настоящей опасности. В ответ раздался лишь хриплый, сдавливающий грудь кашель, с которым он изливался той немногочисленной кровью, что оставалась в его умирающем теле. Шедоу был совсем не в том состоянии чтобы не то что напасть, а даже хоть как-то ответить ему. Да и не особо хотелось. В мыслях он уже готовился к смерти, к тому, что его и так ждёт в будущем, ближайшем или далёком. И это павшее духом существо было не по душе Даккару. — Вот о чём я говорил…вы слабы. Сдаётесь, когда у вас есть шанс выжить. Падаете духом в момент, когда нужно воспрянуть и бороться изо всех сил. Но ничего…думаю, у меня в запасе есть кое-что, что поставит тебя на ноги. Клыкастая ухмылка исчезла из поля зрения. В этот момент, ёж уже хотел окончательно сдаться: тело почти не слушалось, ослабленное ранами и порезами. Кажется, он до сих пор чувствовал, как застрявшие осколки металла впивались в его плоть: торчали, терзая его кожу ещё сильнее с каждым движением тела. Но вдруг, что-то его ободрило. Уже словно манящий, как ничто другое знакомый запах, который он испытывал на пути к чудовищу. Запах мертвечины. В темноте вновь возникла ухмылка. Глаз, переливаясь, смотрел на лицо Шедоу, изнурённое болью от множества ранений, словно радуясь этому ещё сильнее. Вместе с лицом, из темноты начало что-то выглядывать. Рука, в которой он держал ничто иное, как тело близкого ему существа, от вида которого тело Шедоу в миг замерло. Лапа крепко сжимала голову трупа Руж, готовая раздавить хлипкий череп в мгновенье ока. Одежда рваным тряпьем свисала на гниющем теле, частично оголяя его и открывая его глазам вид на её ужасные увечья и трупные пятна, образовавшиеся от стекающей вниз застоялой крови. Глаза безжизненно смотрели в пустоту; рот, лишённый нижней челюсти, показывал верхние зубы и огромное, засохшее кровавое пятно, излепленное мухами и личинками, извивающимися внутри; органы, разбухшие внутри, готовые в любой момент разорвать её изнутри нарастающим давлением, потемнели и дурно пахли разлагающимся мясом и фекалиями, смешавшимися внутри в единую массу с кровью и прочими телесными жидкостями. — Я берёг её, потому что не знал, что именно хочу сотворить из её тела. Словно ждал твоего прихода, хотя до этого момента не знал, что ты жив. Судьба снова решила побаловать меня великолепным шоу. — Гадкий длинный язык, без зазрения совести и хоть какого-то отвращения, прошёлся по лицу мертвеца, по её остаткам от щеки, по глазу, направившись прямиком к уху, где закончил свою дорогу, оставив после себя не менее зловонную, пахнущую гнилью слюну, от которой близь находящиеся мухи с опарышами окоченели, повалившись на пол и скорчив лапки со своими маленькими тельцами. Ожидания Даккара оправдались: наблюдая за шоком со стороны Шедоу, он улыбался ещё шире, уже сам, без натянутой на лицо ухмылки. Жуткое зрелище пугало, раздражало, злило Шедоу, отчего внутри вновь начала пробуждаться ярость. Оскал вернулся, раны начали стремительно стягиваться, а желудок заурчал, переваривая поглощённое мясо и стараясь получить пользу от пищи как можно быстрее. Поднявшись на ноги, он, не думая ни о чём другом, набросился на Императора — небрежно, напрямую, игнорируя все правила и хоть какую-то тактику. Ответ был ожидаем: продолжая держать в своей руке мертвую летучую мышь, он мощным ударом колена в грудь поставил Шедоу на место, после чего отбросил пренебрежительным ударом свободной руки. Сокрушительная сила существа выбила Шедоу из колеи, словно ненависть в нём стихла, стоило вспомнить о мощи, которой обладал его враг. Но безрассудный гнев брал своё: он не видел другого выхода, кроме как нападать на Даккара, в попытке убрать его руки от тела покойной. Раз за разом, Император жестоко избивал его, когда Шедоу в очередной раз набрасывался на невидимого в темноте врага. Он окружал его со всех сторон: исчезая в одном месте, поглощённый тьмой, он оказывался в другом, играясь с неразумным противником. Темный ёж был предсказуем: его атаки ничего не значили для Даккара. И со временем, это начал понимать и сам зверь, загнанный в клетку созидателем. — Знаешь…давай сделаем всё немного интереснее. — Исчезнувший в тени целиком силуэт словно говорил отовсюду, ведь понять, откуда раздавался голос, избитому Шедоу было сложно. В ушах звенело, а непривыкшие к темноте глаза никак не могли отыскать ненавистного урода. — Паразит считает, что оказывает на меня сугубо отрицательное влияние. «Ломает мой разум, охватывает моё тело» и та-а-а-ак далее. Но он не знает, что я могу использовать кое-что из его собственных трюков…думаю, самое время ими воспользоваться. В воздухе запахло чем-то странным. Не гнилью, не мясом, а чем-то отчужденным, незнакомым и неприятным его обонянию одновременно. Совсем скоро, он смог понять, что это был запах плесени, заполонивший пространство вокруг него почти целиком. Воздух почему-то стал приобретать оранжевые оттенки: всё в его глазах стало рыжеть, а сам взгляд помутнился, отчего картинка в голове складывалась ещё хуже. До его ушей начали доноситься странные звуки. Смех, раздающийся со всех сторон, путал его ещё сильнее. Странные силуэты и образы окружали его, как хищная стая зверей, рыча и брызжа слюной в порыве голода. Вдыхая это нечто, он ощущал, как его лёгкие что-то заполняло, отчего дышать становилось всё труднее. Тело обильно потело: без какой-либо причины, Шедоу становилось неимоверно жарко, словно он был тяжело болен, и прямо сейчас иммунитет старался бороться с убивающей тело заразой. Это не остановило Шедоу от попыток напасть на дразнящего его Даккара. Он мотал головой Руж перед его лицом, подстрекая того на безрассудную атаку, которая каждый раз оканчивалась очевидным исходом. Чем больше он это делал, тем больше Даккаров становилось в его глазах — в голове раздавался крик Стервятников, а многочисленные глаза окружали его, изнуряя тело Шедоу одним своим взглядом. Силы покидали его, а разум возвращался к прежнему состоянию: он старался придумать хоть что-то, чтобы вырваться из этого бесконечного потока страшных мыслей, образов и звуков, давящих на его голову. Непрерывный смех начал смешиваться с воплем птиц-падальщиков, отчего эта единая какофония напрягала барабанные перепонки до такой степени, что из ушей начала сочиться кровь. Рука потянулась к одному из силуэтов. Как ему казалось, это был настоящий, не поддельный Даккар. Не одна из тех иллюзий, что мерещились больному заразой уму. Он начал произносить слова: — Х-хаос…контро– — И в то же мгновенье тело сковала мучительная боль, словно по нему только что прошло несколько тысяч вольт. Он взвопил, не успев договорить то, что хотел, в ту же секунду пожалев о своей попытке причинить Императору вред. — Вздумал использовать свои жалкие трюки? — Голос эхом раздавался то ли помещении, то ли в его собственной голове, звуча ещё более величаво и устрашающе. — Моя кровь не позволит тебе воспользоваться той силой, которой ты когда-то обладал. Теперь ты — зверь, коим останешься навсегда. Самодовольный смех давил на мозг, который бурлил в собственном ликворе вместе со всем телом. Шедоу как никогда хотелось разорвать Даккара на мелкие куски, но его ограниченное в возможностях тело не давало ему сделать большее. В один момент он почувствовал грубый пинок, который повалил его на спину — пинок самого Даккара, вышедшего из тени. Он не опасался Шедоу, хотя рассчитывал на это, когда подначивал того напасть на себя. Объятый множеством иллюзий, из него словно рвались кричащие силуэты тех сотен убитых, вопящих о спасении. Он воспользовался своим излюбленным приемом — начал надавливать на его грудь своей грузной ногой под звук трескающихся рёбер. Мученик пытался убрать её, но, очевидно, не был способен противопоставить монстру хоть что-то. — Ты был последней надеждой разумной жизни, Шедоу. Надеждой, которую я втаптываю в её же кровь своей ногой. Судный день близко. Кроме тебя, уже никто не успеет помешать мне. — Кх-х… Гх…крх… — Сквозь оскал, он издавал предсмертные хрипы, отплевываясь от подступающей к горлу крови. Руки крепко сжимали его ногу, пытаясь сдвинуть её хоть на сантиметр с ломающейся вовнутрь груди. Но понимание того, что это бесполезно, не покидало его мыслей, а потому он решил сделать последний, отчаянный шаг. — Кх-х… Х-хаос…контроль!.. На долгие километры раздался дикий возглас. Крик Шедоу, объединившись с диким рёвом Императора, кричал, что есть сил, испытывая дикую боль от происходящего. Впервые за долгое время, Даккар чувствовал настоящую боль: его тело сжаривалось на глазах, а глаз сузился, наполненный отчаянием, агонией…и страхом. Он старался отцепить от искрящегося тела свою ногу, но руки от шока вцепились в него крепко накрепко, сдирая кожу своими когтями. Слившись в едином крике, они изливали через него свою боль, пытаясь хоть как-то облегчить страдания. Но все же в какой-то момент ток ослаб, нога вырвалась из цепкой хватки, а грузное тело с грохотом повалилось на землю. Шедоу смотрел на Даккара. Ослабшего, умирающего Даккара, чья кожа начала облезать, ссыпаясь на пол огромным множеством иголок. Он громко пыхтел, стараясь перевести дух, восстановить силы и осознать, что произошло. Почему-то в то же мгновение из головы выветрились все иллюзии и звуки, и тогда Шедоу понял, что ему нужно бежать. Бежать как можно быстрее, пока существо вновь не встало на ноги. Ковыляя, он начал убегать как можно скорее, опираясь о стену. Он выбежал в коридор, бежал по бесчисленному количеству проходов, не понимая, куда он в конечном счёте идёт. В глазах мигал красный свет аварийных лампочек — тех, что ещё не успели перегореть от постоянной работы. В далеке раздался чудовищный рёв — крик ярости, преисполненный ненавистью к Шедоу. Он кричал так, что кровь стыла в жилах, настолько велик был гнев Императора. — УБЬЮ! Р-Р-РАСТЕРЗАЮ! СОЖР-Р-РУ И ОБГЛОДАЮ БЕЗ ОСТАТКА! — Доносились гневные позывы, становившиеся от него всё отдалённее. Шедоу охватил животный страх за собственную жизнь: чужая кровь в его венах старалась сохранить его жизнь, чувствуя, что более крупный хищник был готов без заминки обглодать его кости. Шедоу бежал, пока не наткнулся на выход. Разорванные, когда-то давно сгнившие ворота, вели наружу. Без всяких сомнений, Шедоу побежал туда: обезумевшему от боли уму казалось, что Даккар не станет искать его там. Он бежал всё дальше, куда глаза глядят, постепенно выглядывая вокруг себя высокие деревья, сквозь которые он пробегал всё глубже и глубже. Ноги, уставшие от изнуряющей погони, спотыкались о каждую ветку, отчего, в конце концов, Шедоу в какой-то момент кубарем покатился вниз, в овраг, где изрядно ударился головой об огромный булыжник. В голове от удара всё вдруг встряхнулось: мысли, эмоции, ощущения. И только тогда, Шедоу начал пытаться осознать, где находился, откинувшись на спину и слушая крики, раздававшиеся издалека. Сверху было темно. Впереди тоже темно. Темно сзади, темно по сторонам. Кромешный лес окружал его, сгущаясь ветвями в его сторону. Гул ветра выл в его ушах, отчего находиться здесь становилось всё неприятнее с каждой минутой. Лёжа на спине, вскоре он осознал, что находится в луже грязи: всё тело было облеплено липкой, гадкой земляной смесью. Подниматься на ноги совсем не хотелось: в голове стойкое ощущение, что стоит ему встать, как его будет ожидать новый жестокий сюрприз от Даккара, разъярённого его выходкой. Шедоу, скорее, жалел о том, что натворил: он вызвал гнев Императора, непредсказуемого и крайне жестокого существа, способного на многое. Он помнил это по Руж, и вряд ли хотел повторять её судьбу. Противясь собственному нежеланию, ёж начал вставать. Непривычно стоять на сырой земле голыми ногами, ведь сапоги были им утеряны ещё в чистилище, во время вспышки ярости, которую он до сих пор помнил смутно. Единственное, что приходило в голову после того случая — огромная, кровавая масса в груди Наклза, в которую он жадно впивался зубами, выгрызая кусок за куском. И отчего-то даже сам Шедоу стал относиться к этому спокойнее: кажется, кровь Даккара постепенно начала влиять не только на его тело, но и на рассудок, мысли и мировоззрение. Удержаться ровно на ногах оказалось трудной задачей: его до сих пор качало от разряда энергии Хаоса, которую он использовал себе во вред, а после того дикого побега силы и вовсе покинули его. Шедоу необходимо было восполнить силы, но вокруг не было ни единой души: лес словно опустел в мгновенье ока, очистившись от всего живого. Здесь даже не пахло кровью или чем-то подобным: лишь сырой древесиной и мхом. Такое ощущение, словно все они исчезли без следа…либо здесь обитал хищник, что неумолимо охотился на каждую тварь, что находилась в его поле зрения. Постепенно, Шедоу начал кое-что осознавать. Ноющая боль в спине не давала ему покоя: то ли он до сих пор отходил от прошлых событий, то ли раны не смогли зажить до конца. И посмотрев на лужу грязи, в которой он лежал, Шедоу убедился во втором: земля, смешанная с кровью, распласталась в грязной траве, стекая вниз по оврагу. И в его голове в первую очередь всплыла не боязнь того, что он умрёт от своих ран. Он боялся, что его смогут найти по запаху. Он начал выкарабкиваться наверх: руки и ноги дрожали от усталости, цепляясь голыми участками конечностей за холодные корни растений, стараясь вырваться из ямы. С трудом, но это ему удалось: поднявшись, он навалился грудью на самый край, после чего кувырком залез полностью. Идти было не менее сложно: без обуви он чувствовал каждую неровность и каждый острый камешек, попадавшийся на пути, отчего дорога становилась крайне болезненной. Кроме того, всё тело трясло от холода, а злосчастный ветер, дующий со всех сторон, делал пространство вокруг ещё холоднее. Пока опасаться Шедоу было нечего: он не видел никого, кто мог быть для него потенциальной угрозой, но ситуация могла резко измениться в худшую из сторон. Постепенно, осторожность начала обращаться в паранойю: ему казалось, словно отовсюду раздаются какие-то звуки, шаги, рычание неизвестной ему твари, которую натравил на него Стервятник. Но мысли отступили, когда перед собой он увидел реку, идущую вдоль берега. Как нельзя кстати, у его ног подвернулся источник воды. От этих сумасшедших нагрузок на его тело в горле пересохло, а незатянувшиеся до конца раны сочились кровью, которую нужно было смыть. Без зазрения и какой-либо брезгливости, он начал черпать воду ладонью, глоток за глотком выпивая и наполняя организм жидкостью. Попутно с этим, он старался дотянуться до спины, смывая засохшие пятна крови, что грязными каплями вместе с водой и грязью стекали вниз, обратно в реку, растворяясь в быстром потоке. Всё его внимание было обращено к воде. Кажется, он так давно не пил, что словно забыл, какого это вообще: пить что-то кроме крови, что сочилась из свежего мяса. Холодные капли покрывали его лицо и тело, освежая его дух и мысли. Наконец-то, в кои-то веки он чувствовал некое подобие спокойствия, которого не испытывал ещё с момента первой встречи с новым Эггманом. Глядя в воду, он видел расплывчатый силуэт: бурлящая в потоке вода была не лучшим зеркалом для того, чтобы разглядывать в нём своё лицо, а потому он казался лишь смазанным подобием себя из прошлого, что не было лишено доли правды. Шедоу изменился. Слишком сильно изменился, чтобы стать прежним, обрести то хладнокровие, спокойствие и размеренность действий. В нём кипело нечто ему неподвластное: оно вызывало в нём животную ярость, голод, страх. Оно боролось за жизнь любыми способами, манипулируя разумом Шедоу, подобно кукле. С другой стороны, без чужой крови не было бы и его самого. Подняв взгляд вперёд, Шедоу замер на месте. Тело бросило в дрожь, шерсть вздыбилась, а взгляд внимательно вглядывался в нечто впереди. Встав прямо на обе ноги, он смотрел на него неотрывно, сжав руки в кулак. Впереди, на противоположном берегу, у реки поилось и другое существо: оно превосходило размерами Шедоу в два раза, что было понятно даже по тёмному образу в тени. Своими длинными лапами оно водило по воде, соскребая песок со дна, а само окунулось мордой прямо в реку, с чавкающим звуком жуя воду. В конце концов, это нечто заметило Шедоу: животное вдруг остановилось, потупившись на него взглядом, а затем выпрямившись, разглядывая ежа перед собой как нечто…знакомое. Постепенно, оно начало переступать через реку: длинные конечности позволяли без проблем перебраться сквозь поток, что лишь сильнее настораживало Шедоу. В его глазах, оно становилось всё больше и больше, и подходя всё ближе, он, наконец, мог попытаться разглядеть его повнимательнее. Трудно было пошевелиться. И психически, и физически одновременно. Он боялся, что оно нападет, стоит ему сделать резкое движение, да и сам он не был особо готов к подобному, ведь ноющая боль от ран не собиралась успокаиваться. Колышимые ветром ветви деревьев вдруг разомкнулись, ранее сцепленные друг с другом и мешавшие лунному свету пробиться к Шедоу и существу, стоящему перед ним. И стоило капле света пролиться на неизвестное нечто, как он увидел кроличью морду. Чересчур естественно выглядящая, не антропоморфная морда кролика смотрела на него, сверкая своими большими чёрными глазами, направленными по разные стороны для большего обзора, дабы хищники не смогли поймать рослого зверя. Хотя, с такими габаритами, это существо само несло куда большую опасность, ведь длинные, мощные лапы твёрдо держали её тело на весу. Тело, лишённое нижней части, из которого наружу рвались остатки внутренностей, обросло прочной прозрачной оболочкой в местах, в которых не хватало кожи и мяса. Оно не просто так держалось на своих руках — оно было вынуждено это делать, ведь иной альтернативы передвижению не было. Когда-то длинные уши, принадлежавшие кролику, были оборваны у основания: судя по размерам головы и пропорциям того остатка, что остался свисать бесполезными ошмётками с её головы, можно было понять, что в современных реалиях они стали бы лишь обузой для существа. Остатки оранжевого платья, потасканного и изорванного донельзя, висели на груди животного, растерявшие всякую презентабельность, по которым Шедоу, наконец, догадался, кто перед ним стоял на самом деле. — Он и тебя… — Полушёпотом вырвалось из его рта, о чём он тут же пожалел, сглотнув слюну и надеясь, что существо не среагирует на это агрессией. Однако оно спокойно стояло на месте: принюхиваясь к Шедоу, оно воспринимало его запах, пыталось понять, кто перед ним стоит. Это было чистого рода любопытство: оно не видело в нём ни добычу, ни какую-либо угрозу. — Впе…р-р-ре…ди… — Всё изменилось, когда хрипящий, низкий голос раздался в воздухе, чей источник ёж распознал не сразу. Кролик вдруг начал мотать головой, осматривая Шедоу уже с куда менее дружелюбным настроем: острые клыки начали скалиться, наружу показался невероятно длинный, округлённый язык, с которого стекала странная зеленоватая жидкость, а руки напряглись, словно готовясь в любой момент наброситься на него. Шедоу начал искать взглядом говорящего и увидел то, чего не заметил изначально из-за темноты: в её плечо, подобно опухоли, было вживлено нечто, пульсирующее с каждым стуком сердца своего носителя. В отличии от крольчихи, лицо опухоли было гораздо выразительнее: оно, изгибаясь во множественных морщинах, показывало настоящую агонию. Лицо, стягивающееся складками кожи вниз, обнажало нижние веки и зубы, что визуально делало из него ещё большего урода. Едва стиснув зубы, оно продолжало говорить простые, но понятные команды, управляя Крим, как куклой: — Уб…бе-е-ей…УБ-Б-БЕ…е-е-ей… Существо выгнуло свою спину, выпрямившись настолько, насколько позволяло его собственное тело. Язык, подобно хлысту, следовал каждому его движению, болтаясь в воздухе и брызжа, судя по всему, ядовитой слюной. Пара капель попала на шерсть Шедоу: вязкая субстанция сильно обжигала кожу, отчего тот, не стерпев, зашипел от боли, лишь сильнее провоцируя тварь на агрессию. Ситуация накалялась: ёж при всём своём желании не будет способен оторваться от подступающего зверя, а зверь в свою очередь сделает всё в своих силах, чтобы умертвить, как ему казалось, угрозу. Не будь той злосчастной опухоли, дурманящей её разум, он бы смог спастись, но сейчас…нужно было что-то придумывать. Шедоу жалел, что не смог схватить топор с собой тогда, во время побега. Он не думал ни о чём другом, кроме того, чтобы поскорее удрать от разъярённого Императора. И эта неосторожность сыграла с ним сейчас злую шутку. Монстроподобный кролик широко раскрыл свою пасть, сделав резкий рывок в сторону Шедоу. Быстро ухватившись за толстую палку, лежащую у его ног, он запихнул её в глотку существа, отчего то опешило, начав спешно отходить и пытаться вытащить инородный предмет изо рта. Тут же спасшегося ждала жестокая расплата: вся рука была облеплена сжигающим кожу ядом, отчего его постигла невероятная, жгучая боль, словно его длань сейчас полыхала ярким пламенем, сжигая её до чёрных углей. Но останавливаться из-за этого было нельзя: терпя боль, он начал убегать, стараясь уйти из поля зрения существа быстрее, чем то придёт в себя. И не смотря на все его старания, погоня началась. Спешно ковыляя, он скрывался за деревьями, чувствуя, как ему в спину дышит разозлённый зверь. Но к его счастью или сожалению, погоня обещала быть недолгой: очень быстро интерес зверя начал угасать, стоило ему осознать, что источник опасности сам от него убегает. Постепенно, животное начало отступать, но…почему-то чувство погони не начало угасать. Он слышал топот за своей спиной. Слышал, как быстро за ним перебирают лапы, как охотник свирепо дышит, загоняя Шедоу всё глубже в лес. Быстрый и ловкий, он с лёгкостью пробирался сквозь чащи леса, как бы Шедоу не старался маневрировать между кустов и стволов. На секунду, его взгляд во время погони покосился, и он увидел, как огромный, тощий лис гнался за ним, раскрыв свою зубастую пасть и глядя на него десятками покрасневших глаз, рвущихся из его груди. Время от времени, оно то бегало за ним на четырёх лапах, то переходило на две задних, что давало хищнику возможность так легко обходить препятствия. Шедоу снова что-то почувствовал. Кровь Даккара закипала, вырабатывая адреналин в его теле, заставляя бежать так, как он никогда не бежал. Необъятная паника заставляла выходить его за рамки возможностей собственного тела, игнорируя дикую усталость и боль. Он хотел жить. Хотел жить, как никогда, и был готов сделать что угодно для собственного выживания. Минута, вторая. Счёт шёл на десятки минут, но погоня всё не кончалась. В какой-то момент, сам хищник начал выдыхаться: он не мог поспеть за столь юркой, мелкой добычей, так быстро убегающей от него. А потому, осознавая, что потратит на неё больше сил, чем получит взамен, начало отходить, бросив в след запыхавшиеся, озлобленное рычание. Чтобы быть уверенным, Шедоу отбежал от зверя на несколько сотен метров, после чего, не способный более держаться на ногах, плашмя упал на землю. Перенапряжение мышц давало о себе знать: тело отказывалось его слушать, в чём не могло помочь даже влияние крови Даккара, текущей внутри него. Ресурсы тела были полностью исчерпаны. Он видел перед собой огромное, полое дерево. Глаза смыкались, но он внимательно смотрел на него, видя, как под ним, в корнях, находилось небольшое пространство, по размерам как раз подходящее под него самого. Из последних сил, он начал ползти туда, испытывая дикую боль от переутомления. Особенно сильно болела рука, облитая ядом, что, соприкасаясь с землёй, болела ещё сильнее. Едва ли добравшись до своего убежища, Шедоу окончательно сдался. Это конец. Осталось только рассчитывать на удачу, с которой в последнее время у выжившего было очень плохо. Ведь если его найдут в ближайшие несколько часов, то он не сможет ничего с этим поделать. Глаза окончательно сомкнулись, и ёж начал терять сознание, дабы организм хоть как-то смог восстановить силы…

…

В этот раз, просыпаться, на удивление, было гораздо проще. Потеря сознания, постепенно, начала входить в привычку. Странно только то, что его гость из сна перестал его навещать. Неужели Даккар заставил его замолчать? Навряд ли. Судя по их общению, наименьшее, чего боялся неизвестный — это Императора, не способного дотянуться до своего злостного неприятеля. Да и к тому же…если он связан с ним, то является ли незнакомец ему союзником? Не пытается ли он просто манипулировать Шедоу, дабы достичь своей цели? Чтож…пока что мыслить об этом не было времени. Ёж помнил, с каким бессилием забрался сюда. На улице всё ещё стояла глубокая ночь, а значит, прошло не так много времени. Но почему-то, Шедоу чувствовал себя гораздо лучше. Он ощущал, как силы возвращались в его ослабшее тело, поднимая его на ноги. Но что-то мешало ему пошевелиться… Стоило ему взглянуть на собственное тело, как выжившего охватил шок. Из его собственного тела, огромным множеством тонких нитей, росли корни, впившиеся в землю, питавшиеся тем, что было в сырой почве. Он ощущал, как они питают его веществами, как земля под его ногами осушается, лишаясь всякого остатка. Как корни под его кожей шевелятся. Испуганный, он начал вырывать их из собственного тела. С треском, они отсоединялись от него, и из свежих ран вновь начинала брызгать кровь. Чем меньше корней становилось, тем легче ему давались движения: постепенно, он начал выбираться из полого дерева, в котором находился, наружу, крепко хватаясь за дёрн и выползая наружу. И когда же он наконец выполз, Шедоу перевернулся на спину, глубоко вздыхая и глядя в небо. В его теле осталось ещё несколько древесных лоз, старающихся впиться в землю. Лоз, растущих из него самого. Ещё одна причуда крови Даккара? В конце концов, это вещество старается сохранить в теле жизнь любыми способами…и видимо, разумная кровь не нашла иного выхода, кроме того. Тёмный ёж поднялся на ноги. Хоть и чувствуя небольшую слабость в ногах, он старался стоять ровно, осматривая всё вокруг на наличие опасности. По крайней мере, это помогло ему восстановиться. Да и раны на спине уже почти зажили: они заросли коркой, перестав кровоточить и начав постепенно стягивать кожу. Нужно было что-то делать. Что-то предпринять, чтобы выбраться из этой передряги. Всё это произошло из-за идиотского поступка, совершённого слепой яростью Шедоу: теперь под угрозой находился и он, и Эггман. Нужно было как-то до него добраться. Так, чтобы не попасться на глаза ни одной из тех тварей, что обитали в лесу. Не спеша, Шедоу начал свой путь. Он не знал, куда конкретно нужно было идти: в панике он бежал куда глаза глядят, не запомнив по дороге ни одного ориентира. Ногам было холодно: не привыкший ходить без обуви, ёж то и дело поджимал ступни после нескольких шагов, попутно всматриваясь в дорогу и стараясь не наткнуться на какой-нибудь острый камень или ветку. Вокруг стояла мертвенная тишина: видимо, два монстра, обитающих тут, были очень далеко от него, что не могло не радовать. Стоило им тогда подобраться чуть ближе к временному убежищу ежа, и от его жалкого тельца остался лишь обглоданный скелет. В голову опять лезли странные мысли о неизвестном: почему-то Шедоу казалось, что он являлся почти единственным его союзником. Эггман хоть и спас ему жизнь, но сделал это ненамеренно: для него он на тот момент был лишь мертвым телом, над которым Доктор хотел провести опыты, не более. Да и сейчас у полусгнившего Айво совсем иная цель — спасение собственной жизни, попутно пренебрегая чужими. Что же касается самого «мертвеца», то он хотел лишь одного — закончить этот кошмар, чтобы более никто не страдал от рук обезумевшего Творца. Треск со стороны насторожил Шедоу. Последовавший за ним приближающийся топот заставил среагировать путём бегства — в ту же секунду он проскользнул за ближайшее дерево, прижавшись спиной к коре. Будучи в неком подобии укрытия, он начал внимательнее вслушиваться в звуки: шаги исходили справа, постепенно становясь всё громче и громче. Судя по топоту, он мог предположить, что это была Крим…по крайней мере то, что от неё осталось. Её тело было массивным, а конечности более тяжёлыми по сравнению с лисоподобным зверем, что давало наводку на то, кем являлось приближающееся животное. В какой-то момент, оно остановилось, и позади Шедоу начало раздаваться шмыганье носом — оно принюхивалось, пытаясь уловить запахи. И, кажется, не заметив ничего необычного, оно начало идти дальше. — Спр-р…ра-а-а…ва… — Скрипящий, гадкий голос молвил на её плече, заставив зверя обернуться. Каким-то образом, опухоль прознала о Шедоу, видела его насквозь, за укрытием, чуяло присутствие. — Убе…е-е-е… Зверь уже догадался, что хотело сказать существо на его плече, а потому ринулось к Шедоу, громко перебирая своими лапами. Нужно было что-то придумать. Шедоу сейчас нужно сделать что-то, чтобы отбиться от существа. Неминуемо приближаясь, оно шаг за шагом настигало свою жертву, пока, наконец, не подойдя к нему вплотную, не получило мощный удар прямо по своей морде. Скрутившись в колючий шар, Шедоу всем своим телом влетел в нечто, выбив его из шаткого равновесия. Надо же, это оказалось…гораздо проще, чем он ожидал. Нанеся этот удар, он почувствовал некую уверенность в своих действиях, словно до этого и вовсе позабыл, что способен на это. Силы в его теле прибавилось. Не давая зверю придти в себя, он наносил удар за ударом, наскакивая на него и оставляя после себя торчащие из тела иглы. Большая часть ударов приходилась на паразита, что все это время был указателем для кролика и говорил, что и как ему делать. Но в какой-то из моментов, Шедоу, кажется, слишком сильно поверил в себя, а потому, в очередной раз наскакивая на зверя, он получил в ответ мощный размашистый удар, отбросивший его на несколько метров назад. Уверенность поубавилась. Тело ныло от боли, ведь он угодил прямиком в колючий кустарник, исцарапавший во время падения его тело до невозможности. Болезненные ассоциации со множеством железных приборов, впивавшихся в его спину, возникли перед его глазами. Зверь был разъярен: удары хоть и нанести ему немалый вред, но он уверенно стоял на своих конечностях, целеустремлённо шагая к своему обидчику. Он действовал сам, без указки: на примитивную месть, к счастью, существу мозгов хватало. Шедоу мог только представить, как сейчас оно будет размалывать его в фарш своими мощными лапами, но к счастью, удача была на его стороне. Оно вдруг остановилось. Молча смотрело на ежа своими большими смольными глазами. Мышцы были напряжены так, что малейшее движение могло с лёгкостью сломать каждую косточку в теле того, на кого он сейчас смотрело. Но оно бездействовало. Но оживилась его опухоль: заплывшее кровью, измученное лицо, обезображенное в собственной агонии, пыталось шевелить ртом в попытке сказать хоть что-то. Постепенно, кровь вытекала из его рта, позволяя, наконец, сказать задуманное, и только тогда зверь внемлил слова: — Спра…ва-а-а…уб…бе…е-е-ей…грлх… — Захлебываясь, оно косилось своими маленькими глазами на нечто, стоявшее в стороне от них. Посреди деревьев, подобно им самим, стоя на двух ногах, возвышалась высокая фигура, в разы превышающая в росте и крольчиху, и Шедоу. Тёмные ветви сокрывали собой лунный свет, создавая таинственный образ монстра, прячущегося среди ветвистых елей и сосен. Лис, изредка сжимая свои руки в кулак, подобно разумному прямоходящему, то ли злился, то ли поджидал, когда, наконец, сможет напасть на беззащитных жертв. Его худощавые конечности хоть и выглядели хрупкими, но на деле его мышцы и кости были крепче самой стали. Зубы, которыми была усеяна почти вся шерсть хищника, выступали ему бронёй; глаза, кишащие в его груди, служили ему оружием; пасть, усеянная множеством клыков, давала ему возможность раздирать пищу. И сейчас, видя существо, ходящее на своих руках, он видел пищу именно в нём. Но жертва не желала смириться со своей судьбой: скалясь, оно высунуло свой длинный язык, угрожая вытянутому силуэту отравить существо, стоит ему только подойди. Но оно даже не шевельнулось. Жёлтые глаза, сверкающие из темноты его раскрытой груди, мелькали взглядом из стороны в сторону, но стоило им сконцентрироваться на одной лишь крольчихе, как она в мгновенье ока успокоилась, замерев на месте, не способная что-либо противопоставить. — Убе…бе-е-еги…ги-и-и… — Умоляла опухоль свою хозяйку, но та была непреклонна. Пристальный взгляд был слишком силён. Он гипнотизировал её, завораживал, заставлял вспомнить о том, что на самом деле её ужасает. О самых ужасных страхах, что только таились в её малом мозгу, который от такого взора потерял всякую возможность нормально мыслить. Она вспоминала голос матери, оборвавшийся так быстро, что та не смогла даже вспомнить, как он звучал. Вспоминала свою смерть в предыдущем теле. Видя беспомощность своей жертвы, лис вспоминал, как съел её в первый раз: он облизнулся, чувствуя этот прекрасный вкус крольчатины на своих зубах. Длинная рука потянулась к ней, обхватывая её тело целиком. За ней потянулась вторая. А затем, крепко обхватив её целиком, Антропоморф резко склонился над ней, начав жадно сгрызать её тельце. Ужасающее зрелище, от которого Шедоу не мог оторвать своего взгляда, пугало его. А ведь он мог с легкостью оказаться на её месте, стоило этим глазам рассмотреть его повнимательнее. Соображать нужно было быстро: поднявшись, он со всех ног побежал прочь, слыша оголодавшее чавканье, заполонившее его уши.