…
Дверь с хлопком закрылась, оставив Шедоу в погружённой во мрак комнате. Здесь не пахло той гадостью, что распространял Паразит, а потому он, наконец, мог вздохнуть полной грудью. Из горла доносился тяжёлый кашель — он чувствовал, как споры в буквальном смысле въедаются в его лёгкие, разрастаются в его организме, распространяя своё пагубное влияние по всему телу. Глаза покосились на вентиляционный люк, находившийся снизу, что наводило на мысль о том, что и тут совсем скоро воздух пропитается спорами. Времени в обрез. Осмотревшись чуть внимательнее, он понял, что это было за место — ванная комната, предназначенная для одного человека. Одна раковина, одна душевая…один экземпляр аптечки, висящей на стене. Увиденное заставило его подскочить со своего места и начать судорожно искать нужные ему лекарства или хоть что-то, что могло бы помочь в его плачевном состоянии. По привычке, он потянулся к бинтам, находящимся на верхней полке, но затем вновь понял, что руки и не было вовсе. С этой мыслью было очень трудно свыкнуться. Вместе с мыслью о потерянной руке он вспомнил, что сейчас по ней расползалась споровая масса, принося ему сильную зудящую боль. Нужно было избавиться от этой массы, пока ему не стало хуже. Вот только проблема состояла в том, что эту окаменевшую кучу вручную убрать было почти нереально. Нужен был инструмент. На земле, распавшиеся на куски, лежали осколки от зеркала, висящего над раковиной. Выбрав самый длинный кусок, он внимательно осматривал его, вспоминая о том, как пытался убить себя чем-то подобным буквально пару минут назад. Тогда же, в голове промелькнула фраза: «А кто мне мешает сделать это здесь и сейчас?» В голове плыли странные мысли, рука с осколком уже тянулась к горлу, намереваясь его вспороть вдоль. Что-то в его мыслях не давало ему думать о самоубийстве, отгораживая его от пагубной идеи. Что-то…чужое. Остатки крови Даккара боролись за существование, и они влияли на его мозг, хоть её и осталось до ничтожного мало. Он разозлённо вздохнул, с рёвом замахнулся рукой, а затем вонзил осколок прямо под остаток руки, начав отрывать от себя споровые массы. Это было больно. Шипя, он зажал в своих руках кусок марли, оторванный от мотка бинтов, стараясь притупить все издаваемые собой звуки. Кровь струящимися каплями стекала на землю, образуя лужицу, на которую комковатыми кучками падали куски хвори, поразившей его оставшуюся половину руки. Болезнь не хотела отступать: она, прилипая к плоти, вынуждала отдирать её вместе с кусками мяса, отчего процесс становился ещё болезненнее, а рычание сквозь зажатый зубами кусок ткани — громче. Когда же с заразой было покончено, он выплюнул зажёванный кусок и бросил осколок стекла на землю, потянувшись за обеззараживающим средством. Поливая её на открытую часть плоти, он чувствовал жгучую боль, ощущая, как вещество пузырится и пенится от контакта с открытой раной. Затем, отбросив бутыль, он начал спешно заматывать свой обрубок, стараясь остановить кровотечение как можно скорее. Малейшее промедление с его стороны означало заражение этой дрянью ещё раз, а дважды повторять этот опыт он вряд ли желал. Тяжело вздыхая полной грудью, выживший боролся за свою жизнь, словно от неё что-то зависело. Было трудно понять, по какой конкретно причине он отказался от мысли закончить свои мучения: то ли кровь так сильно на него влияла, то ли внутренний страх за свою жизнь брал своё. В любом случае, медлить и оставаться здесь было опасно: пропитав остаток бинта вновь поднятым с пола обеззараживающим средством, он замотал своё лицо марлей, чтобы максимально минимизировать контакт с гуляющей по воздуху дрянью. Дверь медленно приоткрылась. Он высунул голову наружу, бегло стараясь найти взглядом Паразита. Никого. Выйдя наружу, он вновь увидел, как сильно воздух снаружи отличался от того, что был внутри комнаты. Постепенно, споры, летающие вокруг, начинали оседать на разбросанных по округе мёртвых телах фликов, ну или, по крайней мере, их остатков после того, как когда-то давно Шедоу без угрызения совести обглодал их маленькие тельца. Прорастая, споры распространялись всё сильнее, росли во все стороны, вытесняя ту растительность, что появилась здесь при Даккаре. К слову, видимость из-за этих самых спор была ничтожной: он отчётливо видел лишь на десяток метров перед собой, дальше для него перед глазами находилась лишь оранжевая пелена. В голове Шедоу старался вспомнить, где может находиться выход: нужно бежать отсюда как можно быстрее, пока грибок окончательно не погубил его и не превратил в невесть что. — Шедоу. Этот голос…опять его мучают галлюцинации? Кажется, марля не действует так, как должна была. С другой стороны, он не видел перед собой никаких визуальных галлюцинаций, что вызывало некоторые подозрения. Тогда кто же… — Подойди ко мне, Шедоу. Голос Руж…успокаивал. Теперь он даже казался настоящим, таким, каким он его запомнил в последний раз, когда слышал. Медленно шагая к источнику звука, он взял первое, что попалось ему под руку: кусок стальной трубы, отвалившийся с потолка. Он не знал, кто или что издавало эти звуки, но надеялся, что это всё же была она. — Скорее. Я жду. Этот голос…это не могло быть реальностью. Но даже так, ноги сами вели его к этому месту, хоть это и не сулило за собой ничего хорошего. Он медленно подбирался к развилке коридоров, ведущих в разные комплексы здания. Осторожно осматриваясь, он старался увидеть всё, что только мог, но из-за проклятого спорового тумана почти ничего не было видно. Но вдруг, его взору предстало нечто странное: теневые очертания какого-то существа, поджидающего его за углом. Крепче сжав трубу, он готовился встретиться с тем, кто ожидал его, замахиваясь и собираясь нанести удар… Бам! Внезапный грохот раздавшийся в воздухе, ознаменовал то, что труба выпала из его рук, а над ним самим склонялось нечто, состоящее почти целиком из корней. Оно нависало над ним, столь великое, что едва помещалось в коридоре, глядя на него своим единственным светящимся красным глазом. — ТЫ ЛИШИЛ МЕНЯ ТЕЛА. ЛИШИЛ МЕНЯ БУДУЩЕГО. ЛИШИЛ МЕНЯ ВОЗМОЖНОСТИ СТАТЬ БОГОМ. — Разъярённо кричал Даккар, сжимая его горло своей массивной лапой, которой он с лёгкостью мог обхватить тело Шедоу целиком. Но не смотря на всю мощь творца, по его состоянию было видно, как он становился всё слабее с каждой минутой: корни, обвивавшие его целиком, сохли и отваливались, обнажая оголённую плоть. Оно тяжело вздыхало, с трудом воспринимая распространившиеся вокруг споры, глядя на Шедоу взглядом, полным злобы, ненависти и жажды мести. От взора существа ёж потерял дар речи: что-то в его взгляде заставляло его испытывать необъятный страх и смятение, не дающие ему мыслить здраво. — Я НЕ СПОСОБЕН ВЫЖИТЬ БЕЗ ТЕЛА. И ЕСЛИ У МЕНЯ НЕТ ТЕЛА…ЗНАЧИТ, ИМ ПОСЛУЖИШЬ ТЫ! Быстрым движением, существо набросилось на Шедоу. Последними мгновениями, которые он помнил, было то, как красный глаз смотрел на него, приближаясь с неимоверной скоростью, впиваясь в его мягкую плоть. Что-то внутри шевелилось, копалось, рвало его изнутри, освобождая место для чего-то инородного……
Шевелящиеся корни дали ещё не пришедшему в себя мозгу импульс, заставивший его проснуться. В голове проносились странные обрывки воспоминаний. Образы, созданные чужим разумом, чужими мыслями, чужой личностью. Перед пробуждением он видел Паразита: его улыбающееся лицо, окутанное тьмой, сверкающее своими пророческими очами. Затем, он видел огромное, ветвистое дерево, столь странное и необычное, что описать и разглядеть его за ту долю мгновения было невозможно. Заметно было только, что это древо имело серебристую кору, сверкающую от лунных лучей света и то, что в самом центре его ствола, в зияющей огромной дыре, связанное огромным множеством тянущихся к нему корней, было сердце. Причина, по которой происходил этот кошмар. И последним мигом, он видел перед собой его — Даккара. Смотрящий красный глаз въедался в его душу, пронзая того тысячами игл, привязанных к ниткам, которыми существо могло управлять им как тряпичной куколкой. Его возможности велики, но было очевидно, что их предел был далеко за его пониманием: лишь сердце сможет пробудить в нём былое могущество. И с этими, мыслями, глаза распахнулись, Шедоу сделал глубокий вдох, и почувствовав ядрёный запах средства, которым были пропитаны бинты на его лице, начал сильно кашлять. Странного вида видения вводили в замешательство: чьи они? В голове были лишь мысли о том, как он вновь потерял сознание, как на него напал Он…Ёж считал, что Даккар тотчас должен был убить его за сотворённый хаос. Или же… — Нет…только не это… — вслух прозвучали слова, в которых читалась паника и отрицание всего происходящего. По коже ползли странные, незнакомые ему ощущения: что-то двигалось в его плоти, пробивая себе путь сквозь его мышцы и кости. Оно делало это грубо и стремительно, но при этом осторожно, дабы не нанести вреда телу. И отчего-то, Шедоу более не ощущал ни усталости, ни боли, ни раздирающей его лёгкие заразы, что распространялась всё выше к горлу. Наоборот, он чувствовал себя…прекрасно. — Неужели…ты… — Я. — Прозвучало в ответ в его голове, отчего Шедоу резко взвопил, схватившись за голову. Этот голос он хотел слышать меньше всего: низкий и томный, отдающий эхом в его черепе, импульсами раздающийся в мыслях, сплетаясь с его собственными. — Н-нет…этого не может быть… — Отрицая очевидное, ты не исправишь содея- — Заткнись! Не говори больше ни слова! Злость наполняла его, изливаясь в крике, его лице и теле в целом. Преисполненный гневом, он встал на ноги, стараясь сдвинуться с места, но вдруг нечто внутри его остановило. Нечто, что шевелилось внутри него, ранее было мягким и податливым, но стоило ему подняться, как они отвердели и лишили его всякой возможности сдвинуться с места. Руки, ноги, голова…даже пальцами пошевелить было невозможно. Вот только гнев от этого не становился слабее. Сдерживать вырывающегося ежа становилось всё сложнее. Корни ёрзали внутри него, содрогаясь от его попыток вырваться из мертвой хватки существа, соединённого с его плотью и костями. Он злобно пыхтел, выплескивая свою ярость в попытки вырваться из-под влияния Даккара, и чем дольше он пытался, тем сильнее изнурение охватывало непрошенного гостя. — Остановись, животное! Ты всё усложняешь для нас обоих! — ЗАМОЛЧИ, СУКА! ЗАТКНИ СВОЙ РОТ! — В порыве ярости кричал тот, содрогаясь всем своим, телом, противясь чужому уму, копошащемуся в его голове, как в своей собственной. Понемногу, хватка корней внутри его тела начала слабеть: они пытались вцепиться в его тело как можно крепче, но медленно, но верно ёж делал шаг за шагом, с усердием рыча и запыхаясь от затраченных усилий на каждый метр. Голые пяты ступали по стеклу, не замечая того, из-за чего от следов выжившего тянулась дорожка из крови, а в одну из ног впился длинный осколок, что делал каждый шаг на левую ногу ещё болезненнее. И не смотря на это он, словно не понимая, что вредит сам себе, шёл дальше, противясь воле чудовища в его голове. Убийца его друзей, ползая по его телу, как жалкий червь, не имел права управлять ни его телом, ни своим собственным. Ничем. Он заслуживает лишь жестокой, мучительной смерти, которую он мог обрести, не столкнись он с Шедоу. — Да ты же убьёшь себя! Ты что, не видишь, как истекаешь кровью?! Мои возможности не безграничны, дегенерат! — А к-кто сказал… — Шедоу устремился в одну из темных, достаточно скромных по размерам комнат, шаркая застрявшим осколком, торчащим из стопы, по полу. Через силу, рука резким движением ударила по кнопке с надписью «запуск топливного генератора», после чего в комнате загорелся свет, обнажая её содержимое. Инструменты, изрубленные и раскроенные детали роботов, и…огромный по размерам утилизатор, предназначенный для уничтожения неисправных роботов, а потому способный с лёгкостью перемолоть железо в считанные мгновения. — Кто сказал…что я…собираюсь оставлять себя в живых?.. — Ты не посмеешь… — даже излагая мысли в его собственное голове, Даккар выдавал свой страх, вызванный мыслями о том, на что собирается пойти Шедоу. — Ещ-щё как посмею. Я…я-то всё думал, чтож я так жизнью не дорожу…д-думал, что совсем сломался…перестал мыслить о том, ради чего действительно прошел весь этот…грёбаный ад… — Противиться корням становилось всё сложнее. Но усилия Шедоу были непреклонны: он нажал на кнопку, что запустила устройство, отчего то начало медленно крутить механизм, способный перемолоть как тело робота, так и гуманоида, решившегося покончить с собой. — А я готовился…готовился, чтобы тебя, урода, утащить с собой в могилу! На лице Шедоу промелькнула маниакальная улыбка. Наконец, за стол долгое время, он будет по-настоящему счастлив. Он не будет улыбаться из-за того, что споры поразили его тело. Не будет улыбаться по чьей либо воле. Лишь по своей собственной. Стать убийцей того, кто лишил тебя всего — честь, которую способны постичь лишь единицы. И он — один из немногих. Собравшись сделать уверенный шаг в бездну, наполненную последними мгновениями мучительной смерти, он вдруг почувствовал дикую боль, от которой хотелось закричать, что есть мочи. Скозь его кожу и плоть начали пробиваться корни, цепляясь за всё, что только были способны ухватиться: Даккар не был готов сдаться так просто, а потому сдерживал его на исходе собственных сил, изнуряя себя ещё сильнее, чем прежде. — Остановись! хватит! ты не понимаешь, что если мы умрем, то этот паразит сотворит с этим миром— — ДА ПОЧЕМУ МЕНЯ ВООБЩЕ ДОЛЖНО ВОЛНОВАТЬ, ЧТО ОН СДЕЛАЕТ С «ТВОИМ» МИРОМ?! Всё, что меня сейчас волнует — это твоя смерть. И я не собираюсь отступить сейчас, когда могу прервать твою жизнь раз и навсегда! — Тебя это должно волновать хотя бы потому, что Паразит — жестокая, бесконтрольная тварь, сеющая ужас сейчас, пока мы бесполезно тратим время на твои выходки. Он живёт страданиями других, существует ради хаоса, понимаешь?! Он достанет твоих друзей из чистилища, достанет их души, а затем поместит в их мёртвые тела, заставив их страдать вечно! Его проказа — проклятие, хранящее разум внутри трупа, заставляя переживать нестерпимые муки раз за разом. И если ты умрёшь, то его бесчинства постигнут каждого. — Т-ты…я… — Шедоу пошатнулся. Стоило на секунду ослабить свои попытки вырваться, как корни тут же начали тянуть его назад, решительно настроенные лишить его возможности убить себя. Но как только они оттолкнули его на полметра, Шедоу вновь устремился в ров стальных шарниров, пытаясь разорвать крепкие древесные нити. — А что же с ними происходит сейчас, в чистилище?! Решил меня обмануть, старый урод?! Я был там! Я видел, что происходит с ними! Я… — Я вызволю их из чистилища, только во имя матери, остановись! Рвение вновь ослабло, а улыбка, вызванная психозом, исчезла с его лица. Резкий толчок отбросил ежа на насколько метров от утилизатора, швырнув того прямо к выходу из комнаты. В то же мгновение те корни, что сдерживали его, начали сохнуть и отваливаться от тела, показывая, на какой грани находился Даккар, стараясь выжить. — Вы…Ч-чертовы…разумные…существа… — Ты…ты сказал, что можешь вытащить их оттуда? — Да… — Стараясь восполнить силы, существо внутри впивалось в Шедоу, сжимая его изнутри, впитывая его кровь, отчего то чувство прекрасного самочувствия постепенно начало исчезать, возвращаясь к былому ощущению слабости и немощности. В то же мгновение, осколок стекла, находившийся в его левой ступне, выскочил, а из раны на секунду показался корень, который затем тут же залез обратно, стараясь стянуть рану и предотвратить лишнюю кровопотерю. — Отведи меня к нему. К Паразиту. И тогда, я освобожу твоих друзей от вечных мучений. Если не сделаешь так, как я сказал, то он доберётся до сердца, и тогда…их страдания станут в разы мучительнее. Этот гад…его больная фантазия способна на многое, и я думаю, ты знаком с этим не понаслышке. — Хватить пытаться меня обмануть. Ты…ты лишь хочешь добраться до сердца раньше него. Ради чего оно вам вообще нужно? — Сердце моей матери, оно…оно является воплощением всей жизни, что тебя окружает. Именно его влияние одушевляет и тебя, и меня. Его биение означает нескончаемый цикл жизни, который прервётся лишь тогда, когда сердце перестанет биться. Тот, кто владеет сердцем, способен овладевать самой природой. Матерь долгое время единолично владела сердцем, а потому ей пора уйти на заслуженный, вечный покой. Шедоу молча слушал рассказ существа, толком не вдумываясь в то, о чём оно ему рассказывало. Он раздумывал о том, насколько безумен был Даккар на самом деле, если создавал из его друзей тех, кого он видел до этого. В голове мелкал образ Крим. Затем, его заменил облик Тейлза, превратившегося в высокое, обезображенное чудовище. А затем в голове вспыхнуло и воспоминание о чавкающем звуке, с которым Тейлз жадно пожирал бедную Крим. — Если ты…получишь это сердце…ты освободишь их? — У нас обоих нет иного выхода, кроме как быть честными друг с другом. Я презираю лишь сам факт того, что мне смиренно приходится ждать своего часа, находясь в твоём теле, и всё же…я даю тебе свою клятву, что выполню обещанное. — На твоём месте я бы не стал врать. Иначе я— Резкий грохот прервал его, раздавшийся неподалеку от него, в одном из коридоров, эхом отдаваясь от стен. Следом за грохотом, его слух смог уловить тихие всхлипы и плач, резко перерастающий в яростный вопль, вызванный агонией. Шедоу собрал себя в руки, начав пристально следить за тем, что ожидало его там. Корни по всему телу активно шевелились, предчувствуя предстоящую угрозу, а голос в голове лишь промолвил: — Это он. Старый, бесполезный кусок мяса… Нужно было прятаться. Прислонившись к стене, Шедоу старался издавать как можно меньше звуков, дабы тот, кто шел к ним, не заметил их. Он медленно приближался к источнику звука, дабы проверить, кто же это был. Но голос внутри тут же взмолвил: — Куда ты идёшь, идиот?! Нам нужно уходить отсюда как можно скорее! — А я чем, по-твоему, занимаюсь? Нам нужно пройти через него. Если пройти по тому коридору, а затем свернуть налево, можно выйти в ангар, а из ангара наружу. Нужно только найти способ отвлечь его…или же… — Убить. — Продолжил мысль Даккар, которую намеренно не закончил Шедоу. — Пора избавить это прямоходящее недоразумение от мучений. — Как бы он сам не убил меня… Протяжные, хриплые вздохи раздавались издалека, сопровождаясь тяжёлыми шагами, поднимающимися по лестнице. Он уже почти подобрался вплотную к выходу отсюда, а вместе с ним появился смрадный запах гниющего, оттаявшего мяса. Приоткрытая дверь не желала поддаваться грузному телу, а потому он резкими толчками начал выбивать её, разгребая засохшую растительность. Бах! С громким грохотом тело повалилось на землю, издав сдавленный выдох, за которым последовал горький плач и болезненный рёв, а за ним и пронзительный крик, кличущий: — Ш-Ш-Ш-ШЕ-Е-Е-ЕДО-О-О-ОУ! — Вопил он, скрепя своим протезом, пытаясь подняться на свои ветхие ноги. Хлюпающая плоть сочилась кровью и гноем, оттаявшим и рвущимся наружу, покрывая пол липкой, склизкой смесью. И не смотря на такое плачевное состояние полусгнившего тела, он всё ещё был жив, разваливаясь цельными кусками с каждым часом своей жизни. Холод помогал хоть как-то сохранять цельное состояние тела, но судя по свисту трубок, по которым когда-то из-за его спины к телу шёл морозный воздух, он был лишён и этого. Медленно подбираясь всё ближе, он старался не издавать лишних звуков, чтобы не выдать своё местоположение. Если Эггман его найдёт, то Шедоу уже не отделается дозой парализирующего яда. Шаг за шагом, ёж приближался к нему, хромая левой ногой: рана от стекла была как нельзя некстати, и в случае, если ему придется бежать, у выжившего будет крайне мало шансов оторваться от разъярённого ходячего мертвеца. Осторожно заглядывая за угол, он пытался найти взглядом Эггмана, и найдя его, мог лишь ошарашенно глядеть на то, что от него осталось. «Груда плоти» — так можно было вкратце описать это существо, которое навряд ли уже можно было назвать живым. Синяя мантия, когда-то скрывавшая все его изъяны мёртвого тела, была изодрана в клочья, отчего вся его истинная натура была видна невооружённым взглядом даже в темноте. Изорванные, гнилые куски плоти издавали невероятный смрад, распадаясь и оголяя его грудную клетку, наполненную не менее отвратно пахнущим месивом из органов. Рука, на которой ещё держался оставшийся протез, сгнивала и превращалась в почерневший, покрытый спорами кусок мяса, который буквально впился в протез изнутри, заполонил его мягкой кровяной массой, отчего из швов металла сочилась непонятного рода жидкость. Что удивительно, но на Эггмане, ранее не видный из-за мантии, остался его былой костюм: прилипшая к телу и пропитавшаяся насквозь кровью, красная куртка болталась на нём, едва скрывая собой плечи и спину. К слову, из оставшейся одежды на нём были и его былые брюки, разорванные до колен и обнажающие его кошмарно выглядящие опухшие ноги, покрытые язвами и ещё большим количеством спор, разрастающихся по всему его телу. Маска, к которой когда-то было подсоединено его охлаждающее устройство на спине, была сорвана, обнажая истинное лицо зловещего существа. Застывшую в открытом положении пасть, наполненную мелкими, гнилыми зубами, заострёнными кошмарной гниющей природой тела настолько, что те с лёгкостью были способны прокусить кожу и мясо. Сквозь разбитые очки виднелись два горящих в темноте глаза, объятые настоящим безумием, вызванным его невероятным желанием. Желанием жить. Из этих глаз вытекало что-то неоднородное, но из-за той гущи всех жидкостей в его теле, они скорее походили на очередную массу гноя и крови, нежели на настоящие слезы. Наблюдать за кошмарным обращением и без того ужасного Эггмана было невыносимо. Теперь, когда он видел то, что с ним стало, Шедоу пожалел о том, что сотворил с ним. Он превратил Доктора в ещё более ужасающее чудовище, жаждущее заполонить пустоту в его груди, в которой когда-то торчал изумруд, сохраняющий его рассудок в целостности. И когда он пропал, его тело и разум начали со стремительной скоростью разлагаться, показывая то, чем Эггман является на самом деле. На секунду, их взгляды пересеклись. Момент, которого Шедоу всеми силами пытался избежать. Он тут же примкнул к стене, укрывшись в темноте, с надеждой на то, что Доктор его не заметил. — Ты-ы-ы-ы… ПРЕДАТЕЛЬ! Я вернул тебя к жизни, а ты… ТЫ… — Мертвец, Захлебываясь злобой и желчью, кашлял и извергал из себя потоки рвоты, расплёскивая всё вокруг себя. Комната наполнялась запахом спор и гнилых масс, которые вырвались из его горла мгновенье назад, а затем до ушей донёсся едкий шипящий звук плавящейся металлической поверхности. Доктор не просто брызжал остатками пищи в своём желудке: это была настоящая кислота, способная разъесть мягкую плоть Шедоу в считанные секунды. — Пар-рази-и-ит…он знал, что ты здесь!.. Знал, что я приду за тобой! Напряжённый, ёж стих, ничего не говоря в ответ обезумевшему Доктору. Хотя, то, что сейчас шло за ним, грузными шагами приближаясь к нему, жаждя его плоти, уже навряд ли можно назвать былым Эггманом. Чудовище, цепляющееся за жизнь, едва ступало по земле, хныча и изливаясь в болезненных стонах, держась едва работающим протезом за ближайшую стену. Он едва ходил, но ради мести, которую мог совершить, Эггман был готов претерпеть любую боль. — Сначала-а-а…он сор-рвал с меня ма-а-аску…заставил меня вдохну-уть эти сп-поры… А затем, забрал эту…розовую кры-ысу. Он с-сказа-ал, что я должен задер-ржать тебя…любыми методами…но он не учел, что я не про-осто задержу тебя, Я…Я РАЗОРВУ ТВОЁ ТЕЛО И ТВОЮ ДУШУ, СОЖРУ СЕРДЦЕ И…И…КГРХл-л-л…брл-л-лгр-р-р… Едва переступая с ноги на ногу, его вздохи становились всё ближе, а слова, идущие из его гнилых уст, всё менее разборчивыми. Краем глаза, Шедоу заметил, возможно, свой единственный вариант спасения из столь критичной ситуации. Небольшой кусок бетона с длинной арматурой, обвалившиеся с потолка. Крепко за них ухватившись, он вновь примкнул к стене, ожидая появления чудовища. Его лицо, медленно выходящее из-за угла, сверкало своими маленькими глазами, пока из пасти сочилась желтоватая рвота, капающая шипящими каплями вниз. Увидев ежа, он раскрыл свой рот ещё шире, словно собираясь напасть на него, вцепиться зубами, но вместо этого, он сказал: — Я-я…н-нашёл те— Глухой и невероятно сильный удар куском бетона по некрепкой голове тут же сбил его с ног, заставив ещё громче взвопить от боли. Пользуясь моментом, Шедоу тут же выскочил из-за угла, оббежав лежащее стонущее тело, направляясь прямиком к выходу. Но цепкий протез, которым он старался ухватиться хоть за что-то, дабы вновь подняться на ноги, схватил его за голень, плашмя повалив его грудью на собственную расплескавшуюся рвоту. Шедоу чувствовал невероятное жжение, как его шерсть и кожа сгорают в доли секунд, добираясь до плоти и костей. Он тут же вскочил, закричав от плавящей его тело кислоты, стараясь отцепиться от чудовища. Но Эггман был неумолим: крепко держась за его ногу, он вновь широко открыл свой рот, пока в его груди что-то начинало бурлить и скапливаться. И прежде, чем его объяла обильная масса кислоты, он, с усилием одернув ногу, буквально вырвал оставшийся протез из сгнившей руки, отпрыгнув в сторону и кувырком уйдя на несколько метров вперёд. Жжение сильно сбивало его дыхание и отвлекало от мыслей о побеге, но сквозь мучительную боль, он бежал вперёд, стараясь увидеть сквозь оранжевый «туман» из спор дальнейший путь. Как вдруг, он почувствовал шевеление в своем мозгу, и вновь услышал голос: — Во имя матери, ты чем думаешь?! Это могло тебя убить! — А ты видел другой выход? Раз такой умный, так выйди и разберись с ним! — Пустоголовый дегенерат! Будь у меня возможность самому разобраться со всем этим, я порвал бы тебя при первой же встрече! — Просто закрой свой поганый рот и не мешай мне концентрироваться…нгрх… — Ноющая боль заставила его схватиться за грудь, с которой оставшимися каплями стекала масса из рвоты и споровых остатков, сбившихся в одну склизкую кучу. Повезло, что Доктор не успел обдать его этой смесью с ног до головы, иначе Шедоу действительно рисковал распрощаться как со своей жизнью, так и с жизнью гостя в голове. Длинный коридор вёл к развилке, одна из которых вела к желанному выходу. Но подходя всё ближе, становилось ясно, что выбора у ежа не было как такового: правый проход был завален обломками, обвалившимися с потолка. Оставался только проход налево. Но вместе с тем, Шедоу услышал страшный рёв, раздающийся со спины, закончившийся рыдающими звуками со скрежетом медленно поднимающегося мёртвого тела. Нет времени медлить. Целеустремлённым рывком Шедоу, как мог, ковылял дальше по левому проходу в надежде на то, что память его не обманула. Кажется, некоторая доза адреналина, вызванная чувством опасности, помогала ему игнорировать боль в стопе. Кроме того, корни, что сдерживали рану от кровоизлияния, немного облегчали болезненные ощущения от шагов, что являлось хоть какой-то отдушиной в столь плачевной ситуации. Вздыхая от усталости, он шёл мимо комнат, стремясь к самому концу коридора, к ангару, откуда они с Даккаром наконец смогут сбежать. Но проходя сквозь облака спор, он с разочарованием обнаружил перед собой ещё один обвал, закрывающий собой последнюю возможность для побега. — Что…но тут же… — Ты завёл нас в ловушку, идиот! Эта заражённая тварь нас прикончит! — Да закрой ты свою, сука, пасть! Ты мешаешь мне— — «Мешаю мыслить», это ты хотел сказать?! Ты не достоин даже пытаться это делать! Вы, никчемные существа, не смеете обладать присущим божествам разумом! — Ох, а ты, как я погляжу, достоин?! С виду жалкая кучка корней, а на деле в тебе больше дерьма, чем в клоповнике, в котором мы застряли! — ДАККА-А-А-А-АР! Я ЗНАЮ, ЧТО ТЫ СЛЫШИШЬ МЕНЯ! — Своим громогласным криком, монстр тут же прекратил ссору между Шедоу и существом в его теле, заставив их обоих стихнуть и начать соображать трезво, чтобы найти хоть какой-то способ уцелеть. А меж тем, Эггман продолжал: — ПАР-Р-РАЗИ-ИТ ГОВОРИЛ, ЧТО ТЫ-Ы-Ы…Что ты с-с-сидишь в его теле… Ты… Ты-ы-ы-ы обещал мне жи-изнь! Я…в-в-в-вы-ы-ы…в-выполнял все-е твои приказы-ы… НО ТЫ БРОСИЛ МЕНЯ! ТЫ ТАКО-О…о-о-о… ОЙ ЖЕ ПРЕДАТЕЛЬ, КАК И Ш-ШЕ-ЕДОУ! — В самих его словах слышалось то, как постепенно рассудок всё сильнее покидал его тело, а на место того приходило первозданное, чистое безумие, вызванное не менее безумной одержимостью. Страждущий обмануть саму смерть, он начал терять самого себя в погоне за несбыточной мечтой, а потому она сжирала его изнутри, поглощая остатки интеллекта с удвоенной скоростью. Вариантов было немного. Для разлагающегося гибрида мертвеца и грибного рассадника, Эггман был на удивление быстр, а потому всё сильнее нагонял их, неминуемо приближаясь к предателям. Стараясь придумать хоть что-то, Шедоу взглядом устремился к ближайшей двери, которая могла стать как временным спасением, так и смертельной ловушкой, из которой они могут уже не выйти. Однако вариантов почти не было, а потому он устремился к двери, едва открыл её и заперся изнутри. Шкафы, столы, стулья — всё, что находилось в этой незамысловатой комнате, сдвигалось и скидывалось в сторону двери, стараясь забаррикадировать её любыми способами. Сил почти не оставалось на то, чтобы передвигать столь крупные предметы, и всё же он, нередко переводя дыхание, делал всё, что мог. Когда же силы окончательно покинули его тело, он прислонился к стене, издавая рычащие вздохи. — Я…понятия не имею, что нам делать дальше… — Ты мог его добить. Почему ты не сделал этого ещё тогда, когда смог повалить на землю? — Он мог облить меня своей кислотой! Я не мог так рисковать. — Этот риск мог бы спасти наши жизни. — Либо угробить раньше, чем мы добрались сюда. Грохот по ту сторону двери означал, что Доктор дошел до них и догадался, где они прячутся. Агрессивными толчками, он пытался выбить дверь, крича и говоря вслух уже невнятный бред, наполненный словами, полными гнева. Разум разлагался всё сильнее, подобая его собственному телу, превращая интеллигентного Доктора в кровожадную тварь, жаждущую мести, но уже не понимающую, ради чего она ему нужна. Шедоу оглядывал комнату, в которой они оказались. Из-за темноты было трудно распознать, что здесь находилось, отчего его возможности были сильно ограничены. Пока в дело не вмешался его поселенец: — Нам нужно выжить, Шедоу. Ради своих друзей, найди то, что вытащит нас отсюда. — В одно мгновенье, глаза Шедоу начали видеть яснее, а комната, которая когда-то была окутана тьмой, стала столь яркой, словно сюда просачивался солнечный свет. Лишь спустя секунды Шедоу осознал, что в его глазные яблоки впивались корни Даккара: он даровал ему собственное зрение, давая возможность видеть в темноте. Пользуясь моментом, Шедоу тут же вскочил на ноги, стараясь найти что-то полезное. Эта комната была довольно странной…она была обставлена обычной мебелью, без различного рода мастерских, инструментов и прочих вещей, присущих былому Эггману. Кажется, это помещение являлось чем-то вроде комнаты отдыха, что в голове Шедоу сводило их шансы на выживание к нулю. Здесь и в помине не может быть ничего полезного. Разве что… Рука потянулась к выдвижному ящику, находящемуся в столе, который Шедоу не смог поднять и оттащить из-за его огромных размеров. Внутри находилось то, чего Шедоу ожидал увидеть меньше всего — пистолет с полностью заряженной обоймой. Видимо, Эггман когда-то держал его на «экстренный случай», но кто знал, что его причиной окажется он сам. Ёж смотрел на оружие в своей руке и не мог поверить своим глазам, а во взгляде промелькнула надежда на то, что он сможет сбежать. — Ч…что это такое? — Недоуменный голос в голове непонимающе пялился на пистолет вместе с Шедоу, но не разделял его ощущений, ведь не понимал сути находящегося в его руках огнестрельного оружия. На что Шедоу уверенным, и даже в какой-то степени смелым голосом ответил: — Это…это наш билет на волю. Бам…бам…бам… Тяжёлое гниющее тело наваливалось на дверь, не способное на большее, чем эта примитивщина. Проказа сжирала его рассудок, сжирала остатки его разума, лишая человечности с каждой секундой. Дрожащей рукой, Шедоу стоял, готовый в любой момент совершить решающий выстрел: рука дрожала от усталости, но крепко сжимала рукоять, держа палец на крючке. Одной рукой целиться было неудобно, хотя раньше это казалось обыденностью. Оборона, которую он выстроил из мебели в комнате, продавливалась с каждым ударом: существо догадалось использовать свою кислоту, дабы пробить путь внутрь, а потому Шедоу лично наблюдал за тем, как дверь плавилась на его глазах, показывая наружу ужасающее, оттаявшее от долгих месяцев самовольной заморозки тело. Разрушительный грохот ознаменовал появление обезличенного Доктора, раскрывшего свою пасть в вечной жажде плоти и кровопролития. Помутненный взгляд смотрел в сторону Шедоу, дыхания становилось всё разъярённее, а грудь поднималась, накапливая в его теле едкую рвоту. Шедоу колебался, стараясь прицелиться как можно точнее, но злосчастная рука дрожала, как бы он ни старался. В конце концов, тварь уже была на грани: подобно переполненной бочке с горючим, Эггман был готов чуть ли не взорваться, расплескав смертельную жидкость по всей комнате, но громогласные выстрелы остановили его, заставив существо смолкнуть. Из груди, сквозь дыры в теле, струями сочилась кровь и рвота вперемешку со спорами, пропитавшими его тело насквозь. Сквозь разбитые линзы помутненный взор внимательно рассматривал своего убийцу, уже почти не понимая, кто стоял перед ним. Рассудок таял, подобно льду, вместе с телом, оттаивающим от вечного инея, но в конце концов, тварь упала, издав свой последний вздох. — Он…он… — Иди. Нам нужно торопиться. Шедоу был в смятении. Не смотря на все то зло, что он делал до и после своей смерти, Эггман не заслуживал такой участи. Жестокой, мучительной. Унизительной. Ёж спустя время опустил ствол, медленно обходя упавшее грузное тело, походящее на массу из грибных спор и плоти. От прежнего Айво Кинтобора не осталось и следа. Медленно ковыляя к выходу, он оглядывался, с некой тоской сочувствуя ему прежнему. — Почему…почему ты оставил ему разум? — …Я считал, что он поможет мне с поисками. Не смотря на всё мое презрение к разумным существам, на пути к моей цели мне нужно было воспользоваться их помощью. Но даже так, он умудрился предать меня…и возродить тебя. — Вот, значит, как…и что же тепе— — ГРА-А-А-А-АРХ! — невыносимый вопль вновь эхом отдавался от стен. Позади послышался стремительный топот: существо вновь поднялось на ноги, умудрившееся каким-то образом выжить. Даже если это уже не был тот Доктор, которого Шедоу знал, то даже в нем осталась та черта, присущая полумертвому рассудку. Он не хотел умирать. — Твою мать! Каким образом он до сих пор жив?! — Споры…эта проказа не даёт ему умереть. Беги! Фраза «беги» звучала пренебрежительно для Шедоу, ведь с раненой стеклом ногой он едва ли мог ковылять. Вопль теряющего рассудок существа становился всё громче и ближе, сопровождаясь небрежными переваливающимися шагами. Голова, рот, грудь — отовсюду исходили споры, распространяющиеся ещё сильнее по воздуху. Эггман стал их рассадником, источником болезни, чем-то совсем иным. Сил едва хватало, чтобы сохранять относительную дистанцию с рвущимся к нему монстром. Нога ныла от боли, и даже существо, находящееся внутри его тела, не могло с этим помочь. С каждой секундой, Доктор сокращал расстояние до своей жертвы все сильнее, спотыкаясь, кашляя, распространяя споры ещё сильнее. Шедоу оказался на перепутье: коридор, ведущий обратно и комната, в которой он чуть не убил себя. Стоит ему пойти по коридору, как Эггман настигнет его и убьет, а прятаться в комнате навряд ли имело хоть какой-то смысл…или же… Стараясь как можно быстрее скрыться из взора монстра, ёж заскочил за стену, заставив Эггмана несколько секунд потупить свой взор, а затем с новым наплывом гнева устремиться к тому, из-за кого он стал таким. Небрежный шаг превратился в ещё более небрежный бег, он терзал свои ноги, цепляясь за куски арматуры, стекла, превращая свои и так не самые крепкие конечности в истерзанный фарш. Но он, не унимаясь, бежал, поднимаясь каждый раз, стоило ему упасть. Оказавшись на том же перепутье, он взглянул в темноту комнаты, широко раскрыв пасть, рыча и тяжело вздыхая. Шедоу там. Он это чувствовал. Но, как назло, из-за пулевых ранений он не мог накопить в себе кислоту, чтобы растворить самодовольную рожу своего обидчика. А потому, рванув в темноту, он завопил, собираясь вцепиться зубами в ежа. Но ловкая подножка заставила существо упасть плашмя прямиком в нерабочий утилизатор, в котором он запутался, зацепившись кусочком своей одежды. Трепыхаясь, споровый монстр кричал, оглядываясь на Шедоу, рыская взглядом и пытаясь найти его. Но яркая вспышка света обнаружила его, ознаменовав собой и работу дробильщика, что медленно начал вращать свои шестерни. Хруст костей и плоти наряду с агонизирующим криком заполонил комнату, перемалывая ожившего мертвеца своим неумолимым механизмом, предназначенным для уничтожения металла. Ноги всё дальше уходили вниз, превращаясь в мясную кашицу, отваливающуюся от основного тела и со свистом падая в бездонную яму. Тело уходило всё глубже, выдавливая изо рта Эггмана смесь крови и спор, стекающих по подбородку и остаткам тела, перемалываемого до состояния фарша. И чем дольше работал дробильщик, тем человечнее становились крики. Эггман, словно вновь обретя разум, начал смотреть на Шедоу, взглядом моля о помощи, тянясь к нему обрубками рук, прося, чтобы тот вытащил его отсюда. Но ёж лишь молча смотрел на него, переключая механизм на более интенсивную переработку материала, сокращая муки мученика. И вот в момент, когда от тела Эггмана осталась лишь грудь, плечи и голова, он взвопил своим прежним, человеческим голосом: — Я…НЕ ХОЧУ… УМИРАТЬ!.. Последние слова, сказанные Эггманом перед тем, как механизм окончательно измолотил его давно гниющее тело, и его остатки не упали вниз, сопровождаясь лишь звуками вхолостую крутящихся шестерней, облитых тухлой кровью…