***
Шастуну холодно, слишком холодно. Не смотря на то, что только что Ирина вытащила его из ванной полной кипятка и крови. Крови самого Шаста. — Больной ублюдок, — ругается Ира набрасывая на плечи Антона полотенце своими холодными руками и помогает другу подняться и тащит его в комнату. В прямом смысле кидает тушу Шастуна на кровать и облегчённо вздыхает. — Идиот, головой думать надо, куда такую огромную дозу? — Ира садится на край кровати, сама уже не в силах стоять на негнущихся ногах. Антон, укутавшись в своё белое одело (когда это оно стало белым?) помутневшим взглядом смотрит на подругу. Кузнецова материт Шаста, ругает за количество принятой дозы. Хотя сама она такая же. У Иры безумные глаза, под ними залегли тёмные тени. Её кожа похожа на фарфор. Губы бледны, запястья её худые-худые. Антон думает, что у Ирины внутри тоже нет органов, только бабочек у неё в животе нет, там твари пострашнее. А ещё у неё точно в груди есть тёплое сердце, оно бьётся, а значит и кровь устраивает внутри неё гонки. Но зачем ей сердце? — Антон? — снова зовёт Ира, не услышав ответа в первый раз. Шастун не чувствует больше головной боли. Прежде, чем уйти из этого мира, он помнит свою постель, Ирину, и руки, полные порезов.***
Антону не хватает воздуха. Его разорванные лёгкие снова набирают воздух. Только зачем ему дышать? Сильные тёплые пальцы Арса сцепляются на мертвецки холодной шее Шаста, ломают кадык и он, со звуком бьющийся посуды падает в пустой живот к бабочкам. Шасту кажется, что он теряет зрение, в глаза накатывает белая пелена. Глаза Арсения холодные, пронизанные тонкими лезвиями убивают Антона. Разве его можно убить, если он уже нежелец? Антон не видит, но чувствует, как его брюхо разрывается, и чёрная жидкость с крыльями дохлых мотыльков вытекает из него. Холодная пустота окрашивается в цвет его крови. Антон оспел. Оглох. И, кажется, исчез.***
Шаст чувствует боль в правом запястье. Картинки перед глазами ходят ходуном и мир сливается воедино. Антону понадобилось пару минут, чтобы понять, что боль исходит от порезов, на забинтованном запястье, в глазах чёрти знает что, потому что он отходит от дозы, а голова его лежит на коленях Иры. — Я умер? — интересуется Шастун, надеясь, что всё, происходящее вокруг всё-таки предсмертные иллюзии его сознания. И сейчас Ирина растворится, а он упадёт в пустоту. — Скорее я тебя сейчас убью, — цедит Кузнецова, кажется, собираясь перегрызть глотку друга, которого пару часов назад вытянула с того света. Губы Шастуна кривится, изображая жалкое подобие улыбки, а сам он издаёт смешок. — Знаешь, я видел Арса, — сладко и задумчиво начинает он, — Он был такой живой. Я слышал его сердце, а ещё губы у него были тёплые. — Повезло, — шепчет Кузнецова и смотрит на мёртвую траву в глазах друга. А ещё зрачки, которые, кажется, больше радужки. Или не кажется. — Саша всегда холодный. Антон поднимается и, придерживаясь за изголовье кровати встаёт, голова отъезжает от тела, но он не падает и стоит ровно. На негнущихся ногах доходит до подоконника, садится, привалившись к стене и достаёт сигарету. И, как странно, самую обычную, даже Ира удивлена этому. Подруга встаёт к нему, берёт из открытой пачки сигарету и прикуривает. Оба смотрят в окно, пытаясь что-то разглядеть в ночном мраке, как казалось, вымершего города, такая были тишина на этой улице. — И руки у Саши холодные всегда, и он никогда не целует меня, ублюдок, — Ира выдыхвет дым. Подруга делает глубокую затяжку, припадает спиной к стене и медленно скатывается вниз. Антон прикрывает глаза, так и не закурив.Моё чёрное солнце! Дети таблеток, дети рекламы — Тяжело больные, к выходу ломимся, как таран. И там, дорога прямая в телеэкраны, но с теми, Кто там бывал уже давно — не справляются доктора! И у каждого своя рана, и кому-то небо в сеточку, Но а кому-то моря из-под крана.
***
Арсений боится, он мать вашу в панике. Это уже не шутки, не подколы, это больше не смешно. Имя его соулмейта исчезало. Для Арса эта было всё шуткой, а что, почему нет? Ведь их с Антоном судьба — ненависть друг к другу до гроба. Так придумала Вселенная, и им, простым смертным не дано той силы, чтобы это изменить.Какой-то человечишка возомнил себе перечить Богам. В отличие от Антона Попов не представлял, какие мягкие у его родственной души волосы, солнечная улыбка и сладкие губы. Он не любил.Поэтому ненависть не жгла его. Ему было всё равно. До опредёленного момента. Шастун остывал к нему. Больше не было взгляда в сторону Попова, нежной улыбки, которую тот прятал в рукаве толстовки. Не было ничего. И Антон становился всё странне и странее. Вначале Арсений заметил тёмные круги под глазами, трясущиеся руки и…белый порошок в кармане его куртки. Взгляд Шастуна мертве и мертвее и сам он — ходячий труп. Нить, которая связывала их становилась всё тоньше и тоньше, им приходил конец. От имени Антон на запястье осталось лишь «Ан.»
***
Шастун выдыхал едкий дым затяжка за затяжкой. В квартире темно и тихо, лишь сигарета давала отголоски света в темноте, пытаясь спастись от своей участи — быть спалённой до тла. Антон тоже пытался спастись. Антон не смог. Антон сгорел до тла. Иры долго плакала и материла Сашу, курила и плакала. Верно, твари, что больше бабочек внутри Антона бушевали. А когда они сгорели до тла Кузнецова упала головой на подушку, устало закрыв глаза. Пепел падает в пепельницу, испуская струйку дыма — последние признаки жизни. Город спал. Вместо имени родственной души на запястье — шрам. Сигарета догорела.И нас таких даже не миллион и не два — Посмотри (тут внутри у всех ядерная война!)