******
Закрывает дверь и негромко откашливается. На улице всё же не май месяц, а треклятый январь, будь он проклят! Тёмное небо и густой туман стали чем-то обыденным для жителей Токио в период тайфуна, поэтому любой просвет в небе считался чем-то боготворным. Хотелось петь целые серенады во славу господа, что подарил им несколько спокойных часов как в небе, так и на дороге. Сегодняшнее утро было не исключением. Казалось, что непогода отступила и жители наконец смогут спокойно вздохнуть морозным зимним воздухом и вдоволь насладиться прогулками в парках с семьёй, но ничего подобного! К вечеру циклон опять вернулся, а может он и не уходил вовсе, давая шанс немного отдохнуть. Стало неимоверно ветрено и холодно до такой степени, что единственное чего так сильно хотелось — остаться в кровати под тёплым пледом, что сшила сестра. Прикрыв рот рукавом плаща правой руки, юноша отходит от автомобиля, точно направляясь в отапливаемое здание, желая не оставаться на морозе лишнюю секунду. Рюноске позвонили полчаса назад, сообщив о возвращении непутёвого, по словам Куникиды, босса. Парень был искренне рад подобной новости, но мог лишь в силу своей немного (очень сильно) безэмоциональной натуры тихо хмыкнуть и сообщить о своём скором приезде в офис. Зашёл внутрь и положил ключ с причудливым брелком с кошкой бакэнэко в карман. Гин как-то сказала, что эта кошка точно приносит удачу, отмахиваясь от всех несчастий своими двумя хвостами. Рюноске не верил в подобного рода ахинею, будучи ярым скептиком, но спорить с сестрой не стал, приняв подарок и кратко поцеловав в щёку. Гин всегда была очень тактильной, когда они оставались наедине. Именно такой он хотел видеть свою избранницу, в душе умиляясь каждый раз, когда сестра обнимала его после долгих и не очень командировок, но на деле лишь тихонько хмыкая. На ресепшене как всегда пусто. «И почему её ещё не уволили?». Заходит в лифт, давя уже давно заученную десятую кнопку. Он правда рассчитывал отдохнуть вечером, полностью наслаждаясь своей компанией, так как сестры не будет дома ещё несколько дней. Возможно, Мияко смогла бы разделить его одиночество, лёжа где-то рядом на диване и мирно сопя, если конечно смогла бы расщедриться на такого рода привилегию для простого смертного. Эта лысая кошка стала самым настоящим «сюрпризом» со сложным характером. Первые дни её появления в квартире они полностью игнорировали существование друг друга. Гин же разделяла позицию нейтралитета, и на удивление парня кошка её полюбила, если это возможно так назвать. Юноша всё ещё не понимает, как такое существо способно вообще что-то испытывать кроме неимоверного желания съесть что-то. С аппетитом проблем никогда не было, а сколько булочек хоккайдо пострадало, ух! Парень до сих пор с горечью вспоминает булочки с инжиром, купленные в одном комбини около офиса и ненадолго оставленные им на столе на кухне, что были съедены с особой жестокостью прямо на полу. Картина напоминала кровавое побоище с не лучшим для юноши исходом — ковёр запачкан ягодой, крошки валялись по всему периметру, а сытая, будь ей неладно, кошка дрыхла рядом, вся перепачканная инжиром.Пусть земля им будет пухом.
Их отношения и до сих пор остаются достаточно шаткими, хоть сейчас всё стало немного иначе. Мияко позволяла гладить себя, могла сесть рядом, начав облизывать руку, что лежит рядом на диване, иногда прикусывая. «Кошки прекрасно чувствуют энергетику людей. Ты ей понравился.» — подмигивала девушка, улыбаясь, когда маленький инопланетянин крутился рядом. Кусалась она больно. Очень больно. Кратко вдохнув, он заходит в офис, точно зная, что здесь остались все свои — как-никак семь часов вечера. Проходит дальше, слыша громкий смех. Кому-то явно весело. Ему весело. От голоса наставника мурашки словно муравьи бегут по коже. Это точно не из-за холода. Рюноске с уважением относится к боссу, считая его гениальным во всём. Казалось, Осаму знает абсолютно всё о чём его не спроси. И в этом есть нечто потрясающее. Простые разговоры, помощь и поддержка, что он не прямо, но точно оказывал — всё это потрясающе. Заслужить доверие босса очень трудно, но Рюноске уверен, что он точно с этим справился. — Вау, сколько вопросов, — шатен правда удивлён, что его здесь вообще ждали, а потому сначала глупое непонимание сменяется наглой усмешкой, когда в поле зрения появляется Рюноске. — Повремени со своими расспросами, Куникида-тян, у нас есть работа, — Дазай хитро улыбается, подмигивая Рампо-сану, сидящему около кулера и загадочно улыбающемуся. — Работа?! Так ты помнишь, что это? Дазай отрывает руки Доппо, что крепко вцепились в его плащ, и отходит на безопасное расстояние, желая оказаться у себя в кабинете. — Конечно, Куникида-тян. — Прекрати меня так называть! — шипит Куникида, принимая из рук Эдогавы стакан с водой и выпивая её практически залпом. В стакане не только вода. И босс удаляется, махнув юноше следовать за ним. — Рад видеть тебя, Акутагава-кун. — Босс. Единственное, что он способен выдавить из себя. Переживал ли он за Дазая? Конечно. За него переживали все. Реакция Доппо сейчас понятна им четверым, в особенности шатену. Будь это другой человек, Акутагава подумал бы, что он просто захотел взять перерыв, разорвав все связи. Уединился где-то и проводит время с семьёй, наслаждаясь заслуженным отпуском. Но это Осаму. Осаму, что не раз пытался свести счёты с жизнью. Осаму, что был найден им в кабинете перепачканным в собственной крови. Та ночь навсегда отпечаталась у него в сознании, а металлический запах стоит у носа.«Вот, чёрт!».
— А где? Где картина? — шатен хлопает глазами, глядя на опустевшую стену без произведения искусства за кругленькую сумму и изображая самое искреннее недоумение. О, Осаму тот ещё актёр. — Куда делась картина, Рюноске? — взгляд читает насквозь, не давая и шанса солгать. В принципе, парень и не хотел лгать. — Она сломалась. — Сломалась? Юноша сглатывает, ловя каждое изменение в лице. Даже поднятая на пару миллиметров бровь, выглядит дофига значимой в данной ситуации. Это можно интерпретировать по-разному. Либо «тебе пиздец» либо «ты молодец». Всё. — Она упала на пол и сломалась из-за сквозняка. Извините. Извинение звучит сухо. Ну, как умеет в общем-то. За спиной слышится негромкий смешок вперемешку со звуком постукиваний ложки о посуду. По-сан точно сообщил Рампо-сану о том, что произошло в кабинете между Рюноске, Ацуши и картиной. Блять. — Ура, — Осаму сдержанно улыбается, смотря на совсем уже бледного юношу перед собой. — Видимо, мне стоит чаще пропадать, чтобы хоть что-то хорошее происходило. — Нет, — практически шёпотом произносит парень, когда его уже точно не слышат, отходя к столу и садясь за такое излюбленное кресло. Осаму вытягивает ноги, окончательно облокотившись на чёрную кожу, и слегка прикрывает глаза, зевая. Всё-таки он неплохо так вымотался за весь день. Думать совсем не хотелось обо всём, что произошло за эти несколько дней в глуши, но мозг та ещё сука. Чую он завёз домой, попрощавшись с ним раз и навсегда. Осаму точно не рассчитывает больше на встречи с ним. Да и Чуя полностью согласен с подобным исходом после произошедшего. Это был хороший опыт, ладно? Последнее о чём успевает подумать шатен, так усердно рассматривая бумаги на столе, как у такого ужасного человека может быть такой приятный(?) племянник, прежде чем его не вызволяют из собственной черепной коробки. — Завис? — интересуется Доппо, ставя сначала подставку, а затем и кружку с кофе на стол. Мешки под глазами босса не остались незамеченными. — Ты точно скучал по мне, — отпивает шатен, ухмыляясь через кружку. — Пей давай, — цокает парень, закатив глаза. Доппо ещё немного стоит над душой, пытаясь понять всё ли в порядке, а потом присаживается на кресло, что прикатил для него Рюноске. Сам же парень уселся на диван. — Что там с Танака-саном? — Мы смогли договориться. — Мы? Ты имеешь в виду себя и дай подумать, — Дазай прислоняет указательный палец к губам, изображая активную мысленную деятельность, — и себя. Я угадал? — лыбится он. — Да, босс. Я и я смогли договориться с ним. Он сам не плохой мужик, но эта его любовница просто ужас. «Он сотрёт вас в порошок! Как вы посмели!». Фу. Слышится в ответ, когда Осаму накрывает губы кружкой и уже не может никак в своей манере отреагировать на сказанное. Светловолосый морщится, снимая очки. — Завезли документы Аширо? Он мне уже все мозги проел. — Он и мне позвонить успел. Не смог до тебя дозвониться, — хмурится Доппо, думая о чём-то своём. — Акутагава отвёз. — А Кумико? Она звонила? — Звонила. Отчёт на ноутбуке. Никаких погрешностей она не нашла. — Хитоми? — Заезжала вчера. Просила передать конверт и какую-то коробку, я положил в сейф. Парень кивает. — Значит у нас всё в порядке? — как бы уточняет Осаму, уже смотря на уставшее лицо друга. — Да, всё хорошо, — наконец парень отрывает глаза от бумаг и смотрит на начальника. Отчего-то на душе становится совсем спокойно. — Прекрасно. — А у Вас? — Что? Рюноске, что казалось уснул и не подавал никаких признаков жизни несколько минут на том самом диване, выглядит очень обеспокоенным. Тревожность поселилась в его немного зажатых плечах и глазах, бегающих от одного удивлённого лица к другому. Это действительно было неожиданно. — У Вас всё в порядке, Дазай-сан? — У меня лучше и быть не может. Акутагава смотрит на семпая, получая сдержанную полуулыбку, затем на его зама, что устало трёт переносицу и успокаивается, кивая. Вот зачем так делать? Осаму специально не поехал домой, зная, что сам себя заебёт этими тупыми мыслями и фантазиями о том, что могло и одновременно не могло случиться. А теперь голову таки разрывает вся эта херня, связанная с не совсем трезвым рыжим, что лежал рядом и сном, сбившим с дороги нормального образа жизни. Хотя, когда его жизнь была нормальной? — Пошли. Осаму встаёт с насиженного места, потянув за пиджак друга, что вот-вот провалится в сон. Подтягивается, хрустнув затёкшей спиной, предвещая то, как сейчас приедет домой впервые за всё это время и ляжет спать. Вот так в одежде. Похуй. — Куда? Куникида немного не понимает, что от него вообще хотят. Он нормально не спал всё это время, работая, потому мозг и даёт осечку. Сегодняшний вечер точно можно ознаменовать вечером непонимания. — По домам, Куникида-тян. Детям пора спать. — Я же просил! — окончательно просыпается Доппо, но он вовсе не разозлён. Он испытывает умиротворение, понимая, что всё в порядке. — Ой, прости, не сдержался, — хихикает босс.Он не в порядке.
******
Зачем расширять дорогу, если какие-то олени всё равно умудряются парковаться на проезжей части?! Бесит! Автомобиль нигде не припаркуешь, да и ещё эти недолюди не закрывают боковые зеркала из-за чего Дазай чуть ли не врезался в правое ухо какого-то американца. Блять, да что с этим днём не так?! Он наворачивает уже третий круг вокруг дома, а места так и нет. Что за бред?! Спустя в пустую потраченную минуту, Осаму решает всё же спуститься на подземную парковку и не ебать себе мозг. Придётся заплатить, да и как-то плевать сейчас на это. Дазай сворачивает возле дерева и огромного сугроба, следуя указателям. «Подземная парковка» вещает надпись на фасаде дома. Проглядеть спуск вниз невозможно и эту огромную дыру-проход в здании и в асфальте, так зачем эти указатели? Шлагбаум открывается, стоит только подъехать к нему. Осаму не знает спит ли охранник, регулирующий движение здесь, или это он открыл ему проход. Плевать на это. Хочется лечь в тёплую кровать, утопая в одеялах и подушках, проспав добрую половину следующего дня. Просто по-человечески отдохнуть, не думая ни о чём. Место номер шесть возле чёрного Infinity оказалось свободным. Ехать дальше нет смысла. Выходит из машины, закрывает на ключ и идёт к лифту. Всё же это лучше, чем идти пешком. Девушка с приятным голосом рассказывает о погоде и увлекательных фактах о Токио. Кошачьи кафе, землетрясения, капсульные микроквартиры и много другой неинтересной информации. Нет, Дазаю не плевать на место, где он родился, и его культуру, историю. Просто он уже это всё знает. Как-никак он не первый день живет здесь. «Доброй ночи» — произносит робот, когда Осаму выходит из лифта и двери со скрежетом закрываются. Лампочку в подъезде нужно бы заменить, а то скоро и глаз начнёт дёргаться вслед за ней.«Вот и всё».
Ключ поворачивается в замочной скважине, отворяя громоздкую металлическую дверь. В квартире до одури душно и темно, лишь свет лампы из подъезда наполняет прихожую хоть толикой света, вырисовывая тень пришедшего на паркете. Дазай всё же совсем капельку надеялся, что Йосано приезжала к нему, чтобы узнать всё ли в порядке, хотя он и искренне рад, что этого не произошло. В темноте отыскивает и щёлкает выключателем, озаряя прихожую светом, закрывает за собой дверь. Гостей он точно не ждёт. Разувается и снимает с себя плащ, ставя обувь в шкаф, чтобы она не мешалась. Следом отправляется и плащ, надетый на плечики. То ли организм так привык к прохладе дедушкиного дома, то ли здесь и правда чертовски душно. Осаму бредёт в гостиную, дабы открыть балкон и запустить морозную свежесть улицы, что ещё несколько минут назад была слишком ненавистной, залетая буквально под одежду, когда замечает сумку, лежащую на кухонном столе. Это не его сумка. Шатен всё же открывает балконную дверь пошире, так что шторы начинают колыхаться и, в конце концов, вылетают наружу, и подходит к своей находке. Бегунок открывает проход в сумочную преисподнюю и Дазай теряет пол под ногами, осознавая, как сильно влип. Это сумка консультанта. Это сумка Чуи. Горько промычав и расстегнув её шире, внутри отыскивается телефон, что шатен сам туда и положил, когда понял, что дозвониться до родственников рыжего не получится. Айфон ожидаемо разряжен. Содержимое летит на пол, когда он в полной безысходности пытается найти хоть что-нибудь способное помочь ему узнать адрес консультанта и избавиться от вещи. Встречаться с Накахарой не хотелось от слова совсем. Он успел надоесть ему за всё то время, что они провели вместе, да и к тому же Осаму всё ещё не понимает, как стоит вести себя рядом с парнем. Как прежде уже не получается. Рыжий слишком живой. Его эмоции вполне понятны и, с одной стороны, юноша прекрасно осознает их причину. Неизвестно как бы отреагировал шатен на похищение хотя таковым эту поездку он не считает. Но, с другой стороны, излишняя огненность может сыграть и против тебя. Люди не слепы. Каждый твой жест будет красноречивее любого слова и от этого никуда не деться. Так, он просто зарядит телефон, позвонит Огаю и отдаст сумку ему. Ничего более! Перерыв полквартиры в поисках зарядки она в конечном счёте оказывается лежащей в спальне на аккуратно застеленной кровати, манящей к себе всё сильнее с каждым шагом. Значок надкусанного яблока не появляется ни через минуту ни через две после того, как устройство уже вроде бы должно было начать получать необходимую ему энергию по средствам подключения к розетке, означая, что телефон сел прилично. Юноша молится всем богам, которых знает, чтобы он хотя бы включился и не мотал ему нервы, которых и так осталось катастрофически мало! — Ладно, — вздыхает Осаму, скидывая с себя рубашку. Он успеет сходить в душ. Бинты словно змеи привычно обвивают кожу, струясь по рукам и груди до боксеров. Без них парень ощущает себя раздетым и беззащитным. Ленты стали для него кольчугой, второй кожей, без которой нельзя выйти из дома ни на минуту. Лишь дома он позволяет себе такую вольность в виде снятых мотков и то не всегда. Вслед за рубашкой летят брюки и носки. Хоть он и мылся сегодня утром, но отчего-то всё равно ощущает на себе грязь, запачкавшую всё его тело. Мерзкое ощущение, избавиться от которого не поможет ни горячий душ ни котёл в аду, предназначенный для грешных душ и варящий их заживо. Да и как он себе это представляет? Подождите, Демон-сама, но Вы можете помочь мне потереть спинку? Только до крови, пожалуйста! Чтобы кожа с костей сошла, хорошо? Когда пижама, свисающая со спинки кресла, была подобрана, и шатен уже собирался выходить из спальни, прямиком направляясь в душ, в комнате раздаётся звук телефонного звонка, заставляя его чуть ли на месте не подпрыгнуть от неожиданности. Телефон на последнем издыхании играет мелодию «Let me die» пронзительно громко, прилично резанув по ушам. Последнее, что проносится в голове, прежде чем он берёт трубку…«Блять».
— Вау, какие люди, ик-. А я уж думал, что ты всё — наконец-то решил отправиться в мир иной и всех нас порадовать, ик-. — И тебе привет, пап. Последний человек, с которым он хотел разговаривать сегодня. Лучше бы его телефон разрядился, а не показывал ещё ёбаные пять процентов заряда. — Ну, как отдохнул, ик-? Надеюсь, ты прекрасно провёл время, одурачив всех. «Пьяный в хлам» — Дазай закатывает глаза, когда перед глазами мелькают воспоминания с совсем нетрезвым отцом и его выходками, причиняющими боль окружающим. Он ненавидит каждое воспоминание, но почему-то неизменно хранит их в своей памяти. Если бы детские воспоминания можно было запечатать в отдельной комнате, то он непременно потерял бы ключ от неё, избавляясь от этого хлама. — Я не пытался никого одурачить, — стиснув зубы, чеканит Осаму, выговаривая каждое слово будто это сможет хоть как-то повлиять на пьяного собеседника, переходящего все границы. — Твои коллеги считают иначе, — изначально добрый тон, если его можно назвать таковым, сменяется рычанием в трубку, когда стакан, что Хироси сжимал в руке наконец трескает, а по руке течёт кровь, обжигаемая коньяком. — Ты думаешь, что самый умный?! Думаешь, что можешь делать всё, что тебе заблагорассудится и тебе за это ничего не будет?! Да ты ничего не стоишь, червяк. Я вложил в тебя столько средств и как ты мне отплатил?! Сбежал и даже, блять, не смог со мной об этом договориться, ик-. Ты не стоишь и моего ногтя, ты понял меня?! Глотать больно. Парень будто несколько недель не пил, изводя себя до предела, что стало невозможно больно говорить. — Да. — Прихватил с собой этого еблана Огая для чего?! Чего ты добивался?! Хотел унизить меня, выставить идиотом, что ничего не может?! Я могу с лёгкостью убить тебя, ты слышишь меня?! Спровоцировать аварию и по тебе никто скучать не будет, ведь ты никому не нужен! Твои друзья только притворяются таковыми, ты никчёмный, ты недостоин, чтобы носить мою фамилию! Ты надоел им всем! Они терпят тебя лишь потому, что ты платишь им за их же работу, будь это иначе ты бы уже гнил в гробу! Не думай, что я не знаю о том случае в офисе и твоих детских «играх»! Знаешь как часто я молюсь, чтобы ты наконец-то завершил начатое и перестал ебать нам мозг своим существованием. Твоя мать не сделала аборт только, потому что меня не было рядом, когда она узнала о беременности! Поэтому ты должен быть благодарен мне! Ты понял меня?! Сердце пропускает удары, разбиваясь о грудную клетку. Кажется, будто из тебя вырвали что-то важное, оставив ничего. Он смотрит в стену перед собой, осев на пол и облокотившись на окно. Больно. Слёзы наворачиваются на глазах, но он знает, что плакать при нём — показать свою слабость. Легкие обжигает воздух при вдохе. Слышать подобные слова от того, кто сам и породил тебя нестерпимо мучительно. Отец огорчён. Сколько себя помнил Осаму всегда старался получить хоть толику признания от родителя. Даже глупое «неплохо» воспринималось по-особенному. — Да, — на автомате произносит он, дрожащим голосом, сжимая пижаму на груди. Раны вспороты, а он барахтается в собственной крови. Дверь заперта. В соседней комнате рыдает мать, умоляя прекратить это. Отец не умеет останавливаться. В ушах заложило. Быть может это из-за крови? Ребёнок совсем ничего не слышит. Кровь всюду. От его одежды осталось только название. Это рваньё ещё час назад было брюками. Как иронично. Кожаный ремень и пряжка стали красными, впрямь, как глаза, нависающего над ним. В носу запах металла, а во рту его привкус. «Почему, пап? Что я сделал не так?».Он ненавидит свои воспоминания.
— И это всё, что ты можешь мне сейчас сказать?! Ничтожество! Не смей мне больше звонить, когда у тебя будут проблемы, ты меня понял?! Ничтожество! — Да. Он завис. Как будто Осаму когда-то звонил ему в таких случаях. Легче было посуетиться самому, со всем разобравшись, чем выставлять себя никчёмным посмешищем перед отцом. Хотя с самого рождения именно так он и выглядит в глазах родителя. Все достижения умножались на ноль, а ёбаные призы и награды выкидывались в мусор. «Не заслужил, чтобы кто-то награждал такого, как ты!». Когда-нибудь он сможет забыть это, но не сегодня. — Если тебе больше нечего сказать, то я отключаюсь. — Только посмей, щенок! Я тебя закопаю! Ты меня слышишь?! — Доброй ночи. Звонок завершается и телефон летит в зеркало шкафа-купе напротив, когда из глаз стекает влага. В зеркале появляется трещина, ползущая вниз и раскрывающаяся словно молнии на небе. Он закусывает руку до крови, не давая произнести ни единого звука. Капля стекает по запястью, пачкая руку, и падает на коричневый мягкий ковёр.Слабый.
******
Пар от горячего кофе поднимается к потолку, на полпути уносясь внутрь включенной вытяжки. На плите пригорает уже готовая яичница, когда парень клюёт носом, упираясь лбом о столешницу. По-хорошему, лучше пойти поспать, забив хер на пустоту в желудке, но нет, он всё равно пытается держаться. Завтра точно нужно быть на работе, а то пиздюлей от Коё не миновать. С момента его приезда домой прошло пару часов, а по ощущениям всего несколько минут, так как он не сделал за всё это время ничего полезного. Так, просто взять и собраться с силами. Завтра позарез нужно быть в универе иначе его статус пай-мальчика окажется под угрозой. — Твою ж мать! — рявкает Накахара, хватаясь ладонью за ручку сковородки и слегка обжигаясь, кидает ту в раковину, когда комната наполняется едким дымом. На глаза наворачиваются слёзы не только от дыма, но и от того, что это были его последние, мать его, продукты!«Вот и взбодрился».
Сильно закашлявшись он прикладывает руку ко рту и пытается хоть немного вдохнуть оставшегося в комнате воздуха, ещё сильнее задыхаясь. Открывает настежь окно, впуская в комнату прохладу зимнего вечера. Высовывает рыжую макушку на улицу и спешно возвращается назад, думая, что умереть от нехватки кислорода будет лучше, чем от холода. Здесь точно нужно проветрить. Он оставляет окно открытым, когда всё же решает выйти из кухни, предварительно с расстояния залив оставшиеся от яичницы угольки ледяной водой. Пар словно дикий зверь вздумается вверх, пытаясь поймать того, кто посмел потревожить его покой, когда охотник делает огромной шаг от раковины, прижимая к груди чайник. В принципе, с этим можно и потом разобраться, но вот с пустым желудком и точно таким же холодильником точно придётся что-то делать. Пары завтра начинаются в восемь тридцать, а потому он даже не успеет что-то прикупить по дороге в универ, что стоит говорить о подготовке бэнто на завтрак. Маленькие часы-будильник, стоящие на полочке у изголовья кровати показывают девять часов вечера, а значит до закрытия ближайшего супермаркета остаётся час. Горько цокнув, он проходит в прихожую, где на напольной вешалке висит гигантская, как раз для таких холодов, куртка. Переодевать спортивки и свитер — нет времени, потому он быстро запрыгивает, в высокие чёрные ботинки, застёгивая их, и...ищет карту. В пальто, что он надел в день похищения её нет, в куртке тоже. — Проебал, — по слогам произносит Чуя, шарясь уже в карманах брюк, висящих в шкафу в спальне. — Блядство, — сквозь зубы цедит он. Ладно. Чуя мысленно посылает на хуй свою карту, желая ей всего хорошего, когда решает, что вполне сможет оплатить покупки с телефона и... ДА ЁБ ТВОЮ МАТЬ ТЕЛЕФОНА ТОЖЕ НИГДЕ НЕТ. Вот это уже не смешно. Рыжий, как сумасшедший бегает из комнаты в комнату, пытаясь найти хоть что-то, но ни телефона ни кошелька нигде нет. Живот издаёт звуки, умирающих в заливе от нехватки воды китов. На кофе он долго не проживёт, да и того осталось мало. Громко цокая, парень идёт в комнату, таща за собой из кухни стул, ставит рядом со шкафом и встаёт на него, привстав на носки и роясь наверху. Дазай сейчас бы бросил какую-нибудь едкую шутку о том, что Чуя ростом не вышел и ему нужно пить больше молочка. Глаза резко расширяются, а стул начинает отъезжать назад. — Блять, Дазай! — поняв, у кого находятся его вещи, Чуя рычит, чуть не упав со стула, когда наконец находит то, что так долго искал. Он незамедлительно спрыгивает со стула, от греха подальше, и садиться на кровать, крутя в руке шкатулку. Шёлк приятно ластиться к подушечкам пальцев, когда он проводит рукой по ней и, немного засмотревшись, наконец открывает. Внутри его встречает чёрный конверт с выведенными белыми иероглифами на нём — имя Чуи, а под ним несколько фотографий и пачка денег, обмотанная резинкой для волос. Накахара впервые за несколько лет открыл её. Желания сталкиваться с конвертом и его содержимым не было никакого, а потому красивая шкатулочка была отброшена куда подальше. Но жизнь та ещё сука. Юноша выуживает три купюры в тысячу йен и смотрит на время.«Ещё успею».
Пробки в районе Эдогавы стали настолько привычными, что сами водители вместо того, чтобы ругаться матом и проклинать Господа Бога, спокойно общаются друг с другом через открытое окно или же со своими пассажирами. Чуе эта картина кажется странной, потому что они всё же тратят своё время, которое они могли бы провести с семьёй, на бессмысленное стояние в пробке. Когда парень выходит из подъезда, его едва не сносит с ног и он понимает, что поход в магазин станет той ещё проблемной задачей. Сильнее укутавшись в шарф, Накахара делает шаг, а потом второй и третий, а затем вовсе переходит на бег и сбивается со счёта. Магазин скоро должен закрыться. Успев за пять минут до закрытия, рыжий хватает первое, что попадается ему под руку — яйца, хлеб, какой-то обеденный набор с тофу, молоко, набор из овощей и сэндвич с омлетом. Пока сойдёт. Чуя завтра обязательно заберёт деньги у Дазая, обматерив того, ибо нехуй, и докупит остальное.